"Железный мустанг" - читать интересную книгу автора (Логан Джек)3Как это бывает довольно часто с планами, составленными и выполненными наспех, сомнения по поводу идеи преследования Форда Сирлза начали глодать Слокума буквально через несколько минут после того, как отважная четверка на свежих лошадях покинула город и окунулась в объятия бури. Фляга Ханикатта была до краев наполнена виски, револьверы до отказа набиты патронами, а в глазах горел холодный огонь. Всем грезился толстяк с поднятыми вверх руками, пояс, туго набитый деньгами, и слова оправдания, срывающиеся с его лживых уст. Здравый смысл подсказывал Слокуму, что Сирлз, скорее всего, сев на поезд в Майлз-Сити, доедет до самой северной точки — Хоупа, что в Боннер-Каунти, а оттуда уже будет добираться до 1 границы. Единственная трудность со здравым смыслом, с которой неоднократно приходилось сталкиваться Слокуму, заключалась в том, что он не всегда оказывался действительно здравым. Многие люди пренебрегали им, и Сирлз мог оказаться из их числа. Даже такие трезвые умы, каким должен бы быть Сирлз, судя по его удачливости, порой изменяли логике, подчиняясь какому-то капризу, и действовали совсем не так, как этого можно было от них ожидать. В любом случае, думал Джон, у них нет ни выбора, ни времени, чтобы спокойно сидеть и обсуждать различные варианты. Они были на верном пути, они были просто обязаны. Если они ошиблись — значит, они ошиблись, и здесь уже ничего не поделаешь. Покончив с этим, Слокум принялся за оставшиеся сомнения. А что, если этот весельчак, все еще валяющийся перед салуном Дикенсона, придумал всю эту историю сам? Что, если он профессиональный шутник? Что, если, пока они мчатся в погоню за призраком, кристально честный, респектабельный и добропорядочный Форд Сирлз сидит спокойно в своем номере в «Кловер Хаус», раскладывает на столе пухлые пачки денег и ждет, когда его верные служащие постучатся в дверь и потребуют свою плату? Никому из них и в голову не пришла мысль проверить «Кловер Хаус» перед тем, как покинуть город. В довершение всех бед гроза разразилась с новой силой, обрушивая на них сотни литров воды, слепя лошадей и превращая дорогу в жидкое месиво. — Четыреста миль по такой дороге превратят наших лошадей в ходячие скелеты, если они, конечно, раньше не сдохнут! — прокричал И. В. — Не беспокойся о лошадях! — крикнул в ответ Слокум. — Будет им и отдых, и пища! Он одобрительно потрепал по голове своего коня и еще раз мысленно поблагодарил Вэйда Симпсона, который благодаря своему знакомству со скотовладельцем сумел выгодно обменять их измученных животных. Дождь без устали стучал пятидесятифунтовыми молотками по их склоненным головам. Ветер трепал пончо на Слокуме, и весь он ниже пояса промок до нитки. В ботинках хлюпала вода, а лошадь, пытаясь противостоять бешеному натиску урагана, жалобно фыркала и храпела. Они продолжали ехать, держа путь на Литл-Биг-Хорн и Бювиас-Крик. Слокум и И. В. ехали рядом, периодически поглядывая через плечо на небо в надежде увидеть хоть небольшой просвет в темном небе. И. В., как выяснил Слокум, приходилось работать на «Сэнтрал Пасифик» — железной дороге, связывающей Сакраменто с Огденом в Юте. Он проработал кочегаром на паровозе два с половиной года и при случае не забывал вставлять, что кочегар является самым важным членом паровозной бригады. — Пассажирский или товарняк! На любом поезде машинист зависит от кочегара, выполняющего самую грязную работу. Помимо сгибания спины и поддерживания постоянного давления с помощью угля, в котором попадаются зеленые от времени деревяшки, у вас на попечении еще находится двигатель, который давно уже пора выбросить на свалку. Вы считаете, что пасти скот тяжело? Черт меня подери, подбрасывать уголь в топку в шесть раз тяжелее. Те из нас, кто имел удовольствие испытать это на себе, считают это гениальной репетицией перед Адом. Начинается с того, что вы берете масло, жир и драите этот проклятый двигатель, как горничная комнату. Затем натираете медные части, моете паровозную будку и окна, приводите все в порядок от скотосбрасывателя до тормозного вагона. И все свое свободное время вы учитесь забрасывать уголь в топку. Хитрость состоит в том, чтобы разбрасывать его равномерно, так он меньше дымит. Раз я забросил в топку четыре тысячи восемьсот фунтов угля в течение двадцати восьми минут. Что является мировым рекордом. Чуть не сломал себе хребет и с тех пор к лопате и не притрагиваюсь. Доктор сказал — нельзя. — Все это чертовски интересно, — громко ответил Слокум. — Но меня больше интересует, с какой скоростью движется поезд, на котором, как мы считаем, он едет? Не могла буря немного задержать его движение? — Нет, черт побери. Поезд может остановить только снег на рельсах, разобранные пути, стадо бизонов, коров или диких мустангов, и еще саранча. — Саранча? — Вот-вот. Я знавал одного парня (он работал тормозным кондуктором на железнодорожной ветке «Канзас Пасифик»), который рассказывал, как поезд, на каком он ехал, задержала саранча. Их налетело целое облако, огромное, как та туча, что мы только что видели. Миллионы! Скиллионы! Они завалили пути по дымовую трубу. Ведущие колеса скользили по ним как по льду. Всей бригаде пришлось высыпать на рельсы и лопатами расчищать пути. — Ты жалкий лгун, ты знаешь об этом? — Это я-то? Спроси любого железнодорожника — может такое быть или нет. — С какой скоростью движется поезд? — Восемнадцать миль в час. — А быстрее он может? — Не должен. Он обязан идти с той же скоростью, что и товарняк, то есть восемнадцать миль в час. Видишь ли, в служебном вагоне каждого поезда есть такая штука, которая зовется голландскими часами. Она показывает скорость движения. Если машинист ее превысит, то с него снимут стружку, причем наверняка. И никаких оправданий по поводу снижения или повышения скорости на железной дороге не принимают. — Сколько, по-твоему, от Майлз-Сити до Миссуолы? — Миль пятьсот. Да еще миль шестьдесят пять — семьдесят от Ашланда до Майлз-Сити. В лучшем случае вся дорога займет у него часов шестьдесят. Включая остановки по расписанию. И помимо расписания. Да еще подъем в гору, где он тащится медленнее пешехода. — Это, черт меня подери, самая утешительная новость за все наше путешествие, — хмуро заметил Слокум. Дождь начал затихать и вскоре совсем перестал. Из-за горизонта медленно, как бы нехотя, показалось бледное и желтое, как лимон, солнце. Местность становилась все более холмистой, словно предупреждая о приближении Рокиз, которые мертвой громадой высились впереди. Трава исчезла, зато стали попадаться деревья, и среди них сосны. На следующий день ближе к вечеру они миновали Кэйюз-Хиллс, где сделали второй привал и напоили лошадей. К своему удивлению, Слокум обнаружил, что эта дополнительная езда уже никак не отражается на его измученном теле. Наверное, подумал он, я слишком взвинчен, чтобы обращать внимание на ноющие от усталости мышцы. Если бы Сирлз отправился в Фербенкс или на Северный полюс, он бы, не раздумывая ни минуты, пустился следом. И. В. повернул свою грушевидную голову и посмотрел на высоченные пики гор, стоящие у них на пути. Перевал, черной трещиной пробегающий между ближайших вершин, отсюда казался не толще двух пальцев. Здесь, на высоте, воздух был чище, прохладнее, чем на равнине. Они стояли, захваченные величественной картиной, с благоговейным трепетом взирая на могучих каменных гигантов, мертвой громадой нависающих над их головами. Казалось, только крылья могут поднять и перенести людей через эти неприступные скалы. Остроконечные вершины кутались в белоснежные мантии, ослепительно сверкающие на солнце. А над ними висело небо, голубое, как глаза младенца. — Вот то место, где мы и поезд наверняка снизим скорость, — произнес И. В. с несвойственной ему покорностью в голосе. — Они такие большие, высокие и длинные. Стена, воздвигнутая господом, чтобы не допускать таких грешников, как мы, в благословенную землю с молочными реками и кисельными берегами. — Держи курс на запад и продолжай трепаться, — сказал Ханикатт. — Ты что, предлагаешь прорубить насквозь туннель? |
||
|