"Звонок с того света" - читать интересную книгу автора (Джексон Лиза)

Глава 2

– Уверена, что она сама все подстроила, – шепотом поделилась Мелба своим мнением с Тини, задержавшимся у ее конторки.

Однако она при этом тут же не преминула вполне дружелюбно подмигнуть проходившей мимо Саманте, которая иронически заметила:

– Как ты угадала? Конечно, я ношу это... – она постукала резиновым кончиком костыля по повязке на ноге, – для того чтобы иметь предлог отлынивать от работы и вызывать к себе жалость. И глотаю ибупрофен горстями из чистого мазохизма.

– Не исключено.

– Не слушай ее, Сэмми, – вмешался Тини.

– Подожди, дай сказать. – Мелба отмахнулась от него тонкой смуглой рукой с дюжиной позванивающих браслетов.

Красивая, длинноногая, с осиной талией, мулатка весьма эффектно смотрелась за своей конторкой на фоне огромной, ярко освещенной витрины с фотопортретами знаменитостей, выступавших когда-то на радиостанции, призовыми кубками и дипломами, а также обрядовыми куклами вуду и сушеными крокодильчиками, непременными, наряду с самой Мелбой, атрибутами новоорлеанской экзотики. Она сторожила вход на студию «Р-1», как заправский ротвейлер, не пропуская никого из сотрудников и посетителей без того, чтобы не завязать разговор и не высказаться самой по любому, пусть даже случайно подвернувшемуся поводу. В голове ее бродило множество идей, и ей были необходимы слушатели.

– Знаешь, у меня есть своя теория насчет вас, мозгоправов... то бишь психиатров.

– Выкладывай, – ободрила ее Саманта.

– Я считаю, что все вы отчасти тронутые еще с детства, раз занялись этим делом. У большинства мозгоправов, из тех, кого я знаю, вообще мозги набекрень. Тут нечему удивляться. Когда постоянно имеешь дело с психами, то недолго и самому свихнуться. Ну а тем, кто, как ты, сидит ночами в этой ужасной студии и выслушивает от разных чокнутых их дурацкие исповеди, наверняка приходится совсем тяжко. И от вас больше вреда, чем пользы. Ведь ты знаешь, что помочь ничем не можешь, и только твердишь: «Исповедуйся, и тебе станет легче».

– А это уже немало – сбросить с души камень.

– Но ты же не священник и грехи не отпускаешь, – возразила Мелба. – Какой тогда от тебя толк?

– Чаще всего люди звонят Саманте потому, что одиноки, – попробовал встать на ее защиту Тини.

– А может быть, они хотят исповедаться и получить взамен пустые советы, но и услышать от доктора Сэмми ее исповедь? Чтобы беседа была и взаправду на равных? Чтобы ведущая не представала такой уж всезнающей и непогрешимой, в чем-то призналась, в чем-то покаялась.

– Покаялась? – вздрогнув, переспросила Саманта. – В чем же мне, по-твоему, надо каяться?

Ответа она не получила, потому что раздался телефонный звонок, и Мелба, нажав алым наманикюренным ногтем кнопочку на аппарате, нежно проворковала:

– Вы звоните на радиостанцию «Р-1» – центр культурной жизни Нового Орлеана. Да... да... да... спасибо. И чему вы отдаете предпочтение – джазовым записям или разговорным шоу? О, я с удовольствием передам от вас благодарность нашему ведущему доктору Лидс. Мы все ее тоже любим... – При этих словах Мелба подмигнула Саманте.

Напряжение чуть отпустило Саманту. Может быть, только из-за нервного стресса, вызванного последними событиями, ей почудился в болтовне Мелбы о каком-то покаянии намек на вчерашнее телефонное послание?

Ночь она провела плохо, почти без сна, несмотря на все волевые потуги расслабиться. Нога болела адски, повязка сдавливала икру, была тяжелой и доставляла массу неудобств. Ну а мозг был занят все той же проблемой – что означает фото с проколотыми глазами, требование покаяться, напоминание о неких грехах, странное поведение Харона, явно чем-то встревоженного, присутствие таинственного наблюдателя за окном и его поспешное бегство? Все перечисленное, к сожалению, подталкивало к выводу, что за этим кроется злой умысел, который никак нельзя отнести к разряду невинных розыгрышей.

Утро и день прошли в докучливых хлопотах. Саманта начала с того, что связалась с полицейским участком по телефону, изложила свою историю и чуть ли не полдня дожидалась обещанного визита детектива.

Он забрал у нее пленку с записью телефонного звонка, конверт и фотографию, заверив, что полиция отнесется к происшествию со всем вниманием, а патрульная машина будет теперь гораздо чаше проезжать по ночам мимо ее дома. Затем Саманта с трудом добралась до гаража, вывела машину и с не меньшими трудностями из-за больной ноги проделала затяжное турне по различным учреждениям, демонстрируя занудным бюрократам свою личность и буквально выцарапывав себе дубликаты утраченных в мексиканской переделке документов. Заодно она навестила слесаря и договорилась, чтобы он завтра сменил все замки в ее доме.

Под конец она изрядно вымоталась, но все-таки ей было радостно вновь очутиться на работе, в кругу тех, кого она успела хорошо изучить за несколько лет, к кому привыкла и даже прикипела душой..

– Не бери в голову, – посоветовал Тини. – Не знаю, какая муха сегодня укусила Мелбу, но вообще-то она тебя обожает.

– Меня обожают, меня любят, по мне соскучились. Я готова петь от счастья. – Саманта взяла его под руку, другой рукой оперлась на костыль, и так они вместе покинули приемную и вошли в так называемую «аорту» – нескончаемый, изгибающийся коридор, куда выходили двери всех кабинетов и студий.

Старое здание, приютившее «Р-1» вместе с его многочисленными вспомогательными службами, в прошлом неоднократно меняло хозяев и перестраивалось под их нужды, а теперь походило на перенаселенный термитник, где использовался каждый уголок, каждая щелка, чтобы поместить туда одного или нескольких занятых кипучей деятельностью муравьев.

Тини задержал шаг у двери своего крохотного, без окон, но зато отдельного кабинета, переделанного из бывшей кладовки, и несколько смущенно предложил:

– Может, зайдешь хоть на пару минут?

– Зачем, Тини?

– Посмотришь свою почту. Я сложил ее у себя.

Студент-заочник колледжа Лойолы, Тини был по общему мнению «компьютерным гением» и обслуживал всю локальную сеть радиостанции. Специалист он был бесценный, к тому же настоящий трудоголик. Саманта, как и все, относилась к нему с уважением, хотя считала, что он слишком уж не от мира сего, и это представляет для него определенную трудность. Однако такая отрешенность от житейских проблем не помешала ему по уши влюбиться в Саманту, что несколько затрудняло их общение, хотя она и притворялась, будто понятия не имеет о его чувствах.

– А что, много пришло писем?

– Тонны! И все одинаковые – слушатели хотят твоего возвращения в эфир.

– Ты, значит, читал мою почту? – Она изобразила возмущение.

Тини покраснел до кончиков ушей.

– Только те, что были адресованы не тебе лично, а радиостанции. Но все равно, в большинстве из них речь шла о тебе.

– Ну, ладно, – смилостивилась Саманта. – Но личную свою почту я уж, с твоего позволения, вскрою сама.

– Конечно. – Хотя ему явно хотелось остаться в кабинете вдвоем с Самантой, Тини тактично удалился.

Саманта торопливо разрезала конверты один за другим, ощущая противную дрожь в руках, вытряхивала их содержимое на стол. Никаких фото, только послания, написанные от руки или на машинке. Во всех примерно одно и то же – добрые слова и пожелания, без какого-либо подтекста. Ничего, что могло бы встревожить или напугать.

Она отправила их в мусорную корзину, вышла в коридор и поискала глазами Тини, но того, покорно дежурившего за дверью, заслонила могучая фигура Элеонор.

– Вот она, наша заблудшая овечка! – загремел ее голос, отозвавшийся эхом по всей «аорте», и блеснули в люминесцентном свете золотые коронки во рту, растянувшемся в широкой, чуть ли не до ушей улыбке. Рослая негритянка имела пристрастие ко всему блестящему – браслетам, ожерельям, пуговицам, а в качестве пресс-папье на письменном столе держала бронзовые шары фунтов по пятнадцать и иногда жонглировала ими, демонстрируя внушительные бицепсы.

Она бесцеремонно подхватила Саманту за талию, чуть не оторвав от пола, и повела, вернее, потащила дальше по коридору в свой кабинет, а там усадила в роскошное, обитое дорогой кожей кресло для почетных посетителей – единственное напоминание о прежних обитателях этого здания, об их размеренном образе жизни, отличном от вечной спешки и нервозности, царящих на радиостанции.

– Сколько еще времени тебе придется таскать это на себе? – Элеонор ткнула пальцем в повязку, облегающую ногу Саманты.

– Наверное, не больше недели, я надеюсь. Но работать я могу.

– Отлично. Ты мне нужна за микрофоном. Твои слушатели ропщут и требуют тебя, Сэмми, а «Антен» зарится на твою территорию. Они уже запустили в нее зубы, передвинув Триш Лабелль с семи часов на девять, чтобы накрыть твое шоу, начинающееся в десять. Я предложила сдвинуть тебя на час позже, но Гатор Браун завопил: «Караул! Убивают!», доказывая, что тогда ты оттяпаешь у его аудитории единственное подходящее время для восприятия легкого джаза. Люди отправятся на боковую, не насладившись шедеврами, которые он им подобрал. Ему бы хотелось, чтобы ты осталась в прежнем интервале от десяти до полуночи.

Элеонор отыскала в ящике стола пузырек с пилюлями, вытряхнула парочку на ладонь и проглотила, не запивая.

– А мой супруг еще удивляется, почему у меня такое высокое давление.

Саманта не приняла близко к сердцу проблему, столь волнующую ее босса.

– Они вещают на средних волнах, а мы на коротких. У нас и качество вещания другое, и аудитория разная.

– Аудитория та же! – резко возразила Элеонор. – Мы все здорово потрудились, чтобы вывести нашу станцию на первое место, и скатываться с него не собираемся. Я не попрекаю тебя тем, что ты вдруг вздумала уйти в отпуск в неподходящее время, но не могу не отметить, что это снизило наш рейтинг. А в мои обязанности забота о нем входит в первую очередь. Как ни крути, ни верти, а это так...

Она улыбнулась, но улыбка выглядела несколько фальшивой. Саманта ощутила неловкость, но, на ее счастье, зазвонил телефон, и Элеонор тут же деловито схватила трубку.

– Слушаю... да... сейчас посмотрю. – Она крутанулась на своем вращающемся стуле и начала перебирать папки с документами на полках стеллажа. —А ты связывался с отделом рекламы? И что? Понимаю.

Элеонор вдруг как-то напряглась, насторожилась.

– Мы над этим работаем. Что? Да, Саманта вернулась. Она уже здесь, так что ночной эфир обеспечен. Что еще? Хорошо, дай мне минутку.

Элеонор свободной рукой потянулась за компьютерной «мышью», а глазами просигнализировала Саманте, что их разговор окончен.

Саманта выбралась из уютных объятий кресла и заковыляла к двери.

За ее спиной Элеонор уговаривала своего собеседника на другом конце провода:

– Ради бога, Джордж, успокойся. Сиди тихо, я все улажу. Побереги себя. Остынь.

Что-то неведомое Саманте творилось в стенах милой ее сердцу радиостанции, но сейчас ей хватало собственных забот.

Она миновала застекленную студию, где Гатор Браун, надев на лысую голову огромные наушники, сосредоточенно прослушивал и отбирал джазовые записи для своей регулярной ночной передачи. В эфире его голос звучал вкрадчиво, обволакивающе, проникновенно. Он был обстоятелен и серьезен, общаясь со слушателями, а на самом деле большего болтуна, смешливого и жизнерадостного человека трудно было сыскать. Поймав на себе взгляд Саманты, он небрежно махнул ей рукой и вновь углубился в мир джаза.

Наконец Саманта, изрядно притомившись, добралась до комнаты отдыха радиоведущих, смежной со студией, откуда они – и она в том числе – вели передачи. Там у нее было свое уютное местечко. До эфира еще оставалось много времени. Она выбрала, насколько это было возможно, удобную для себя позу и смежила веки. Ее никто не решался потревожить.

Ближе к ночи большинство сотрудников отправились по домам. Все реже слышались голоса в коридоре. Ритм жизни радиостанции замедлился. Здание почти опустело.

В наступившей паузе торопливой дробью издалека простучали женские каблучки и замерли у входа в комнату отдыха. «Вот и Мелани заступает на пост», – догадалась Саманта еще до того, как от толчка ноги, обутой в изящную туфельку, дверь распахнулась и в комнату влетела слегка растрепанная и раскрасневшаяся от духоты жаркого летнего вечера нарядная молодая красотка. Обе ее руки были заняты. Она несла картонный поднос с пирожными, термос с кофе и пару банок диетической кока-колы.

– Привет! С возвращением! Я забежала в буфет по дороге, пока они не закрылись, и прихватила для нас с тобой кое-что. Ну и, конечно, не устояла перед искушением и согрешила. – Пухлые губки ее были еще в креме и сахарной пудре. Она облизнула их острым язычком. – Пирожные – блеск, соблазнят даже святого праведника. Будешь?

– Я – пас, – покачала головой Саманта. – А за кофе и коку спасибо. И за Харона. Знаю, тебе пришлось с ним повозиться. Но ты здорово меня выручила. За мной должок.

– Расплатишься своим голосом «за», когда будет решаться вопрос о моем повышении.

– Договорились.

Двадцатипятилетняя Мелани была сообразительна и энергична. Лучшей на курсе она закончила колледж Всех Святых, небольшое учебное заведение в Батон-Руж, специализируясь одновременно в двух областях – связях с общественностью и психиатрии. Она, как и Саманта, была креатурой Элеонор, но появилась на радиостанции чуть позже, примерно через полгода.

Саманта сразу отметила, что ее помощница слишком возбуждена и одета слишком нарядно и вызывающе для работы. На ней было пурпурное платье с черной шелковой отделкой, туфли на высоких каблуках и более яркая, чем обычно, косметика на лице.

– Держу пари, ты прямо со свидания.

– Угадала. – Мелани лукаво сверкнула глазами.

– Опять новый парень?

– Я не теряю надежду найти парня своей мечты. Должно же мне когда-нибудь повезти? – смеясь, заявила Мелани и предостерегающе подняла вверх палец. – Только без материнских советов и призывов быть осмотрительной. Я уже большая девочка.

– Я еще не в том возрасте, чтобы заменить тебе мать, – улыбнулась Саманта.

– Вообще, не надо мне давать никаких советов. Ни дружеских, ни профессиональных... О'кей? – неожиданно жестко произнесла Мелани.

– О'кей.

Саманта знала, когда следует придержать язык. Все прошлые увлечения Мелани ни к чему хорошему не привели. И вот опять она явно нарывается на то, чтобы в очередной раз остаться с разбитым сердцем и переживаниями по поводу совершенной ею ошибки. Однако уговаривать Ме-лани было бесполезно. Тем более что Саманта сама за недостатком личного опыта никак не считала себя авторитетом в сердечных делах.

В приоткрывшуюся дверь всунулась голова с поблескивающей лысой макушкой.

– Вам, девочки, еще осталось прохлаждаться пятнадцать минут, – напомнил Гатор Браун. – Я пускаю две записи, потом погода, рекламный блок, а после вы.

Он исчез.

– Чего это Гатор сегодня такой суровый? – удивилась Саманта. – Кажется, он единственный, кто не выразил мне сочувствия. Впрочем, я в сочувствии не нуждаюсь...

Она неосторожно ступила на больную ногу и скривилась от боли, однако не застонала.

– Он злится, потому что ходят слухи, будто его джаз урежут ради наших «Полночных исповедей», – пояснила Мелани.

Гатор и так был загружен по горло и трудился на станции почти круглосуточно, поставляя в эфир джаз небольшими порциями ранним утром, в полдень и дважды вечером, а ночью, вслед за передачей Саманты и короткой программой о компьютерах «Гасите свет», которую готовил Тини, вел свое двухчасовое шоу. Однако его жадность до работы не знала предела, и он не желал расставаться даже с малой толикой отведенного ему эфирного времени.

– Не один он сидит сейчас как на иголках, – продолжила Мелани. – Кто-то запустил сплетню, что нас не то сожрет со всеми потрохами некий медийный спрут, не то мы сливаемся с нашими конкурентами.

– Все это старо как мир, – улыбнулась Саманта.

– Так или иначе, грядут великие реформы. Всех ведущих отлучат от прямого эфира, а отвечать слушателям будут компьютеры.

– Тоже старая песня.

– Но сейчас ее заводят все чаще, – – стояла на своем Мелани. – Джордж хочет вложить больше средств в компьютерное оборудование, зато сократить штат.

– И правильно сделает. Зачем церемониться с людьми, если за компьютерами будущее? – с напускным цинизмом отозвалась Саманта.

– И ты не переживаешь? – удивилась Мелани.

– Наши переживания не берутся в расчет. Надо смотреть в лицо реальности.

А реальность была такова, что радиоведущие повсеместно заменялись компьютерами, точно так же как в свое время пластинки и аудиокассеты – компакт-дисками. Грандиозное собрание качественных музыкальных записей на пластинках на сорок пять оборотов в минуту только зря занимало место на бесчисленных застекленных полках. Лишь одни Ворчун Роб, старейший из ведущих, ветеран «Р-1», от случая к случаю проигрывал их в эфире. «Вместе словим кайф», – хриплым, прокуренным голосом предлагал он радиослушателям. Ворчуна Роба давно пытались вытолкнуть на пенсию, но он в ответ лишь хохотал и грозил: «Пусть посмеют тронуть меня хоть пальцем, я попрошу господа – а мы с ним приятели – прикрыть это заведение к чертовой матери!»

– Кто в результате выиграет, так это твой воздыхатель, – добавила Мелани безапелляционно.

– О ком ты говоришь?

– О Тини, конечно. Он развернется вовсю и станет здесь главным человеком.

– Что ж, мальчику надо расти, – согласно кивнула Саманта, прекращая дискуссию. Она глянула на часы: – Пожалуй, нам пора садиться в седло.

Они прошли в студию и разместились рядышком в двух стеклянных кабинках.

– Начинаю просеивать звонки, —сказала Мелани. Саманта отрегулировала по высоте стойку микрофона, проверила, удобно ли расположен экран компьютера. Коснувшись пальцем соответствующей кнопки на клавиатуре, она могла запустить анонс, блок рекламы, музыкальную заставку, а также прогноз погоды.

Надев наушники, она взглянула на Мелани. Та кивнула, подтверждая, что телефонные каналы работают и подсоединены к компьютеру. Саманта дождалась окончания тридцатисекундного рекламного блока, посвященного местному торговцу автомобилями, затем нажала кнопку, и начальные ноты шедевра группы «Битлз» «Вечер трудного дня» словно воспарили ввысь и тут же растаяли. Саманта склонилась к микрофону:

– Добрый вечер, новоорлеанцы. Я доктор Сэмми, я опять с вами. На «Р-1» снова передача «Полночные исповеди». Как вы, вероятно, знаете, меня не было две недели в городе. Я совершила маленькое путешествие в один из красивейших уголков Мексики, Название ему Масатлан. Там очень романтично, но только если вы пребываете в соответствующем настроении. Вот об этой зависимости наших путевых впечатлений от душевного состояния, об удовлетворении или разочаровании проведенным вдали от дома отпуском я хотела бы сегодня с вами побеседовать. Для первого после перерыва нашего разговора я выбрала тему, казалось бы, легкую и приятную. Но и на отдыхе часто возникают проблемы не только материальные, но и психологические. Звоните и поделитесь ими со мной. Расскажите, где вы побывали, с чем там столкнулись и во что вылились ваши поиски развлечений или, наоборот, покоя и расслабления.

Она напомнила номер телефона в студии и еще несколько минут говорила о преимуществах и неудобствах туризма, поглядывая на Мелани, которая кивала ей каждый раз, когда загорался сигнальный огонек на ее пульте, обозначая, что линия ожила. Звонки пошли.

Откликнувшегося первым звали Нед. Его имя появилось на экране возле кнопки первого канала, и почти одновременно на втором канале возникла Луанда. Саманта включила первый канал:

– Привет. Доктор Саманта вас слушает. Назовитесь, пожалуйста.

– Я уже сказал... Я Нед. – Мужчина явно нервничал. – Ну что еще сказать?.. Я рад, что вы опять здесь. Я всегда ловлю вашу передачу, а тут вас не было... Честно говоря, я по вас скучал.

– Спасибо. – Разумеется, парень не видел улыбки, осветившей лицо Саманты, но она постаралась, чтобы ее доброжелательный тон помог слушателю избавиться от скованности. – Ну а что вы можете сказать по нашей сегодняшней теме, Нед? Вы уже были в отпуске?

– Ну... был... Возил свою половину на Пуэрто-Рико. Два месяца назад. Ну и там... в общем... вышло все не так... вроде бы. Вы меня понимаете...

– Не совсем. Что было не так?

– Ну... я до этого встречался с одной... ну и жена, конечно, устроила мне... Короче, я решил удивить ее. «Смотаемся, – сказал, – на Карибы». Ну, вы понимаете, чтобы трещину зацементировать... вернуть все, как было раньше.

– И получилось? – поинтересовалась Саманта.

– Куда там... – Мужчина горестно вздохнул. Саманта выудила у Неда, что жену он очень любит и прожил с ней двенадцать лет, что он не мог на нее нарадоваться, такая она была добрая, верная, заботливая, и что его «ходки налево» – это всего лишь издержки среднего возраста, как у любого мужчины.

– Так что же все-таки с вами приключилось?

Нед долго мямлил, но наконец раскололся. Жена согласилась слетать с ним вместе на Пуэрто-Рико в знак примирения, однако нашла там любовника и утерла мужу нос. Нед был оскорблен до глубины души, а романтическое путешествие привело к семейной катастрофе.

Саманта могла его понять.

– Как вы себя чувствуете после всего пережитого? – задала она вопрос и заметила, что имя Луанда исчезло с монитора. Слушательница устала ждать своей очереди и повесила трубку. Зато возник некий Барт на третьем канале.

– А вы как думаете? Зол был, конечно. Не столько на нее, сколько на себя. Я потратил две штуки баксов на эту проклятую поездку.

– Итак, вы лишились некоторой суммы денег и жены. Но первопричиной все-таки послужила ваша связь с другой женщиной. Как по-вашему, Нед, что толкнуло вас на супружескую измену?

Панель с кнопками каналов засветилась, как рождественская елка. Людям не терпелось услышать от Саманты советы, задать ей вопросы или высказать свое мнение. На втором канале появилась Кей, Барт оставался на третьем. Опять возникла Луанда, но уже на четвертом канале.

Саманта потихоньку спустила на тормозах беседу с Недом, поговорив немного под конец о недопустимости применения двойных стандартов в оценке супружеской неверности. Затем она дала слово Кей, разъяренной дамочке, готовой изничтожить, стереть в пыль как Неда, так и всех мужчин, которые когда-либо осмеливались «погуливать от жены». Саманта живо представила ее, с пеной у рта и пылающими как угли глазами, отстаивающую право женщины на самую жестокую месть изменнику.

Следующим был Барт и поведал грустную историю о том, как слетал в отпуск с любимой девушкой на Таити, а ей так там понравилось, что она решила остаться на острове навсегда.

Гнев и печаль, смех и отчаяние заполняли радиоэфир. Саманта умело наводила некий порядок в этом хаосе, осторожно гасила всплески эмоций, и с каждой минутой утекающего времени ощущала себя все комфортнее в привычной обстановке. Включением блока рекламы и очередной сводки погоды она пользовалась как дирижерской палочкой, придавая своей передаче четкий, определенный изначально ритм.

К исходу второго часа обе банки диетической коки были выпиты, и в третий раз Мелани подлила ей в чашку горячего кофе. Уже совсем близко к концу передачи Саманта ответила на звонок мужчины, назвавшегося Джоном. Такое имя, во всяком случае, высветилось перед ней на экране.

– Здравствуйте. Я доктор Саманта. Как настроение?

– Лично у меня – хорошее, – произнесено это было плавно, спокойно, чуть нараспев. Голос звучал приятно.

Как полагалось в такого рода шоу, она перепроверила:

– Как ваше имя?

– Джон.

– Привет, Джон. О чем бы вы хотели поговорить? – Она поднесла чашку к губам, собираясь сделать глоток.

– Об исповеди.

– Согласна. Давайте.

– Он не спрашивал.

– Ведь передача так и называется, – он говорил утвердительно.

– Правильно.

– Значит, люди тебе исповедуются, ты их слушаешь, а вот свою подноготную прячешь...

Поворот был неожиданный, а смена тональности в его речи резанула слух. Саманта было попробовала его одернуть:

– Я вас не знаю, Джон, но...

– Ты меня знаешь.

– Я вас знаю? Откуда?

– Я Джон из твоего прошлого.

Саманта решила не прерывать затеянную им игру.

– У меня было много знакомых с именем Джон.

– Не сомневаюсь. – Он произнес это с презрительной иронией.

Его снисходительно-фамильярный тон не понравился Саманте. Надо бы сбить с собеседника спесь. Но какой ключик к.нему подобрать? Она перешла с ним на «ты», что позволяла очень редко в общении со слушателями.

– Если я тебя знаю, как ты утверждаешь, то напомни мне, пожалуйста, Джон... Прости, что я забыла.

– Грехи не забываются.

Саманта чуть не расплескала кофе. Тот самый голос, что был записан на автоответчике! Ее обдало холодом. Перед ней словно раздвинулся занавес, и во мраке неосвещенной сцены начало проступать нечто ужасное.

– Какие грехи? – заставила она себя задать вопрос.

– Твои.

– Мои?

Зачем она тянет разговор? Не лучше ли свернуть его побыстрее?

– За грехи полагается наказание.

– Какое? – спросила она и бросила взгляд на Мелани. Та развела руками. Очевидно, Джон сформулировал свой вопрос совсем по-другому, когда она просеивала звонки.

– Узнаешь. Ждать осталось недолго, – зловеще пообещал он.

Саманта подавала знаки Мелани, надеясь, что ассистентка догадается снять его с линии.

– Может быть, я должна покаяться?

– Конечно, должна. Как раз близится полночь. Не выступить ли тебе самой в «Полночной исповеди»?

– Но в чем мне каяться? Что я такого сделала? Я не знаю...

– Знает господь, и знаю я.

– А я нет... – Нервы у Саманты не выдержали. Она чуть не сорвалась на крик.

– Врешь, похотливая шлюха! Ты...

Дрогнувшей рукой она сама вырубила связь. По ту сторону стеклянной перегородки Мелани испуганно показывала на часы. Всего двадцать секунд оставалось до окончания передачи, но сигнальные огоньки вспыхнули одновременно на всех каналах, будто в них ударила молния.

– Вот и все на сегодня, – как можно тверже заявила Саманта и включила финальную музыкальную заставку – песню «Полночная исповедь». Подгоняемая секундной стрелкой на белом циферблате, она смикшировала пение с опережением, чтобы уложиться в отведенное время и произнесла традиционное напутствие: «Берегите себя... Спокойной вам ночи, и да благословит вас господь. Неважно, насколько был отягчен заботами сегодняшний день – ведь всегда есть завтра, а завтра будет уже другой день. Приятных вам сновидений».

Она запустила рекламу, откатилась от микрофона на стуле на колесиках, сняла наушники и, опираясь на костыль, поднялась. Хромая и мысленно чертыхаясь при этом, Саманта направилась к Мелани в соседнюю кабинку.

– Как этот подонок проскочил мимо тебя? – потребовала она объяснений у помощницы.

– Нагло мне соврал – вот как! – агрессивно выступила на свою защиту Мелани. На ее раскрасневшемся личике злобное выражение сменилось растерянностью.

– Где же, черт побери, Тини? Его эфир через четыре минуты!

Она вертела головой, как будто Тини мог где-то прятаться в ярко освещенной, с прозрачными перегородками студии.

– Плевать на Тини! Что произошло с этим последним звонком? – не отставала от нее Саманта.

– А что? Я не знаю, честное слово! – Мелани клятвенно стукнула себя кулаком в грудь.

– Чем он тебя купил?

– Просто запудрил мне мозги. Сказал, что хочет обсудить такое понятие, как «рай» – в прямом смысле и переносном, в библейском и земном. Что-то говорил о потерянном рае...

Саманта едва сдерживала ярость. Мелани никогда прежде не видела ее в таком состоянии.

– Ну ладно, я проштрафилась. Можешь распять меня на кресте. Или дай мне шанс искупить грех.

От этих слов Саманта поежилась. Все, связанное с религией, вызывало у нее теперь ассоциации с телефонным маньяком.

– Оставь этот библейский лексикон! – потребовала Саманта. – Ты что, вздумала дразнить меня?

– Такое больше не повторится, обещаю, – продолжала каяться Мелани.

– Я тебе не верю. Ты что-то темнишь. Такие звонки ты не должна пропускать. С твоим дипломом психиатра ты могла бы распознать, что у него на уме.

Саманта вдруг смолкла, осознав, что, отчитывая ассистентку, дала себе волю и перегнула палку.

– Аминь, – произнесла девушка, поняв, что гневной отповеди пришел конец. – Ой, извини... Я не хотела. Как-то само сорвалось с языка...

– Я была резка с тобой, наговорила лишнего. Выкинь это из головы.

– Постараюсь, – дернула плечом Мелани и вновь забеспокоилась: – Тини давно пора быть в студии...

У Саманты же мысли были заняты другим. Ее внезапно осенило.

– А знаешь, о каком рае он тебе говорил? О мильтоновском «Потерянном рае»!

– Что-что?

– Он имел в виду поэму Мильтона1 «Потерянный рай», о сатане, изгнанном из рая.

1Джон Mильтон (1608—1674) – один из крупнейших поэтов Англии, автор поэмы «Потерянный рай», основанной на библейских сюжетах.

Мелани удивленно вскинула брови:

– Ты так считаешь? Он как-то связан с литературой, знает классику, осилил средневекового Мильтона? Сомнительно.

– А я в этом уверена. Там речь идет как раз о грехе, искуплении и наказании. Сплошь об этом... На таком тексте вполне можно свихнуться. – Идея увлекла Саманту, но никак не Мелани. Встретив ее недоверчивый взгляд, Саманта решилась довериться ей: – Этот парень не впервые выходит на контакт со мной. Он оставил мне послание на автоответчике, пока я отсутствовала.

– Что?!

Проблема опаздывающего по неизвестной причине Тини моментально отошла на второй план. Теперь Мелани сгорала от любопытства.

– Но подожди... Ведь твоего номера нет в телефонном справочнике.

– Правильно, но ведь есть обходные пути. Любой может забраться в компьютерную сеть, скачать данные о кредитных карточках, узнать номер социальной страховки и водительских прав. Если обладаешь упорством и кое-какими навыками, то раздобыть нужный номер телефона достаточно просто.

– Как и обойти контроль и пролезть в эфир, – с грустью отметила Мелани. – Мне стыдно, Сэмми, что он так легко меня одурачил. Поначалу ведь никак нельзя было сказать, что у парня с головой не в порядке. Значит, у тебя появился свой персональный псих. Не завидую. Не хотела бы я быть на твоем месте.

– Мне место именно среди психов, как некоторые считают, я по специальности «мозгоправ», – невесело пошутила Саманта.

Тини вошел в студию так неслышно, что Мелани вздрогнула, ощутив чье-то присутствие у себя за спиной.

– Где тебя черти носили?

– Выходил подышать воздухом.

Он явно побывал под дождем. Пиджак его промок. От него пахло сыростью и сигаретным дымом.

– У тебя осталась минута до выхода в эфир, – предупредила Мелани.

– Не волнуйся, у меня все готово, – бросил через плечо Тини и занял место в той же кабинке, которую совсем недавно занимала Саманта.

– Ты чуть не довел меня до сердечного приступа.

– Тебе-то что беспокоиться? Ты не директор программы и не несешь ответственности ни за какие сбои.

– Да, но...

– Отстань от меня... передохни, – Тини смерил ее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего для навязчивой девушки. Мелани так и осталась стоять с открытым ртом.

Саманта воспользовалась паузой, чтобы попрощаться с коллегами.

– До завтра. – Она улыбнулась обоим.

Только постукивание наконечника костыля по полу нарушало мертвую тишину длинного коридора, свернувшегося, словно кишка в утробе огромного здания радиостанции. Однако у Саманты возникла нелепая мысль, что впереди, за очередным поворотом, кто-то может ее поджидать. Она даже пару раз останавливалась, прислушиваясь, и затем усилием воли заставляла себя ковылять дальше.

В проходной она сунула свой пропуск в щель турникета, толкнула тяжелую дверь, и влажная новоорлеанская ночь тотчас приняла ее в объятия, от которых некуда было деться и оставалось лишь терпеть и не обращать внимания на то, как постепенно одежда начинает липнуть к телу. Дышать пропитанным жаркой сыростью воздухом становилось все труднее.

Несмотря на эту тяжелую, как в парилке, атмосферу, в поздний час на улице было полно прохожих, и машины неслись сплошным потоком. Новый Орлеан предпочитал не тратить время на сон. Саманта никак не могла избавиться от мысли, что в этой массе праздно гуляющих людей вполне мог затесаться и ее, как обозвала его Мелани, «персональный псих», человек, чей бархатный голос леденил ей кровь. До служебной стоянки, где Саманта оставила машину, надо было пройти несколько кварталов. Она махнула рукой проезжавшему таксисту. Тот затормозил, но с явной неохотой согласился на столь короткую поездку. Саманта уже успела убедиться, что ее травма мало у кого вызывает сочувствие. Впрочем, ее это не задевало. Рано или поздно она освободится от костылей и повязки, и боль в ноге перестанет докучать ей. Но избавится ли она от преследующего ее голоса?

Один из сотен тысяч обитателей этого шумного, полного контрастов, многоликого города выбрал ее объектом своей странной вендетты. Непонятно, за что. Почему он заставляет ее в чем-то покаяться? Кто он, черт побери? И, самое главное, чего от него ждать и насколько он опасен?

У Саманты было недоброе предчувствие, что их контакт не прервется после сегодняшней его выходки, что это только начало.