"Леди и авантюрист" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)ГЛАВА 2Максимилиан де Роуэн раздраженно ткнул в чернильницу перо с такой силой, что ручка осталась там, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону. Было ровно половина десятого утра. В кабинете стояла затхлая духота. Последние дни буквально все валилось у него из рук, ни единой внятной и осмысленной фразы не вышло из-под его пера. Все летело кувырком. А теперь и еще одно! Та женщина сегодня утром снова пришла в Гайд-парк. Она приходила туда уже на протяжении последних шести дней. Какого черта она там появляется! Держалась бы от этих мест подальше, всем стало бы лучше. Дело все равно ждать не будет, придется его исполнить, только вот заниматься такими вещами куда как опасно. Однако по-прежнему ему ничего не остается, как издали терпеливо наблюдать за ней и теряться в догадках, с какой стати неведомая дама необратимо привлекает к себе его взоры. Поначалу он убеждал себя, что все от скуки. Очередной крестовый поход, что недавно учудил Пиль, вынудил де Роуэна вот уже две недели кряду ранним утром красться между деревьями и хорониться за кустами. А когда занимаешься таким чертовски неблагодарным занятием, отчего бы и не доставить наслаждение взору, созерцая нечто весьма приятное и коротая тем самым нудное время ожидания? Однако он быстро понял, что такое невольное подглядывание таит в себе опасность соблазна. Женщина была высокой и гибкой, лет двадцати пяти и отличалась какой-то чистой, естественной красотой. Грациозная и раскованная, она легким галопом передвигалась на крупном гнедом жеребце по парку. Порой она спешивалась, чтобы прогуляться по дорожкам, а лошадь, уподобляясь преданному спаниелю, шла за ней следом. Двигалась она в такой удивительной гармонии с окружающим миром, что ему казалась, будто незнакомка не ступает, а парит над травой. Наблюдая за ней, де Роуэн время от времени ловил себя на шальном желании узнать, как и чем она пахнет. Он легонько побарабанил указательным пальцем по столешнице и позволил своей фантазии продолжить один из своих нечастых полетов. От незнакомки наверняка исходит аромат свежести нетронутой природы. Что-то домашнее. Да, чистый и нежный запах, как пахнут свежесжатые поля и прогретая солнцем пахота. Такого в Лондоне навряд ли встретишь, там все забивают душный дым да копоть. При всем при том не было сомнений, что она урожденная леди благородных кровей. Посадка головы, прямизна спины и непоколебимая уверенность, сквозившая в каждом ее движении, подтверждали ее высокое происхождение. Впрочем, они едва ли сблизятся, даже несмотря на ее неуклюжую навязчивую попытку представиться ему сегодня утром. Пришлось ее осадить, причем вполне обдуманно и, несмотря на то, что на протяжении шести дней он при каждом ее появлении глаз с нее не сводил. Всякий раз, когда она, в конце концов, исчезала за деревьями, он тоскливо ждал ее возвращения. Господи, такое поведение с его стороны до безобразия глупо! Однажды, когда он наблюдал за ней, незнакомка, перейдя все границы пристойности, резко направила своего коня в сторону от дорожки и пустила его в галоп, заставляя раз за разом перескакивать через густо разросшиеся кусты самшита, как будто чувство страха у нее отсутствовало напрочь. И так делать в самом Гайд-парке! Когда же она на своем жеребце с громким топотом перескочила через последний куст и ускакала, у него осталось странное чувство, что парк с его городской ухоженностью слишком ограничен для нее. Он представил, как она изо всех сил стремится освободиться от неких земных пут. Что же у нее за путы? Семейные узы? Пожалуй, она не столь уж и молода. Тогда, может быть, деспотичный муж? Отчего-то ему хотелось, чтобы все было не так. Облик ее не допускал и мысли о том, что найдется на свете мужчина, способный ее подчинить своей воле. Кроме того, ни один здравомыслящий мужчина не позволил бы своей жене выезжать в одиночку в город, да еще в такую рань. Сегодня она появилась даже раньше обычного, задолго до того как теплые лучи утреннего·солнца разгоняют нависший над парком промозглый туман. Сегодня же он впервые увидел ее совсем близко, а не на расстоянии, к чему он уже начал привыкать. Именно сегодня она застала его врасплох, когда он только-только расположился на своем посту посреди кустов вереска, оставив его с чувством раздражения. Проклятие! В его положении недопустимо позволять заставать себя врасплох, и уж тем более красивой и благородного происхождения англичанке. Помимо воли рука его потянулась к ящику письменного стола, открыла его и извлекла книгу, которую он небрежно засунул туда много месяцев назад. Извлеченному на свет прекрасно изданному фолианту уже немало лет, и теперь его, весьма вероятно, можно назвать ценным раритетом. Прикинув его вес на руке, де Роуэн вгляделся в название, оттиснутое золотом на корешке. Название гласило: «Этикет истинного дворянина». Он провел кончиками пальцев по кожаному переплету и почувствовал разочарование и сожаление. Разочарование от того, что он все-таки ее сохранил. Сожаление от того, что вся жизнь его сложилась совсем иначе. Последнее привело его в ярость. Однако ничего не попишешь, Проклятую книгу он таки вытащил. Увесистый том, переплетенный в бордовую кожу и неизменно вызывающий у него острое чувство вины, когда-то подарил ему человек с искренним пожеланием возвышающих душу моментов в жизни, подарил в честь весьма неожиданного назначения де·Роуэна в министерство внутренних дел Великобритании. Само собой разумеется, тогда он повел себя·весьма неучтиво – бросил на книгу мимолетный взгляд, пробурчал слова благодарности и, не глядя, сунул ее на полку. Он более чем редко заглядывал в увесистый том, написанный лордом Честерфилдом – напыщенным одутловатым старым английским аристократом, давным-давно нашедшим успокоение в могиле. Старикану так часто приходилось целовать и лизать задницы царственных особ, что он просто-напросто задохнулся. Книга буквально напичкана до неприличия высокомерными советами, которые в лучшем случае отдавали подхалимством, а в худшем – казались откровенно вероломными. Де Роуэн перечитал знакомую до каждой буковки дарственную надпись: «Дорогой мальчик, в конечном счете, даже неотделанный бриллиант нуждается в шлифовке. Всегда смиренно преданный тебе, Джордж Джейкоб Кембл». Черт возьми, какая же все-таки нелепица, что обладателем такой дряни оказался именно он! Раздраженно хмыкнув, де Роуэн бросил книгу обратно в ящик стола. Вдруг в дверь его кабинета громко и требовательно постучали. Поначалу он испытал облегчение от такого бесцеремонного его возвращения к привычной повседневности. Однако радость оказалась скоротечной, ибо в дверь протиснулся надоедливый и до тошноты мелочный секретарь мистера Хобхауза. Как всегда, руки Фитершоу оказались заняты кипой папок, а за ухом торчал остро заточенный карандаш. Смотрел он настороженно, с панической боязнью в глазах. Всем своим видом показывая, что он покорился своей незавидной судьбе, де Роуэн приглашающим жестом указал вошедшему на стоявшее у стола кресло. Едва усевшись, Фитершоу суетливо поправил сползшие на кончик носа очки, стремительно выдернул карандаш из-за уха и принялся нервно постукивать им по ручке кресла. – Вы ознакомились с предложениями по укреплению уголовного законодательства, которые я вам направил? – поинтересовался Фитершоу таким тоном, от которого де Роуэну сразу захотелось разругаться с ним в пух и прах. Однако де Роуэн не поддался искушению. Напротив, он лишь посмотрел через стол на собеседника и с намеренно высокомерным видом вопросительно приподнял брови: – Прошу вас, продолжайте, мистер Фитершоу. Какое-то мгновение казалось, что секретарь все же постарается сохранить лицо, но выдержать устремленного на него испытующего взгляда ему не удалось. – Значит, не ознакомились? – раздраженно поинтересовался он, отводя глаза в сторону. – Комитет собирается на совещание через четверть часа, а вы, как всегда, даже не утруждаете себя? – Мистер Фитершоу, я полицейский, – перебил его де Роуэн, – а не проклятый политик. И такое мое отношение объясняется единственно желанием помочь! – Поправочка, де Роуэн, – в свою очередь, живо перебил его секретарь. – Вы были полицейским! Короткий и энергичный стук в дверь оборвал его на полуслове. Фитершоу как ужаленный обернулся, чтобы посмотреть, кто вошел. Когда через порог шагнул дежурный клерк, нетерпеливое постукивание карандаша возобновилось. – Прошу извинить меня, мистер де Роуэн, – поклонился молодой человек, озабоченно хмурясь. – Лакей только что доставил пакет из Мейфэра. Говорит, что очень срочно. Клерк с подчеркнутой аккуратностью положил сложенный пополам листок бумаги на полированную столешницу. Несколько секунд де Роуэн разглядывал послание, присланное из одного из самых фешенебельных районов Лондона. На плотной писчей бумаге адрес нацарапан мелким почерком и весьма небрежно. Его цепкий взгляд полицейского заметил и дорогую бумагу, и хорошие чернила, и то, что записка не запечатана. Некто весьма спешил, по всей видимости. Наконец де Роуэн взял записку и развернул ее: Срочно! В полном отчаянии! Господи, можно подумать, что у Сесилии на глазах кого-то только что прирезали. Раздраженно фыркнув, де Роуэн бросил записку на стол. После того как лорд и леди Делакорт отбыли в Дербишир, он на протяжении многих месяцев не имел от них никаких известий. Какими же благостно-умиротворенными показались ему месяцы их отсутствия! Однако, похоже, Сесилия, наконец, вернулась в родные пенаты. Конечно, он испытал чувство облегчения. Он не мог не признаться самому себе, что в глубине души ему весьма приятно взять в руки не очень понятное послание, ·написанное знакомым торопливым почерком. А мог ли он назвать себя действительно близким другом для нее? Не приходилось сомневаться в том, что де Роуэну она нравилась чуть больше, чем ему самому хотелось бы, хотя в его положении не очень-то осмотрительно так вести себя. Он склонен считать, что Сесилии известно о его отношении к ней. Впрочем, все могло быть наоборот. Сесилия обладала уникальным даром напрочь не помнить о своих женских чарах. Не в силах устоять перед ее соблазнительными прелестями, де Роуэн, тем не менее, не имел ни времени, ни желания метаться по Ист-Энду, беднейшей части Лондона, в поисках то ли неведомой никому сбежавшей ночной феи, то ли пребывающего в расстроенных чувствах неудачливого сутенера со здоровенными кулаками, снискавшего славу на поле брани, а не любви. Беда в том, что именно о такой помощи его Сесилия и попросит. Муж ее, лорд Делакорт, бессилен с ней справиться, и беспорядочные и бесполезные попытки Сесилии совершить благотворительное деяние – спасти от окончательного падения проститутку или исправить матерого вора – всякий раз неумолимо приводили только к очередным неприятностям. И, тем не менее, она вновь и вновь просила его помочь, а он вновь и вновь отправлялся выполнять ее просьбу. Каждый раз он делал все, что мог, и за прошлый год таких случаев набиралось не меньше десяти. По неведомой ему причине слова отказа ни разу так и не слетели у него с языка. Ха-ха! Врите больше, де Роуэн! Знал он прекрасно, что за причина не позволяла ему отказать ей. Сесилия была до невозможности очаровательна. Как же он ненавидел собственную слабость к прелестным женщинам вообще! Впрочем, с неохотой признал он, Сесилия отличалась от большинства женщин своего сословия. Она на самом деле заботилась о других, и сердце у нее отличалось бескорыстием. Никакое дело ее не пугало, каким бы невыполнимым оно ни казалось. Может быть, именно поэтому он и не может устоять перед ее просьбами о помощи? – Мистер де Роуэн? Голос клерка вывел его из задумчивости. Де Роуэн поднял глаза и обнаружил, что серьезный молодой человек продолжает смотреть на него в упор. – Да, мистер Говард? – Лакей, сэр, – нерешительно проговорил клерк. – Он говорит, что ему приказали дождаться вашего ответа, сэр. Мне кажется, сэр, то есть я хочу сказать, что у подъезда вас дожидается карета. При последних словах постукивание карандаша мистера·Фитершоу оборвалось. – Хобхауз тоже ждет, де Роуэн! – предостерегающе воскликнул он. – Билль по укреплению уголовного законодательства! Он ожидает вашего вклада в общее дело, де Роуэн! Теперь вам не увильнуть! Великий Боже! Еще одно проклятое заседание. Внезапно де Роуэн понял, что записку Сесилии ему послало само небо. Не давая себе времени передумать, он вскочил на ноги, повалив кресло на пол, и торопливо подхватил портфель. – Я сожалею, мистер Фитершоу, но комиссии придется заседать без меня. Лорд Делакорт вызывает меня к себе по весьма срочному делу. Вы же знаете его нрав, не говоря уже о влиянии в свете. Не следует заставлять его ждать. Де Роуэн решил, что соврал он совсем немного. Сдернув с вешалки пальто и схватив трость, он с деловым видом вышел столь стремительно, что Говарду и Фитершоу осталось лишь растерянно переглядываться. – Заносчивый иноземный выскочка! – прошипел Фитершоу. – Никакого представления о манерах джентльмена! – Вы лучше это ему в лицо скажите! – фыркнул Говард, ухмыльнулся и склонился к уху компаньона: – Между прочим, в его досье внизу говорится, что родился он в Миддлсексе, а крестился в Олхэллоузе, неподалеку от Тауэра. – Да что вы говорите? – саркастически скривил губы Фитершоу. – Лучшая часть города! Теперь я по-настоящему впечатлен! Через широкий эркер престижного домовладения мадам Жермен громыхания проезжей части Бонд-стрит почти не было слышно. Однако Кэтрин больше не радовал прекрасный весенний день. Она застряла в примерочной (торчать ей здесь до вечернего чая уж точно), и все ради того, чтобы ее всю истыкали и искололи, а потом задрапировали в прихотливые одежды, названия которых она и произнести-то могла с трудом, не говоря уже о том, что по большому счету ничего подобного ей не нужно. Ведь она живет далеко отсюда, когда-то оказавшись настолько глупой, что променяла город на деревенскую красоту Олдхэмптона! В такой день, как сегодня, там сейчас сам Бог велел молоденьким барашкам резвиться и веселиться, фруктовому саду – осыпаться тысячами нежно пахнущих розовых и белых лепестков, полям – нетерпеливо дожидаться плуга, чтобы тот провел первую борозду. И сколько еще всяких вещей, о которых можно не спеша потолковать с ее дворецким. Но, несмотря на дорогие воспоминания, а может быть, из-за них Кэтрин боялась, что сможет выдержать еще одну весну в Олдхэмптоне. В нем стало слишком пусто. Несомненно, нельзя отрицать, что визит, который она нанесла тетушке Изабель, доставил ей большую радость. Что может быть радостнее, чем обретение собственного счастья? Она вполне могла составить Изабель компанию на пару недель. И вполне могло статься – именно могло, не более того! – что она за это время с кем-нибудь бы и познакомилась. Мысли ее вернулись к той странной утренней встрече в Гайд-парке. Чувствительный укол булавки вернул ее к действительности. – Ой! Швея мадам Жермен растерянно отскочила от низкого примерочного помоста. – Простите, Бога ради, простите, мадам! – по-французски пролепетала она. В примерочную, небрежно раздвинув тяжелые драпри, вошла с поджатыми губами леди Кертон. В руке она несла рулон шелка цвета слоновой кости. – Мишель, вы здесь совершенно ни причем. – Изабель бросила на Кэтрин сердитый взгляд. – Просто ваша клиентка от нетерпения вся издергалась. – Я стараюсь стоять спокойно, – обиженно возразила Кэтрин. Ее светлость окинула Кэтрин критическим взглядом с головы до ног и пробормотала слова одобрения. – Вот, дорогая, то, что надо! Наконец-то можно разглядеть, что у тебя красивые длинные ноги. Продолжавшая стоять на примерочном помосте, Кэтрин рассмеялась. – Выходит, выгляжу я как кобылка, а не как кобылица? – поинтересовалась она, в то время как швея с превеликой осторожностью продолжала подкалывать ей платье. Изабель улыбнулась и опустилась в стоявшее рядом кресло. – Кэт, ты просто красавица. Кэтрин опустила глаза и принялась рассеянно следить за шустрыми пальцами швеи. – Я не белокурая и вовсе не изящная. И уж точно у меня не томный вид. – Верно, – согласилась Изабель. – Ты от макушки до кончиков пальцев на ногах женщина. И выглядишь ты элегантно и чувственно. Она махнула затянутой в перчатку рукой швее: – Мишель, вырез сделай поглубже и добавь рюша: она уже достаточно взрослая, чтобы не прятать свои прелести. – Ха! – Кэтрин подвигала плечами, чтобы лиф платья сидел более плотно. – Судя по тому, что я видела, мне потребуется выставить напоказ все свои прелести без исключения. Хорошо, Изабель! Пока мне подкалывают кромку, расскажи мне лучше про лорда Уолрейвена. Надеюсь, у него хоть не все зубы выпали? Хоть немного собственных волос осталось? Покинув Уайтхолл скорее в сердечном порыве, чем из-за действительного беспокойства, де Роуэн по прибытии на Принсес-стрит быстро растерял все свое благодушное настроение. На пороге дома лорда Сэндса растерянно перешептывались стоявшие кучкой бледные слуги, а у противоположного тротуара замерла карета, запряженная худым черным мерином, который печально мотал низко опущенной головой, будто знал, что ему приходится возить. Похоронный фургон невозможно было не узнать. От его вида внутри у де Роуэна все похолодело. Он тут же понял, что отнесся к мольбам Сесилии о помощи излишне беспечно. Протолкавшись через собравшуюся перед особняком небольшую толпу зевак, он прошел в распахнутую настежь парадную дверь и оказался в самом центре полнейшего хаоса. Слуги внутри дома беспорядочно метались туда-сюда, другие топтались в конце прихожей и нервно перешептывались. Около гостиной полногрудая, с пшеничными волосами служанка, притулившись к деревянной панели стены, безостановочно рыдала, уткнувшись лицом в смятый накрахмаленный передник. К ней решительным шагом подошла величавого вида женщина в строгом платье домоправительницы. – Женевьева! – сурово нахмурившись, проговорила она. – Поднимись наверх и приведи себя в порядок! – Да, мадам, – едва слышно выговорила по-французски девушка и засеменила по лестнице на второй этаж. Остальные служанки с робкой покорностью последовали за ней. Мужчина, по виду дворецкий, стоял чуть в стороне и спокойно разговаривал с двумя другими мужчинами в форме, в которых де Роуэн узнал констеблей из полицейского суда Вестминстера, что на Куин-сквер. Увидев де Роуэна, дворецкий заспешил ему навстречу. – Вы, должно быть, тот самый джентльмен из министерства внутренних дел? – Он взволнованно заломил руки. – Осмелюсь предположить, что вы желаете увидеть останк... э-э-э... прямо подняться туда? – Куда подняться? – требовательно переспросил де Роуэн. – Что здесь вообще произошло? Воображение его уже вовсю рисовало одну картину ужаснее другой. Дворецкий несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, как если бы вдруг все слова вылетели у него из головы. Человек, в котором де Роуэн признал констебля по фамилии Сиск, шагнул вперед. Его напарник не преминул шагнуть следом. – Эверсоул, пойди скажи, пусть фургон подъезжает, – обернувшись к нему, спокойно pacпорядился Сиск, по пути пренебрежительно отодвинув де Роуэна в сторону. Де Роуэн грубо схватил констебля за руку. – Где леди Делакорт? – с едва сдерживаемой яростью прошипел он. – Не играй с огнем, парень! Что с ней стряслось? Сиск с усмешкой окинул взглядом де Роуэна, нарочито не спеша разглядывая его темный строгого покроя костюм. – Видать, в хорошей компании коротаешь время, – задумчиво протянул он. – Не то что в старые добрые времена, а, приятель? – Чтоб тебе пусто было, Сиск! – прорычал де Роуэн. – Где она? – Она заперлась в гостиной вместе со своим братом. Тот выл точно баньши. Кажись, жена его вчера ночью покончила с собой. Не веря своим ушам, де Роуэн тупо уставился на Сиска: – Что?! Леди Сэндс мертва? – Ну да, скверное дельце, хуже быть не может. Такой переплет, коли замужем за лордом, другим одни неприятности. Слава Богу, теперь ты займешься их делом. Он займется? Де Роуэн вдруг запоздало понял, что до сих пор не удосужился снять шляпу. Он торопливо сдернул ее с головы и нервно взъерошил рукой волосы. Неужели все правда и золовка Сесилии мертва? Если так, тогда все переходит в ведение приходского совета и вести дело будет полицейский суд. Со времени трагедии в Обществе Назареев, миссионерской организации Сесилии, убийствами, ему заниматься больше не приходилось. Тогда он первый раз и встретился с Сесилией. Как, впрочем, и с лордом Делакортом и леди Кертон. Однако с тех пор прошло много времени и его служебные обязанности весьма существенно переменились. Теперь он больше годился для того, чтобы протолкнуть нужную бумагу в Уайтхолле, нежели выслеживать контрабандистов в одном из прибрежных портов. Он совершенно сбит с толку. Он пришел сюда как друг Сесилии. С графиней Сэндс он едва знаком. Однако о ее реноме и репутации он был наслышан. Джулия Маркэм-Сэндс слыла воистину красавицей. Вернее, печально известной красавицей. Если верить слухам, то своему мужу она постоянно доставляла невыносимую головную боль. – Как лорд Сэндс переносит случившееся? Констебль неприятно улыбнулся. – Как виновник ее смерти, де Роуэн, – С удовольствием ответил он и с притворным сочувствием похлопал его по плечу. – А уж коли ты теперь служишь в министерстве внутренних дел, то лучше тебе подняться наверх и все хорошенько осмотреть, пока его светлость не надумал тебя остановить. Неприкрытый сарказм Сиска достиг своей цели. – За мной послали! – огрызнулся де Роуэн. – Его собственная сестра! Но констебль, громко топая сапогами, уже поднимался по лестнице, легко перешагивая через ступеньки. Де Роуэн, по-прежнему сжимая в руках шляпу и портфель, поднялся следом за полицейским на второй этаж. Они подошли к дверям спальни в тот момент, когда выносили носилки с накрытым простыней телом золовки Сесилии. Эверсоул и работник санитарной кареты приостановились и почтительно посмотрели на де Роуэна вопросительными взглядами. Ладно. Хочешь не хочешь, а его явно здесь считают представителем властей. Он покосился на Сиска и, протянув руку, откинул угол простыни. Красавицы Джулии Маркэм-Сэндс на этом свете больше не было. – Удавилась? – бесстрастно поинтересовался де Роуэн. Констебль Иверсол состроил мрачное лицо и легонько двумя пальцами сдвинул простыню пониже. Похоже, леди Сэндс спала обнаженной. Шея ее буквально усеяна отталкивающего вида багровыми кровоподтеками, которые спускались в направлении ее груди. Сиск задумчиво посмотрел на кровоподтеки. – Скорее всего, рот ей сначала заткнули кляпом, а потом и удавили, – ответил он на вопрос де Роуэна. – Быстрая и чистая работа, между прочим. Леди и пикнуть не успела. – Вот как? – вопросительно поднял брови де Роуэн. – Кто же так говорит? – Служанка ее. Ну, и лорд Сэндс, конечно. – Констебль мрачно хохотнул и махнул рукой: – Выносите, ребята. Все кругом спали, и никто ничего не слышал. Де Роуэн невнятно проворчал и сделал несколько шагов по роскошному персидскому ковру, чтобы взять очки в серебряной оправе, которые лежали на тумбочке рядом с пустой бутылкой из-под вина. Очки для чтения принадлежали почившей леди. Он посмотрел в них. Леди Сэндс с детства страдала близорукостью. Де Роуэн перевел взгляд на бутылку. Шампанское – дорогое, но не марочное. Он неопределенно пожал плечами. Какие же все-таки англичане филистеры! – А где бокал? – отрывисто спросил он. – Сколько их здесь стояло? Сиск бдительности не потерял. – Был один, и то пустой. Служанка от ужаса уронила его на пол, и он разбился. Но шею-то ее ты видел. Это не яд. Сиск прав, конечно. Нужно молить Бога, чтобы он ошибся в отношении Сэндса. – Может быть, кто-то к ней приходил? – вслух предположил де Роуэн. – Кто-нибудь, кого она хорошо знала? – Тогда, скорее всего это грабеж, – пожал плечами констебль. – Если верить в честность лорда Сэндса, то окно спальни и вправду открыли снаружи, поддев то ли стамеской, то ли еще чем-то. Малость ошеломленный, де Роуэн положил очки обратно. – Готов поспорить, что шума от окна тоже никто в доме не слышал?' Сиск задумчиво поскреб щеку и коротко мотнул головой в сторону ближайшего окна. – Понял тебя. Открыть задвижку и не нашуметь никак нельзя, как ни старайся. – Комнату хорошо обыскали? – резко спросил де Роуэн. – А как же, я сразу все углы облазил. – У слуг показания сняли? – Иверсолу осталось еще пару-тройку человек допросить. Вот только отвезет тело в морг и все сделает. – Сиск неловко переступил с ноги на ногу. – Ну что, берешь дело? Де Роуэн не ответил и подошел к окну, с осторожностью открыл его и высунулся наружу. Под покровом непроглядной темноты опытный взломщик вполне мог влезть по стене, цепляясь за наружные подоконники и водосточные трубы. Только вот среди опытных взломщиков не сыщется таких дураков, которые на ночь глядя будут вламываться в комнату с пусть даже и спящими хозяевами. А уж если такое и случится и их застукают, они всегда предпочтут дать деру, прихватив с собой то, что успели награбить, и уж точно не будут доводить дело до убийства. Если, конечно, не чрезвычайные обстоятельства. Здесь сомневаться не приходилось, все говорило против убийства. Для леди Сэндс нападение нельзя назвать неожиданным, да и в борьбу с убийцей она явно не вступала. Напротив, прикончили ее в собственной постели, и как ни смотри, а весьма похоже, что и проснулась-то она, когда уже было слишком поздно. В любом случае негодяй успел запихнуть ей в рот кляп. Отчего-то Макс сильно сомневался, что она отошла ко сну, лежа в постели одна. Де Роуэн внимательно оглядел богато обставленную, а в остальном вполне обыденную спальню. Кроме распахнутого окна, все остальное выглядело в полном порядке. Женщину придушили в ее спальне, простыни и те даже едва смяты! Де Роуэн зажмурился и довольно долго постоял, стремясь хоть как-то отстраниться от места преступления. Однако из памяти никак не шло распухшее, безобразно посиневшее лицо леди Сэндс. Брат Сесилии способен на такое отвратительное преступление? Если он его действительно совершил, тогда Сэндса нужно передать в руки правосудия, и высокородность преступника играть никакой роли не должна. Год спустя после перехода на новую, специально для него созданную, довольно странную должность в министерстве внутренних дел (за де Роуэна похлопотал бывший пасынок Сесилии) он по-прежнему думал о себе как о полицейском. Охотничий азарт оставался у него в крови. Не важно, насколько безнадежно или тягостно расследование, он не мог устоять и всегда принимал вызов. Он упорно преследовал преступника до самого конца, и тут ему не было равных. Перед переходом на работу в министерство он занимал должность главного инспектора речной полиции, перед тем как два года проработал на Куин-сквер и еще пару лет прослужил в чине капитана в элитном отряде по борьбе с контрабандистами главного уголовного полицейского суда Лондона на Боу-стрит. Головокружительная карьера для такого молодого человека, как он. При исполнении своих обязанностей он невольно смотрел на любое убийство как на неприятную, но неизбежную часть своей работы, не более того. Уголовники чуть что всегда хватаются за нож. Он так часто сталкивался с душегубством, что никакая самая кровавая резня не могла его вывести из равновесия. Но здесь-то все иначе. Убили богатую женщину, убили, когда она спала и ничуть не сомневалась, что уж у себя дома ей ничего не грозит. Да еще в таком фешенебельном районе Лондона, как Мейфэр. Несмотря на все почтение, с такой радостью высказанное ему Сиском, де Роуэн полномочий заниматься уголовным расследованием не имел никаких. Да еще к тому же он был сотрудником министерства внутренних дел, а там к нему наверняка теперь появятся вопросы. Всю ситуацию они, конечно, постараются деликатно замять. К несчастью, деликатность не в его характере. Черт бы побрал все и всех! Де Роуэн вновь и вновь обшаривал взглядом помещение, отчаянно стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку. В этот момент первые лучи утреннего солнца проникли через окно и в глубине комнаты, на ковре, что-то ярко блеснуло. Де Роуэн бросился вперед, присел на корточки около туалетного столика и, обернувшись, мотнул головой, подзывая Сиска. – Пожалуй, тебе стоит взглянуть сюда, – спокойно предложил он. – Ого! – Констебль присел рядом. – Да тут, кажись, цельное состояние! Кроме кулона с крупным топазом, который и блеснул в солнечном луче, на полу россыпью валялись серьги и броши – все, похоже, с драгоценными камнями. В сумерках на ярком ворсистом ковре их было не разглядеть. Де Роуэн осторожно подцепил кончиком пальца угол валявшейся здесь же смятой парчовой скатерти. Под ней на боку лежала раскрытая, изящно отделанная деревянная шкатулка. Высыпавшиеся из нее драгоценности радостно поблескивали в лучах утреннего солнца. – Господи Иисусе! – выдохнул Сиск. – Что за вор, который погнушался таким богатством? Ничего не скажешь, очень даже хороший вопрос. Де Роуэн с посерьезневшим видом не спеша поднялся на ноги. – Ну что же, Сиск, – спокойно сказал он, – полагаю, ничего тут больше не поделаешь. Лучше всего, если ты мне расскажешь все. |
||
|