"Помни о белой вороне (Записки Шерлока Холмса)" - читать интересную книгу автора (Ливанов Василий)Случай шестойМашина, подпрыгивая на разбитом асфальте и разбрызгивая грязь, уже второй раз объехала высоченную груду ржавого кровельного железа и остановилась. Иван Иванович под пристальным наблюдением двух немыслимо древних старушек, выставившихся истуканами на лавочке у подъезда, расплатился с таксистом. Машина отъехала, а Иван Иванович остался стоять на одной ноге посреди огромной бурой лужи, соображая, в каком направлении безопаснее опустить сухую ногу. – Ванька, ты? – долетело откуда-то сверху. Иван Иванович задрал голову, потерял равновесие и стал в лужу обеими ногами. Над ограждением верхнего углового балкона различимо маячила бледная физиономия Филимона Ужова. Даже очень издалека и снизу выразительный ужовский нос выглядел как всегда – длинным и обвисшим. – Деньги есть? – крикнул Ужов. – Есть! – Дуй ко мне!!! Иван Иванович, подняв пенистую волну, выбрался из лужи и захлюпал ногами мимо истуканов, оставляя мокрый бурый след. – Опять к Фильке-писателю, – изрекла первая старушка. – К нему, – подтвердила вторая. – Ноги вытирай! – пропели старушки дуэтом. Иван Иванович повозил подошвами по грязным картонным ящикам, расплющенным на кафельном полу, и скрылся в кабине лифта. Пока лифт, завывая и ознобно трясясь, не спеша тащился кверху, Иван Иванович успел прочесть на стенах кабинки, что «Лида – дура» и рассмотреть выполненный в условной манере портрет какого-то человека в очках и шляпе, обрамленный много раз повторяющимся глаголом «жуй». Едва Иван Иванович ступил на площадку, как услышал из-за двери глухой голос Ужова: – Ванька, спаси меня... – Филимон, что с тобой? – Иван Иванович рванул на себя ручку двери. – Открой, Филимон. – Не могу, я заперт. – Как заперт? – Обыкновенно, на замок. Капитолинка заперла. Иван Иванович быстро представил: себе улыбающийся рот ужовской супруги, розовую улыбку в напомаженных губах и тусклый взор никогда не улыбающихся глаз. – Случайно заперла? – Нарочно. У меня вчера был день рождения. Сережка с Иркой были, Фомка, Васька и Жоржетка. Свой веселый мир Ужов населял на всех уровнях жизни Петьками, Ольками, Костьками и сам себя воспринимал не иначе как Фильку, хотя Фильке этому шел уже шестой десяток. Догадаться кто из общих знакомых скрывался на сей раз под кличками гостей, Иван Иванович не успел:. Ужов перешел к воспоминаниям: – Выпивки было – залейся. Все выхлебали, сволочи. Утром встаю: головка бо-бо, денежки тю-тю, во рту – наждак, ну, ты сам знаешь... Иван Иванович ничего этого не знал, но неважно. Он зато знал: Филимон Ужов убежден, что вокруг дико пьют абсолютно все, просто не все еще замечены в этом. А Ужов продолжал из-за двери: – Портки спрятала и, главное, дверь на ключе. Она недавно замок здоровенный врезала, Капитолинка... Ужов за дверью задышал как штангист, идущий на побитие рекорда. – Ванька... умираю... – Не умрешь. – Умру. Помолчали. –Я дверь ломать не буду, – твердо заявил Иван Иванович. – У меня и так неприятности: сценарий украли. – Иди ты... со своим сценарием, – глухо заскулил Ужов. – Другой напишешь. У тебя почти на глазах друг умирает, вот это – неприятности... Ужов чихнул и затих. – Филимон! Тишина. – Филимон!!!! – в паническом испуге заорал Иван Иванович. – Ааа – Как тебе помочь? – Спустись на первый этаж, третья квартира. Спроси Витьку-слесаря. Скажи: Филька умирает. Он – хороший мужик, поймет Иван Иванович спустился вниз и позвонил в квартиру № 3. За дверью зашлепали шаги и раздраженный женский голос спросил: – Чего надо? – Можно Виктора, слесаря? – вежливо обратился Иван Иванович к дверной клеенчатой обивке. – Нету его. Во дворе посмотрите. Иван Иванович вышел во двор. – Идет, – сказала старушка, завидев Ивана Ивановича. – Вы не подскажете, где найти слесаря Виктора? – обратился к ним Иван Иванович. Старушки сдвинулись теснее, крепко сомкнули полые свои рты и стали глядеть куда-то вдаль. По выражению их глаз было понятно, что в дали они наблюдают что-то крайне возмутительное. В глубине двора, возле мусорных бачков стоял приземистый мужчина с бумажным кульком в руках. У его ног в кружок расселись штук восемь тощих кошек. Мужчина поминутно заглядывал в кулек и, соблюдая одному ему известную очередность, наделял кошек пищей. – Ванька, вон он с кошками! – закричал сверху Ужов. Иван Иванович направился к мусорным бачкам и остановился за пределами кошачьего круга. – Кранов, говорю вам, в настоящее время нет! —неожиданно обрушился на Ивана Ивановича мужчина с кульком. И быстрым взглядом оценив действие таких своих слов, уже миролюбиво заключил: – И прокладок тоже нет. – Мне... – сказал Иван Иванович... я... – и доверительно сообщил в порядке информации: – Филька умирает. Мужчина бросил кулек на землю и, перешагнув через сбившихся в кучу кошек, подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Посверлив Ивана Ивановича бирюзовыми глазками, строго спросил: – Чтой-то с ним? Иван Иванович доложил обстановку. Витька-слесарь, выслушав безвыходные обстоятельства Ужова, дал такое заключение: – Фильку жалко. Хороший мужик. Но я замка не трону. Ведь если что, Капитолина его меня за хобот и в конверт. Пускай мучается. – И вперевалку зашагал к дому. Иван Иванович поплелся за ним. – Витька! – заголосил Ужов с балкона. – Чего орешь? – еще громче Ужова отозвался Витька. – Неудобно! – Плевать я хотел! Тут все свои... – Жалко мужика, – обернувшись, бросил слесарь Ивану Ивановичу и скрылся в подъезде. Иван Иванович снова поднялся к ужовской двери. – Не может он, Капитолины боится. – Хрен с ним! Что-нибудь придумаем. – Филимон, – Иван Иванович поцарапался в дверь. – Знаешь, я начисто забыл, что писал в сценарии. Ты не помнишь? Ну тот, который мы обсужда ли на худсовете, не помнишь? – Не помнюЯ свои-то теперь не все помню. – Плохо дело, – сказал Иван Иванович. – Не знаю, что и придумать – Придумал! – крикнул Ужов из-за двери. – Тут рядом кафе «Незабудка». Как выйдешь из подъезда, направо, за угол дома. Направо и по мощеной дорожке шагов триста. Слушаешь? Иван Иванович кивнул. – Ванька, ты здесь? –Да. – Возьмешь за стойкой бутылку портвейна и попросишь трубочку коктейльную. Слышишь? – Слышу. Зачем трубочку? – Чудак! Вставим в замочную скважину. Понял? – Понял... – Иди, Ванька. Иван Иванович пошел. – Ванька! – позвал Ужов из-за двери. – Что, Филимон? – Я на тебя надеюсь, Ванька. Когда Иван Иванович заворачивая за угол: дома, Ужов перевесившись с балкона, кричал: – Направо и еще раз направо. Триста шагов. Трубочку не забудь! В «Незабудке» Иван Иванович ждал, пока барменша сдаст пустую тару, купил портвейн, и, конечно, про трубочку забыл. Повернул обратно к «Незабудке» и едва не угодил под «скорую помощь», которая выскочила из-за кустов. – Залил зенки, дядя? – только и успел крикнуть Ивану Ивановичу санитар из окна машины, и «скорая помощь», взвыв, промчалась мимо. – Какой желаете? «Москва»? «Яичный»? «Надежда»? – «Надежда», – сказал Иван Иванович, забрался на высокую табуретку и подумал: «А вдруг сейчас выпью эту „Надежду“, расслаблюсь, и память вернется. Ведь бывают такие случайные сов падения». Иван Иванович вынул из бокала трубочку и залпом заглотнул всю порцию. Потом зажмурил глаза и постарался сосредоточиться. Сначала перед внутренним взором Ивана Ивановича проплыли ничего не выражающие розовые пятна. Потом сквозь эту неопределенную муть стало проступать какое-то неясное видение. – Ну, давай, давай... определяйся! – внутренним голосом подхлестывал видение Иван Иванович. Видение стало определяться, стали вырисовываться очертания как будто человеческой фигуры. – Пусть какой-нибудь из моих персонажей, – трепеща молил Иван Иванович. А виденье между тем оформлялось, становилось объемным, и вдруг Иван Иванович, не открывая глаз, ясно увидел перед собой Витьку – слесаря на фоне помойных бачков. Иван Иванович застонал и открыл глаза. И сразу же ощутил приторную коктейльную сладость во рту и тяжесть в области печени. – Сколько с меня? – спросил Иван Иванович, и, не дождавшись сдачи, зашагал к ужовскому дому. У подъезда, выхлестав из берегов бурую лужу, митинговала толпа. В гомоне голосов можно было уловить, что пьяным и дуракам – счастье. На подходе Ивана Ивановича толпа примолкла. Откуда-то из самого центра вывинтился Витька – слесарь и подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Доверительно сообщил: – Дружка вашего на «скорой» увезли. – Как увезли? Сердце? – Может, и сердце... – Вы дверь открывали? – Зачем открывать. Он сам выпал. С балкона. – ?! – Как вы ушли, он все за угол дома заглядывал, ждал, значит. Ну и вывалился. Да прямо на листы. Его, значит, и спружинило. Он на землю скатился. Ну, без памяти, ясно. Врачи говорят, вроде целый. – Живой? – Был живой. Только без памяти, говорю, в полной бессознанке увезли. Иван Иванович побежал со двора, громыхая по рассыпавшемуся кровельному железу. – Поразительный случай, – определил врач, возвращая Ивану Ивановичу удостоверение Общества кинолюбов. – Из шока мы его вывели. Обследовали: ни сотрясения, ни царапины. Поразительный случай. Ведь седьмой этаж, не шутки. В сущности, можно его сейчас же выписывать. Но мы денька три подержим для профилактики. Просто поразительный случай. – Можно его сейчас навестить? – Пожалуйста. Только мы его изолировали, а то вся больница рвется на него поглядеть. Иван Иванович прошел за белой докторской спиной по сложному лабиринту лестниц и коридоров и оказался перед дверью с закрашенными белой краской стеклянными филенками. Врач сунул руку в карман халата, потом хлопнул себя по груди, потом – по лбу. – Черт. Извините. Ключ забыл. Обождите здесь, – и исчез. Иван Иванович остался один. – Филимон, – тихонько позвал Иван Иванович и припал ухом к дверной щели. – Принес? – неожиданно громко спросил Филькин голос прямо в ухо. Иван Иванович схватился за сердце и через синтетику плаща ощутил тяжелую твердость бутылки. –Я... Да... – А трубочку не забыл? Иван Иванович, не размышляя, сунул в карман плаща руку и извлек несколько помятую коктейльную трубочку. – Со мной. – Давай, Ванька! Зажав в потном кулаке сорванную шапочку пробки и прикрывая полами плаща бутылку, из горлышка которой в скважину замка уходила трубочка, Иван Иванович ждал: появления врача, и его поддерживала только слабая надежда на то, что, может быть, он сейчас спасает талантливого человека. |
||
|