"Мечтай обо мне" - читать интересную книгу автора (Литтон Джози)

Глава 7

— Супружество задумано, чтобы облегчить мужчине жизнь, — мрачно произнес Вулф. — Зачем нужна жена? Чтобы разделять его тяготы, вести домашнее хозяйство, продолжать род, рожая детей. Прав я или не прав?

— Ну… — Дракон задумался. — Бывает и так, но редко. Чаще всего муж пляшет под дудку жены.

— Чушь! — рассердился Вулф. — Сама природа создала мужчину более сильным и сведущим! Мы лучше владеем собой, мы руководствуемся не чувствами, а рассудком, а значит, стоим на ступеньку выше женщин.

Словно желая придать своим словам вес, он занес меч и опустил бы его на голову Дракона, если бы тот не отскочил и не отразил удар. Лязг металла далеко разнесся по луговине. Все, кто в это утро явился туда поупражняться в ближнем бое, опустили оружие и повернулись на звук. Вулф и Дракон были одинаково опытны и к тому же вполне друг друга стоили, поединок между ними был зрелищем редким.

— Отчасти ты прав, — сказал Дракон; его дыхание вопреки усилиям оставалось размеренным, — но не во всем. Предоставленный сам себе, мужчина живет в свое удовольствие: ночует где придется, ест что придется, меняет женщин так часто, как ему заблагорассудится. Свой дом, свой хлеб на полях да и вообще свой кусок земли — до всего этого ему просто нет дела. — Он сделал выпад, и металл снова лязгнул о металл. — Если ему взбредет в голову отправиться в путь, он берет меч и котомку и хлопает дверью. Мужчина как таковой живет одним днем и едва ли задумывается о будущем. Но дай ему жену, и все изменится. Он познает ответственность, а женщина сделает все, чтобы он ни на минуту не забывал, что это такое. Женатый мужчина — стреноженный конь, желает он того или не желает. — Новый выпад. — Так что не стоит тешить себя надеждой, что супружество удобно. Это выдумка женщин, средство привязать к себе мужчину. Мужчина — защитник и кормилец. Что же он получает взамен?

— Детей, о которых может сказать, что в них течет его кровь? — предположил Вулф, рассеянно парируя удар.

Мыслями он был далек от происходящего и потому вздрогнул, когда Дракон расхохотался.

— Ну ты и сказал, братишка! Большинству женщин не по душе, когда другая половина постели остывает, а викинги частенько покидают дом. Кое-кого по возвращении ожидает сюрприз — скорое пополнение семейства.

Дракон сменил тактику и на этот раз нанес низкий режущий удар, который вполне мог бы отсечь противнику ноги. Вулф только усмехнулся и с быстротой молнии оказался у него в тылу, вынудив обернуться.

— Откуда, по-твоему, берутся все эти мифы и сказания о богах, что под покровом ночи спускаются к смертным женщинам, чтобы согреть их ложе? — осведомился Дракон, целя брату в голову. — У нас, мужчин, для этого просто не хватит фантазии, а вот женщины, если нужно, могут быть на редкость изобретательны.

— Ты вообще не собираешься жениться? — спросил Вулф, когда мечи в очередной раз скрестились.

— Я? Жениться?! Да ты спятил, брат. Чтобы продолжить свой род, совсем не обязательно вступать в брак, нужна только податливая женщина. — Он ухмыльнулся. — В таких, как ты знаешь, недостатка нет.

— Ты никогда не будешь уверен, что это твой отпрыск.

— Отчего же? Я умею считать до девяти. К тому же моя женщина обычно не бежит к другому уже на следующую ночь.

— Но кто-нибудь может заглянуть к ней, раз она так податлива, — резонно заметил Вулф, и на лицо его легла тень. — А уж если она прекрасна, как июньское утро…

— То любому, кто решится к ней заглянуть, лучше прежде научиться как следует владеть мечом.

Вулф крякнул, опуская меч. Удар был так силен, что Дракон потерял равновесие и приземлился на пятую точку.

— Неплохо, очень неплохо, — сказал он со вздохом. — Я надеялся, что брак немного притупит твое мастерство.

Вулф спрятал оружие в ножны и протянул брату руку. Они частенько дрались на мечах, с переменным успехом, но соперничество ограничивалось только этим. В остальном братья Хаконсоны стояли друг за друга насмерть. Вулф верил Дракону, как самому себе, и ни минуты не сомневался, что доверие это вполне заслуженно. Он также принимал близко к сердцу все, что выпадало на долю брата. Вот и сейчас он был рад, что поединок закончен, так как тревожился о последствиях раны.

— Притупит! Только не такой брак, — проворчал он, склоняясь над стоявшим в тени ведром, чтобы зачерпнуть холодной воды. — Клянусь, она меня нарочно раздражает!

Окатив из черпака голову, он пальцами зачесал волосы назад. Дракон следил за ним с насмешливым интересом.

— Кто? Твоя прекрасная англичанка? Это воплощение доброты? — Он засмеялся. — Что ж, зато она трудится, как пчелка. Где только на нее не наткнешься! Она как будто в пяти местах разом, так и сыплет вопросами, все-то ей нужно знать, во всем-то разобраться. Я бы сказал, она принимает твои интересы близко к сердцу и всерьез намерена поднять хозяйство на недосягаемую высоту.

Вулф сделал гримасу. Дракон был полностью прав: Кимбра была буквально везде, занималась буквально всем, могла не присесть от рассвета до заката. Он натыкался на нее то в прядильне, то в красильне, то между кухней и кладовой, то на пути в кузницу. И все бы хорошо, но только она обо всем имела собственное мнение.

Жена прекрасно обходилась без его поддержки, словно была здесь своей, словно родилась и выросла в этом городе, а не за тридевять земель. По первому ее слову слуги бросались с поручениями, чуть ли не падая друг через друга. Только Марта и ее ближайшие подруги ходили с кислой миной.

При этой мысли лицо Вулфа омрачилось еще сильнее. Меньше всего ему хотелось раскола в лагере женщин, всех этих чисто женских дрязг и злословия, одна мысль о которых будит в мужчине тоску по морским просторам.

Вулф мысленно перенесся на большой остров, открытый совсем недавно к западу от Ирландии. Это было место дикое и прекрасное, обильное скалами и грязевыми источниками, над которыми вставали фонтаны горячего пара — гейзеры. Местами ландшафт там был настолько странен и чужероден, что казался частью какой-нибудь легенды, а местами земля была на диво плодородной, хоть сейчас начинай вспашку и выпускай на пастбища овец. Были там и фьорды неописуемой красоты, и глубокие спокойные бухты, самородная медь и железо. На острове уже селились, но еще больше было желающих. Ирландцы утверждали, что дальше к западу лежит другая земля, которой нет конца.

На миг Вулф ощутил сильнейшую тоску по странствиям, по неосвоенным землям, но заставил себя вернуться к действительности. Простой викинг мог уплыть куда угодно, стоило только пожелать. Но не ярл, который в ответе за других. Значит, нужно как-то решать проблему с Кимброй, не покидая города.

— Она приспосабливается, — буркнул он. — Со временем все образуется.

— Это ты говоришь мне или себе самому? — полюбопытствовал Дракон, снова принимаясь скалить зубы.

Вулф повернулся к брату спиной и отправился туда, где в последний раз видели Кимбру. Оказалось, что она давно исчезла в неизвестном направлении. Не зная, что предпринять, Вулф решился подступиться с расспросами к Марте, в чем немедленно раскаялся.

— Понятия не имею! — сказала та с нескрываемым удовольствием, а заметив его раздражение, и вовсе разошлась. — Прости мою дерзость, лорд Вулф, но леди Кимбра уж очень своевольничает. Возможно, она привыкла, чтобы ей потакали во всем…

Критика в адрес жены — одновременно и выпад против мужа, поскольку ее поведение отражает отношения в семье. Хуже всего, что мнение Марты перекликалось с тем, что думал сам Вулф. Ему не раз приходило в голову, что Хоук, пожалуй, переборщил, дав сестре полную свободу. Благодаря ему Кимбра понятия не имела о том, что приемлемо, а что нет, и главное — что в чужой монастырь не лезут со своим уставом. Вместо того чтобы учиться, она пыталась учить. Нужно было положить этому конец, и как можно скорее.

Вулф дал себе слово, что разыщет жену во что бы то ни стало, и зашагал к конюшне.

— Взгляни-ка на это! — воскликнула Кимбра, расправляя на ладони небольшое, собранное в розетку растение. — Я и не знала, что оно растет так далеко к северу. Отличное отхаркивающее средство. Оно лечит даже скоротечную чахотку.

Кимбра с довольной улыбкой спрятала растеньице в холщовую сумку, где уже находилось немало других образцов: мхи, лишайники и травы.

— Просто удивительно, сколько ты знаешь, леди, — застенчиво заметила Брита (несколько часов в обществе Кимбры слегка разбили лед ее застенчивости). — Моя мать знала искусство врачевания, но до тебя ей было очень далеко. Кто научил тебя всему этому?

Кимбра помолчала. Как всегда, когда речь заходила о деле ее жизни, о ее призвании, она не знала что сказать.

— Я начала учиться еще ребенком. Брат был так добр, что принял мой интерес всерьез и нашел учителей.

— Ты везучая, леди. У меня тоже был брат…

Брита оборвала себя и быстро отвернулась. Кимбра ощутила ее боль — глухую боль утраты — и приказала себе дышать глубоко и медленно, приказала не противиться наплыву чужих эмоций и не бороться с ними, так как по опыту знала, что это бесполезно. Единственным выходом было поскорее воздвигнуть стену и укрыться за ней прежде, чем боль сокрушит ее.

В этот момент Кимбра мельком подумала о том, что Вулф должен был послать Хоуку весть о ее местонахождении, если уже не сделал этого. Желая видеть брата и успокоить его, Кимбра боялась, что это выльется в кровопролитный конфликт и ей придется выбирать, чью сторону принять. Содрогнувшись, она оттеснила собственную проблему, чтобы утешить Бриту.

— Мне так жаль!

Как ни легко легла ее рука на плечо девушки, та отшатнулась. Но потом они присели рядом в мягкий мох на склоне холма. День сиял, полный света и тепла, и летнего, напоенного ароматами ветра. Брита сморгнула слезы.

— С тех пор прошло много времени.

— Как много?

— Мне было тогда всего двенадцать. — Плотина была прорвана, и слова хлынули бурным потоком. — Я родом из Ирландии, леди, с побережья. Наша семья жила у подножия гор Моум. То есть это не то чтобы горы, а так, высокие холмы, но мы называли их горами. — Глаза Бриты снова наполнились слезами, по мере того как разворачивались воспоминания, то дорогие, то тягостные. — Конечно, мы знали, кто такие викинги, но только понаслышке. И вот однажды они напали на наше поселение. Мужчины оборонялись, но пали в битве — Девушка помолчала. — Я ничего не знаю о родных. Выжили они или нет? Последним, что я видела, был наш пылающий дом. После нескольких дней дороги я оказалась в городе, в загоне для пленных. Когда меня купили, то привезли сюда. Давно это было, леди, пять долгих лет назад.

Наступило молчание. Когда Брита снова встретила взгляд Кимбры, она казалась спокойнее.

— Не раз мне приходило в голову, что смерть лучше неволи, да только наша вера запрещает самой лишать себя жизни. Когда-то я мечтала о доме, о муже и детях. Мне и не снилась участь рабыни, ничтожной твари, которую каждый может использовать как придется. — Губы ее снова дрогнули, но она справилась со слезами. — Прости, леди, мне не следовало обременять тебя своими бедами.

Кимбра не чувствовала себя обремененной, она была вне себя от гнева. Судьба Бриты пробудила прежний протест против устройства мира. Но что она могла сделать? Оставалось только запрятать свое негодование поглубже.

— Тебе не за что просить прощения, Брита. Пусть другие просят его у тебя!

Обнимая девушку, Кимбра решила, что нельзя все время отступать перед жестокостью и нужно что-то предпринять. Она как раз прикидывала, как бы начать с Вулфом разговор о Брите, когда в мысли ворвался перестук копыт.

Вверх по склону галопом несся черный жеребец. Брита вскочила, потянув за руку Кимбру.

— Беги, леди, спасайся! Я постараюсь задержать его!

Через пару секунд стало ясно, что ее самопожертвование ни к чему.

— Вулф… — прошептала Кимбра, разглядев всадника.

Облегчение смешалось в ней с досадой на то, что она могла так нелепо перепугаться.

В самом деле, о чем думает ее муж? За два дня они едва перемолвились парой слов, более того, наутро после брачной ночи он не удостоил ее и взглядом. А она так старается быть примерной женой!

Дав брачный обет, Кимбра решила свято его блюсти, даже если придется вылезти вон из кожи. Чтобы этот необычный брак сложился удачно, мало было одного Божьего благословения, гарантией личного счастья был мир между двумя народами. Никто не знал, как дорого обойдется малейший просчет, потому нельзя было допускать ни единого.

И вот Кимбра смотрела, как ее грозный супруг несется по склону верхом на черном жеребце, и задавалась вопросом, по силам ли ей поддерживать мир хотя бы в собственной семье. До сих пор она славилась на редкость ровным характером, но этот викинг озадачивал и сбивал с толку, он будоражил чувства, угрожая не оставить камня на камне от ее хваленого спокойствия.

Вулф сверху вниз глянул на жену, перевел взгляд на рабыню.

— Уходи! — приказал он Брите сквозь зубы.

Та побледнела и затрепетала, но не двинулась с места. К удивлению и ярости Вулфа, она обратила взгляд к госпоже.

— Леди, я могу идти?

— Конечно, иди, — мягко произнесла Кимбра, не сводя глаз с разгневанного всадника, размеры и мощь которого годились бы и для самого Одина. — Нам с лордом Вулфом нужно кое-что обсудить.

Рабыня заторопилась прочь. Вулф вперил в жену испепеляющий взгляд… и забыл о вопиющем поведении Бриты. Он заметил в глазах жены знакомый огонек.

Как? Она рассержена? Она?! Великий Один, да как она смеет быть чем-то недовольной? Эти два дня он был воплощенной добротой и пониманием, отказывал себе в радостях плоти, чтобы она, Кимбра, могла оправиться от брачной ночи! Пока она сладко спала, он мучился неутоленным желанием и в конце концов довел себя до нервного истощения, так что начинал уже без причины бросаться на людей и едва мог сосредоточиться на текущих делах!

Все это ради нее, а она… она, видите ли, рассержена!

Вулф спрыгнул в густой яркий мох, бросил поводья на ближайшую ветку и шагнул к жене. Кимбра поспешно отступила, но, увы, лишь самую малость, а потом и вовсе уперла руки в бока и вонзила взгляд в мужа.

— Не стой здесь, отойди! Ты топчешь растения, которые я хотела собрать!

У Вулфа отвисла челюсть. Он слышал слова, понимал каждое в отдельности, но вместе они не имели смысла. Почему она не пытается его умилостивить? Почему несет непостижимую уму чушь?

— Растения? — переспросил он.

— Ну да, растения, — терпеливо объяснила Кимбра. — Здесь у вас не выращивают нужные травы, поэтому приходится разыскивать их по всей округе. Не понимаю, как это можно! Сколько я ни смотрела, нигде нет даже самого захудалого садика. Придется мне самой его насадить из диких растений. — Она указала на холщовую сумку чуть в стороне. — Я уже начала их собирать.

Садик? При чем тут садик, дьявол его забери! Эта женщина вышла за городские стены с дурочкой-рабыней, не только не спросив у него разрешения, но и не поставив в известность! И все это ради садика?!

Вулф схватил Кимбру за плечи и так тряхнул, что у нее клацнули зубы.

— Здесь тебе не Холихуд, жена, и ты уже не избалованная сестричка чересчур мягкосердечного брата! Ему бы следовало думать головой, прежде чем потакать всем твоим прихотям, они совсем лишили тебя рассудка! Здесь суровый край, суровая жизнь! В какой бы роскоши ты ни жила, она в прошлом, и будь добра обходиться без нее! Будь добра научиться…

На языке у Вулфа уже висели слова «безоговорочно мне повиноваться», как вдруг Кимбра, все это время смотревшая на него с озадаченно сдвинутыми бровями, разразилась смехом. Это вышло непроизвольно. Смеяться в лицо невежливо, смеяться над разгневанным мужчиной неосторожно, но как тут было удержаться?

— Роскошь? Ты думаешь, речь идет о роскоши? Я хочу насадить сад не для красоты. Я буду выращивать лекарственные растения. Бог покрыл землю травами и цветами, чтобы дети Его были крепче и жили дольше.

Кимбра надеялась, что Вулф сразу проникнется ее затеей, и когда этого не случилось, была несколько обескуражена. Правда, он перестал трясти ее за плечи, но смотрел все так же сердито. К тому же эти его ладони, такие громадные и горячие… они сбивали с мысли. Кимбра решила сделать еще одну попытку:

— Помнишь, я говорила, что умею лечить? Да ты и сам наверняка видел у меня в сундуке шкатулку с лекарствами. Кстати, я еще не поблагодарила тебя за это… но мои запасы не бесконечны, их надо вовремя пополнять. Вот почему я здесь.

— Ты собираешься пичкать норвежцев микстурами?

Молчание Кимбры подтвердило догадку Вулфа, и теперь уже расхохотался он. Он смеялся до слез и, отпустив плечи Кимбры, схватился за живот. С ближайшего куста вспорхнула стайка перепуганных птичек, жеребец шарахнулся и затанцевал на месте. Отсмеявшись, Вулф улыбнулся своей наивной жене и резко оборвал неуместный ход мыслей, напомнив себе о первейшей обязанности мужа — воспитании жены. Кимбра была всего лишь слабая женщина, да еще и чужестранка, ей следовало объяснять все дважды, а если понадобиться, то и трижды.

— Я готов поверить, что твои англосаксы не обойдутся без ежедневной дозы какого-нибудь горького отвара. Мы, северяне, не в пример крепче. У нас нет такого ремесла, как лекарь. Раны мы прижигаем каленым железом, искалеченную руку или ногу просто отсекаем. Этого вполне достаточно, хотя бы потому, что мы не стремимся дожить до глубокой старости. Более того, мы этого страшимся. Немощному старику не попасть после смерти в Валгаллу, не пировать с богами, поэтому каждый викинг мечтает пасть на поле битвы с мечом в руке и именем Одина на губах. Любая другая смерть ввергает в небытие.

У Кимбры вспыхнули щеки. Она нашла сказанное бессердечным и утвердилась в подозрении, владевшем ею вот уже два дня. Горожане выглядели в самом деле здоровыми и крепкими, но это был не добрый, а скорее тревожный знак. Это означало, что слабые здесь просто не выживают.

— А как насчет женщин, которые в муках рожают вам детей? Если что-то идет не так, они просто закрывают глаза и ждут смерти? Как насчет тех, кто все-таки доживает до старости, пусть даже и против воли? Их заталкивают подальше в угол, чтобы не мозолили глаза, и оставляют страдать от болей в старых ранах? Поверить не могу, что норвежцы так жестоки!

Она и в самом деле не верила, потому что слышала от брата Чилтона, что норвежские женщины, если нужно, вступают в сделку с дьяволом и получают от него эликсир жизни и здоровья. Она не поверила тогда и предположила, что речь идет о знахарках, которым, как и ей, известны лекарственные травы. В городе, однако, ей не попалось ни одной. Почему? Потому что Вулф и его люди так истово исповедовали выносливость?

— Мне известно искусство врачевания, — сказала она мягко. — И я не могу позволить другим страдать.

Хотя голова ее была гордо вскинута, а взгляд по-прежнему устремлен Вулфу прямо в глаза, внутренне Кимбра трепетала. На ставке сейчас было ее призвание. Она не знала, как быть, если мужу вздумается запретить ей заниматься врачеванием, если ей придется жить среди этих людей, ощущать страдания и не иметь возможности помочь. Она была уверена, что зачахнет и умрет.

Вулф еще раз внимательно оглядел жену. Он видел, что для нее это важно, хотя и не вполне понимал почему. Должно быть, дело было в ее чисто английской трепетной натуре, в повышенной чувствительности — той самой, что заставила совершить до нелепости безрассудный шаг и войти в темницу в Холихуде, чтобы помочь своим врагам. Он хорошо помнил тот день и вынужден был заново признать, что такой поступок требовал большого мужества. Мужеству Вулф отдавал должное, а потому скрепя сердце решил, что женщине, пожалуй, не грех быть и трепетной. Она не в пример слабее мужчины, поэтому не в силах представить, что слабость достойна лишь презрения.

— Что ж, — сказал он наконец, — не будет большого вреда, если ты станешь пичкать своими отварами женщин и детей.

Это была уступка, но, если разобраться, не такая уж серьезная, а из затеи с врачеванием мог, пожалуй, выйти некоторый толк.

Кимбра почувствовала облегчение, но дала себе слово, чти ее муж рано или поздно признает важность ее задачи, что он когда-нибудь ее поблагодарит.

— Для начала довольно и этого. — Заметив, что Вулф нахмурился, она поспешно добавила: — Но мне понадобится помощница!

Он возвел глаза к небу. Если Кимбра и была трепетной, то только не в тех случаях, когда добивалась желаемого. Некстати проскользнувшая мысль о том, каково быть объектом ее желания, вызвала совершенно неуместное напряжение в чреслах.

— Помощница?

— Ну да. Не могу же я в одиночку обшаривать окрестности! И потом, из трав еще нужно готовить лекарства. — Кимбра сделала вид, что раздумывает. — Вот если бы подыскать кого-нибудь с зачатками знаний о растениях… погоди, погоди! — лицо ее озарилось. — Брита что-то упоминала о своей матери, знахарке! Вот удача! Наверняка она успела чему-нибудь научится.

Это было сильно преувеличено, но Кимбра была готова принять грех на душу. Ее муж равнодушно кивнул:

— Во всем, что касается хозяйства, поступай как знаешь.

Кимбра одарила Вулфа такой счастливой улыбкой, что напряжение в чреслах опасно усилилось. Он огляделся и только тут сообразил, что они находятся довольно далеко от города и к тому же наедине. Ему пришло в голову, что двух дней вполне достаточно, чтобы оправиться от брачной ночи. Во всяком случае, он очень на это надеялся, просто потому, что не силах был ждать дольше.

— А знаешь, жена, — вкрадчиво начал он, подступая к Кимбре, — добиться от мужа согласия можно и проще. Надо лишь немного его приласкать. Запомни это на будущее.

Внезапная перемена тона, блеск в глазах Вулфа привели Кимбру в полную растерянность. Она не знала, как быть.

Ее муж был на редкость привлекательным мужчиной, при всей своей мощи не лишенным грации, а уж если улыбался — вот как сейчас, — то просто захватывало дух. Так и хотелось приблизиться, окинуть взглядом черты его лица, заложить за ухо крыло угольно-черных волос, измерить объятием ширину его плеч, положить ладони на грудь и позволить им соскользнуть ниже…

Кимбра залилась краской, схватила котомку и прижала к груди — защищаясь не от Вулфа, а от себя самой, от собственного бесстыдства, которое так и норовило завладеть сознанием. Вулф с улыбкой протянул руку. Кимбра напряглась. Потянув за котомку, он привлек жену к себе почти вплотную.

— Хочешь, чтобы я показала тебе собранные растения? — спросила она дрожащим голосом. — Каждое ценно по-своему, а если говорить о пользе, которую они приносят… если перечислять, потребуются часы…

— Поэтому лучше не надо, — перебил Вулф и сомкнул вокруг нее руки, не слишком крепко, но так, чтобы лишить возможности ускользнуть.

Наклоняясь для поцелуя, он думал о том, что вот сейчас наконец-то подавит волю жены, подчинит ее себе, но стоило коснуться губами ее полуоткрытых губ, как все мысли о безраздельном господстве вылетели у него из головы. Сейчас Вулф желал только забыться, затеряться в ослепительном океане наслаждения и снова познать неописуемое удовольствие и полное, безграничное удовлетворение. Он желал, чтобы Кимбра сполна разделила с ним все это.

Вулф опустился в мох, увлекая жену за собой. Котомка мягко упала под дерево, за ней последовал плащ. Он коснулся поцелуем кромки волос на лбу Кимбры, щек и подбородка, в изящной линии которого не было ничего волевого, ничего слепо упрямого. Руки его скользили по изгибам тела, блуждали в волнах волос, поглаживали совершенные чаши грудей и наконец потянули вверх подол платья, обнажая ноги.

Кимбра вскрикнула. Вулф собирался овладеть ею здесь и сейчас, не дожидаясь, пока они окажутся в постели, невзирая на то что кто-нибудь мог на них наткнуться. Это было ужасно, но еще ужаснее было то, что она этого хотела. Два дня без его поцелуев и ласк привели ее в такое неистовство, что сама мысль о близости сводила с ума.

Дрожа всем телом, Кимбра вцепилась в его рубаху, пытаясь стащить ее через голову. Ей не удалось, и тогда он сделал это сам. Счастливо вздохнув, она положила ладони ему на грудь, где под густой порослью черных волос перекатывались мышцы. Каждый волосок был жестким колечком, они заполняли все пространство между сосками, а ниже сходились в косичку, исчезавшую под поясом кожаных штанов.

Сомнения и нерешительность оставили Кимбру. Да и как можно было колебаться, когда она честно ждала, ждала два долгих дня, пока у Вулфа восстановится мужская сила… Кто мог сказать, сколько времени это займет в следующий раз? Нужно было пользоваться моментом.

Нетерпение Кимбры повергло викинга в приятное изумление и подстегнуло его страсть. Он взялся было за шнуровку платья, что шла во всю его длину сбоку, но лишь затянул узел и с досадой рванул. Тепло и аромат желанной женщины окутали его. Он прижался ногой к развилке ног Кимбры, двигаясь вдоль ее женской плоти. Напрасно он говорил себе, что нужно помедлить, дать ей небольшую передышку, что она еще только попробовала плотской любви и просто не может ощутить желание так скоро. Он не владел собой, а потому, мысленно попросив у Кимбры прощения, потянулся рукой вниз и, к своему безмерному удивлению, понял, что она готова его принять.

Уже на грани проникновения он заглянул в пылающее лицо Кимбры. В страсти оно было еще прекраснее: синие глаза туманились, губы припухли, на лице лежал отсвет наслаждения.

Странная теплая волна омыла Вулфа. Она была чем-то сродни желанию, но не обжигала тело, а согревала душу. В этот момент он впервые увидел в Кимбре не женщину и даже не свою жену, а нечто особенное, уникальное, ни с чем не сравнимое, единственное во всем свете. Он ощутил, что соприкасаются не только их тела, но и души, что их близость может быть так же полна и гармонична, как и слияние тел.

Подумав об этом, он утратил всякий контроль над собой и вошел в тело Кимбры мощным толчком. Лишь мгновением позже он чисто инстинктивно помедлил, давая ей возможность приспособиться, но легкий, несмелый ответный толчок снова заявил его потерять голову. Осторожность была забыта, все поглотил красный туман страсти. Сквозь частый стук сердца Вулф слышал стоны, не вполне сознавая, с чьих они срываются губ. Он ощущал судорожное нажатие ладоней, понуждавшее его двигаться во все более бешеном ритме, пока высокий счастливый женский крик не поднял его на вершину наслаждения.

Он выложился целиком. Когда все кончилось, Вулф медленно отстранился и погладил жену по щеке. Синие глаза открылись.

— Я и не знала, что так бывает, — произнесла Кимбра едва слышно, но без всякого смущения.

За эти несколько минут что-то изменилось. Казалось невероятным, что можно общаться с мужчиной, когда и объятия еще не разжались, и тем не менее это было так. То, что раньше было бесстыдством, теперь воспринималось как нечто естественное и правильное.

— Сколько во всем этом силы… и красоты! — добавила она задумчиво, касаясь кончиком пальца линии губ мужа.

Вулф поймал ее палец и слегка прикусил. Кимбра сделала вид, что ей больно, и жалобно пискнула. Он чувствовал себя счастливым до глупости и был в этот момент в полном восторге от своей прекрасной англичанки да и от жизни в целом.

— Я рад, что тебе понравилось.

— Это исключение, правда? — спросила Кимбра и сама же ответила: — Должно быть исключением, иначе люди только этим и занимались бы. Это к лучшему, что мужчине нужно время…

Она задумалась о том, как мудро все устроено в природе. Если бы мужская сила могла восстанавливаться сразу, жизнь бы замерла, потому что каждый только и думал бы о постели.

— Время на что? — полюбопытствовал Вулф.

— Чтобы восстановить мужскую силу, — объяснила Кимбра с улыбкой. — Два дня — это ведь исключение, правда? Обычно приходится ждать дольше?

У Вулфа округлились глаза, и она выругала себя за излишнюю прямоту. Очевидно, для мужчин это был источник смущения, и они предпочитали не затрагивать столь щекотливую тему. Так или иначе, неосторожные слова были сказаны, и вот теперь Вулф смотрел на нее во все глаза. Он отодвинулся, повернулся на спину, устремил взгляд в небо и с минуту оставался в этой позе. Потом склонился над Кимброй.

— Значит, по-твоему, эти два дня потребовались мне, чтобы восстановить мужскую силу?

Рот его начал подергиваться. Кимбра окончательно смутилась.

— Только не считай это упреком! Наоборот, я восхищаюсь тобой, потому что ты на редкость… на редкость… — Она смешалась и спрятала лицо в ладони.

Вулф отвел ее руки. Кимбра уселась, прикрываясь обрывками платья. Он придвинулся ближе.

— На редкость что?

— На редкость быстро восстанавливаешься! — выпалила Кимбра, алея как маков цвет.

Вулф поймал ее руку и положил себе вниз живота. Кимбра ахнула.

— Жена моя, — сказал он, не позволяя ей отдернуть руку, — я не прикасался к тебе эти две ночи только потому, что не знал, как быстро восстановишься ты! Это повторится только в том случае, если ты сама попросишь о передышке.

Кимбра ощутила, что его напряженная плоть шевельнусь в кольце ее пальцев, словно зверек, требующий ласки. Тело ее откликнулось, и еще как охотно, хотя минуту назад удовлетворение казалось полным. Она откинулась в мягкий мох и привлекла к себе мужа.