"Мироходец" - читать интересную книгу автора (Абби Линн)

Глава 7

Сквозь сон Ксанча почувствовала, как кто-то трясет ее за локоть. Открыв глаза, она не сразу сообразила, где находится, но, оглядевшись, узнала рощу у ручья, потухший костер и Ратипа, стоящего возле нее на коленях.

— Просыпайся! — Юноша снова толкнул ее в плечо. — Тебе снился кошмар.

Последние обрывки ночных видений еще витали в голове Ксанчи: сырая пещера; золотистые насекомые; жрец-исследователь, занесший над головой антенну; Урза, колдующий над костром… Это были воспоминания, к которым она не хотела возвращаться даже во сне. Поняв, как крепко она заснула, Ксанча тихо выругалась и взглянула на Рата.

— Что ж ты не убежал? — спросила она.

— Я думал об этом, — спокойно ответил Ратип, — всю ночь. Мы так далеко от знакомых мест, у меня на ногах цепь… Но даже если ты сильнее меня и обладаешь этой летающей штуковиной, ты все равно такая маленькая, что нуждаешься в ком-то, кто смог бы о тебе позаботиться.

— Обо мне? — изумилась Ксанча. — А как же твоя клятва?

Он пожал плечами.

— У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом. Проснувшись ночью, я сначала решил, что ты притворяешься, будто спишь, и ждешь, когда я попытаюсь бежать. Но если бы я побежал, точнее, пошел… — Рат позвенел цепью, — я должен был быть уверен, что ты не сможешь меня догнать.

— И что ты собирался сделать? Задушить или разбить мне голову?

— Я не успел решить… Тебе снился кошмар, на это было страшно смотреть, и я разбудил тебя. Ты веришь в сказки шраттов о снах и душах?

— Нет. — Ксанча знала о верованиях шраттов лишь то, что они жестоко расправлялись с любыми иноверцами. А свою душу, как утверждал Урза, она потеряла, когда попала в обсидиановый чан Храма Плоти.

Потянувшись, девушка достала из корзины Ассора еду и, бросив юноше кусок хлеба, произнесла:

— Я сама в состоянии позаботиться о себе. А когда мы доберемся домой, ты станешь Мишрой и встретишь Урзу — это и будет тот, кому нужна твоя помощь.

Рат усмехнулся, но промолчал. Казалось, он решил стать образчиком добродетели и послушания. По крайней мере до тех пор, пока Ксанча не приказала ему сесть рядом, чтобы поместиться в шар.

— Другого варианта нет? — спросил он, бледнея. — Может, пойдем пешком? Даже с цепью я предпочел бы идти, а не лететь.

Ксанча покачала головой, а Ратип, зажав рот ладонью, бросился в кусты, где его и стошнило. Вернувшись, он проговорил обреченно:

— Кажется, теперь я готов.

— С этим шаром у меня никогда не было неприятностей, Рат. Передвигаться в нем безопаснее, чем в повозке или пешком.

— Боюсь, это не утешит меня… — начал юноша, но замер на полуслове. Увидев, как Ксанча зевнула, а из ее открытого рта появилась сфера, он вновь направился к кустам.

Девушка знала, что желудок Ратипа пуст, а саму ее непременно стошнит, если она закроет рот раньше, чем надуется шар. Она схватила юношу, прижала его голову к своим коленям и держала, пока шар не взлетел.

— Самое худшее позади. Сядь и расслабься. В конце концов, всегда есть на что посмотреть: облака, небо, земля…

О земле лучше было не напоминать. Проклиная все на свете, юноша вцепился в нее как сумасшедший. Если он не сможет успокоиться, путешествие станет невыносимым для них обоих. Ксанча попыталась его ободрить:

— Скажи мне, чего ты так боишься, Рат? Облеченный в слова, страх исчезает.

Но Ратип не слушал ее. Скорчившись на дне сферы, он цеплялся за ее колени, судорожно хватая ртом воздух. Убедившись, что слова не действуют, Ксанча сменила тактику. Она стала раскачивать сферу из стороны в сторону.

— Слышишь, поговори со мной! — кричала девушка прямо в ухо своему пассажиру.

Силой мысли она заставила шар резко спикировать к земле, а затем, вращаясь с бешеной скоростью, взмыть к облакам.

— Ты еще не знаешь, что такое страх! Скажи мне, почему ты боишься?

Рат завопил:

— Неправда! Я чувствую, как небо глядит на меня и ждет. Ждет случая сбросить меня вниз!

После этих слов он весь как-то обмяк, плечи его сотрясали рыдания. Казалось, юноше стало легче. Ксанча звучно хлопнула Рата между лопаток:

— Я не позволю небу сбросить тебя.

Жалобы юноши напомнили ей тот день, когда Урза впервые взял ее с собой в путешествие по мирам. В отличие от Ксанчи, Мироходец обладал способностью видеть путь в бесконечной вселенной, а она чувствовала себя лишней, нарушителем на чужой территории. Когда бесконечность межмирия впервые окружила ее, девушка ощутила, как вселенная высасывает ее дыхание, готовая уничтожить незваного гостя. Кист стал единственной защитой, которую Урза смог изобрести для нее. С ним Ксанча не перестала чувствовать себя посторонней, но он гарантировал ей жизнь. Девушка решила, что попросит Урзу вживить кист и в Рата, точнее — в Мишру. А пока ей ничего не оставалось, как просто занять его разговором.

Обычное, даже дружелюбное небо Эфуан Пинкара ничем не напоминало межмирие. «Может быть, за разговорами он забудет свои страхи». Ксанча попросила Ратипа еще раз рассказать историю своей жизни, и вскоре юноша взял себя в руки.

Детали повествования отличались от тех, что она слышала в повозке Ассора, но общее настроение не изменилось. Когда Рат заговорил о том, как нашел приговор религиозных фанатиков, начертанный кровью на стене его дома, напряжение пересилило страх, юноша выпрямился и заговорил твердым голосом:

— Если шратты поклоняются Авохиру, то уж лучше я отрекусь от него и буду проклят, но не стану жить под их властью.

Ксанча очень хорошо понимала чувства Ратипа, но ей совсем не понравилось следующее заявление раба:

— Когда твой Урза закончит со мной, я вернусь в Пинкар и пойду в краснополосые. Они правы: шраттов нужно убивать. По-другому нельзя.

— Среди краснополосых есть фирексийцы, — предупредила Ксанча. — Они намного хуже любого шратта.

— Но они мне не враги, особенно если сражаются со шраттами.

— Должно быть, Мишра думал так же про джиксийцев, но все не так просто. Живые не могут доверять им, потому что Фирексия всегда считала живых людей ошибкой.

Рат внимательно посмотрел на нее.

— Мы — живые, ты и я, — продолжала Ксанча, дотрагиваясь до своей руки, — а фирексийцы — нет. Они механизмы, подобные тем, каких Урза использовал в Войне Братьев… хотя не совсем. Их плоть заменяют разными составляющими, главным образом металлом, согласно плану Всевышнего. А вместо крови вливают масло.

Рат прищурился, задумчиво глядя поверх плеча Ксанчи. Урза твердил, что нужно думать и взвешивать, но сам никогда не делал этого. Он либо решал проблему немедленно, либо погружался в болото своих навязчивых идей.

Ксанча заговорила быстро, словно пытаясь стряхнуть с себя неприятные воспоминания:

— Мясо, кровь, плоть — какая разница! Фирексия — твой враг, Рат. Война Братьев стала их первой атакой на Доминарию. Среди краснополосых есть фирексийцы, и ты поступишь намного мудрее, если присоединишься к шраттам.

После этих слов глаза юноши сверкнули яростью. Он в упор взглянул на Ксанчу и произнес тихим, сдавленным голосом:

— Ты говоришь, что почуяла фирексийцев среди краснополосых. Почему же я ни чего не почувствовал? Ты сказала, что живые не могут доверять им, но ведь и Такта и Гарв живые. И в конце концов, ты хочешь, чтобы я представился Мишрой тому, кого ты зовешь Урзой. Что-то здесь не так…

— Ты считаешь, я лгу? — удивилась Ксанча.

— Как бы там ни было, в Медране ты испугалась фирексийцев, а не краснополосых. Возможно, ты говоришь правду, но не всю. И возможно, мы оба из плоти, но, видит Авохир, она у нас разная.

— Во мне тоже течет кровь. — В доказательство Ксанча вытащила из-за голенища нож и уколола палец. Рана получилась глубже, чем она рассчитывала. Выпуклая красная капля повисла, набухла и потекла, оставляя шершавую яркую дорожку, пачкая рукав.

Рат ухмыльнулся:

— Зачем, это было не обязательно, — сказал он, отводя взгляд, а Ксанча подумала, что человек перестает бояться, когда осознает, что есть что-то худшее, чем его страхи.

— Ты же хотел меня убить, — Ксанча держала нож так, чтобы Рат мог его видеть, — хотел сбежать.

Юноша покачал головой:

— Нет. Когда мой отец уехал из Пинкара… он научился убивать скотину и разделывать мясо. А я никогда не мог даже просто смотреть и всегда убегал.

Он весь сжался, а Ксанча убрала нож на место.

— Ты веришь мне? — спросила она и сунула раненый палец в рот.

— Я не могу поверить, даже если ты говоришь правду. Урза Изобретатель… Мишра… Запах фирексийцев. Это все… — он хлопнул рукой по шару, — слишком странно… Ты похожа на обыкновенного человека, а разговариваешь так, как не говорил никто в моей жизни. Вроде бы на моем родном языке, но ты не из Эфуана. Ты не механизм и не фирексийка. Я не знаю, во что верить. На чьей ты стороне?

— Я за Урзу… и против Фирексии. — Палец все еще кровоточил, и ей пришлось снова засунуть его в рот,

— Я никогда не считал Урзу героем. Боги должны наказывать его до сих пор за то, что он сделал три тысячи лет назад. А ты предлагаешь мне выступить на его стороне. Я не знаю, что и думать.

— Ты думаешь слишком много.

— Да, мне все время это говорят… — Ратип замолк.

Кто бы ни упрекал его в этом, вероятнее всего, он уже погиб от рук шраттов. «Все время» стало для Рата историей, наполненной утратами и болью.

Ксанча оставила его наедине с его мыслями.

Западный ветер подхватил шар и нес его, слегка покачивая, над просторами Эфуан Пинкара. На севере собирались облака. Плоские снизу, они возвышались пушистыми белоснежными вершинами, раскинувшись над бесконечным морем, где свирепствовали грозные, коварные бури.

Развернув шар на юго-запад, Ксанча попыталась поймать сильные потоки ветра, и вдруг осознала, что Рат пристально смотрит на нее.

— Как ты это делаешь? Колдовство? Ты колдунья? Это могло бы все объяснить.

— Нет. Это все равно что ходить или есть. Я не задумываюсь над этим. Однажды Урза заставил меня проглотить нечто, сказав, что называется оно «кист». Вероятно, это транское изобретение. Я умею им пользоваться, а большего мне и не нужно. Да и тебе тоже.

— Извини, что спросил. Просто я пытаюсь понять…

— Ты слишком много думаешь, — повторила Ксанча.

— Так я буду Мишрой, да? — Юноша размышлял уже совсем о другом.

Внезапно сферу закружил сильный поток ветра. Ксанче пришлось собрать все силы, чтобы остановить вращение. Рат сжался на дне шара и вцепился в колени девушки. Тучи на севере становились темнее. Вряд ли путешественникам удалось бы избежать бури, но до ее начала они успеют проделать немалый путь и найти убежище.

— Придется лететь быстрее. — Ксанча с тревогой посмотрела на Рата. — Нас немного потрясет. Ты готов?

Расценив обреченный стон юноши как согласие, Ксанча вытянула руку на запад, и шар пулей понесся вперед. Горизонт на севере застилали горы белых облаков, от подножия которых к земле тянулась еле различимая пелена дождя, кое-где разрываемая грозовыми всполохами.

— Кого-то сегодня ждет ужасная ночь, — сказала Ксанча своему безмолвному попутчику. — Надеюсь, не нас.

Летающая сфера поднялась чуть выше. Пейзаж внизу напоминал поверхность стола Урзы, хотя и был более плоским и пустынным. Несколько проселочных дорог рыжими лентами рассекали бескрайние изумрудные поля, деревушка в десяток дворов приютилась у изгиба реки.

Ксанча вспомнила, что обещала Рату достать новую одежду взамен его лохмотьев и снять наконец надоевшую цепь. С другой стороны, если они приземлятся сейчас, буря может задержать их до завтрашнего утра. Полюбовавшись мирным пейзажем, девушка решила лететь дальше.

Вскоре показалось следующее селение, и Ксанча вновь подумала о кандалах Ратипа. В самом деле, не может же она привести к Урзе брата в лохмотьях, грязного, закованного в цепи. Но судя по поднимающемуся от деревни дыму, крестьяне жгли свои посевы, а это не лучшее время просить их об одолжении. Ксанча направила шар южнее, и он послушно изменил направление.

— Подожди! — Рат схватил спутницу за локоть. — Разве ты не видишь? Деревня горит!

Ксанча посмотрела еще раз и увидела, что горели не только поля, но и крыши домов. Тем более стоило повернуть на юг — подальше от неприятностей.

— Ксанча, это шратты. Конечно, краснополосые совершают набеги, но они не уничтожают деревни. Мы не можем улететь просто так! Там гибнут люди!

— Я не волшебница, Рат, и не Урза. Я ничем не могу помочь им!

— Но мы же не шратты и не фирексийцы! — Рат быстро научился управлять чувствами Ксанчи. Он был одновременно обаятелен и высокомерен, опасная смесь, почти как Мишра. Девушка чуть было не призналась, что она тоже фирексийка.

Рат попытался поменять направление. Сфера завертелась, опрокидывая корзину с едой, бросая спутников друг на друга, но шар не подчинялся ему и продолжал лететь на юг.

— Никогда больше так не делай, — крикнула Ксанча, пытаясь привести все в порядок. — Мы летим домой… к Урзе. Только он сможет помочь этим людям.

— Будет слишком поздно! — Ратип принялся снова раскачивать шар, но на этот раз Ксанча была начеку, их только слегка тряхнуло.

— Перестань, или я сброшу тебя вниз.

— Давай!

— Ты умрешь.

— Лучше быть мертвым на земле, чем живым на этом шаре.

Юноша схватил меч и по рукоять всадил его в сферу. Внутренности Ксанчи пронзила острая боль, и, сжав кулак, она замахнулась на Рата.

— Давай, давай, — огрызнулся тот, — потом расскажешь своему драгоценному Урзе, как ты убила его брата еще раз.

Кулак девушки опустился. Может, она ошиблась относительно намерений Рата? Вытянув руку, Ксанча направила шар назад к деревне. Чем ближе они подлетали, тем яснее становилось, что Ратип прав. Северный ветер принес дым пожарищ и крики умирающих крестьян.

Снижаясь, они увидели молодую простоволосую женщину, выбегающую из ворот ближайшего двора. Ее преследовал человек с мечом. Увидев незнакомцев, парящих в воздухе, оба в недоумении остановились.

— Вот черт! — пробормотала Ксанча, а затем скомандовала про себя: «Столкновение!» и «Сейчас».

В следующую секунду девушке показалось, что кист в ее животе выпустил множество огненных шипов, а шар стремительно спланировал прямо на голову преследователя, свалив его с ног и осыпав белой пылью. Оказавшись на земле, Ксанча подбежала к поверженному разбойнику и одним ударом ботинка расколола ему череп, забрызгав Рата кровью и мозгами. Если он хотел смерти, она покажет ему смерть. Молодая крестьянка с криком бросилась бежать.

Ксанча подняла с земли и протянула Рату меч рукоятью вперед. Он не двинулся. Тогда девушка с силой вложила в его ладонь оружие:

— Ты же этого хотел?! Иди, спасай их!

— Я никогда не держал в руках меч. Я думал…

— Ты думал! — Она замахнулась и чуть не ударила его. — Ты слишком много думаешь.

Рат отскочил, звеня цепью. Взгляд его упал на железные оковы, будто он видел их впервые.

— Я не могу… Ты должна будешь…

Ксанча медленно покачала головой.

— Я же тебе говорила, черт возьми, я не колдунья и не воин. Это была твоя глупая идея, ты и дерись. Выбирай: они или я. — Девушка произнесла это тем угрожающим тоном, каким разговаривала с Гарвом и Тактой.

Юноша сжал меч и, звеня цепью, побрел к воротам.

— Хотя бы достань его из ножен, — крикнула вслед Ксанча и выругалась по-фирексийски.

Рат был глупцом, а глупцы заслуживают тех неприятностей, которые с ними случаются. Но как только подопечный скрылся из виду, ее гнев исчез. Зевнув и прочитав заклинание, Ксанча образовала вокруг своего тела броню, сжала в кармане черные маленькие монетки и твердым шагом направилась в разоренную деревню. Конечно, она не была волшебницей, но это не мешало ей иметь в своем арсенале несколько колдовских штучек. К тому же она хорошо владела различными видами оружия и успешно им пользовалась. В других мирах, но не в Доминарии. Она дала слово Урзе.

«Я хорошо знаю твой характер, Ксанча, — говорил Мироходец. — Это — мой дом. Мои скитания закончились. Я никогда не покину Доминарию. Обещай, что ты не станешь привлекать к себе внимание, ввязываясь в неприятности и ссоры».

— Не я это начала, — проговорила вслух Ксанча, обращаясь к Урзе, — видит бог, не я…

Девушка вступила на пустынную деревенскую улицу и огляделась. У закопченной стены горящего дома лежал окровавленный труп, но это был не Ратип. Пока Ксанча разглядывала его, из противоположных ворот один за другим выбежали двое мужчин, вооруженные ножами. Было непонятно, крестьяне это или разбойники-шратты. Она вытащила из кармана монетку и выругалась. Мысленно послав Рата в Седьмую Сферу Фирексии, Ксанча вошла в опустевший дом. Единственная комната, заполненная дымом, оказалась пуста. Девушка позвала Ратипа и, не получив ответа, вернулась на улицу. Не успела она сделать и десяти шагов, как чья-то стрела ударила ее в плечо. Броня Урзы была крепче гранита, острый наконечник раскололся, и стрела соскользнула на землю, не причинив девушке вреда.

Мгновенно обернувшись, Ксанча метнула маленькую монетку в убегающего стрелка. Черный кусочек металла раскалился в полете добела и, врезавшись в шею лучника, убил его прежде, чем тот упал на землю. Из раны заструился густой зеленоватый дым.

Внезапно из-за покосившейся ограды появился хорошо вооруженный человек с мечом наперевес. По легким доспехам из толстой кожи и шлему с забралом Ксанча догадалась, что перед ней профессиональный воин, возможно наемник. На секунду замешкавшись, она позволила ему напасть первым. Одним мощным ударом воин свалил ее с ног, но Ксанча тут же вскочила, не давая ему возможности завершить атаку. Сквозь прорезь в забрале девушка поймала удивленный взгляд. Ловко отразив следующий выпад, она ударила его кулаком в живот и, когда наемник повалился на землю, без колебаний перерезала ему горло.

Не обращая внимания на предсмертные хрипы, Ксанча подобрала оружие и направилась к самому высокому строению в центре деревни. По пути она то и дело прислушивалась, не звенит ли где цепь Ратипа, но округу оглашали только стоны раненых и треск пожаров.

Еще двое вооруженных мужчин показались сквозь клубы черного дыма и стали окружать Ксанчу, подавая друг другу какие-то непонятные знаки. На этот раз девушка не стала раздумывать. Раскаленная монета попала только в одного человека, но и этого оказалось достаточно. Его товарищ развернулся и побежал. Ксанча не стала его преследовать. В конце концов, это была война Ратипа.

Где-то три раза прозвучал горн, из нескольких дворов появились одетые в доспехи, хорошо вооруженные люди и, построившись в шеренгу, строем вышли из деревни. Ксанча проводила их недоуменным взглядом. Для религиозных фанатиков шратты были слишком дисциплинированны, даже лучше, чем любая армия. Страшное подозрение заставило Ксанчу втянуть носом воздух, но, кроме дыма и запаха свежей крови, она ничего не почувствовала.

— Ра-тип! — позвала она. — Сын Мидеа, где ты?!

В дверном проеме соседнего амбара появился старик. Покосившись на ее окровавленный меч, он поднял вилы и проговорил дрожащим, но решительным голосом:

— Здесь нет человека с таким именем.

«Уж лучше бы был, — пронеслось в голове Ксанчи. — Неужели он сбежал?!»

Следом за стариком вышли еще двое: женщина, раненная в руку, и малыш, вцепившийся в ее юбку.

— Кто ты? — вскинул вилы крестьянин.

— Меня зовут Ксанча. Мы с Ратом оказались поблизости. — Она отбросила меч в грязь. — Он увидел, что крыши горят…

Деревня пылала, но выжившие крестьяне не спешили тушить огонь. В подобных селениях обычно имелся только один колодец, а дома, большей частью, строились из камня, и после пожара их можно было восстановить.

Старик покачал головой. Вряд ли он поверил словам Ксанчи, но видел, как она отбросила оружие в сторону. Мужчина что-то крикнул, и из амбара появились еще несколько перепуганных селян. Рата среди них не было.

Ксанча продолжила свой путь. Пришло время отыскать Ратипа и двигаться дальше.

Открытую дверь белоснежного храма в центре деревни подпирал труп мужчины. После всего, что она увидела в Эфуан Пинкаре, ее вовсе не удивило, что храм стал склепом. Внутри она насчитала еще десяток мертвецов. Все с руками, связанными за спиной, и перерезанным горлом. У самого алтаря Ксанча увидела Ратипа. В оцепенении юноша смотрел прямо перед собой.

— Нам пора.

Он не шелохнулся. В прозрачном сумраке храма его обнаженный меч поблескивал чем-то темным. Ратип никогда прежде не держал в руках оружия, а сегодня, по всей видимости, впервые убил человека. Напряжение было слишком велико. Ксанча осторожно коснулась его плеча.

— Рат. Ратип… — позвала девушка и, подняв глаза, увидела на стене начертанные кровью слова. — Что здесь написано? — спросила она, пытаясь говорить как можно мягче.

— Тот, кто оскверняет веру шраттов, очистится в собственной крови. Да благословит великий Авохир деяния наши.

Ксанча дотронулась до его запястья, и окровавленный меч легко скользнул из его ладони.

— Если бог и существует, — произнес он тихо, — то не убийцы говорят за него.

Она попыталась увлечь Рата к дверям, но он отстранил ее. «Оказывается, смертные люди, — подумалось Ксанче, — те, кто рождается и стареет, видят смерть так, как не может ее увидеть ни один фирексийский тритон».

— Ты же знал, что здесь шратты, Рат. И должен был догадаться, что ты увидишь.

— Нет.

— Я побывала в других деревнях по дороге в Медран, и не ты первый рассказал мне о шраттах. Это их рук дело.

— Это — нет! — Юноша поежился, словно от холода.

— В любом случае нам пора уходить. — Ксанча снова попыталась взять его за руку.

Внезапно Рат замахнулся и ударил бы ее, если бы она вовремя не отскочила в сторону. На мокром от слез лице юноши читалось безумие.

— Хорошо. Поговори со мной, расскажи, почему это сделали не шратты, — смягчилась девушка.

— Смотри. — Рат указал на труп, одиноко лежащий между алтарем и исписанной стеной. Живот мужчины был вспорот, внутренности лежали в пыли, но на теле виднелось еще много других ран, как будто убийца уступил своему слепому гневу, снова и снова вонзая в уже мертвое тело свое оружие. Ксанча поняла, чья кровь обагрила клинок Ратипа.

— Он не шратт!

— Откуда ты знаешь?

— Посмотри на его руки! — волновался Рат.

Девушка дотронулась носком ботинка до руки мертвеца, показавшейся ей совершенно обыкновенной.

— Не вижу ничего необычного.

— Шратты считают себя мстителями Авохира. Они татуируют на руках строки из Священного Писания.

— Может, это новичок?

Рат покачал головой и продолжал:

— Дело не только в руках. Он чисто выбрит, а шратты никогда не бреют бород.

Ксанча порылась в своей памяти. С тех пор как она прибыла в Эфуан Пинкар, чисто выбритых мужчин она встречала лишь в Медране, и это были краснополосые. Еще с несколькими она сражалась сегодня в деревне.

— Так это не шратты? Переодетые в шраттов краснополосые?

Ксанча знала, что среди краснополосых есть фирексийцы, и в голове у нее давно крутился вопрос: «Неужели они затеяли эту войну, чтобы захватить столь отдаленный уголок Доминарии?» И вдруг испугалась, вспомнив Джикса, его зеленую искру и приказ проникать в другие миры. Может, они выследили ее?

— Я видел, как шратты вырезали целую семью. Я видел, как они вспороли живот моему дяде, сказав, что он пролил собачью кровь на их Книгу. Но они не убивают в храмах. Я знаю шраттов, Ксанча, и этот человек не из них.

— Ты сказал, что ушел, когда эти фанатики явились в твою деревню, — ответила девушка спокойно, — и ничего не видел. Это могли быть и краснополосые.

— Вполне, — легко согласился Рат. — Но я видел, как шратты убивали моего дядю. Да и зачем это краснополосым? Никто, кроме шраттов, не воюет за шраттов. — Рат помолчал, а затем продолжил: — Куда бы ни приходила моя семья, люди везде ненавидели их. Мы все молились Авохиру, чтобы из города прислали краснополосых воинов, способных защитить нас.

— Нужно всегда знать, чего просишь. Но в любом случае все это выглядит так, будто краснополосые делают за шраттов грязную работу и не оставляют свидетелей.

Рат и сам пришел к такому выводу.

— И если это так, то здесь еще не все кончено. Они вернутся. И если мы их не убьем, то умрем сами.

— Есть кое-что похуже, Рат. Нас могли видеть и рассказать обо всем шраттам.

Она убила разбойника, который видел их в шаре. Лучник тоже теперь никому ничего не расскажет, равно как и воин в кожаных доспехах…

— Нам надо идти, — поразмыслив, сделала вывод Ксанча.

— Но ведь погибнут люди.

— Не больше, чем если бы мы вообще не приходили сюда.

— Их кровь будет на наших руках. У тебя, похоже, нет совести. Я никуда не уйду.

— Оставаться нет смысла.

— Когда краснополосые вернутся, мы убьем их, а потом уйдем.

Ксанча покачала головой.

— Эта деревня обречена. Один сбежал и предупредит остальных.

Рат взволнованно расхаживал по храму.

— Да, обречена. Поэтому ты переправишь этих людей в другие деревни, где они расскажут правду. К тому времени, когда вернутся краснополосые, деревня будет пуста.

— Ты серьезно?

Он не шутил, а у Ксанчи имелась совесть.

С Ратипа наконец-то сняли ненавистную цепь, а девушка двое суток прочесывала окрестности в поисках сбежавшего воина, но безрезультатно. Затем три дня хоронили убитых, потом еще пять дней ушло на то, чтобы переправить выживших селян в другие деревни, где они рассказывали о шраттах и краснополосых. На десятое утро все было кончено, и путешествие возобновилось.