"Мы — на острове Сальткрока" - читать интересную книгу автора (Линдгрен Астрид)ПОШЛИ ПРОЧЬ ВМЕСТЕ СО СВОИМИ ЗАКОЛДОВАННЫМИ ПРИНЦАМИ!Как-то весенним днем Чёрвен свалилась в море с пароходной пристани. Она всегда была уверена, что ей ничего не стоит проплыть несколько минут, но тут вдруг убедилась, что это вовсе не так. Однако не успела она испугаться, как вовремя подоспевший Боцман вытащил ее на берег. Когда примчался Ниссе, Чёрвен уже стояла на пристани, выжимая мокрые волосы. — Где твой спасательный пояс? — строго спросил Ниссе. — Знаешь что, папа, — произнесла в ответ Чёрвен, — когда Боцман со мною, мне почти что не нужен пояс. Обвив руками шею Боцмана, она прижалась к нему мокрой головой. — Эх ты, Боцман, — ласково сказала она, — песик ты мой паршивенький. Боцман серьезно посмотрел на нее, и если правда, что он умел думать, как люди, то, наверное, подумал: «Ах ты, оса ты этакая, жизнь за тебя отдам, скажи только слово». Приласкав Боцмана, Чёрвен радостно рассмеялась. — Папа, знаешь что… — начала было она, но Ниссе перебил ее: — Нет, Чёрвен, никаких больше «знаешь что»! Марш домой переодеваться. — Ладно, только я хотела сказать, что упала в море уже целых три раза… ха-ха-ха, а Стина всего только два. Насквозь промокшая, Чёрвен победоносно зашагала домой, желая покрасоваться в таком виде перед Стиной. На обрывистом берегу, неподалеку от своего домика Сёдерман смолил лодку, готовясь спустить ее на воду. Всех жителей Сальткроки захватила великая весенняя суета. Освободившись ото льда, море вольно катило свои волны, и нужно было срочно готовить лодки. На острове стоял запах смолы и краски, и весь он был окутан дымом от тлевшей прошлогодней листвы, потому что и в усадьбах встречали весну. Но все прочие запахи заглушал соленый запах моря. Сёдерман жадно ловил его носом, подставляя весеннему солнцу свою спину. Лодка, похоже, скоро будет что надо, и он был доволен. Но голова у него начинала побаливать. Рядом с Сёдерманом на большом валуне сидела Стина и рассказывала дедушке сказки. Бедный Сёдерман никак не мог взять в толк, какой принц обернулся диким вепрем, а какой орлом. А вся беда в том, что время от времени Стина проверяла, все ли он понял: ошибок она не терпела. — Угадай, кого больше заколдовали? — с пристрастием допрашивала она. Но тут перед ней неожиданно предстала мокрая как русалка Чёрвен. — Угадай, кто упал в море? — гордо спросила она. Стина молча уставилась на нее. Она даже не представляла себе, что этим можно хвастаться, но, увидев торжествующую мордочку Чёрвен, неуверенно, на всякий случай спросила: — Угадай, кто скоро упадет в море… в воскресенье? — Только не ты, — строго прикрикнул Сёдерман, — а не то я отправлю тебя назад в Стокгольм, вместе с Мелькерсонами. Мелькерсоны и привезли с собой Стину, когда приехали на несколько деньков погостить на весеннем острове. Мелькер по-прежнему считал, что нечего такой большой усадьбе, как Столярова, за которую внесли арендную плату вперед, простаивать без пользы. А главное… никогда остров не был так красив, как весной, когда на березах распустились первые нежные листочки и когда вся Сальткрока казалась ковром из бело-голубых подснежников. — Боже, до чего же я люблю шведскую весну! — частенько говорил Мелькер. — Холодная она и скромная, но такая прекрасная, что сердце в груди щемит! То, что весна была холодная, почувствовала и Чёрвен. Она продрогла, и ей поскорее хотелось домой — переодеться во все сухое. Но, проходя мимо причала столяровой усадьбы, она увидела дядю Мелькера, который сидел в лодке и возился со старым мотором. И тут, как Чёрвен ни спешила, ей пришлось остановиться. Мелькер обожал болтать с Чёрвен. — Ничего забавнее на свете нет, — доверительно говорил он Малин. — Жалко, что ты не слышишь нас, потому что наши беседы необыкновенно интересны. А лучше всего мы болтаем с глазу на глаз. Вот и теперь, пока Мелькер воевал со своим мотором, состоялась небольшая откровенная беседа. И конечно, жаль, что Малин не слыхала, какая она была веселая и интересная. — Дядя Мелькер, а я в море упала, — радостно сообщила Чёрвен. В ответ раздалось лишь невнятное бормотание. Мелькер изо всех сил тянул шнур динамика и, должно быть, занимался этим довольно давно, потому что лицо его побагровело, а волосы торчали во все стороны. — У тебя нет настоящей хватки, дядя Мелькер, — заявила Чёрвен. Взглянув на стоявшую у причала Чёрвен, Мелькер, ласково улыбнувшись, спросил: — Вон что, так-таки нет? — Не, нужно схватить шнур вот так и дернуть, — сказала Чёрвен и, молниеносно крутанув рукой, показала, как это делается. — Вот возьму и схвачу тебя, если не уберешься восвояси, — предупредил Мелькер. Чёрвен даже заморгала от такой черной неблагодарности. — Ты бы должен радоваться, что я тебе помогаю. Мелькер снова взялся за свой мотор. — Да, спасибо, я так рад… так рад… так рад, — заверил он ее, дергая за шнур в такт своим словам. Но проклятый мотор, фыркнув несколько раз «фьют, фыот», совсем заглох. Чёрвен покачала головой. — Вообще-то ты мастер на все руки, дядя Мелькер, но, может, в моторах, как раз ничего и не смыслишь! Погоди-ка, я покажу тебе! Тут Мелькер взревел: — Убирайся отсюда! Бросайся снова в море или иди поиграй с Пелле… Сгинь! Чёрвен обиделась. — Хорошо, я пойду и поиграю с Пелле, но сначала мне нужно домой переодеться. Ты что, не понимаешь? Мелькер одобрительно кивнул. — Пожалуйста, переоденься! Надень на себя все, что у тебя есть! И не забудь три пары лифчиков, которые застегиваются на спине. — Лифчиков? — переспросила Чёрвен. — Мы же не в каменном веке! Так обычно говорила Тедди, когда речь шла о чем-то старомодном. Мелькер уже не слушал, потому что мотор снова фыркнул «фьют, фыот», и Мелькер умоляюще посмотрел на него. Но напрасно. Фыркнув в последний раз «фьют», мотор совсем заглох. — Дядя Мелькер, знаешь что? — сказала Чёрвен. — С книгами, может, у тебя и получается, но в этом деле ты ничегошеньки не смыслишь. А где Пелле? — Вероятно, у клетки с кроликом, — прошипел Мелькер и, молитвенно сложив руки, добавил: — Дал бы бог, чтоб он был у клетки с кроликом и чтобы ты тоже отправилась туда. — Ты хочешь, чтобы бог был у клетки с кроликом? — с любопытством спросила Чёрвен. — Пелле! — закричал Мелькер. — Пелле должен быть у клетки с кроликом… и ты тоже. В первую очередь ты! — Нет, но ты же сам сказал, что молишь бога, чтобы он был у клетки с кроликом… — начала было Чёрвен, но дядя Мелькер так дико сверкнул глазами, что она, желая успокоить его, поспешно добавила: — Да, да, я пошла, пошла! Молитва Мелькера была услышана. Пелле был как раз у клетки с кроликом, и туда— то, переодевшись, отправилась и Чёрвен. Йокке жил в роскошной клетке. — Сам Мелькер сделал, собственноручно, — хвастался Мелькер, когда клетка была готова. Пелле помогал отцу забивать гвозди, хотя Мелькер предупредил его: — Кончится тем, что ты отобьешь себе пальцы. — Не-а, — возразил Пелле, — если только Чёрвен будет держать гвозди. До такой хитрости Мелькер не додумался. — Почему ты все время лупишь себя по большому пальцу? — спросила Чёрвен, после того как Мелькер дважды ударил себя молотком. Пососав палец, Мелькер ответил: — Потому что ты, Чёрвен( не держишь мне гвоздь. Но клетка, когда ее смастерили, все же вышла хоть куда. «Вот обрадуется кролик, когда переедет в нее!» — подумал Пелле. Сияя от счастья, он притащил Йокке на скотный двор Янсона и спустил его на землю возле нового жилища. Это сооружение было спрятано за кустом сирени, в укромном местечке, где Пелле мог сидеть наедине с Йокке и чувствовать себя счастливейшим в мире обладателем кролика. Клетка была сделана из кусков металлической сетки, оставшейся от курятника. С одной стороны клетки была дверца с небольшой защелкой, так что Пелле нетрудно было вынуть из клетки кролика, когда хотелось подержать его на руках. В глубине клетки стоял ящик с круглым отверстием, служивший маленьким домиком для Йокке. — Прыгай туда, когда пойдет дождь или похолодает, — советовал кролику Пелле. Когда пришла Чёрвен, он сидел с Йокке на руках. Она помогла накормить Йокке, а потом Пелле принялся наставлять Чёрвен, как ухаживать за кроликом. Ведь Чёрвен придется заботиться о Йокке, когда Пелле уедет обратно в город. — Я никогда не прощу тебе, если не будешь его как следует кормить, — сказал Пелле. — и смотри, чтоб он не сбежал. Не мешало бы самому Пелле быть повнимательнее, потому что не успел он произнести этих слов, как Йокке выскочил из его рук и скакнул прямо в заросли сирени. Пелле с Чёрвен вскочили и бросились вслед за ним. Легонько тявкнув, помчался за ними и Боцман. — Эй, Боцман, не тронь Йокке! — испуганно крикнул на бегу Пелле. Глупее этих слов Чёрвен давно не приходилось слышать. — Боцман никогда никого не трогает, пора бы знать. Он думает, что мы просто играем. Пелле стало совестно. Но ему некогда было просить прощения у Боцмана, ему надо было ловить Йокке. На задворках столяровой усадьбы Малин вместе с Юханом и Никласом выбивали подушки и одеяла, и, когда прискакал Йокке, Юхан набросил на него шерстяное одеяло. Йокке яростно бился под одеялом, оно вздымалось точно бушующее море. Под конец кролику все же удалось вырваться из плена — прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок — и он скрылся за углом дома. Лишь Стине удалось схватить его. Она сидела на крыльце с Попрыгушей-Калле и, увидев, что мимо мчится кролик, ловко схватила его. Тут же подбежали запыхавшиеся Пелле с Чёрвен. — Как хорошо, что ты поймала его, — сказал Пелле. Облегченно вздохнув, Пелле сел на крыльцо возле Стины. Держа Йокке на коленях, он смотрел на него с такой же нежностью, с какой смотрит мать на своего ребенка. — До чего приятно иметь собственную зверюшку, — сказал он. Чёрвен и Стина согласились с ним. — Лучше всего ворона, — уверяла их Стина. и торжествующе добавила. — Он уже умеет… — Что он умеет? — спросила Чёрвен. — Он умеет говорить: «Пошел прочь!». Я его научила. Похоже, что Пелле и Чёрвен не поверили ей, и Стина рассердилась. — Погодите-ка, сейчас сами услышите! Калле, скажи «Пошел прочь!» Ну-ка, скажи! Склонив голову набок, ворон упорно молчал. Только после долгих надоедливых приставаний Стины он коротко и недовольно каркнул несколько раз. Лишь человек, обладающий живым воображением, мог принять это карканье за «Пошел пр-рочь!» Таким живым воображением обладала Стина. — Слыхали?! — ликующе сказала она. Чёрвен и Пелле расхохотались, а Стина таинственно кивнула. — Знаете, что я думаю? Я думаю, Калле — заколдованный принц, раз он умеет разговаривать. — Хм-хм! — возмутился Пелле. — А ты видала когда-нибудь принцев, которые говорят «Пошел прочь!»? — Да, — ответила Стина и показала на Калле, — вот этот принц так говорит. В сказке, которую она только что рассказывала дедушке, было не менее трех заколдованных принцев. И все они обернулись кто диким вепрем, кто акулой, кто орлом. Так почему бы ворону тоже не быть заколдованным принцем? — Не-а, только лягушки бывают заколдованными принцами, — уверяла ее Чёрвен. — Это ты так говоришь, да? — презрительно спросила Стина. — Да, про это мне читала Фредди. Это была сказка про принцессу, которая поцеловала лягушку, и та превратилась в принца. Бах — и он тут как тут. — Придется как-нибудь попробовать, — задумчиво сказала Стина. Пелле сидел на крыльце и посмеивался. — А на что тебе расколдованный принц? — спросил он. — Он может выйти замуж за Малин, — ответила Стина. «Вот здорово!» — подумала Чёрвен. — И ей не придется больше быть неженатой, совсем одной, без мужа! — воскликнула она. Вряд ли какая другая выдумка девчонок могла привести Пелле в большую ярость, чем эта. — Да ну вас! Пошли прочь со своими заколдованными принцами! — закричал он. — Идем, Йокке! Чёрвен и Стина долго смотрели ему вслед. — Ясно, он не хочет, чтобы Малин когда-нибудь женилась, — сказала Чёрвен. — Верно, потому, что у него нет мамы. Стина, сразу став серьезной, глубокомысленно наморщила лобик. — А почему его мама умерла? — спросила она. Нелегко ответить на такой вопрос. Чёрвен задумалась, она не знала, отчего люди умирают. — Может, как в этой песне, ну, ты знаешь, в какой, — вымолвила она наконец. — Да, может, это так и есть. И она запела: Мир — это остров слез и печали, Не успел свой век прожить, Тут и смерть пришла, Поминай, как звали… — Да-а, грустная песенка, и-эх, — вздохнула Стина. Водворив Йокке в клетку, Пелле провел в одиночестве прекрасный вечер. Он занялся весенней канавой. Он очень любил разные канавы, особенно весной; чего там только не было: и насекомые, и всякие растения! Хотя, пожалуй, интереснее всего было перепрыгивать через канаву, особенно если удавалось перепрыгнуть ее одним махом. Иногда это не удавалось, и поэтому Пелле вернулся в тот вечер домой, с ног до головы облепленный грязью. Мелькер как раз сидел на кухне Столяровой усадьбы, разложив перед собой на столе разобранный мотор. Он надеялся отучить его хотя бы фыркать «фьют, фьют», ничего больше он не хотел и считал, что основательная чистка настроит мотор на нужный лад. Но, странное дело, все маленькие гайки и винтики обладали поразительной способностью исчезать именно в тот момент, когда были нужны, и Мелькер всякий раз страшно сердился. — Глотаете вы, что ли, эти гайки? — спрашивал он Юхана и Никласа, которые торчали у стола, внимательно наблюдая за работой отца. После нескольких таких же несправедливых обвинений Юхан сказал: — Пошли, Никлас, спать. А папа пусть сидит и жует свои гайки сам. Стоило сыновьям исчезнуть, как Мелькер тотчас обнаружил все, что искал. — Погляди-ка, вот она, эта крошка, которую я искал, — сказал он. Тут появился Пелле, весь в грязи; он устало вошел на кухню, а Малин сказала: — А вот и другая крошка, которую искала я. Пелле, что у тебя за вид?! В тот вечер на кухне Столяровой усадьбы чистили не только мотор. Малин вытащила огромную лохань, усадила в нее Пелле и основательно отскребла с него щеткой грязь. — Уж уши-то могла оставить в покое, — проворчал Пелле, — я мыл их в субботу. Но Малин заверила его, что с такими грязными ушами, как у Пелле, жить невозможно. — Может утром забежать тетя Мэрта на чашку кофе, и если она увидит такие уши… — Ты сказала «может», — живо перебил ее Пелле. — Может, подождем еще, а вдруг она не придет, — с надеждой предложил он. Малин, смеясь, обратилась к Мелькеру: — Как по-твоему, неужто все мальчишки такие грязнули? Ты был такой же, когда был маленький? Перебирая свои гайки, Мелькер удовлетворенно напевал: — У меня настоящая хватка… и пусть эта Чёрвен убирается… Я грязнуля? — удивился он. — Нет, насколько я припоминаю, я был удивительный чистюля. Пелле мечтательно посмотрел на отца поверх лохани. — Ясно, что ты был чистюля, — сказал он. — Почему это ясно? — удивился Мелькер. — Да потому, что ты во всем был примерным: слушался, получал хорошие отметки, никогда не врал и не обманывал. — Разве? Я это говорил? — широко улыбнулся Мелькер. — Значит, я научился немного привирать на старости лет. Пелле плеснул на отца водой. — Нет уж, Пелле, — сказала Малин, — нечего поливать кухню. — А отца, выходит, можно, — возмутился Мелькер. — Да, можно, — спокойно и уверенно заявил Пелле. Потом, закутанный в большую купальную простыню, сидя на коленях у Малин, он вдруг вспомнил дурацкие Стинины бредни о заколдованном принце, на котором женится Малин. Он испытующе посмотрел на сестру: а что, если она расстраивается из— за того, что ходит «совсем без мужа», как сказала про нее Чёрвен? Не успели они в этот раз приехать на остров, как им сообщили великую новость. Бьёрн обручился с одной девушкой с Заячьей шхеры. Пелле боязливо спросил Малин, не расстроилась ли она из-за этого, но Малин ответила, смеясь: — Нет, это самое лучшее, что он мог сделать. Об этом я сказала ему еще в рождество. Но все-таки было не совсем ясно, нравится ли Малин ходить «совсем без мужа». — Ну вот, мотор готов и вычищен самим Мелькером, — сообщил Мелькер, завинчивая последнюю гайку, а потом запел: — Теперь он будет прекрасно работать, и я вам сейчас же это докажу. Мелькер собирался доказать, что мотор хорошо работает, в Пеллиной лоханке. Все случилось, как Мелькер и предсказывал. Мотор работал так здорово, что все стены окатило водой, а Мелькеру, нетерпеливо склонившемуся над лоханкой, первому плеснуло прямо в лицо. — Бр-р-р! — пробурчал Мелькер, а потом быстро добавил: — Малин, я сам вытру пол. Но Малин стала убеждать его, что она очень ему благодарна: подумать только, какая удача! Раз — и вся кухня вымыта. А вытереть пол она сможет и сама. — Только сначала Пелле заберется в постель. — Тебе холодно? — спросила она, увидев, что он весь дрожит. — Мне холодно, как пещерному человеку, — ответил Пелле. Но и забравшись в кровать, он продолжал дрожать. — Вы слишком долго проветривали постель, — сказал он. — Ой, ну и холодина! — Перемени пластинку! — сонно пробормотал Никлас. Пелле тихонько лежал в своей узкой кровати, пытаясь хоть немного согреться. — Мне бы Йокке-Королька сюда, в кровать! Он, наверное, теплый, — мечтательно сказал он. Юхан поднял голову. — Чего, уголька, ты в своем уме? Может, тебе еще камин в кровать поставить? — Я сказал Йокке-Королька, моего кролика. — Кролика… да, на тебя похоже, — фыркнул Никлас. Опустив голову на подушку, он снова заснул. Но Пелле не спалось. Он так беспокоился за Йокке, что сон не шел. А что, если ночью ударит мороз и Йокке замерзнет в своей клетке? Сам-то он уже согрелся, и ему было тепло. Нечестно, что кролики ютятся в маленьких холодных ящиках с жалким клочком сена на дне. Пелле лежал и вздыхал. Он страшно мучился и под конец не выдержал. Соскочив с кровати, он спустился вниз по лестнице, которую забыли под окном после очередной вылазки Мелькера на крышу. Стоял прохладный весенний вечер, и Пелле, дрожа от холода, помчался прямо к кроличьей клетке. Никто не видел его, ни когда он бежал туда, ни когда крался обратно, держа в руках Йокке. Никто, пожалуй, кроме лисицы, совершавшей очередной вечерний обход Сальткроки. Но Йокке, против ожидания, вовсе не проявил благодарности к Пелле за то, что тот вытащил его из клетки. Он отчаянно брыкался, когда Пелле пытался сунуть его в свою кровать. Постель не место для кролика, так считал Йокке и, вырвавшись из рук Пелле, прыгнул в сторону. Мелькер и Малин, сидевшие внизу в общей комнате, внезапно услыхали ужасные вопли, доносившиеся из чердачной комнаты мальчиков. Они ринулись наверх посмотреть, что случилось, и увидели насмерть перепуганного Никласа, который, сидя в кровати, стучал зубами от страха. — Здесь водятся привидения! — сказал он. — Какое-то подлое, косматое привидение кинулось на меня! Мелькер ободряюще похлопал его по плечу: — Тебя просто мучили кошмары, и в таких случаях снится всякая нечисть, но бояться тебе нечего. — Подлое привидение прыгнуло мне прямо в лицо! — проворчал Никлас. А у Пелле под одеялом, крепко стиснутое в его объятиях, лежало маленькое привидение, которое только и ждало удобного случая, чтобы вырваться из плена, и когда все уже спали, Пелле снова выбрался в ночь и посадил Йокке обратно в клетку. — Тебя просто нельзя брать в постель, — возмущенно сказал он. — Я почти уверен, что уголек или даже камин были бы куда лучше. Вскоре на Сальткроке забрезжил новый весенний день, день, который никто никогда не забудет. Потому что в тот самый день на острове появился Музес, из-за которого произошло множество разных событий. Музес был всего-навсего крошечным тюлененком, которого Калле Вестерман нашел запутавшимся в сетях и взял с собой на Сальткроку, так как знал, что орланы-белохвосты не щадят таких отбившихся от стада тюленят. — Вестерман — самый страшный скандалист на нашем острове, — говорила Мэрта Гранквист. Несколько раз случалось, что в лавке, где собирались жители острова, дело доходило до ссоры, и всегда можно было безошибочно сказать, что ее затеял Вестерман. Беспокойный он был человек. — Шумит, бурлит, словно вода о камни, — говорила о нем его жена. — Ума у него нет, — говорила она всем, кто соглашался ее послушать. Он рыбачил и охотился, а всякая другая работа валилась у него из рук. Был у Вестермана дом и небольшой участок, но хозяйство вела его жена. Приходилось ей нелегко, и она нередко роптала. Дела у Вестермана шли из рук вон плохо, а когда ему приходилось особенно туго, он частенько заворачивал к Ниссе Гранквисту занять денег. Но в последнее время Ниссе ему отказывал, не желая одалживать человеку, который никогда не возвращал денег в срок. В то утро, когда Вестерман вернулся из шхер, Чёрвен стояла на пристани. Она закричала от восторга, когда Вестерман положил к ее ногам маленького шипящего от злости тюлененка, который таращил на нее свои черные влажные глазенки. Милее его она в жизни не видела. — Ой, какой хорошенький! — закричала Чёрвен. — Можно погладить? — А мне-то что! — сказал Вестерман. И тут же произнес нечто неслыханное. — Можешь взять его насовсем, коли хочешь. Чёрвен смотрела на него во все глаза. — Что ты сказал? — Забирай его. Ежели только мама с папой разрешат. Мне он лишь руки развяжет. Можешь выкормить его и держать у себя до тех пор, пока не вырастет. Пока не будет от него какой-то прок. Чёрвен задохнулась от счастья. Вестерман никогда не ходил в ее любимцах, но тут она почувствовала, что просто обожает его. — О! — только и вымолвила Чёрвен, лихорадочно соображая, чем можно отблагодарить его за такую невиданную щедрость. — Хочешь, я вышью тебе что-нибудь крестом? — спросила она. Откуда Вестерману было знать, что Чёрвен готова взяться за труд, который она терпеть не могла, и он грубо ответил: — М-да, больно мне нужна твоя вышивка! Бери, а то как мне с ним жене на глаза показаться! Вестерман ушел, а Чёрвен осталась на пристани, совершенно сбитая с толку. — С ума сойти, — сказала она. — Боцман, нам подарили тюленя. Боцман обнюхал тюлененка. Ничего похожего он никогда не видел, но раз Чёрвен этого хочет, он готов подружиться с этим чудным маленьким зверьком, лежавшим на мостках и злобно шипевшим на пего. — Не напугай его! — сказала Червем, отгоняя Боцмана. А потом за кричала изо всех сил: — Сюда! Идите сюда! Все идите сюда! С ума сойти… мне подарили тюленя! Первым прибежал Пелле: он весь задрожал, когда увидел тюлененка и услыхал про неслыханное чудо: Червем подарили этого волшебного серо-крапчатого детеныша, который шипел, орал и ползал по мосткам на своих странных толстеньких обрубках вместо передних ног. Бывает же такое на свете, что получают тюленя в подарок! — Ох, какая ты счастливая! — вырвалось у Пелле из самой глубины души. — Да, с ума сойти, мне всегда везет! Оставалось только убедить маму с папой в том, как хорошо иметь в доме тюленя. Понемногу все собрались на пристани и удивленно разглядывали тюлененка. — Скоро мы откроем на Сальткроке зоопарк, — сказал Мелькер. — Что касается меня, то я постараюсь приобрести по дешевке несколько бегемотиков. Мэрта отмахивалась обеими руками. Ни за что на свете не возьмет она тюленя в дом. Ниссе тоже колебался. Он объяснил Чёрвен, какую обузу она берет на себя и как трудно будет выкормить тюлененка. Молока ему нужно не меньше, чем теленку, а салаки — прямо килограммами, когда подрастет… — Салакой можем кормить его мы, — пообещала Стина. — Верно, дедушка? Чёрвен с упреком посмотрела на, родителей. — Я получила его в подарок, — сказала она. — Он все равно что ребенок для меня. Понимаете? Тедди и Фредди поддержали ее. — Когда рождается ребенок, не говорят же, сколько молока на него пойдет и как трудно выкормить малыша, — сказала Тедди. Девочки осаждали Мэрту просьбами. Им помогали Юхан, Никлас и Пелле. Мальчики обещали соорудить для тюлененка пруд, где он сможет плавать днем. На берегу за лодочным сараем была глубокая расселина в скале; если наполнить ее свежей морской водой, то получится чудесный бассейн для тюленя. Лучшего и желать нельзя. — А в сарае он будет спать, — сказала Фредди. — Он никому не будет в тягость, — умоляли дети. Время от времени тюлененок издавал короткие, беспомощные крики, и Стина торжествующе сказала: — Слышите, он кричит «мама»? — Я его мама, — сказала Чёрвен, взяв на руки тюлененка. Кажется, ему это понравилось. Он тыкался мордой в ее лицо, а усы его щекотали ее так, что Чёрвен рассмеялась. — Я знаю, как назвать его! — сказала Чёрвен. — Музес! Потому что Вестерман нашел его точь-в-точь, как она нашла Музеса в тростнике[10], помнишь, Фредди? — Не могу представить себе, что дочь фараона похожа на Вестермана, — сказал Мелькер. — Но Музес — красивое имя. Под конец, когда все, казалось, приняли, как должное, что Музес остается, последней сдалась Мэрта. — Держи его у себя, пока не вырастет и не сможет сам добывать себе пищу, — разрешила она. Дети были в восторге. — Знаете, — задумчиво сказала Стина. — Я думаю, что Музес — заколдованный принц, который поднялся со дна морского. — Пошла прочь вместе с твоими заколдованными принцами! — разозлился Пелле. — Принц Музес, да? На мостках сидела Чёрвен с Музесом на коленях. Она гладила его, а он тыкался носом ей в руки. А когда его усы щекотали ее, она вся тряслась от веселого безудержного смеха. Рядом стоял Боцман и смотрел на нее. Долго стоял он и смотрел на Чёрвен своими преданными печальными глазами. И внезапно, резко повернувшись, затрусил прочь. Этой весной у Чёрвен было много хлопот и с Йокке и с Музесом, которые были на ее попечении. Пелле слал из города письмо за письмом и заклинал ее хорошенько присматривать за его кроликом. «Давай ему паболыие листьев адуванчика», — писал он, и Чёрвен жаловалась Стине: — Побольше листьев одуванчика! Пелле хорошо говорить! А я в жизни не видела такого прожорливого кролика. Вечно он голодный. Но Йокке был, по крайней мере, смирным зверьком, которому ничего не требовалось, кроме листьев одуванчика и воды. Он не орал, когда его оставляли одного. Он не ползал повсюду и не стягивал на пол скатерти, не опрокидывал кастрюль и не рвал папиных газет. Все это вытворял Музес, тот самый, который должен был днем плавать в пруду, а ночью спать в лодочном сарае. Но, Музес не хотел жить ни в пруду, ни в сарае. Куда бы ни шла Чёрвен, он следовал за нею по пятам. Разве не она его мама? Разве не она поила его из бутылочки чудесным теплым молоком с рыбьим жиром? Значит, он должен быть вместе с ней. Он орал и возмущался, когда Чёрвен запирала его в сарае по вечерам. А однажды, когда он особенно зло шипел и буйствовал, она взяла его с собой в комнату. Благо мама ушла шить к жене Янсона и не могла этого запретить. Место Боцмана было на коврике рядом с кроватью Чёрвен. Он привык спать там каждую ночь с тех самых пор, как был щенком. Но когда появился Музес и начал ползать по полу, Чёрвен сказала] — Боцман, сегодня будешь спать у Тедди и Фредди. Боцман не сразу осознал, что она имела в виду. Это дошло до него, когда она взяла его ошейник и вывела из своей комнаты. — Только одну ночку, ладно? — сказала Чёрвен. Но когда Музес понял, как уютно спать в комнате у Чёрвен, он не пожелал больше довольствоваться каким-то там старым лодочным сараем. На другой вечер, когда Чёрвен заперла его в сарае, он завопил так, что слышно было по всей Сальткроке. — Люди подумают, что мы мучаем и бьем его смертным боем, — сказала Тедди. — Пусть уж лучше спит у Чёрвен. Мэрта недолго противилась, а потом уступила. Трудно было устоять против этого маленького тюлененка, который был так предан и смотрел на нее своими умными, прекрасными глазами, будто все понимал. В тот вечер Боцман по своей воле лег спать в комнате Тедди и Фредди. Так и повелось с тех пор. Он перестал ходить за Чёрвен по пятам. Может, боялся наступить на Музеса. Почти целыми днями он тихонько лежал у крыльца лавки. Прикрыв морду лапами, он, казалось, спал и поднимал глаза лишь для того, чтобы посмотреть, кто пришел в лавку. — Песик ты мой паршивенький, какой ты стал соня, — говорила Чёрвен, трепля его по голове. Но теперь ей всегда было некогда, и она тут же отправлялась за листьями одуванчика для Йокке или греть молоко для Музеса. Ходить за животными было хлопотно, хотя иногда ей и помогала Стина. — У тебя-то один Попрыгуша-Калле, — говорила Стине Чёрвен, — а мне надо заботиться о двоих, да еще, конечно, о Боцмане. Стина не видела ничего хорошего в том, что у нее один лишь Попрыгуша-Калле. Его нельзя было кормить из бутылочки,, как кормила Музеса Чёрвен. Вот счастливица! Стина помогала Чёрвен рвать листья одуванчика для Йокке, втайне надеясь всякий раз, что Чёрвен вознаградит ее и даст покормить из бутылочки Музеса. Но Чёрвен была непреклонна. Музеса она хотела кормить сама. — Иначе он не станет есть, — уверяла она. Стине разрешалось сидеть и смотреть, хотя у нее руки чесались — выхватить бутылочку у Чёрвен, а уж станет ли Музес потом есть или нет — неважно. Но и на Стининой улице настал праздник. У ее дедушки было несколько овец, которые за небольшую плату паслись на выгоне Вестермана. И вот нынче овцы ягнились, и Стина каждый день провожала дедушку на выгон посмотреть, не народились ли новые ягнята. — Бяшки! Бяшки! — звал Сёдерман. — Идите, я вас пересчитаю и погляжу, не разбогател ли я. Одна из ярочек и вправду делала все что могла, чтобы увеличить богатство хозяина. В один прекрасный день она принесла сразу трех ягнят в небольшой овчарне, которую Сёдерман собственноручно сколотил своим овцам на случай непогоды. — Столько ей не прокормить, молока не хватит, — сказал Сёдерман. — За одним придется нам присмотреть самим, не то погибнет. Сёдерман оказался прав. Много дней подряд приходил он вместе со Стиной на выгон и видел, как самый маленький ягненок все тощает, потому что у него не хватает сил сражаться с двумя другими за материнское молоко. Под конец Сёдерман сказал: — Придется кормить его из бутылочки. Стина так и подскочила. Порой сбывается самое неожиданное и несбыточное. Она бросилась со всех ног в лавку волоча за собой дедушку. «И к чему такая спешка, — подумал Сёдерман, — ведь ягненок пока что не подыхает». По требованию Стины он купил бутылочку точь-в-точь такую, как у Музеса, и Стина мечтательно улыбнулась. Ну и разинет же Чёрвен рот от удивления! Чёрвен как раз кормила Музеса, когда Стина прибежала с полной бутылочкой молока в руках. — Зачем ты ее притащила? — сердито спросила Чёрвен. У Музеса была запасная бутылочка, которую Чёрвен давала ему, когда он особенно хотел есть, и Чёрвен подумала, что Стина имела наглость притащить ее, даже не спросив разрешения. — Музес сыт, — сказала Чёрвен, — молока ему больше не надо. — А мне-то что, — объявила Стина, — у меня своих забот по горло. Чёрвен удивленно подняла брови. — Каких еще забот? — Мне надо идти кормить Тутисен, — деловито объявила Стина. Прикусив язычок, Чёрвен задумалась. — Это еще что за Тутисен? — под конец спросила она. Но как только Стина ей все объяснила, Чёрвен вместе с подругой помчалась на выгон Вестермана и охотно помогла ей накормить ягненка. Хотя Стине тоже удалось подержать бутылочку. Тутисен вскоре стал таким же ручным, как Музес, и Стина несколько раз на день ходила кормить его на выгон. Иногда она выпускала Тутисена из загона и водила его прогуляться. Ягненок бежал за ней так же неотступно и преданно, как Музес полз следом за Чёрвен. — Вот уж, вправду, цирк, — сказал Ниссе Гранквист, выйдя на крыльцо лавки и глядя, как прогуливаются Чёрвен и Стина, а за ними по пятам следуют Музес и Тутисен. И, наклонившись, потрепал Боцмана. — А ты как поживаешь? Лежишь тут и горюешь, что нельзя тебе с ними играть? Однажды, устроившись на крыльце, Стина и Чёрвен кормили своих животных и спорили, кто из них лучше. — Тюлень — это ведь тюлень, — заявила Чёрвен, и этого Стина не могла отрицать. — Но ягненок все же милее, — сказала Стина, а затем добавила: — Я думаю и Тутисен и Музес — оба заколдованные принцы. — Хм-м-м, — презрительно протянула Чёрвен, — я ведь говорила, что только лягушки бывают заколдованными принцами. — Верно, ты говорила, верно, — подтвердила Стина. Они молча сидели и думали. Где уж там обыкновенному ягненку с выгона Вестермана оказаться заколдованным принцем, но Музес, которого нашли в рыбачьей сети, — это прямо как в сказке. — Я думаю все же, — сказала Стина, — что Музес — сынок морского короля, которого заколдовала злая фея. — Не-а, он — мой маленький сынок, — возразила Чёрвен, прижав к себе Музеса. Подняв голову, Боцман посмотрел на них. И если правда то, что он мог думать, как человек, то, может, он подумал точь-в-точь как Пелле: «Пошли прочь вместе со своими заколдованными принцами!» |
||
|