Витнивилл, территория Айдахо, 15 апреля, 1878

Пронзительный гудок поезда усилил отчаяние Эммы Чалмерс, дочитывавшей последние строки «Анны Карениной», и она всхлипнула, захлопывая книгу. Она торопливо вытерла глаза тонким платочком, обвязанным голубым кружевом, и поправила юбки своего строгого коричневого сатинового платья.

Схватив новую порцию объявлений, только что отпечатанных в типографии газет, Эмма бросилась к двери. Витнивилльская библиотека была пуста, и она не заперла дверь, так как никто, насколько она знала, не стал бы красть книги, а штраф в библиотеке был всего два цента.

Проходя мимо магазина, она видела в чисто вымытых витринах отражение своей стройной фигурки. Эмма ускорила шаг- кондукторы и возчики почтовых карет иногда уезжали, не дождавшись ее.

Из салуна «Желтое чрево» с его облупившейся краской и покосившимся крыльцом пахло виски, опилками, пивом и потом. Эмма побежала, одной рукой прижимая объявления к пышной груди, а другой поддерживая юбки, чтобы не испачкать их в грязи. Ее яркие волосы были заплетены в толстую косу, которая раскачивалась при беге.

На железнодорожной станции толпились прибывшие и уезжающие пассажиры. Кроме людей, здесь было несколько свиней, лошади и корзина с пищащими цыплятами.

Эмма ловко пробиралась сквозь толпу, опытным взглядом найдя кондуктора. Упитанный мужчина с красным лицом и густыми белыми волосами был наполовину скрыт за штабелями банок консервированного мяса, предназначенного для магазина.

Откашлявшись, что было едва слышно в окружающем шуме, Эмма подошла к нему.

- Добрые день, мистер Лэтроп, - вежливо сказала она.

- Мисс Эмма, - мистер Лэтроп кивнул лохматой головой. Добрые голубые глаза смотрели с сочувствием. - Боюсь, сегодня нет новостей. Кажется, в этой части страны никто ничего не знает о ваших сестрах.

И хотя она ожидала этот ответ- все-таки она получала его в течение почти тринадцати лет каждую неделю, - он снова поразил ее, вызвав чувство глубочайшего горя.

- Если бы вы бросили эти объявления, когда будете проезжать...

Мистер Лэтроп принял кипу хрустящих отпечатанных объявлений и с величайшим почтением взял одно, чтобы вдумчиво прочитать самому. Оно гласило:

- Может быть, мне следовало добавить «спасибо»? - забеспокоилась Эмма, через полное плечо мистера Лэтропа читающая жирный шрифт.

Кондуктор мягко улыбнулся.

- Мне кажется, достаточно ясно, что вы будете благодарны за любую помощь, мисс Эмма. Она вздохнула.

- Иногда все кажется просто безнадежным. Как конец в «Анне Карениной». Вы читали эту книгу, мистер Лэтроп?

Он смутился.

- Нет, насколько мне помнится, мисс Эмма. Нет возможности читать, когда проводишь все дни на колесах.

Эмма понимающе кивнула, протягивая ему остальные объявления.

- Думаю, что нет. Мне кажется, шум постоянно отвлекает.

В обязанности мистера Лэтропа входило проследить, чтобы люди и животные заняли в поезде положенные им места. Поэтому он оставил Эмму, унося ее объявления и попрощавшись с ней поднятием шляпы. Каждое Рождество Эмма дарила ему пару вязаных носков и коробку засахаренных орехов. Сейчас она забеспокоилась, было ли это достаточным вознаграждением для человека, который самоотверженно пытался ей помочь.

Минутку помедлив, Эмма пробежала взглядом по прибывшим пассажирам, потому что никогда не теряла надежды найти среди них одну из своих сестер. Проходя вдоль путей, она чуть не наткнулась на скат из товарного вагона. Не говоря уже о человеке и лошади, которые спускались по скату.

Эмма испуганно вздохнула и отшатнулась назад, а человек на лошади улыбнулся ей и прикоснулся к полям потрепанной шляпы. Он был похож на жалкого бродягу, а не на джентльмена, но у Эммы под ложечкой возникло совсем не неприятное ощущение, когда она отвечала на его приветствие.

- Надо смотреть, куда вы едете, - резко сказала она.

Управляя своим конем едва заметными движениями затянутых в перчатки рук, незнакомец заставил нервное животное спуститься в грязь и шлак возле путей. Очевидно, его позабавило, что Эмма обиделась, потому что он все еще широко улыбался, показывая белые зубы на загорелом заросшем лице.

Низко шутливо поклонившись, он сказал:

- Мои извинения, ваша милость.

Он негромко засмеялся и ускакал.

Эмма пригладила волосы, вздохнула, приподнимая свои юбки, и отправилась в обратную дорогу. Ей казалось, что теперь никто не заботится о хороших манерах.

Что-то в этом человеке на лошади взволновало Эмму, и она заставила себя думать о поиске своих сестер. Даже если она столкнется с ними лицом к лицу, в отчаянии думала она, она может не узнать их. Люди меняются за тринадцать лет. Они теперь уже взрослые.

Подходя к Первому территориальному банку, Эмма все еще была погружена в свои мысли. Через окно она увидела Фултона Уитни, который не скрывал, что жаждет стать ее мужем. Это был высокий блондин, очень красивый, в полосатых брюках и жилете поверх белой хлопчатобумажной рубашки, рукава которой поддерживались резинкой, как у настоящего джентльмена.

Он смущенно улыбнулся, когда Эмма помахала ему, и она пошла дальше, понимая, что Фултону не понравилось бы, если бы она зашла в банк. «Дело есть дело», - всегда говорил он, а Эмма принадлежала другой стороне его жизни.

Эмма нахмурилась. Иногда Фултон заставлял ее чувствовать себя, словно она соломенная шляпа, которую положили на полку на зиму, и ее беспокоило, что ее сердце не начинало биться сильнее, когда она смотрела на него.

Снова приподняв юбки, Эмма посмотрела по сторонам и перешла дорогу, не имея желания снова проходить мимо «Желтого чрева». Намного приятнее смотреть на сияющую синюю гладь Хрустального озера, находящегося буквально в двух шагах от главной улицы.

Фултон твердо верил, что благодаря этому огромному и прекрасному озеру Витнивилл когда-нибудь станет процветающим курортом, и вкладывал деньги в развитие города. Хлоя выбрала город по той же причине.

Из салуна «Звездная пыль» доносилась веселая музыка, и Эмма, покачивая в такт головой, поспешила в библиотеку. Там, как обычно, никого не было, и она как раз ставила на место «Анну Каренину», когда чудовищный взрыв сотряс стены и в рамах задребезжали стекла.

Сердце Эммы забилось вдвое чаще обычного, когда она бросилась к входной двери, искренне ожидая увидеть самого Господа Бога верхом на облаке в окружении ангелов. Пришел конец света, и осталось только посмотреть, возьмут ли ее на небеса или оставят плавать в огненном озере.

Но в небе не было ни облачка и уж точно не было и следа Бога. Эмма совершенно успокоилась, потому что находились и такие, кто говорил, что она не менее грешна, чем Хлоя, и для нее не будет места в раю.

Мимо нее по улице бежали люди, кругом слышались возбужденные крики. Звенел пожарный колокол. Эмма почувствовала едкий запах гари.

Она не сделала и трех шагов, когда поняла, что салун «Желтое чрево» почти разрушен. Его фасад исчез полностью, являя взору посетителей, лежащих на столах, как тряпичные куклы, забытые в театре. Огонь разгорался с каждой секундой все сильнее.

Несмотря на звон пожарного колокола, Эмма не видела пожарных с их длинными шлангами и специальным насосом. Она подошла поближе, чтобы посмотреть, как горожане вытаскивают пострадавших на заполненную людьми улицу.

- Отойдите! - кричал доктор Ваверли, не славившийся терпеливым характером. - Отойдите, черт возьми, дайте беднягам немного воздуха!

Щеки Эммы вспыхнули от слов доктора, но она осталась на месте. Как будто она помогала, просто присутствуя на месте происшествия.

Хотя она стояла на цыпочках, она не могла хорошо разглядеть раненых, но увидела, как Хлоя и ее девочки пестрым ручейком яркого шелка и атласа потекли через дорогу из салуна «Звездная пыль».

- Что здесь такое приключилось, док?- поинтересовался Этан Петерс, редактор «Витнивилльского оратора».

- Не имею представления, - отвечал сердитый старик, который правил сломанные конечности, удалял пули и воспаленные ногти в Витнивилле почти со дня его основания, - и не путайтесь у нас под ногами. Когда кто-нибудь узнает, что случилось, мы обязательно расскажем вам!

Эмма прикусила губу, наблюдая, как под присмотром доктора Ваверли раненых переносят в салун «Звездная пыль». Она подошла ближе, но даже в свои двадцать лет Эмма не смела нарушить строгий приказ Хлои никогда не входить в это заведение.

Девушка постояла на тротуаре, пока не улеглось все волнение и тлеющие остатки салуна «Желтое чрево» не утонули в воде, накачанной из озера. Она медленно пошла в библиотеку.

Эмма оставалась там до закрытия, занося в каталог книги и читая время от времени страничку из «Маленьких женщин». Люди входили и уходили весь день, но никто не знал о несчастье, приключившемся в «Желтом чреве», больше самой Эммы.

Ровно в пять часов она закрыла библиотеку, заперла дверь длинным медным ключом и пошла домой. Если кто в городе и знал о происшедшем, кроме Доктора, так это Хлоя. ***

Когда Стивен Фэрфакс пришел в себя, тонкая пленка пота покрывала все его тело. Он увидел обои с голубыми цветочками и тюлевые шторы, почти сливавшиеся с ними. Он попытался сесть, но боль остановила его, гигантской рукой сжав грудь.

Бормоча проклятья, он откинулся на подушки и поискал на бедре кольт сорок пятого калибра, с которым никогда не расставался. Кольта не было, так же как кобуры.

Первым его порывом было громко протестовать, но он сдержал себя. В конце концов, он не знал точно, где находится и что с ним случилось. Вполне вероятно, черт возьми, что его единокровный брат Макон настиг его.

Тяжело дыша, он попытался думать. Вспомнить. Постепенно начали вырисовываться события дня.

Он приехал в город на поезде, оставил лошадь в платной конюшне и искал, где бы выпить и промыть от сажи глотку. Он забрел в дыру под названием «Желтое чрево» отчасти потому, что это название вызвало у него улыбку, отчасти потому, что был чертовски грязен для «Звездной пыли», которая выглядела приличнее.

Он заказал виски и сел один за дальний столик, придерживаясь своей привычки всегда быть спиной к стене, чтобы никто не смог подкрасться сзади. Этот урок Стивен получил во время войны, и с тех пор он не раз оказывался полезным.

Стивен не успел сделать и нескольких глотков - он вспомнил легкую досаду, поняв, что стакан холодного лимонада был бы вкуснее, - когда через заднюю дверь ввалился пьяный, распевая во все горло. Никто не обратил на него особого внимания, включая и Стивена.

Только когда малый влез на столик и начал петь поздравление с днем рождения, Стивен заметил его. Старый чудак держал в руке динамитную шашку.

- Это мой день рождения, - объявил он притихшим гулякам. Потом он чиркнул спичкой о подошву и зажег короткий запал динамита. Когда к нему бросились, он продолжал петь и тщетно пытался задуть горящий запал, словно свечку на пироге.

Одному из мужчин удалось вырвать у него динамит и отшвырнуть, но Стивен не помнил больше ничего, кроме оглушительного взрыва, боли и слепящей тьмы.

Теперь ему предстояло узнать, где он. Он приподнял голову с мягкой подушки, приятно пахнущей крахмалом и свежестью.

- Эй! Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь!

Никто не ответил на его зов. Может быть, это гостиница, а не дом. Стивен попытался перекатиться на бок, чтобы получше рассмотреть, но боль была слишком сильна. Она снова вжала его в постель.

Он старался не потерять сознание, когда дверь отворилась и в комнату вошел незнакомец. Стивен направил бы на него свой кольт, если бы он был, но его рука только шлепнула по бедру.

- Успокойся, сынок, - проговорил старик, и Стивен наконец заметил у него в руках потрепанный докторский саквояж. - Я пришел помочь тебе.

- Где мой сорок пятый? - прохрипел Стивен. Доктор пожал плечами.

- Там, где Хлоя держит оружие, я полагаю, - ответил он. Это был пожилой джентльмен с брюшком и лысеющей макушкой. Очки в золотой оправе сползли на кончик носа. - Здесь тебе не понадобится оружие. Как тебя зовут, мальчик?

Стивен попытался придумать себе другое имя, но понял, что не может. Его мозг превратился в замерзший навоз.

- Стивен Фэрфакс, - признался он. - Но я не мальчик, черт возьми. Я воевал на войне, так же как, возможно, и вы.

Его сердитый ответ вызвал улыбку у доктора, который ставил свой саквояж на стол рядом с кроватью Стивена.

- Меня зовут доктор Ваверли, - заметил он, - но ты можешь называть меня Док. Очень больно?

Стивен взглянул на него.

- Черт, нет, проклятый янки, я никогда не чувствовал себя лучше!

Док рассмеялся.

- Не трать на меня свои вопли, Джонни. Война уже давно окончена. - Он наполнял шприц, держась поближе к свету от занавешенного окна. - Что привело тебя в Витнивилл?

- Я просто ехал мимо, - неохотно ответил Стивен. - И держите этот шприц подальше от меня.

Доктор снова улыбнулся.

- Прости, мятежник. Только уж так получилось, что командую здесь я. К счастью для тебя, я на твоей стороне.

Рубашка Стивена была разорвана на груди, так что доктор легко нашел место на плече, протер его спиртом и сделал укол. Боль не позволила раненому протестовать.

- Просто немного морфия, - сказал доктор Ваверли. - Нам придется переворачивать тебя и перевязывать ребра, не говоря уже о том, что надо наложить несколько швов. Поверь, при этом лучше спать.

Стивен уже проваливался в темноту. Сопротивляться лекарству было бесполезно.

Однако он чувствовал, как его ворочают, иногда его пронзала резкая боль. Потом он внезапно очутился в Фэрхевене, доме своего отца около Нового Орлеана, и он снова был мальчиком.

Он и маман сидели в коляске, восхищаясь белым домом, похожим на дворец. Там были дорожки, выложенные кирпичом, и просторные лужайки, и ему был виден фонтан, рассыпающий алмазный дождь на фоне яркого голубого неба.

- Когда-нибудь ты будешь здесь жить по праву, - печально сказала маман со своим мелодичным французским акцентом. - Ты тоже будешь Фэрфаксом, больше не будешь называть себя Дюпре.

Сидя рядом с матерью, Стивен впервые в жизни познал настоящий голод. И это не был голод, который можно было бы утолить вкусной едой. Это была духовная жажда, подобная той, которая возникает при заглядывании в рай от границ ада.

Одурманенное сознание Стивена понесло его дальше, ко дню похорон его отца. Он стоял за высокими коваными воротами, наблюдая, как уносят в каменный склеп гроб Красавчика Фэрфакса. Этот человек никогда не признавал его, но старый Сайрус, патриарх исчезающего семейства Фэрфаксов, увидел его и подошел, надменный, в черном костюме, несмотря на-летний зной.

- Ты мальчик Моники? - спросил он.

К этому времени Стивену было уже шестнадцать лет, и уже четыре семестра он провел в школе Святого Матфея для мальчиков.

- Да, сэр, - ответил он деду.

- Мне искренне жаль, что Моника умерла от лихорадки.

Стивен старался не вспоминать. Новый Орлеан оккупировали войска юнионистов, матери не было, и все стало другим.

- Спасибо, сэр.

- Я бы хотел, чтобы ты вернулся в Фэрхевен со мной. Ты упомянут в завещании твоего отца.

Стивен покачал головой.

- Я ничего не хочу от него.

- Ты собираешься пробраться через линию фронта и вступить в армию генерала Ли, парень?

Вопрос застал Стивена врасплох, возможно, потому что это было именно то, что он намеревался сделать. Он колебался между ложью и правдой, и за это время Сайрус Фэрфакс все понял.

- Не валяй дурака, Стивен. Оставь эту войну тем, кому она по силам.

Стивен не был высоким, пять футов и одиннадцать дюймов lt;Около ста восьмидесяти сантиметров.gt;, но был крепко сбит и хорошо фехтовал. Он неизменно был чемпионом по фехтованию в течение двух лет, проведенных у Святого Матфея. Мальчик провел рукой по отросшим каштановым волосам, светло-карие глаза загорелись французским огнем, переданным ему с кровью матери.

- Я мог бы побить любого янки, - похвастал он.

Несмотря на серьезность момента Сайрус усмехнулся.

- Полагаю, что ты так думаешь. Скажи мне, эти синепузые загостились в Новом Орлеане, как получилось, что ты до сих пор не избавился от них?

Лицо мальчика вспыхнуло.

- Я бы избавился, если бы отец О'Шей не запирал рапиры после урока фехтования каждый день.

На это старый джентльмен откровенно рассмеялся.

- Приходи в Фэрхевен, - повторил он, успокоившись. - У тебя будет там столько драк, сколько тебе нужно. Твой брат Макон, возможно, расквасит тебе нос пару раз, но я полагаю, что ты сумеешь справиться, если выработаешь стратегию. - Он наклонился немного поближе к высокой изгороди, разделявшей их. - Макон скользкий тип, знаешь ли. Ему нельзя подставлять спину.

Стивен был заинтригован против воли, и когда на следующий день за ним приехала коляска, чтобы отвезти его в Фэрхевен, он поехал без возражений. Хотя он уверял себя, что это прекрасный предлог пропустить урок латыни, его все больше и больше заинтересовывал человек, которого он едва знал.

И точно, Макон оказался сукиным сыном и трусом, не промолвившим и слова протеста, когда янки превратили одну из бальных комнат дома в командный пост. После этого Стивен оставался всего два месяца, а потом взял лошадь, подаренную ему Сайрусом, снял с веревки форму янки и ускакал.

Как только он переехал через линию фронта, он сбросил с себя ненавистную форму, точно она жгла его кожу, и переоделся в свою одежду. Через неделю он стал рядовым в армии генерала Ли...

***

- Мистер, мистер!

Стивен пришел в себя, открыл глаза и увидел немолодое накрашенное лицо, склонившееся над ним. Лицо было окружено тщательно причесанными волосами неправдоподобного красноватого оттенка, но оно было дружелюбным.

- Видит Бог, вам, видимо, больше всего хотелось бы вымыться, - приветливо сказала женщина, -но Док сказал, что еда принесет больше пользы, поэтому я принесла курицу и яблоки в тесте, приготовленные Дейзи.

Стивен в ужасе посмотрел на поднос в ее руках, на стены за ее стройной фигурой, затянутой в атласное платье. Обои были другими и кровать стояла по-другому.

- Где я, черт побери?- спросил он, поднимаясь немного на подушке. Двигаться было тяжело, но возможно.

- В моем доме, - ответила женщина. - Мое имя Хлоя Риз, а Док сказал, что вы Стивен Фэрфакс, так что вам не надо представлять себя.

- Какое облегчение, - заметил с мягким сарказмом Стивен. В животе урчало: ему хотелось съесть то, что она принесла.

Хлоя улыбнулась.

- Не надо капризничать. Кроме того, если бы не я и мои девочки, вы бы могли лежать в кладовке продуктовой лавки вместо этой удобной постели.

Он принял поднос и начал есть, и только тогда заметил, что его грудь перевязана, на животе и обеих руках тоже бинты.

- Черт, - проворчал он, не зная, когда он сможет уехать из этого города. Макон мог уже выследить его.

- Где мой кольт? - спросил он с набитым ртом.

- У вас совсем не те манеры, которые предполагаются у южан, - заметила Хлоя, разглядывая свои блестящие ногти. - Он заперт внизу. Я не разрешаю пользоваться оружием в своем доме.

Стивен кончил жевать и проглотил. Он не мог сказать, что он в опасности, потому что Хлоя догадалась бы, что его разыскивают, а если кто-то начнет просматривать объявления в офисе шерифа, то его ждет веревка. К сожалению, он уже назвал свое имя доктору, когда был слаб.

- Ну, мэм, - сказал он, - дело в том, что я представитель закона, и мне надо иметь этот револьвер под рукой.

- Если вы представитель закона, - возразила Хлоя, - где ваш значок?

Стивен быстро соображал. Для Фэрфаксов он не был хорошим лгуном.

- Я, должно быть, потерял его при взрыве.

Хлоя, похоже, не поверила.

- Я не позволю вам лежать здесь с револьвером в руке, мистер Фэрфакс. Это уважаемый дом.

Стивен закончил ужин, и Хлоя, сидевшая рядом с постелью на стуле, встала забрать поднос.

- Сколько сейчас времени? - спросил он. Темнота за окнами могла быть сумерками или ранним рассветом.

- Шесть тридцать вечера, - коротко ответила Хлоя. Она кивнула на другой стул, где было сложено то, что осталось от его длинной холщовой куртки. - Все, что мы нашли вокруг, мы положили в карман этой куртки. Там не было никакого значка.

С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь.

Стивен лежал на спине в мерцающем свете керосиновой лампы и думал, близко ли Макон, и поймает ли он его, не способного защитить себя, в комнате с анютиными глазками на стенах.

***

Фултон положил тяжелую руку на колено Эммы, но она сбросила ее. Они сидели в большей из двух гостиных в доме Хлои.

- Боже мой, Эмма, - пожаловался Фултон жалобным шепотом, - мы же почти помолвлены!

- Не упоминай имя Господа всуе, - чопорно сказала Эмма, глядя прищурившись на свое вышивание в пяльцах. - И если вы будете распускать руки, вам просто придется пойти домой.

Фултон притворно вздохнул.

- Можно было бы предположить, что девушка кое-что узнает, живя в одном доме с Хлоей Риз.

Темно-синие глаза Эммы расширились от гнева, она повернулась к Фултону.

- Прошу прощения?

- Ну, я только хотел сказать...

- Я знаю, что вы хотели сказать, Фултон.

- Мужчина имеет право хоть иногда на поцелуй, если он собирается посвятить всю оставшуюся жизнь женщине!

Эмма прищурила глаза, собираясь указать ему, что он не один такой, но прежде чем она смогла заговорить, Фултон схватил ее и прижался сухим ртом к ее губам.

Она отбивалась, не понимая, почему эти английские романы говорят о поцелуях как о чем-то необыкновенно чудесном. Не сумев освободиться, она воткнула в руку Фултона вышивальную иглу. Он вскрикнул и отпустил ее, шлепая по руке, словно на ней сидел большой жук.

- Черт побери всех святых! - прохрипел он.

Эмма спокойно продела нитку в иглу и вернулась к вышиванию букета. Это была милая вещица с лиловыми, розовыми и белыми цветами. Никогда нельзя позволять фамильярность мужчине.

- Спокойной ночи, Фултон, - сказала она. Фултон неловко встал.

- Ты даже не окажешь мне любезность проводить до ворот? - проворчал он.

Думая о том, что она станет респектабельной дамой, если когда-нибудь выйдет за Фултона, Эмма подавила вздох, закрепила иглу в туго натянутой ткани и встала. Под руку они прошли к воротам.

Ночь мерцала звездами. Пахло озером. Эмма вдруг почувствовала романтичность ночи. Она привстала на цыпочки и поцеловала Фултона в щеку.

Ему это очень понравилось.

Эмма виновато прикоснулась к раненой руке.

- Прости, что я уколола тебя.

Фултон поймал ее руку и поднял к губам. Он целовал ее пальцы легкими поцелуями, и щекочущее ощущение заставило ее вздрогнуть, хотя она не чувствовала ничего похожего на обещанное романами. Его слова были далеки от поэзии.

- У мужчины есть определенные потребности, Эмма, - сказал он, громко откашлявшись. - Я надеюсь, ты не откажешься такой сдержанной в супружеской спальне.

Эмма наградила его милой улыбкой, но ее голос был тверд, когда она снова сказала:

- Спокойной ночи.

Она не считала нужным напоминать ему, что формальное соглашение еще не было сделано.

Фултон неохотно ушел, открыв ворота и исчезнув в темноте. Эмма поспешила в дом, разыскивая Хлою.

Ее приемная мать сидела в маленькой гостиной, слушая нежную мелодию музыкальной шкатулки с отрешенным выражением на искусно накрашенном лице.

Когда Хлоя увидела Эмму, она закрыла бронзовую крышку музыкальной шкатулки и улыбнулась:

- Привет, дорогая. Фултон ушел?

- Да, - ответила Эмма, приглаживая юбки, прежде чем сесть в кресло напротив Хлои.

- Хорошо. Не могу понять, что ты находишь в этом неуклюжем бабуине.

Эмма привыкла к грубоватым высказываниям Хлои и промолчала. В самом деле ей самой временами казалось, что Фултон довольно неуклюж.

- Он джентльмен, - сказала она, не вспоминая, что только что уколола его вышивальной иглой, чтобы заставить убрать руки. - Расскажи мне о взрыве в салуне. Я весь день ждала, чтобы послушать, что случилось.

Хлоя устало вздохнула.

- Старый Фредди Фидденгейт праздновал свой день рождения. Он загадал желание и стал дуть на запал шашки динамита, но пламя не погасло.

Глаза Эммы расширились, одной рукой она в ужасе зажала рот.

- Кого-нибудь убило?

- Нет, но у нас наверху парень, который сильно пострадал. Док говорит, что у него сломаны ребра и его порезало разбитым стеклом.

Эмму передернуло, когда она представила одинокого беднягу, страдающего в комнате для гостей.

Хлоя продолжала свой рассказ.

- У Чарли Симмонса сломана нога: он стоял у бара, как обычно, и вливал в себя ту гадость, которую они там подают. Фило Деанджело потерял два пальца на ноге. Остальные просто напугались до смерти.

Касаясь руки Хлои, Эмма мягко проговорила:

- Ты замучилась. Ложись, а я принесу тебе горячего молока.

Хлоя поморщилась.

- Ты же знаешь, я не выношу молоко. И кроме того, мне надо вернуться в «Звездную пыль» и посмотреть, все ли там в порядке. Ты знаешь, что мне надо заботиться о своих девочках.

Эмма знала, что никакие уговоры не заставят Хлою остаться дома, если она надумала уйти.

- Очень хорошо, иди, - сказала она. - Я сама выпью горячее молоко.

Вставая с кресла, Хлоя как бы в изумлении покачала головой.

- Ты скучна, как беззубая старуха, - сказала она. - Тебе следовало бы быть на улице при свете луны, позволяя красивому молодому человеку целовать себя и держать твою руку. И я не говорю об этом надутом банкире.

- У меня нет желания, чтобы меня целовали, - чопорно проговорила Эмма, направляясь к лестнице.

- В этом и проблема, - продолжала Хлоя. - Мне кажется, ты просто стараешься показать всем, что не похожа на меня.

Эмма поднялась до половины лестницы. Несмотря на то что Хлоя управляла процветающим борделем, на всей территории нельзя было найти человека добрее ее.

- Мне все равно, что думают люди, - ответила Эмма, но понимала, что это неправда, так же как и Хлоя.