"Изумрудный дождь" - читать интересную книгу автора (Ли Линда Фрэнсис)

Глава 18

Август на Лонг-Айленде

За свои двадцать шесть лет Элли и не помышляла о том, что когда-нибудь у нее появится причина не только связать вместе эти слова, но и вдобавок с трудом удержаться от эпитетов «идиллический» и «блаженный». Солнце такое яркое, что невольно жмуришься, морской бриз приятно холодит кожу. И Николас. Каждую ночь она засыпала и каждое утро просыпалась, моля Бога, чтобы это никогда не кончалось.

Как Элли ни старалась, ей становилось все труднее сопротивляться присутствию Николаса. Правда, она честно призналась себе, что не очень-то и старалась. С того самого момента, когда карета миновала величественный Бруклинский мост и покатила дальше, оставляя позади каменные ущелья Манхэттена, решимость Элли пошла на убыль.

Барнард по-прежнему не выказывал особой симпатии Николасу, а вот Ханна заметно подобрела. Джим сдался уже давно, безоглядно привязавшись к непредсказуемому Николасу Дрейку. Уже одно это удерживало Элли на Лонг-Айленде. Ей не хотелось обижать Джима. Но с ее неприязнью к Николасу произошло то же самое, что и с сопротивлением. Все, что было в нем бездушного, безжалостного и угрожающего, исчезло. Он поражал обаянием и даже каким-то озорством, как будто снова став тем баловником, который с серьезным видом советовал бабушке пить крепкий кофе, чтобы у нее лучше завивались волосы. Этим он сумел добиться того, что остатки беспокойства, гнездившегося в душе Элли, медленно, но верно исчезали.

А все началось уже в первый вечер, когда Николас показывал гостям дом. Он поочередно сдергивал ослепительно белые покрывала с попадавшейся им на пути мебели и шутливо превращал их то в плащ матадора, то в королевскую мантию. Шарлотта просто умирала от смеха. Элли тоже не смогла удержаться от улыбки.

Все были так увлечены, что только в последней комнате Николас наконец заметил, что Шарлотта пропала.

— Шарлотта! — громко позвал он и нахмурился. Явно беспокоясь, он рассеянно сдернул последнее покрывало, и с кресла, хохоча во все горло, вскочила Шарлотта. Глаза у нее сияли, волосы растрепались.

Все, включая Николаса, просто остолбенели от неожиданности, — Ага! Испугались! — весело закричала она. Все рассмеялись. Николас снисходительно заулыбался, но в глазах у него не было улыбки. Элли пригляделась и готова была поклясться, что взгляд Николаса наполнен глубокой заботой и любовью. Кто бы мог подумать. Элли не верила своим глазам. Тем не менее она была уверена, что не ошиблась.

День за днем Николас щедро делился с Элли своим обаянием, и проклюнувшиеся в ее душе первые ростки надежды начали незаметно карабкаться вверх по казавшейся непреодолимой стене, которую она с таким тщанием воздвигала вокруг себя все эти годы.

— Мисс Синклер, я приглашаю вас на прогулку. Элли стояла в библиотеке перед одним из стеллажей и рассеянно водила пальцем по тисненным золотом корешкам книг. Она повернулась к Николасу и улыбнулась:

— На прогулку? Если я не поберегусь, то в Манхэттен вернется одна огромная веснушка!

Николас в несколько шагов пересек комнату и подошел к ней. Он стоял так близко, что Элли могла бы протянуть руку и без труда прикоснуться к нему. У нее забилось сердце, и она невольно покраснела.

— Вы так мило краснеете… и без видимой причины.

— Уж очень жарко сегодня, — отшутилась Элли и предусмотрительно сделала шаг назад, боясь что забудет приличия и все-таки погладит его по руке. Но она не осмелилась. И не потому, что это вышло бы за пределы дозволенного. Просто за все это время Николас лишь однажды — и то случайно, когда проходил мимо, — коснулся ее руки. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни даже взгляда, в котором бы читалось желание.

— Жарко? — улыбнулся одними губами Николас. — Элиот, да вы порядочная лгунья. Ваше лицо выдает вас с головой. На нем можно прочесть все, что вы чувствуете. Так что дело, как мне думается, отнюдь не в жаркой погоде.

— Вот как, Дрейк? Вы, оказывается, крупный физиономист? Так какое чувство выдало сейчас мое лицо? — У нее слегка расширились глаза при мысли о том, что она только что подумала. — А впрочем, не важно. Я с удовольствием прогуляюсь.

Николас ни о чем ее не спросил, но по его глазам она видела, что он прекрасно понял, какие мысли ее только что посетили. Он просто взял ее за руку и вывел из комнаты.

И с тех пор они каждое утро подолгу прогуливались по берегу. Всякий раз Элли снимала туфли и чулки и, оставив их на каменных ступеньках лестницы, с наслаждением ступала босыми ногами по прохладному сухому песку. Каждый вечер они неторопливо ужинали на террасе при свечах, и Николас потчевал ее историями о беззаботных днях своего детства или делился мыслями о будущем. Дни были наполнены простыми радостями, а ночи — надеждами и волнующими снами. И по-прежнему он так ни разу к ней и не прикоснулся… До того вечера, когда разыскал ее в комнате на самом верху.

— Здесь я люблю бывать больше всего. Элли обернулась на звук голоса и увидела на пороге Николаса. Волосы его были мокрыми после вечернего купания. Каждый день он неизменно ходил плавать, потом быстрым шагом добирался до садового домика ополаскивался под душем и присоединялся к остальным. Благоухание трав. Теплый летний воздух. Нью-Йорк был где-то далеко-далеко.

Элли глубоко вздохнула, удивляясь тому, что она вообще может дышать. Когда Николас входил, он, казалось, заполнял собой все.

— Вам нравится здесь, верно? — полувопросительно, полуутвердительно заметил он.

Она снова окинула взглядом комнату — высокие потолки, большие широкие окна — и перевела дыхание.

— Да. Очень нравится. Здесь все какое-то… ценное… сказочное. — Она подошла к открытому окну и выглянула наружу. — Как будто находишься на вершине мира.

Идеальное место для занятий живописью, промелькнуло у нее в голове. В этой комнате она чувствовала себя удивительно легко. Царившие здесь покой и тишина дарили вдохновение. Место буквально создано для нее. Светлые стены, в углу небольшой комод красного дерева. Но самое главное — из любого окна виден уходящий за горизонт океан.

Элли почувствовала, что она как будто вернулась домой, что ее место всегда было здесь, на берегу океана, в этой комнате вместе с Николасом.

— Когда я увидел вашу комнату в Нью-Йорке, то сразу подумал про эту комнату. Мальчиком я часто поднимался сюда и подолгу стоял у окна, глядя на океан. И всегда наступало такое умиротворение. Рано утром отсюда можно видеть восход солнца, а вечером любоваться закатом. — Он помолчал и, будто вспомнив что-то, продолжил: — Я потратил год на то, чтобы выкупить этот дом у тех, кто купил его у моего отца.

— Ваш отец его продал?

— Да, — неохотно ответил Дрейк.

— А почему? — не отставала Элли.

— Потому что ему нужны были деньги, — мягко ответил он, разглядывая что-то в темнеющем вечернем небе.

Как он переменился, подумала Элли. С трудом верилось, что это тот самый человек, который рвал и метал, когда она помешала ему прибрать к рукам дома на Шестнадцатой улице. Впервые с момента их знакомства он, казалось, находился в мире с самим собой.

— А вы изменились, — вдруг вырвалось у нее. Она заметила, как Николас напрягся, но тут же расслабился. Он медленно перевел на нее взгляд, и его бездонные глаза вдруг наполнились чувством, ошибиться в котором было невозможно.

— Это вы меня изменили, — ответил он и нежно провел пальцем по ее щеке.

— Никто никого не может изменить, — мягко улыбнулась Элли. — Все наши изменения приходят изнутри.

— Вполне может быть. Но благодаря вам я увидел в себе то, чего не видел прежде. Я был жестким и беспощадным, потому что должен был казаться таким. Тогда это было необходимо. Сейчас я понимаю, как глупо было тратить все силы только на это. — Палец его скользнул по ее скуле и замер где-то под подбородком. — А изменили мою жизнь вы, Элиот Синклер.

Он склонился к ее губам и поцеловал. Элли даже не подумала о том, чтобы оттолкнуть его или опрометью броситься из комнаты. Были лишь его губы, нежные, требовательные, зовущие. Судьба, которую она себе избрала, в конце концов и привела ее к этому моменту чистой радости. Лунный свет играл на поверхности океана, и человек, которого она, кажется, полюбила, мягко притянул ее к себе. Да, она любит его вопреки всему. Боже мой, как же это произошло? Но как и в тот памятный дождливый день, все на время забылось.

Элли обвила шею Николаса руками и прижалась к его мускулистой груди.

— Ники, — еле слышно выдохнула она.

— Наконец ты перестала называть меня Дрейком, — усмехнулся он.

— Я не перестала, — возразила она, ловя с закрытыми глазами прикосновения его губ. — Просто сейчас я на тебя не сержусь.

Он замер и резко отодвинулся от нее. Элли не сразу сообразила, что произошло. Потом открыла глаза, несколько раз моргнула и увидела его насмешливый взгляд.

— Выходит, тебе нравится сердиться на меня?

— Дрейк, поаккуратнее.

— Элли, ты просто неподражаема! — рассмеялся Николас и тут же посерьезнел: — Вот это я в тебе и люблю.

Люблю. Пусть не «я люблю тебя», но все же… От непонятно откуда возникшего восторга у нее закружилась голова. А когда, больно царапнув, всплыла мысль, кто она на самом деле и кто ее отец, Элли прогнала ее прочь — не сейчас. А может быть, вообще никогда, впервые подумала она.

— Обними меня, — прошептала Элли. Прежде она никогда ничего у Николаса не просила, и в его глазах мелькнуло удивление, которое тут же сменилось радостью.

— Я хочу обнимать тебя вечно, — пробормотал он, заключая ее в объятия.

На этот раз поцелуй его был требователен и настойчив. Элли отдалась сладостному чувству, ловя губами его губы. Осмелев, она просунула руку в расстегнутый ворот его рубашки и почувствовала, как он замер, когда она робко провела ладонью по курчавым волосам на его груди.

Николас учащенно задышал, приподнял ее над полом и понес к кровати, стоявшей у стены. Осторожно опустив ее на старенькое покрывало, он лег рядом и спустил с ее плеч платье. Потом расстегнул до конца свою рубашку и распахнул ее.

— Я хочу притронуться к тебе, — еле слышно выговорил он. — Столько дней быть рядом и ни разу не дотронуться друг до друга.

— Но почему, Николас?

— Я дал слово, что буду вести себя как истинный джентльмен. Кроме того, я знал, что тебе нужно дать время.

— И теперь ты решил, что отведенный мне срок истек? — вдруг осевшим голосом шутливо поинтересовалась Элли.

Николас зарылся лицом в ее волосы.

— Истек? Право, я не знаю. Честное слово. Он склонился ниже и плотно обхватил губами розовый бутон ее соска.

Наслаждение было таким острым, что Элли вскрикнула и, когда он оторвался от ее груди, руками удержала его голову.

— Сладкая моя Элли, позволь мне любить тебя. У Николаса даже голос охрип от сдерживаемой страсти. Элли отпустила руки и почувствовала, как его губы, оставляя жаркие поцелуи, заскользили по ее телу.

Нащупав подол ее юбки, Николас положил руку ей на лодыжку и медленно повел ладонью вверх, к колену и еще дальше к бедру. Раздвинув складки белья, рука продвинулась еще выше, и Элли почувствовала, как сильные пальцы погрузились в курчавый кустик волос внизу ее живота, продвинулись между бедер. Николас легонько провел кончиками пальцев по нежной коже, но этого оказалось достаточно, чтобы по телу Элли прошла волна чувственной дрожи. Он принялся ласкать губами ее сосок и легко погрузил палец в узкую влажную глубину ее лона. У Элли перехватило дыхание от нахлынувшего блаженства. Тогда губы Николаса оставили ее грудь и двинулись вниз к животу. Сердце Элли заколотилось с такой силой, что его удары начали отдаваться у нее в ушах.

Но все так же внезапно кончилось, как и началось. Николас замер, крепко прижал ее к себе, словно не желая отпускать. А потом вздохнул и отстранился. Сев на постели, он посмотрел на ее полуобнаженное тело, и в темно-синих озерах его глаз Элли увидела раскаяние.

— Боже мой, да я чуть голову не потерял, — проговорил он заметно дрогнувшим голосом.

Страсть в душе Элли начала уступать место страху.

— И тебе это весьма не понравилось, — еле слышно проговорила она.

— Да нет, я не могу сказать, что это мне не понравилось, — мягко возразил Николас. — Напротив, пришлось по душе. Разделить желание с тобой — что может быть большим счастьем для любого мужчины? — улыбнулся он. — Помнишь, я говорил тебе, что мы будем близки?

Элли окинула взглядом свою обнаженную грудь, задранную юбку и густо покраснела.

— Сейчас это едва не произошло. — Он поцеловал ее в нос. — Но вот так я не хочу. Не теперь и не сейчас. Позже. — Элли недоуменно нахмурилась. Николас, опершись на локти, навис над ней и ласково обхватил ладонями ее лицо. — Когда мы поженимся. Поженимся.

Элли, закрыв глаза, потрясенно молчала. Николас склонился к ней, и она затрепетала от его нового долгого поцелуя.

— Элли, я твоя половинка, — тихо сказал он, как будто прочтя ее мысли. — Как и ты моя половинка. Увидев тебя тогда, в зале суда, я очень скоро понял, что судьбой нам назначено быть вместе.

Элли притянула Николаса к себе и крепко обняла. От прилива чувств у нее перехватило дыхание. Она прижалась горячей щекой к его щеке. Господи, самое ее сокровенное желание начинает сбываться. Любить Николаса, принимать его любовь. Ей никто больше не нужен, потому что она любит только его — Николаса.

— Сейчас я понимаю, — продолжал говорить Николас, — да что там говорить, знаю, что без тебя не смогу жить. На торжественном приеме по поводу начала строительства я собираюсь сообщить о нашей помолвке. — Он увидел в ее глазах изумление и, подумав, что она не согласна, решительно добавил: — Мне без тебя не жить, Элли. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.