"Полярная станция “Зебра”" - читать интересную книгу автора (Маклин Алистер)

Глава 9

— Вы уж простите, что я надоедаю вам своими вопросами, извиняющимся тоном произнес я. — Но сами знаете всех этих бюрократов из правительства.

Тысяча вопросов один чище другого, да еще в четырех экземплярах. Но я вынужден подчиниться указаниям начальства, рапорт должен быть срочно передан по радио, так что очень надеюсь, что вы мне поможете собрать всю нужную информацию. Первым делом, кто может сказать почему вообще возник этот проклятый пожар?

Я надеялся, что хорошо играю роль чиновника министерства снабжения, собирающего материал для рапорта, — именно так я им представился. Чтобы избежать недоуменных переглядывании, я также пояснил, что для расследования несчастных случаев, связанных с гибелью людей, министерство всегда посылает врача. Может, это звучало не слишком убедительно, но тут уж я ничего не мог поделать.

— Ну, по-моему, я первым заметил огонь, — неуверенно произнес Нейсби, кок со станции «Зебра».

Его йоркширский акцент прозвучал как никогда отчетливо. Пока что его можно было назвать образцом силы и здоровья, но по сравнению со вчерашним днем он выглядел совсем другим человеком. Ему, как и всем остальным восьми спасенным, которые присутствовали этим утром в кают-компании, явно пошли на пользу тепло, долгий ночной сон и усиленное питание. Точнее будет сказать, как семи остальным. У капитана фол-сома лицо было так сильно обожжено и так плотно забинтовано, что трудно было разглядеть, как он себя чувствует, правда, я знал, что полчаса назад он съел обильный завтрак, состоящий почти исключительно из жидких блюд.

— Дело было примерно в два часа ночи, — продолжал Нейсби. — Да, около двух. Полыхало уже вовсю. Как факел. Я...

— А где именно? — прервал его я. — Где вы спали?

— В том домике, где был камбуз. Там же мы и обедали. Самый крайний домик с запада в северном ряду.

— Вы там спали один?

— Нет, там спал еще Хьюсон, вот он, а еще Фландерс и Брайс. Фландерс и Брайс — они... Они были лабораторными техниками. Мы с Хьюсоном спали в задней части домика, там по обе стороны стояли два больших кухонных ларя, где хранились запасы пищи, а Фландерс и Брайс спали в столовой, возле камбуза.

— Значит, почти у самых дверей?

— Точно. Я, стало быть, вскакиваю, кашляю и задыхаюсь от дыма, в голове мутится — и вдруг вижу пламя: вся восточная стена дома уже полыхает. Я тряхнул Хьюсона, а сам побежал за огнетушителем — он у нас хранился за дверью. Но он не сработал. Замерз, я так думаю. А в общем-то, не знаю. Я бегом обратно. А сам уже ничего не вижу, такой дымище — жуть! Я тряхнул Фландерса и Брайса, крикнул, чтоб они вставали, а потом наткнулся на Хьюсона и велел ему сбегать и разбудить капитана Фолсома. Я перевел взгляд на Хьюсона.

— Вы разбудили капитана Фолсома?

— Я побежал его будить. Но не сразу. Весь лагерь был в огне, пламя подымалось футов на двадцать и распространялось как раз между рядами домов. Ветром по воздуху несло горючее, оно тоже пылало. Мне пришлось сделать солидный крюк к северу, чтобы не попасть в огонь.

— Ветер дул с востока?

— Не совсем. В ту ночь нет. Скорее, с юго-востока. Нет, пожалуй, с востока-юго-востока, так будет точнее. Короче, я дал крюк вокруг генераторной, это рядом с камбузом в северном ряду, и добрался до жилого дома.

— А разбудили капитана Фолсома?

— Да он уже и сам встал. Как только я выскочил из столовой, начали взрываться топливные цистерны на складе горючего, это точно на юг от жилого дома. Ох, и грохоту наделали! Как самые здоровенные бомбы. Тут и мертвый проснулся бы. Короче, этот шум разбудил капитана Фолсома. Он и Джереми, он кивнул на человека, сидящего напротив него за столом, схватили огнетушители и побежали тушить дом, где поселился майор Холлиуэлл.

— Это прямо на запад от склада горючего?

— Точно. Там было настоящее пекло! У капитана Фолсома огнетушитель работал отлично, но он никак не мог подойти поближе к огню. По воздуху летело столько горящего топлива, что мне почудилось, будто даже пена из огнетушителя начала гореть.

— Погодите минутку, — остановил его я. — Давайте вернемся к моему первому вопросу. Как все-таки возник пожар?

— Мы сами толковали об этом сотни раз, — устало произнес доктор Джолли.

— И получается, старина, что толком мы ничего не знаем. Нам хорошо известно, где именно он возник: если посмотреть, какие дома уничтожены по направлению ветра, то это мог быть только склад горючего. А вот как... Трудно даже предположить. Да я и не думаю, чтобы сейчас это имело какое-то значение. — Нет, я с вами не согласен. Это как раз имеет большое значение.

Если мы выясним, как это произошло, мы можем предотвратить подобные трагедии в будущем. Вот почему я и прибыл сюда. Хьюсон, вы отвечали за склад горючего и генераторную станцию. Что вы думаете по этому поводу?

— Ничего. Скорее всего, виновата электрика, а вот как все это случилось, понятия не имею. Похоже, какая-то цистерна подтекала, и в воздухе накопилось много паров горючего. В помещении склада работали два обогревателя, они поддерживали температуру около нуля по Фаренгейту, чтобы топливо не загустело. Должно быть, там что-то замкнуло в термостатах, вот газы и вспыхнули. Но это все мои догадки, и только.

— А как насчет тлеющей тряпки или брошенного окурка? Лицо у Хьюсона побагровело.

— Послушайте, мистер, — я знаю свое дело. Тлеющая тряпка, брошенный окурок... Черт побери, я знаю, как надо вести себя на топливном складе!

— Поберегите нервы, — прервал я его. — Я не собираюсь никого обижать, я только делаю свое дело... — Я повернулся к Нейсби. — А после того, как вы отправили Хьюсона будить капитана Фолсома? Что потом?

— Я помчался на радиостанцию — это домик к югу от камбуза и к западу от дома майора Холлиуэлла...

— А эти двое техников — Фландерс и Брайс, так, кажется? Вы, наверно, посмотрели, встали они или нет, перед тем как выбежать из столовой?

— Прости меня, Господи, я этого не сделал. — Нейсби опустил глаза, нахохлился, лицо у него посерело. — Они погибли. И в этом виноват я. Но вы даже не представляете, что там творилось в столовой. Вся восточная стена полыхала, вокруг полно дыма и копоти, я не мог ничего разглядеть, я даже дышать не мог. Я тряхнул их обоих и крикнул, чтобы они вставали. Я тряхнул их очень крепко, да и крикнул во всю глотку.

— Я тоже виноват, — тихо сказал Хьюсон. — Я был тогда рядом с ними.

— Я не стал их ждать, — продолжал Нейсби. — Но я вовсе не заботился о собственной шкуре. Я просто посчитал, что с Фландерсом и Брайсом все в порядке и они выскочат из домика сразу же следом за мной. Я торопился предупредить остальных. Только через несколько минут я понял, что их ни слуху, ни духу. Но тогда... Тогда уже было слишком поздно...

— Вы помчались к радиостанции. А вы, Киннерд, спали там, верно?

— Да, я спал там, точно, — рот у радиста скривился. — Я и мой помощник Грант, тот парень, что умер вчера. Там же спал и доктор Джолли, за перегородкой в восточной части домика. Там он устроил себе медпункт и берлогу, где колдовал над кусками льда.

— Значит, загорелось сначала с вашей стороны? — спросил я у Джолли.

— Наверно, да, — согласился он. — Честно говоря, старик, я вспоминаю все это, как сон... Как кошмарный сон. Я чуть не задохнулся во сне. Первое, что я помню — это Грант, он наклонился надо мной, трясет меня и что-то кричит. Наверно, он кричал, что весь дом уже в огне. Не помню, что я сказал или сделал, наверно, ничего, потому что потом уже отчетливо помню, как меня шлепнули по обеим щекам, и не слишком-то деликатно, должен заметить. Но, слава Богу, это меня проняло! Я поднялся на ноги, и Грант помог мне выбраться в радиорубку. Так что я обязан жизнью именно Гранту. Я только успел чисто машинально схватить медицинскую сумку, которая у меня всегда под рукой.

— А кто разбудил Гранта?

— Да вот он, Нейсби, и разбудил, — сказал Киннерд. Он нас обоих разбудил, орал и барабанил в дверь, как бешеный. Если бы не он, и я, и доктор Джолли — мы оба погибли бы: воздух в домике уже был как ядовитый газ, и если бы Нейсби не поднял нас своим криком, мы бы оба не проснулись никогда. Я велел Гранту поднять доктора, а сам попытался открыть наружную дверь.

— Она была заперта?

— Эту проклятую дверь заело. Но тут нет ничего странного. Днем в домике обогреватели работали на полную мощь, чтобы поддерживать нормальную температуру, и лед на дверях подтаивал. А по ночам, когда мы залезали в спальные мешки, обогреватели работали на пониженной мощности, и двери примерзали к косяку. Так бывало не только у нас, почти каждый раз всем приходилось ломиться наружу. Но могу вас заверить, что в ту ночь мне не пришлось долго возиться с дверями.

— А потом?

— Я выбежал на улицу, — ответил Киннерд. — Из-за черного дыма и горящего топлива вокруг ничего нельзя было разобрать. Должно быть, я отбежал ярдов на двадцать к югу, чтобы сообразить, что происходит. Мне показалось, что весь наш лагерь в сплошном огне. Когда вас будят в два часа ночи и вы выскакиваете наружу полусонный и полуслепой, да к тому же отравленный газами, мозги работают туго. Но, слава Богу, у меня хватило ума догадаться, что спасти нам жизнь может только срочный сигнал SOS. Поэтому я полез обратно в радиорубку.

— Мы все обязаны жизнью Киннерду, — в первый раз заговорил Джереми, коренастый, рыжеволосый канадец, выполнявший на станции обязанности старшего техника. — А вот если бы я оказался чуток ловчее, мы бы сейчас были трупами.

— Слушай, дружище, заткнись ты, ради Бога, — проворчал Киннерд.

— И не подумаю, — с достоинством отозвался Джереми. Доктору Карпентеру нужен полный отчет о случившемся. Я выскочил из жилого дома сразу же следом за капитаном Фолсомом. Как уже говорил Хьюсон, мы попытались потушить огнетушителями дом майора Холлиуэлла. Надежды с самого начала не было никакой, но мы все равно старались как могли: мы ведь знали, что огонь захватил там четверых наших товарищей. Но все было напрасно. Капитан Фолсом крикнул, что он возвращается за новым огнетушителем, а мне велел посмотреть, что там с радиостанцией... А там было настоящее пекло. Я постарался подобраться как можно ближе к дверям с западной стороны и увидел там Нейсби, он наклонился над доктором Джолли, который как выскочил на свежий воздух, так сразу же и свалился. Нейсби крикнул, чтобы я помог ему оттащить доктора Джолли подальше от огня, я только взялся за дело — а тут вдруг летит Киннерд. Вижу — он лезет прямо в дверь радиорубки... — Джереми невесело улыбнулся. — Я решил, что у него крыша поехала. Бросился его задержать. Он заорал, чтобы я не мешал ему. Я сказал ему, чтобы он не сходил с ума, а он снова заорал на меня... Если хочешь, чтобы тебя услышали, когда так ревет пламя, приходится орать... Ну, в общем, он сказал, что надо вытащить переносную рацию, что все горючее сгорело и что генераторам и камбузу с запасом пищи тоже крышка. Потом он сшиб меня с ног, и я увидел, как он врывается в дом. Оттуда летели дым и пламя, даже не знаю, как он остался в живых...

— Это там вы так сильно обожгли лицо и руки? — тихо спросил коммандер Свенсон. Он сидел в дальнем уголке кают-компании, не принимая участия в разговоре, но ловя каждое слово очень внимательно. Я потому и попросил его присутствовать при беседе: от его внимания не ускользнуло бы ни единой мелочи.

— Я полагаю, да, сэр.

— Думаю, вы заслужили приглашение в Букингемский дворец, пробормотал Свенсон.

— Да черт с ним, с Букингемским дворцом! — гневно возразил Киннерд. -А что с моим помощником, а? Что с малышом Джимми Грантом? Его тоже пригласят в Букингемский дворец? Боюсь, этот разбойник не сумеет туда явиться... Вы хоть знаете, что он сделал? Когда я вернулся в радиорубку, он все еще сидел там, у основного передатчика, и посылал SOS на нашей обычной частоте. У него вся одежда горела! Я стащил его со стула и крикнул, чтобы он прихватил элементы «Найф» и выскакивал наружу. А сам достал портативную рацию, попавшуюся под руку коробку с элементами «Найф» и выбежал наружу. Я думал, что Грант выскочит следом за мной, я ничего не слышал, я почти оглох от рева пламени и грохота взрывов. Такое не представишь, пока сам не увидишь. Я отбежал подальше, чтобы поставить рацию и элементы в безопасном месте. А потом вернулся. И спросил Нейсби, который все еще приводил в чувство доктора Джолли, выходил ли Джимми Грант. Тот сказал, что нет. Тогда я снова бросился к дверям — это последнее, что я помню.

— Теперь уже я оглушил его, — с угрюмым удовлетворением заметил Джереми. — Сзади... Пришлось.

— Я бы тебя прикончил, если бы не потерял сознание, мрачно отозвался Киннерд. — Но, наверно, ты мне спас жизнь...

— Это уж точно, братишка, — скривился Джереми. — Главное, что я делал в ту ночь, — так это хватал и сшибал с ног людей. Вот хотя бы Нейсби. Он, когда доктор Джолли очнулся, вдруг стал кричать: quot; А где Фландерс и Брайс?

Где Фландерс и Брайс?quot;. Это те двое, что спали с ним и Хьюсоном в камбузе.

Пока подбежал еще кто-то от жилого дома, пока то да се — наконец мы сообразили, что Фландерса и Брайса уже нет в живых. Так вот он, Нейсби, сломя голову ринулся обратно к камбузу. Сунулся было в дверь, а двери-то уже и не видно, сплошная стена пламени. Я бросился на него, когда он пробегал мимо меня, и сбил его с ног, он свалился и ударился головой об лед... Джереми взглянул на Нейсби. — Прости, Джонни, но ты был тогда не в себе. Нейсби потер бороду и устало улыбнулся.

— Я и сейчас еще не в себе. Но, ей-богу, ты прав...

— Потом подбежал капитан Фолсом вместе с Диком Фостером, который тоже спал в жилом доме, — продолжал Джереми. — Капитан Фолсом сказал, что проверил все огнетушители на базе и все они замерзли. Ему сказали, что Грант не сумел выбраться из радиорубки, так они с Фостером схватили одеяла и как следует полили их водой. Я пытался их остановить, но капитан Фолсом приказал мне не вмешиваться... — Джереми изобразил что-то вроде улыбки. — А уж если капитан Фолсом приказывает человеку не лезть — ничего другого не остается...

Потом они с Фостером обмотали головы мокрыми одеялами и бросились внутрь.

Через пару секунд капитан Фолсом появился снова, таща Гранта. В жизни такого не видел: они горели, как факелы. Не знаю, что случилось с Фостером, но он уже оттуда не вернулся. А тут обвалились крыши дома, где жил майор Холлиуэлл, и у камбуза. Никто бы не смог остаться живым возле этих домов. Кроме того, к этому времени майор Холлиуэлл со своими парнями и Фландерс с Брайсом в столовой уже наверняка погибли. Доктор Джолли говорит, что они не очень страдали — скорее всего, задохнулись еще до того, как до них дошел огонь.

— Ну, хорошо, — медленно проговорил я. — Пожалуй, я получил ясную картину этого страшного события. Значит, к дому майора Холлиуэлла нельзя было подобраться никак?

— Ближе чем на пятнадцать футов подойти бы никому не удалось, резко ответил Нейсби.

— А что произошло потом?

— А потом за дело взялся я, старина, — проговорил Джолли. Конечно, многого я не мог сделать, но все же постарался помочь пострадавшим. Мы подождали, пока пожар немного поутихнет, а когда стало ясно, что цистерны с горючим больше рваться не будут, пробрались в жилой дом, и там я сделал, что мог. Киннерд, несмотря на сильные ожоги, проявил себя как первоклассный помощник. Мы уложили самых тяжелых. Грант был в шоковом состоянии, боюсь, уже тогда он был безнадежен. И... Ну, пожалуй, это все, что мы можем вам рассказать.

— Запасов пищи у вас не было?

— Ничего не было, старина. Греться тоже было нечем, остались только лампы Колмана в трех домиках. Для питья мы ухитрились растопить немного льда. Я велел всем укутаться чем только можно и лечь, чтобы экономить тепло и силы.

— Значит, вам досталось больше всех, обратился я к Киннерду.

— Приходилось расходовать энергию на то, чтобы каждые пару часов передавать сигналы SOS.

— Не только мне, — ответил Киннерд. — Я тут не самый морозоустойчивый.

Доктор Джолли потребовал, чтобы все, кто в состоянии, по очереди передавали эти SOS. Это нетрудно. Позывные передавались автоматически, так что главное было надеть наушники и слушать. Если приходила какая-то депеша, я тут же молнией мчался на метеопост. Вот с оператором в Бодо связался Хьюсон, а с траулером в Баренцевом море — Джереми. Ну, конечно, я тоже этим занимался.

Дежурили еще доктор Джолли и Нейсби, так что не так уж все было плохо.

Хассард тоже включился в дело чуть позднее: первое время после пожара он плохо видел.

— Вы все время были за старшего, доктор Джолли? — спросил я.

— О Господи, нет, конечно! Первые двадцать четыре часа, пока капитан Фолсом находился в шоковом состоянии. А потом он немного опомнился и принял командование на себя. Я же только лекарь, старина. А ходить в начальниках и вообще быть крутым парнем — нет, старина, честно говоря, на такое дело я не гожусь.

— Ну, что ж, могу сказать откровенно: вы действовали чертовски здорово, — я окинул взглядом собравшихся. — Многие из вас обязаны жизнью именно доктору Джолли, который сумел оказать вам быструю и квалифицированную помощь в самой неблагоприятной обстановке... Ну, ладно, это все.

Конечно, вспоминать все это было не слишком приятно. Боюсь, мы так и не сумели толком узнать, как начался пожар, чтобы с этим разобраться, нужна Божия милость, как говорят в таких случаях страховые компании. Что касается вас, Хьюсон, я уверен, что вас никак нельзя обвинить в небрежности и неосторожности и что ваша теория скорее всего верна. Да, цена страшно велика — и тем не менее мы получили урок: никогда не размещать склад горючего ближе чем в сотне ярдов от лагеря.

Беседа закончилась. Джолли заторопился в медпункт, не слишком скрывая радость от того, что ему единственному из медиков удалось остаться целым и невредимым. Впереди его ждала серьезная работа: поменять повязки, осмотреть Бенсона, сделать рентгеноснимок лодыжки Забринского и проверить состояние других больных.

Я отправился в свою каюту, открыл чемодан, достал небольшой бумажник, снова запер чемодан и двинулся в каюту Свенсона. Кстати, он улыбался сейчас куда реже, чем тогда, в Шотландии, когда мы с ним познакомились. Когда я, постучавшись, вошел, он взглянул на меня и сказал безо всяких предисловий: — Если тех двоих, что остались в лагере, можно как-то перенести на корабль, я бы хотел сделать это как можно скорее. Чем скорее мы окажемся в Шотландии, в пределах действия закона, тем легче у меня будет на душе. Я предупреждал, что ваше расследование ни к чему не приведет. Одному Богу известно, когда и на кого из нас будет совершено еще одно нападение.

Господи, да вы сами подумайте, Карпентер: среди нас разгуливает убийца!

— У меня есть три возражения, заметил я. — Во-первых, никому больше нападение не грозит, это почти наверняка. Во-вторых, закону, как вы его назвали, этим делом заниматься не позволят. И в-третьих, сегодняшняя встреча кое-какую пользу все же принесла. Трех человек можно исключить из числа подозреваемых.

— Должно быть, я что-то упустил, а вы нет.

— Не в этом дело. Я просто знаю то, .что неизвестно вам. знаю, что в лаборатории под половицей спрятано около сорока элементов «Найф», все они в отличном состоянии, но ими уже пользовались.

— Черт бы вас побрал, — негромко произнес Свенсон. — А мне даже словом не обмолвились. Из памяти выскочило?

— Знаете, в таких делах я никогда, никому и ничего не выбалтываю просто так — только если считаю, что мне это будет полезно. Нравится ли это кому-то или нет.

— Таким способом вы, должно быть, завоевали уйму друзей и произвели неизгладимое впечатление на множество людей, — сухо заметил Свенсон. — Вы меня смущаете... Но посмотрим, кто мог использовать элементы.

Только те, кто время от времени покидал жилой дом, чтобы отправить сигнал SOS. Значит, капитана Фолсома и близнецов Харрингтонов можно исключить: о том, чтобы они выходили из жилого дома, не может быть и речи. У них для этого просто не было сил. Итак, остаются Хьюсон, Нейсби, доктор Джолли, Джереми, Хассард и Киннерд. Выбирайте: один из них — убийца.

— А зачем им понадобились эти лишние элементы? — спросил Свенсон. -И потом, если у них были эти лишние элементы, на кой черт они рисковали жизнью, выжимая последние капли из оставшихся? В этом, по-вашему, есть какой-то смысл?

— Смысл есть во всем, — ответил я.

Чего-чего, а уверток у Карпентера предостаточно. Я вынул свой бумажник и раскрыл перед Свенсоном карты. Он взял документы, внимательно изучил и положил обратно в бумажник.

— Вот, значит, как, — невозмутимо обронил он. — Долгонько же вы собирались мне все это выложить, а? Я имею в виду правду. Офицер МИ6, контрразведка. Секретный агент, верно?.. Ну, что ж, Карпентер, плясать и хлопать в ладоши от радости по этому поводу я не собираюсь, тем более что еще вчера практически догадался об этом. Да и кем бы вы еще могли быть? он испытующе взглянул на меня. — Люди вашей профессии никогда не раскрывают карты без крайней необходимости... — Он не стал завершать фразу.

— Я открыл вам правду по трем причинам. В какой-то степени вы имеете право на мое доверие. Я хочу, чтобы вы были на моей стороне. А еще... Есть еще одна причина, которую вы скоро узнаете. Слыхали когда-нибудь о спутниковой аппаратуре для засечки ракет типа «Перкин-Элмер Роти»?

— Краем уха, — пробормотал Свенсон. — В общем, нет.

— А о Самосе? О Самосе-III?

— Система наблюдения за спутниками и ракетами? — он кивнул. Да, слыхал, и какая же связь может быть между этой системой и безжалостным убийцей, который впал в бешенство на дрейфующей станции «Зебра»?

Я поведал ему, какая тут может быть связь. Не возможная, не предположительная, не теоретическая, а прямая и непосредственная. Свенсон выслушал меня внимательно, не прерывая, а под конец откинулся на спинку стула и кивнул.

— Вы совершенно правы, в этом нет никакого сомнения. Вопрос только в одном: кто? Я просто не могу дождаться, когда увижу этого подонка в кутузке под строгой охраной.

— Значит, вы бы его заперли прямо сейчас?

— О Господи! — он взглянул на меня пристально. — А вы нет?

— Не знаю. Вернее, знаю. Я бы оставил его еще погулять. Я полагаю, что наш приятель — лишь одно звено в очень длинной цепи, и если мы оставим ему кое-какую свободу, он приведет нас и к другим звеньям. Кроме того, я не уверен, что убийца действовал в одиночку, до сих пор, коммандер, убийцы всегда старались иметь сообщников. — Значит, двое? Вы считаете, что на борту моего корабля могут разгуливать двое убийц? — Он закусил губу и сжал рукой подбородок: так, видимо, проявлялось у него крайнее волнение. Потом он покачал головой.

— Нет, скорее всего, он один. Если это так и если я узнаю, кто он, я немедленно его арестую. Не забывайте, Карпентер, нам еще предстоит пройти сотни миль подо льдом, прежде чем мы выйдем в открытое море. Мы не можем постоянно следить за всеми шестью подозреваемыми, а между тем у человека, хоть немного знакомого с подводными лодками, есть сто один способ поставить нас всех перед лицом смерти. В открытом море — еще куда ни шло, но здесь, подо льдом, любая мелочь может стать крайне опасной.

— Не забывайте: если он поставит в опасное положение вас, то и сам разделит вашу участь.

— Знаете, я не совсем согласен с вами, что он психически нормален.

Все убийцы вообще слегка тронутые. Неважно, по какой причине они совершают убийство, уже сам этот факт исключает их из числа нормальных людей. К ним нельзя подходить с обычными мерками.

Он был прав только наполовину, но, к сожалению, эта половина могла в нашей ситуации оказаться решающей. Большинство убийц совершают преступление в состоянии крайнего стресса, который случается раз в жизни, поэтому они и убивают только однажды. Но нашему приятелю, похоже, эмоциональные потрясения вообще не были знакомы, кроме того, он убивал, судя по всему, уже много раз.

— Ну, что ж, — с сомнением произнес я, — все может быть. Да, пожалуй, я соглашусь с вами... — Я не стал уточнять, в чем именно мы с ним сходимся во мнениях. — Ну, и кто ваш кандидат на высший пост, коммандер?

— Провалиться мне на этом месте — не знаю! Я ловил каждое слово, произнесенное сегодня утром. Я смотрел на лица тех людей, которые эти слова произносили, и на тех, которые их слушали. С тех пор я беспрерывно, раз за разом прокручивал все это в голове — и будь я проклят, если нашел ключ к этому делу!.. Как насчет Киннерда?

— Очень подозрителен, правда? Но только потому, что он опытный радиооператор. А между тем, я берусь любого человека за пару дней научить принимать и передавать азбуку Морзе. Медленно, с ошибками, понятия не имея о том, как устроена рация, но работать он сможет. Так что на рации вполне мог быть любой из них. А то, что Киннерд классный радиооператор, может, наоборот, говорить в его пользу.

— Элементы «Найф» были вынесены из радиорубки и спрятаны в лаборатории, — обратил мое внимание Свенсон. — Легче всего это было сделать Киннерду.

Кроме доктора Джолли, который устроил медпункт и свою спальню в том же домике.

— Значит, это ставит под подозрение Киннерда или Джолли? Вы считаете именно так?

— А разве нет?

— Да, конечно. Тогда согласитесь, что консервы в тайнике под половицей ставят под подозрение Хьюсона и Нейсби, которые спали в камбузе, где хранились запасы продовольствия, а шар-зонды и баллоны с водородом бросают тень на Джереми и Хассарда, потому что именно метеорологу и технику проще всего взять их со склада.

— Ну-ну, запутывайте дело, запутывайте, — раздраженно бросил Свенсон. Как будто оно и без того не запутано до крайности!

— Я ничего не собираюсь запутывать. Я просто хочу подчеркнуть, что если уж вы допускаете одну возможность, то надо допускать и другую. Кроме того, у нас есть и свидетельства в пользу Киннерда. Он рисковал жизнью, вытаскивая из радиорубки переносную рацию. Он практически шел на верную смерть, когда лез в пекло второй раз, пытаясь спасти своего помощника Гранта. Если бы Джереми не оглушил его, он, скорее всего, там бы и погиб. Вспомните, что случилось с Фостером, который пошел туда, обмотавшись мокрыми одеялами: он так и не вернулся обратно. И потом, разве упомянул бы Киннерд элементы «Найф», если бы совесть у него была нечиста? А он упомянул. К слову, из-за этого помощник радиста и мог потерять сознание: Киннерд велел ему забрать элементы «Найф», а он никак не мог их отыскать, потому что их там уже не было. Вот он и обгорел так сильно, что умер несколько дней спустя. И еще одна штука, наконец: Нейсби уверял, что дверь в радиорубку заклинило вроде бы из-за льда. Если бы Киннерд чуть раньше играл со спичками, дверь не успела бы примерзнуть.

— Если вы исключаете Киннерда, — медленно произнес Свенсон, — то вам придется исключить и доктора Джолли, — он улыбнулся. — Не представляю человека вашей профессии бегающим по лагерю и дырявящим людей. Ваше дело штопать дырки, а не делать их, верно, доктор Карпентер? Гиппократу это пришлось бы не по душе.

— Я вовсе не исключаю Киннерда, — сказал я. — Но и вешать на него всех собак тоже не собираюсь. А что касается представителей моей профессии...

Может, напомнить вам список лекарей, украшавших скамью подсудимых?..

Конечно, против Джолли у нас нет ровным счетом ничего, никаких улик. Похоже, он и делал-то всего-ничего: выбрался из радиорубки, свалился без чувств на лед да так и пролежал почти все время, пока пожар не кончился. Но, с другой стороны, мы ничего не знаем о том, какую роль он сыграл в событиях, предшествовавших пожару. С него снимает подозрения только заклиненная дверь, да еще то, что Киннерд и Грант не могли не заметить, если бы он что-то сделал: койка Джолли находилась в глубине домика, и. чтобы выбраться наружу, он не мог незаметно миновать их обоих. К тому же не забывайте: он должен был остановиться и взять элементы «Найф». И еще один довод в его пользу, очень важный довод, я бы сказал. Я до сих пор уверен, что Бенсон упал не случайно, а если так, то не могу представить, как Джолли сумел бы это устроить, находясь у подножия «паруса», когда Бенсон был уже на его вершине. Да и потом, неужели, стоя у подножия «паруса», он дожидался, пока Бенсон свалится ему на голову?

— Вы отлично построили защиту Джолли и Киннерда, — пробормотал Свенсон.

— Вовсе нет. Я только догадываюсь, что может сказать адвокат.

— Хьюсон, медленно проговорил Свенсон. — Или Нейсби. Или Хьюсон и Нейсби. Не кажется ли вам чертовски странным, что эти двое — а спали они в задней части, у восточной стены камбуза, то есть там, где дом и загорелся, так вот, они все-таки успели выскочить, а другие двое — Фландерс и Брайс, так, кажется? — те, что спали посредине, задохнулись? Нейсби утверждает, что кричал и тряс их изо всей силы. Может, он мог бы трясти и кричать хоть всю ночь безо всякого результата. Может, они уже были без сознания... или мертвы. Может, они заметили, как Нейсби или Хьюсон, или оба сразу, выносили запасы продовольствия. и им заткнули рот. А может, им заткнули рот еще до того, как начали все нужное выносить... Не забудьте еще про пистолет. Он был спрятан в бензобаке трактора, чертовски странное место для тайника. Но если это придумал Хьюсон, тогда ничего странного нет, правда? Ведь он же водитель трактора. И потом, он заявил, что ему пришлось делать крюк, чтобы поднять капитана Фолсома. Он сказал, что огонь мешал туда пробиться. Но ведь он все же прошел к радиостанции! И еще одна штука, очень, я бы сказал, примечательная: он утверждает, что когда бежал к жилому дому, как раз взорвались цистерны с горючим. Но если они только начали рваться, то как получилось, что дома — те пять, что были полностью уничтожены, уже вовсю полыхали?.. А полыхали они потому, что были залиты горящим топливом, так что первые взрывы произошли задолго до этого. Между прочим, получается, что Хьюсон практически ничего и не делал во время пожара, только оповестил капитана Фолсома, который и без того уже все знал.

— Да, коммандер, из вас получился бы неплохой прокурор. Но не кажется ли вам, что против Хьюсона уж слишком много улик? Разве умный человек допустил бы это? Не кажется ли вам, что он обязательно симулировал бы героический поступок или хотя бы активную деятельность во время пожара, чтобы отвлечь от себя внимание?

— Нет. Вы упустили из вида, что у него не было никаких оснований ждать расследования по поводу пожара. Он и не предполагал, что может возникнуть ситуация, когда ему — или кому-то другому, не имеет значения, придется объяснять свое поведение и оправдываться.

— Я уже говорил и повторю снова. Такие люди, как наш приятель, никогда не надеются на везение. Они всегда действуют с учетом того, что их будут выслеживать.

— С какой стати их стали бы выслеживать? — возразил Свенсон. Как вообще они могли предвидеть, что возникнут какие-то подозрения?

— Значит, вы считаете, что они не могут догадываться, что мы идем по их следу?

— Да, я так считаю.

— Вчера вечером, когда на меня свалился тот проклятый люк, вы говорили по-другому, — напомнил я. — Вы сказали тогда, что кто-то покушался на меня, что это, мол, совершенно очевидно.

— Слава тебе, Господи, что у меня такая простая, непыльная работенка командовать атомной подводной лодкой, тяжело уронил Свенсон. -Честное слово, я теперь вообще не знаю, что и думать... А как насчет этого кока Нейсби?

— Вы считаете, они с Хьюсоном сообщники?

— Если мы согласимся, что те, кто спал в камбузе и не участвовал в преступлении, были убиты, а Нейсби остался жив, то так и получается, верно?

Хотя... Черт побери, он же пытался спасти Фландерса и Брайса!

— Может, это был рассчитанный риск. Он видел, как Джереми оглушил Киннерда, когда тот пытался во второй раз сунуться в радиорубку, и догадался, что тот остановит и его, если он изобразит такую попытку.

— А может, Киннерд второй раз тоже только делал вид, что собирается лезть в огонь, — сказал Свенсон. — Ведь Джереми и в первый раз пытался его остановить.

— Все может быть, — согласился я. — Но вот насчет Нейсби.., Если он тот, кто нам нужен, почему он сказал, что дверь в радиорубку не открывалась из-за льда? И что ему пришлось туда ломиться... Это отводит подозрения от Киннерда и Джолли, а убийца вряд ли что-нибудь сделал бы, чтобы очистить от подозрения других людей.

— Это безнадежно, — вздохнул Свенсон. — Говорю же вам: давайте запрем это проклятое сборище под замок!

— Да, это будет очень умно, — сказал я. — Да, давайте так и сделаем.

Тогда уж точно нам никогда не узнать, кто убийца. Поймите, тут все запутано еще хуже, чем вы думаете. Ведь вы еще забыли про двух наиболее очевидных преступников — Джереми и Хассарда. Это крепкие, башковитые парни, если убийцы именно они, то у них хватит мозгов сообразить, что против них нет ни единой улики. Хотя, конечно, может быть и так, что Джереми не хотел, чтобы кто-нибудь вообще увидел Фландерса и Брайса, и поэтому остановил Нейсби, когда тот попытался забраться снова в камбуз. А может, и нет...

Свенсон откровенно пожирал меня глазами. А ведь когда субмарина потеряла управление и шла ко льду, пройдя тысячефутовую отметку, он только слегка поднял брови. Но здесь было все иначе. Он сказал:

— Ну, ладно, мы позволим убийце разгуливать на свободе, пусть делает с «Дельфином» что хочет. Вы завоевали мое полное доверие, доктор Карпентер. Я уверен, что вы не злоупотребите этим доверием. Но скажите мне еще одну, последнюю вещь. Я убежден, что вы опытнейший сыщик. Но меня удивило одно упущение в вашем допросе. Вы не задали один ключевой вопрос, как мне кажется...

— Кто предложил перенести трупы в лабораторию, зная, что в этом случае его тайник будет в полной безопасности?

— Прошу прощения, — грустно улыбнулся Свенсон. -У вас, разумеется, были для этого причины.

— Да, разумеется. Вы не уверены, знает ли убийца, что мы идем по его следу. Я уверен. Я точно знаю, что он этого не знает. А вот если бы я задал этот вопрос, он сразу бы догадался, почему этот вопрос был задан, и тогда бы он точно знал, что я иду по его следу. Кроме того, я полагаю, что это был капитан Фолсом, хотя подбросил ему эту идею кто-то другой, причем так хитро, что теперь и сам Фолсом этого не припомнит...

Будь это несколькими месяцами раньше, в разгар арктического лета, когда по небу еще разгуливало солнце, это был бы великолепный денек. Но даже сейчас, когда в этих широтах солнце и не думало показываться, о лучшей погоде трудно было и мечтать. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как мы с Хансеном закончили свой безумный поход к «Дельфину», перемены произошли прямо-таки разительные. Кинжальный восточный ветер стих совершенно. От клубов ледяной пыли не осталось и следа. Температура поднялась градусов на двадцать, а видимость для зимней поры установилась просто потрясающая.

Свенсон, разделявший убеждения Бенсона насчет слишком тепличного образа жизни экипажа, решил воспользоваться прекрасной погодой и предложил всем свободным от вахты размять ноги на свежем воздухе. Авторитет Свенсона был так велик, что к одиннадцати часам утра на «Дельфине» практически не осталось ни души, а экипаж, так много слышавший о дрейфующей станции «Зебра», разумеется, не удержался от искушения посмотреть на лагерь полярников, вернее, на его останки, ради которых они и прибыли сюда, к вершине мира.

Я пристроился к небольшой очереди тех, кто ждал приема у доктора Джолли. Было уже около полудня, когда он наконец освободился и занялся собственными ожогами и обморожениями. Настроение у него было отличное, он уже освоился в медпункте так, будто хозяйничал там долгие годы.

— Ну, что, — обратился я к нему, — соперничество лекарей оказалось не таким уж и острым? Я чертовски рад, что здесь оказался третий врач. Как обстоят дела на медицинском фронте?

— Неплохо, старина, неплохо, жизнерадостно ответил Джолли. Бенсон чувствует себя все лучше, пульс, дыхание, кровяное давление почти в норме, обморок, я бы сказал, уже совсем неглубокий. У капитана Фолсома пока что сильные боли, но угрозы для жизни никакой. Остальные совсем окрепли, причем даже не благодаря нашему медицинскому содружеству: полноценное питание, теплая постель и сознание безопасности сделали то, чего мы с вами никогда бы не добились. И все-таки я очень доволен, ей-богу!

— Ну еще бы! — согласился я. — Почти все ваши друзья, кроме Фолсома и близнецов Харрингтонов, отправились вместе с экипажем на прогулку по льду, а если бы им предложили это еще пару дней назад, боюсь, пришлось бы надевать на них смирительную рубашку.

— Да, способность восстанавливать физические и духовные силы у хомо сапиенс необычайно велика, — благодушно отозвался Джолли. — Порою даже не верится, старина, ей-богу, не верится... А теперь давайте-ка проверим ваше сломанное крылышко.

И он взялся за дело, а поскольку я был его коллегой, он, видимо, считал, что я приучен к боли, и не слишком со мною церемонился. Однако, вцепившись в ручку кресла, я призвал на помощь всю свою профессиональную гордость и не брякнулся на пол, точно кисейная барышня. Закончив, он сказал:

— Ну, что ж, все нормально, меня беспокоят только Браунелл и Болтон, те парни, которые остались на льду.

— Я пойду с вами, — предложил я. — Коммандер Свенсон с нетерпением ждет нашего диагноза. Он мечтает убраться отсюда как можно скорее.

— Я тоже, — горячо откликнулся Джолли. — Но это понятно. А коммандер почему?

— Из-за льда. Никто не знает, когда он вдруг начнет смыкаться. А вам что, охота провести здесь еще годик-другой?

Джолли улыбнулся, потом подумал пару секунд и перестал улыбаться. И с тревогой спросил:

— А сколько мы пробудем под этим проклятым льдом? Я хочу сказать, пока не выберемся в открытое море?

— Свенсон говорит: двадцать четыре часа. Да вы не расстраивайтесь так, Джолли. Поверьте, под ним — куда безопаснее, чем на поверхности. Недоверчиво взглянув на меня, Джолли собрал медицинскую сумку, и мы вышли из медпункта. Свенсон ждал нас в центральном посту. Мы протиснулись через люки, спустились по скользкому склону и зашагали к станции. Большинство экипажа уже возвращались обратно. Лица почти у всех встречавшихся были угрюмые, страдальческие, они проходили мимо, даже не глядя на нас. Я догадывался, отчего у них такой вид: они отворили ту дверь, которую следовало бы оставить закрытой.

Из-за резкого подъема температуры снаружи и круглосуточной работы обогревателей в жилом домике установилась относительная жара, наросты льда на стенах и потолке растаяли без следа. Один из больных, Браунелл, пришел в сознание и теперь, поддерживаемый одним из дежуривших здесь матросов, сидел и пил бульон.

— Ну вот! — обратился я к Свенсону. — Один готов к переноске.

— Никаких сомнений, — торопливо подтвердил Джолли. Потом наклонился над Болтоном, но через несколько секунд выпрямился и покачал головой. А этот очень плох, коммандер, очень плох. Я бы не взял на себя ответственность за его переноску.

— Что ж, придется мне самому взять на себя такую ответственность, жестко отозвался Свенсон. — Давайте послушаем мнение другого врача. Конечно, ему следовало высказаться мягче, дипломатичнее, но ведь на борту «Дельфина» скрывалось двое убийц, а Джолли вполне мог оказаться одним из них, и Свенсон не забывал об этом ни на секунду.

Я виновато взглянул на Джолли, пожал плечами и, склонясь над Болтоном, тщательно, насколько это позволила моя больная рука, осмотрел его. Потом выпрямился и сказал:

— Джолли прав. Он в очень плохом состоянии. Но все же я считаю, что, возможно, он выдержит переноску на корабль.

— Возможно? — заартачился Джолли. — При лечении, нормальном лечении никакие «возможно» недопустимы!

— Я беру ответственность на себя, — сказал Свенсон. — Доктор Джолли, буду вам признателен, если вы возьмете на себя руководство транспортировкой больных на борт. Я немедленно предоставляю в ваше распоряжение столько людей, сколько потребуется.

Джолли попытался было протестовать, но все-таки сдался.

Транспортировкой больных он руководил превосходно. Я задержался на станции «Зебра», наблюдая, как Ролингс с другими матросами убирают обогреватели и фонари и сворачивают кабели, а после того как последний из них отправился на «Дельфин» и я остался один, двинулся к сарайчику, где стоял трактор. Сломанный нож остался в бензобаке. Но пистолет и две обоймы исчезли.

Их мог взять любой, но только не доктор Джолли, которого я не выпускал из поля зрения ни на секунду с того момента, как он сошел с корабля, и до того, когда отправился обратно.

В три часа пополудни наша подводная лодка погрузилась под лед и взяла курс на юг, в открытое море.