"Кот, который свихнулся на бананах" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)

ДЕВЯТЬ

В четверг утром сиамцы уплетали роскошный завтрак из Луизиных мясных хлебцев, а Квиллер неохотно нарезал банан в миску с овсянкой, недоумевая, что такого завлекательного находил в ней мальчишкой. Он вырос на коробках с овсянкой и на этих коробках отшлифовал навык чтения. Ему ничего не стоило бегло прочесть слово «ингредиенты», тогда как его однолетки по складам составляли «кошку» и «собаку». Нынче, запасаясь продуктами в супермаркете Тудлов, он просто обомлел от обилия выбора – пока не наткнулся на знаменитый рекламный слоган «Эй, похрустим!». И хотя звуковые эффекты действовали на его немолодые уши менее интригующе, купил сразу две коробки. Вторую, запаковав в подарочную обертку, он отослал в редакцию Арчи Райкеру. Указывать имя отправителя он, разумеется, не стал.

Не прошло и нескольких минут, как зазвонил телефон – нетерпеливее, казалось, чем обычно, – и Квиллер любезно протянул в трубку:

– С до-обрым утром!

– Что с тобой происходит? – прозвучал раздражённый голос – Совсем спятил, хруст тебе в голову?

– Это просто напоминание, Арчи, о добрых старых временах.

– Ты ел эту пакость? Я эту пакость не ел! В моих коробках были билеты на бейсбол и открытки с видом Ниагарского водопада.

– Дорог не подарок, а внимание, – сладчайшим тоном произнёс Квиллер.

– Если тебе больше нечего делать, – прорычал Арчи в телефон, – так езжай сюда и помоги нам закончить верстку.

Он бросил трубку на рычаг, а Квиллер, довольный розыгрышем, принялся за утренние дела.

В этот день должно было состояться знакомство прессы с книжным магазином (ещё закрытым для широкой публики), и на открытие статуи Квиллер отправился с торчащей из жилетного кармана визиткой журналиста и в оранжевой бейсболке. К Уинстон-парку он шагал под отдалённый вой сирен: полицейский патруль эскортировал с аэродрома прессу из Центра.

Вокруг площадки, отведённой для фотографов и телевизионщиков, была натянута жёлтая лента. В центре возвышалась груда валунов, оставшихся, возможно, ещё от доисторического землетрясения и поросшая колючими кустами остролиста. На её вершине стоял куб из полированного гранита с высеченной на каждой из четырёх сторон надписью: «Уинстон-парк». Он служил пьедесталом высокому цилиндрическому объекту, который должен был предстать на всеобщее обозрение.

Хотя никаких публичных заявлений о предстоящем событии не делалось, за жёлтой лентой толпился народ. Толпе пришлось расступиться, пропуская школьный автобус, из которого выгрузилась команда в чёрных трико – школьная акробатическая группа плюс двое студентов с барабанами. Слух, что брезент со статуи будет снят подъёмным механизмом, оказался верным, только механизм был не из металла, а из людей. Одетые в чёрные трико фигуры выстроились перед грудой валунов и образовали пирамиду, на вершину которой поднялся ловкий юноша с гигантским спиннингом. Барабаны рассыпали медленную призывную дробь. Брезент пополз вверх, открывая неровно сложенную пачку книг, раза в три больше нормального размера. Барабанная дробь посыпалась быстрее. Появилось ещё несколько наваленных друг на друга книг, образующих пьедестал для скульптуры – бронзового кота, вдвое превышающего натуральную величину, сидевшего прямо – поза мыслителя! – а его пышный кошачий хвост спускался на штабель книг.

«Уинстон!» – взревела толпа, приветствуя скульптуру одобрительными возгласами и аплодисментами.

«Если бы это мог видеть Эддингтон Смит!» – подумал Квиллер.

Следующим, согласно программе, событием было перерезание ленточки, и он остался посмотреть – правда, только потому, что его присутствие на этой процедуре должно было порадовать Полли. Позже он подробно всё запишет в своём дневнике.

С церемонии передачи скульптуры городу Квиллер удалился так же, как и прибыл на неё; – пешком, помахав глазевшим на него автомобилистам и лично прощавшимся с ним пешеходам.

Войдя во двор амбара, он помахал двум сиамцам, ждавшим его у кухонного окна, – уши торчком, хвост вопросительным знаком. Судя по наблюдениям Квиллера, эта живая картинка означала не столько нежную встречу, сколько напоминание о том, что полуденная трапеза на десять минут запоздала. Так что он с ходу, даже не повесив на место бейсболку и ключи от машины, наполнил две плошки хрустящими шариками, запрятав на дно каждой из них по кусочку сыра, как призы в коробке с крекерами.

Только затем он, захватив брикет мороженого, поднялся на второй балкон, в свой кабинет, где принялся за пятничную колонку «Из-под пера Квилла».

Уже вечерело, когда позвонила Лайза Комптон.

– Квилл! Великолепная новость. Центр Эддингтона Смита получает свой телефон! До сих пор мы пользовались отводом из магазина, но Бёрджесс Кэмпбелл заявил, что это не дело. Он взял на себя помесячную оплату. И в телефонную книгу ЦЭС тоже включают. Карандаш у тебя под рукой? Я продиктую номер.

– Кто кропает материал о ЦЭС для «Всячины»? -поинтересовался Квиллер.

– Роджер сделал снимки, а текст пишет Джилл. Роджер замечательно снял Данди: он разглядывает книгу Эрнеста Хемингуэя, что стоит пять тысяч долларов.

– Ты уже дала ваш номер Джилл?

– Когда они с Роджером были здесь, мы его ещё не знали, – сказала Лайза.

– Так позвони ей и сообщи. Кстати, скажи Джилл: если она захочет связаться с ЦЭС, а трубку возьмёт кот, пусть наберёт единицу и оставит сообщение на автоответчике.

– О, Квилл, – рассмеялась Лайза. – Это тоже напечатают?

– Твоё дело подать идею – читатели любят шутку, – наставительно произнёс Квиллер. – Как прошла съёмка?

– Данди им очень понравился! Он такой открытый. В заметке Дуайта он фигурирует как «официальный библиокот», и ещё там сказано, что Центр Эддингтона Смита продаёт книги по цене от двух долларов до пяти тысяч. Естественно, фотографы захотели посмотреть, что это за книга, которая стоит пять тысяч долларов. Олден Уэйд вызвался нам помочь, и мы сделали его ответственным за буфет с редкими книгами. Он повесил себе ключи на шею, как какой-нибудь хранитель винных погребов, и не спускал глаз с каждой книги, которую выдавал.

– Не забудь, что я просил оставить за мной книгу Доктора Зюсса, – напомнил Квиллер.

Следующий звонок был от Уэзерби Гуда: он хотел по пути на радиостанцию заскочить в амбар.

Когда он приехал, Квиллер не преминул спросить:

– Найдётся минутка для возлияний?

– М-м-м… ну если только для глоточка.

Они расположились за баром в компании двух обаятельных сиамцев, которые явно благоволили человеку погоды.

– Как тебе шумиха вокруг статуи? – спросил Квиллер.

–Устроили зачем-то настоящее шоу. А сама скульптура – шикарная идея. Я хочу помянуть Уинстона в моём вечернем прогнозе.

– А знаешь ли, Джо, он ведь живёт и здравствует. Всё ещё обитает у Бетьюнов на Приятной улице. Как ты хочешь его помянуть?

– На мотив нашей студенческой песни пропеть: «Дорогой наш Уинстон! Дорогой наш Уинстон!» Не забудь включить радио в одиннадцать.

– Уж твою передачу, Джо, я ни за что не пропущу, – заверил Квиллер, а затем спросил: – Ты всё ещё ездишь на уикенды в Хорсрэдиш? – По непонятным причинам метеоролог проводил подозрительно много времени в родном городке.

– Теперь уже нет. Всё на свете меняется!

– А ты случайно не знаешь, что там толкуют по поводу автокатастрофы с Ронни?

– Знаю. Люди потрясены и негодуют на сплетников, распустивших гадкие слухи. Мол, будто всему виной наркотики и пьянка! Его родители совершенно раздавлены! А я в ярости! Не может этого быть! Враки!

– Таково заключение медицинской экспертизы, Джо.

– Послушай! Я вырос вместе с Ронни, и он всегда был помешан на здоровом образе жизни: только здоровая пища, витамины, ничего крепче пива. Никогда не поверю, что эти локмастерские пижоны посадили его на наркотики. Олден Уэйд навестил родителей Ронни – выразил им сочувствие. Он этим слухам тоже не верит… Тебе известно, что Олден тоже из Хорсрэдиша?

– Все вы таланты… – начал Квиллер.

– Именно, – перебил его Уэзерби, – наверное, там какая-то особенная вода. Но мы все меняем имена, когда выходим в большой мир. Тебе известно, что Олден был просто Джорджем? Он считает, что Джордж – хорошее имя для заштатного политического лидера, а для актера нужно имя более звучное, сексапильное – вроде Оливера, Олдоса, Оливье. И он официально поменял своё имя на Олден Уэйд. И с тех пор весь женский пол от него без ума.

– А как же ты, Джо? – спросил Квиллер. – Ты своё имя на Уэзерби Гуд тоже официально поменял?

– Да нет. Прозвище это. Только для метеоролога оно не в пример лучше, чем Джо Банкер.

– Йау! – раздался звучный комментарий Коко.

Уэзерби вскочил.

– Засиделся я… Мне же на радио… Что там на полу?

– Осторожно! – И Квиллер подобрал кусочек кожуры. – Коко коллекционирует кожуру от бананов. А У Гольф Стрима тоже есть хобби?

Церемонию, сопровождавшую открытие статуи, Квиллер запечатлел – пока она ещё была свежа в памяти, – на страницах своего дневника: