"Кот, который сдвинул гору" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)ПЯТЬСудя по объявлениям на окнах, в магазине шла распродажа шезлонгов, поэтому на тротуаре были выставлены образцы. Квиллер, войдя в магазин, попросил показать пуфики. – Вы видели наши шезлонги? – услужливо спросила приятная пожилая дама. – На них большая скидка… – Да, но мне нужен пуфик. – Цены на шезлонги снижены на двадцать пять процентов, – продолжала настаивать она. – У вас есть – Гарри! – крикнула дама, обращаясь к кому-то в дальней части магазина. – У нас есть пуфики? – Нет! – крикнул в ответ Гарри. – Предложи покупателю шезлонги! – Не беспокойтесь, – сказал Квиллер. – Можно мне посмотреть телефонный справочник? Просмотрев специальный раздел, он нашёл возможный источник пуфиков всего в двух кварталах от магазина: «Мастерская "Пил и Пул"«. Именно противопоставление имён привлекло его внимание. В мастерской его приветствовала элегантная молодая женщина, которая напомнила ему Фран Броуди, дизайнера из Пикакса. Та же жизнерадостность, обходительность и такие же светлые волосы с рыжиной. – Чем могу помочь? – доброжелательно спросила она. Её шелковистые волосы мягко ниспадали на плечи, а длинная, прямая чёлка привлекала внимание к голубым глазам. – Мне нужен пуфик. Я снял дом с мебелью на лето, но там нет пуфика, а я люблю класть ноги на пуфик, когда читаю. Мне – не – нужен – шезлонг! – сказал он, чеканя каждое слово. – И правильно, – согласилась она. – Я тоже люблю пуфики, у нас как раз есть один, очень удобный, его можно заказать в любой обивке. – Как долго выполняется заказ? – Шесть-восемь недель. – Это мне не подойдёт. Я буду здесь только три месяца. Я снял «Тип-Топ» на лето. – Да? – удивилась она. – Я и не знала, что они собираются сдавать дом. В каком он состоянии? – Хорошо отремонтирован, есть все удобства, но довольно унылый и пустой. Кто-то вынес все старинные вещицы. – Дочь Хокинфилдов, – кивнула она. – После смерти Дж. Дж. она забрала все декоративные вещи для продажи в своём магазине в Мэриленде. Я помогала ей оценивать их. Но сейчас, если вам нужна помощь, если вы хотите более «живую» обстановку на лето, я к вашим услугам. Меня зовут Сабрина Пил. – Квиллер. Джим Квиллер, пишется через «в», – ответил он. – Вы знакомы с «Тип-Топом»? – Конечно! Наша мастерская помогала мадам Хокинфилд обустроиться там несколько лет назад – перед тем как она попала в больницу. Бедная женщина больше не вернулась домой. – А что случилось? – Её положили в психиатрическую лечебницу, и она до сих пор там, не понимая даже, что мужа нет в живых. Хотите кофе? – Спасибо. Никогда не отказываюсь от кофе, – сказал он. – Или, может быть, вина? – Нет, пожалуйста, кофе. Пока она готовила кофе, он ходил по мастерской, восхищаясь вкусом владельцев «Пила и Пула». Он нашёл и помянутый пуфик: большой, мягкий, удобный; на нём лежала табличка: «Образец». После первого глотка кофе он посмотрел на Сабрину тем умоляющим взглядом, перед которым женщины редко могли устоять. – Не продадите ли вы мне тот образец? Поправив рукой прическу, она ответила: – С одним условием – если вы позволите мне украсить вашу летнюю резиденцию. Можно использовать небольшие коврики, подушки и складные ширмы, и всё без больших затрат с вашей стороны. Приятная обстановка во время отдыха зависит только от вас. – Звучит заманчиво! – улыбнулся он. – Почему бы вам не приехать и не оценить ситуацию на месте? – Вас устроит в понедельник, в половине второго? Я что-нибудь смогу привезти с собой. – Расскажите мне что-нибудь о Хокинфилдах. Зачем им понадобился такой большой дом? – Это была большая семья, жившая на широкую ногу. Но внезапно наступили чёрные дни. Трое их мальчиков погибли в течение года. – Как?! – Квиллер всегда начинал подозревать преступление, а поскольку у отца мальчиков имелись враги и сам он стал жертвой убийцы, оснований для подозрений было предостаточно. – Произошло два несчастных случая, один за другим, с разницей в несколько месяцев, оба связаны со спортом, – сказала Сабрина. – Это было страшным ударом для родителей. После второй трагедии у миссис Хокинфилд случился нервный срыв. Мы все ужасно переживали. Она была приятной женщиной, но во всём подчинялась мужу. Все желали ей быть посильнее, чтобы постоять за себя… Не знаю, почему я все это вам рассказываю, вероятно, потому, что история «Тип-Топа» перейдёт к новым владельцам вместе с домом, вместе с ковриками и шторами. – Мне важно знать всё, – сказал он. – Я ощутил в доме отрицательные флюиды. – Правда? Как интересно! Я очень чувствую ауру помещения. Когда я впервые прихожу к клиенту, мне кажется, будто я чувствую прошлое и настоящее семьи. – Миссис Хокинфилд, кажется, была помешана на сером цвете, если это что-то означает, – продолжил он. – Помешана – именно так! Мы старались внести в обстановку более тёплые тона, добавляя старинные вещи с золотистым отливом и красное венецианское стекло, но она любила серый цвет и одевалась только в серые тона. Они ей действительно шли. У неё были прекрасные серые глаза и преждевременно поседевшие волосы, в чём мы все обвиняли её мужа. Квиллер уже собирался спросить об убийстве, но мелодичный звон дверного колокольчика известил о появлении покупателя. Квиллер допил кофе. – Я буду ждать вас в понедельник днём, мисс Пил. – Сабрина, – поправила она его. – Не приносите ничего серого, Сабрина. И пожалуйста, зовите меня Квиллом. Отъезжая от мастерской с пуфиком в багажнике, он думал о Сабрине Пил. Ему нравились дизайнеры, особенно с рыжеватым оттенком волос, которых он называл про себя «блондинками-декораторами». Когда он остановился у магазина на Пяти Углах, чтобы заполнить свой бар для возможных гостей, то наряду с обычным набором крепких и прохладительных напитков включил в список и то вино, которое она предлагала ему. Дружелюбный Билл Трикл, суетясь в магазине с типично менеджерской проворностью, увидел, как Квиллер загружает в тележку виски, водку, ром, шерри, пиво, фруктовые соки и смеси. – Устраиваете вечеринку? – спросил он весело. – Кажется, «Тип-Топ» вам понравился. – Да, ничего, – ответил Квиллер. После встречи с Сабриной он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы дискутировать о кратчайшем пути вдоль ручья, разморозившейся еде и растаявшем мороженом. На том же перекрестке он зашёл в хозяйственный магазин Ламптона и попросил латку. – Какого размера? – гнусаво спросил мужчина. – Я думал, они все одинаковые. – У нас есть первоклассные гусятницы трёх размеров. Из Германии. А какой у вас гусь? – Небольшой, – ответил Квиллер. Цена ошеломила его, но он мог позволить себе это, а кошки заслужили второй туалет. У него самого было восемь ванных комнат в «Тип-Топе», почему же они должны ограничиваться одним горшком? Ещё он купил радиоприёмник с большим количеством функций, и такой, какой действительно хотел, – с несколькими переключателями на панели, шестью ручками и семнадцатью кнопками. Причём приемник стоил дешевле, чем горшок для кошек. Выходя из хозяйственного магазина, Квиллер увидел рекламный щит: «Ручная работа из Картофельной Лощины». Он поехал в направлении, указанном стрелкой, думая о том, что хорошо бы найти подарок для Полли и керамическую кружку для себя. У кофейных чашек Хокинфилда были слишком неудобные ручки и ограниченная емкость: он опустошал чашку в два глотка. Дорога в Картофельную Лощину относилась к тому типу дорог, которые на картах обозначались как в «плохом состоянии», то есть посыпанная гравием и со множеством вытряхивающих душу ям и ухабов. Однако знаки отмечали каждый поворот и каждую развилку, и шла дорога через густой лес, где высокие и прямые сосны стояли близко-близко друг к другу, как пикетчики в заграждениях. На пути в Лощину встретилось несколько домов, точнее, слабых подобий таковых, и всё же здесь было больше признаков жизни, чем вокруг старой гостиницы. Он увидел детей, гонявшихся друг за другом или лазивших по деревьям, двух женщин, которые, смеясь чему-то, развешивали на бельевую веревку пелёнки; заметил кошек и собак, проехал мимо мужчины, коловшего дрова, и старушки, которая, сидя на крыльце длинного дома, чистила яблоки. Было что-то поэтическое в этой непритязательной сцене – в том, как старушка мирно сидела в кресле-качалке, с миской на коленях, неторопливо действуя кривым ножом, как если бы впереди у неё была целая жизнь. Фотоаппарат лежал на сиденье рядом; и он бы сфотографировал её, если бы не ружье, прислонённое к столбику крыльца. Дальше вдоль дороги протянулся низкий навес предприятия под названием «Просто ржавчина». Под навесом валялись груды ржавых вещей: сетки от кроватей, части швейных машинок, плуги, сломанные инструменты, погнутые металлические стулья, котлы, косы, ванны, клетки для птиц, сковородки, садовые тачки… Затем началась улица, которая могла бы стать декорацией для дешёвого голливудского вестерна; грубые старые деревянные дома, расположенные в беспорядке вдоль дороги и соединённые между собой деревянными тротуарами. И всё же даже в этом убогом месте чувствовалась рука художника – например в надписях, сделанных на деревянных указателях. Первая пародировала гостеприимство маленьких городков: «Добро пожаловать в Картофельную Лощину… Население – О». Подобные надписи украшали и магазинчики: «Гончар Отто», «Деревенский кузнец Ванс»… и прочих мастеров по дереву, коже, свечам ручного изготовления, корзинам и т. д. Некоторые надписи отличались остроумием. Мастер, изготавливавший плетёные стулья, назвал свой магазин «Нижняя граница». Среди посетителей, расхаживавших по деревянным мосткам, были и горожане, одетые по-субботнему и мало что покупавшие, и туристы, в шортах и сандалиях, которые глазели по сторонам и щёлкали фотоаппаратами. Квиллер присоединился к небольшой группе, бодро направлявшейся в сторону сарая за магазинчиком гончарных изделий Отто. – Что тут такое? – спросил он у одного из туристов. – Керамика прямо из печи, – тут же последовал ответ. В сарае, куда солнечные лучи проникали сквозь дыры в ржавой металлической крыше, более двадцати человек внимательно следили за тем, как немногословный мужчина в брезентовом фартуке вытаскивал горшки из большой печи, каждый поднимая высоко над головой. – Это – моё новое декоративное блюдо, – скромно говорил мастер. – А это – сигаретница с новой глазурью, над которой я сейчас работаю. Раздались голоса наблюдающих за этим действом посетителей: – Я беру это… Дайте-ка рассмотреть поближе… О! Великолепно!.. У вас есть ещё три таких же блюда?.. Отто, я беру. Спокойно и монотонно гончар продолжал свой комментарий: – Вещи, которые находятся ближе к огню, могут различаться по цвету… Вот эта чаша не получилась. Ей досталось слишком много жара, и она начала оплывать. Как мы говорим, печь даёт – и печь отбирает. Вот один из моих новых кувшинов с узором в виде сосновой ветки. – Я беру его! – выкрикнул мужчина с заднего ряда, и кувшин поплыл над головами. Покупатель же тихо сказал своему соседу: – У себя в магазине я продам его втрое дороже. Квиллер заметил, что мужчины в рубашках от известных модельеров, украшенные золотыми перстнями и цепочками, равно как и женщины в светлых брючных костюмах, благоухающие дорогими духами, расхватывают четырёхдолларовые кружки и семидолларовые подсвечники ручной работы с подписью гончара. Квиллер тоже нашёл себе кружку с удобной ручкой, а когда узнал, что цена её составляет одну десятую цены горшка для кошек, купил ещё четыре. Наконец печь опустела, и вздох разочарования прошёл по толпе. – Простите, у меня больше ничего нет, – извинился гончар. – Я очень старался загрузить печь до отказа, даже углы заполнил мелочами. Покупатели выстроились в очередь, оплачивая покупки, и сразу небольшой сарай наполнился гулом голосов – восторги от покупок, приветствия друзей, обмен местными сплетнями. Квиллер случайно подслушал разговор двух женщин: Ты слышала о «Тип-Топе»? Какой-то сумасшедший, с огромными усами и множеством кошек, снимает дом за две тысячи долларов в неделю! – Кто он, канадец, или японец, или ещё кто? – Никто не знает. Лесморы оформили сделку. Предполагают, что он – писатель. Это может быть ширмой для чего угодно. – В любом случае ничего хорошего в этом нет. Квиллер поспешил расплатиться. Затем, положив кружки, завёрнутые в газету, в багажник машины, смешался с толпой на деревянных тротуарах. Переходя от одной лавки к другой, он останавливался посмотреть, как мужчина плетёт сандалеты, а женщина – стулья, а услышав звон молота по наковальне, пошёл в кузницу. В амбаре с настежь распахнутыми дверями он увидел раскалённый горн и работавшего с красным горячим металлом мускулистого молодого человека с пышной бородой и пучком волос на затылке. На молодом человеке был кожаный фартук и грязная футболка с закатанными рукавами. – Привет, – сказал кузнец, заметив, что Квиллер внимательно наблюдает за его работой, и взял прут щипцами. Сунув его в раскаленные угли, он подождал, пока тот раскалится докрасна, вытащил и, отбивая, придал ему форму. Затем это зрелище звуков и запахов дополнилось шипением остывающего металла, погруженного в бочку с водой. Квиллер рассматривал кованые предметы, выставленные на продажу: крючки, щипцы, кочерги, шипы и колокольчики для коров, но понравился ему предмет, стоявший в тёмном углу амбара, – кованый, высотой около семи футов железный подсвечник на восемь свечей. Железная виноградная лоза обвивала ножку и разветвлялась на несколько завитков и листьев. – Это продаётся? – спросил Квиллер. Кузнец посмотрел на него с сомнением: – Думаю, да. – Сколько вы хотите за него? – Ну, я не знаю, Я сделал его, просто чтобы доказать, что могу. Большую часть времени я работаю механиком в долине. – Очень эффектный кусок железа, – сказал Квиллер, мысленно представляя его в своём жилище в Пикаксе. – Назовите цену и позвольте мне купить его. – Хм-м… двести? – нерешительно предложил кузнец. – Покупаю! Я подгоню машину, а вы поможете мне погрузить его. Сколько он весит? – О, много! Сложив заднее сиденье, они смогли разместить подсвечник внутри салона. Затем Квиллер изумил другого мастера, купив три дюжины длинных свечей из пчелиного воска, ручной работы. Довольный покупками, Квиллер стал искать, где бы выпить чашечку кофе. Устало поднимаясь по холму, он перекинулся несколькими словами с мастером, продававшим стёганые одеяла, и с женщиной, делавшей кукол из листьев кукурузных початков, а потом увидел здание, похожее на школу, с вывеской: «Бичем. Тканые изделия». Рядом стоял старый армейский автомобиль. В открытую дверь были видны платки, шарфы, коврики, сумки, даже гамак свисал с потолка. Два покупателя – туристы, если судить по очкам, шляпам от солнца и фотоаппаратам, – рассматривали коврики и расспрашивали о том, как их стирать и сколько они стоят. Отвечала им коротко и резко высокая молодая женщина с впалыми щеками и длинными прямыми волосами. Она обернулась, увидела усы Квиллера и, помедлив, снова повернулась к покупателям. В эту минуту он услышал глухие удары, доносящиеся из дальнего конца магазинчика. Седая женщина, с волосами, туго стянутыми в пучок на затылке, работала на ткацком станке, ритмично действуя педалями, продевая челноки и подтягивая венчик. Он наблюдал за её работой с удивлением и восхищением, но женщина ни разу не подняла головы. Разглядывая вещи в магазине, Квиллер с трудом верил, что они сотканы на ткацком станке, например жакет-накидка, невероятно мягкий и того ярко-голубого цвета, который сейчас так нравился Полли. На ценнике стояло – сто долларов, и он сразу решил купить ещё четыре жакета для своих приятельниц в Мускаунти. Главная радость в получении наследства как раз и заключалась в удовольствии тратить деньги на других. В дни, когда он работал низкооплачиваемым журналистом, щедрость была недоступной для него роскошью, но теперь он наслаждался возможностью делать дорогие подарки. Кроме того, покупая накидки для Полли, Милдред, Фран, Лори и Хикси, он таким способом выразил бы благодарность этой странной молодой женщине, которая помогла ему найти дорогу. Он слышал, как она говорила покупателям: – Их выткали вручную на том ткацком станке. Если вы хотите иметь коврики за два доллара, вы найдете их в универмаге Ламптона в Спадзборо. – Она даже не пыталась быть тактичной, и они ушли. – Привет! – дружелюбно сказал Квиллер. – Привет, – ответила она грустно, не улыбнувшись. – Это всё ваши работы? Очень красивые! – Да, наши. Моей мамы и мои, – ответила она, не тратя попусту слов на благодарность за комплимент. – Я очень признателен вам, мисс Бичем, за то, что вчера вы вывели меня на правильную дорогу. Не знаю, что бы я делал без вашей помощи. – Мы должны быть добрыми соседями здесь, в горах. – В этом заявлении не было даже и намёка на теплоту. – Я бы хотел купить эту голубую… эту голубую… – Накидку. – Я бы хотел послать её моей подруге на север. У вас есть ещё такие? Я бы мог купить ещё четыре, разного цвета. – Они стоят сто долларов, – сообщила она, полагая, что он неправильно прочитал цену. – Я заметил. Весьма привлекательная цена, должен сказать. Нельзя ли посмотреть и другие накидки? Впервые выражение лица женщины смягчилось. – Их здесь нет сейчас. Они плохо расходились, поэтому я отнесла накидки домой. Большинство покупателей ищут вещи не дороже пяти долларов. Но я принесу их, если вы зайдёте к нам ещё раз. – Она посмотрела на него с сомнением, будто не верила в его искренность. – Вы завтра работаете? – В воскресенье у нас больше всего посетителей. – Как долго вы работаете? – С обеда до темноты. – Очень хорошо. Я непременно приду. Меня зовут Квиллер. Джим Квиллер, пишется через «в». А как вас зовут, мисс Бичем? Она ответила ему, и он попросил назвать имя по буквам. – К-р-и-з-а-л-и-с. – Милое имя, – сказал он. – Я видел Дьюи Бичема сегодня утром. Он согласился построить бельведер для меня. – Это мой отец. Он очень хороший краснодеревщик, – с гордостью сказала она. – Он был одним из лучших мастеров на мебельной фабрике, до того как её автоматизировали. Сейчас он ищет работу. Может, вы знаете кого-нибудь, кто интересуется мебелью на заказ? – Буду рад рекомендовать его. Когда она завернула голубую накидку в бумагу и упаковала в мешок магазина на Пяти Углах, он спросил: – Простите мое невежество, но почему такое странное название – Картофельная Лощина? Что такое лощина? – Лощина меньше, чем долина, но больше, чем яма, – ответила она. – Вы намерены поселиться здесь? – Только на лето. – Один? – Нет, у меня две сиамские кошки. – Что привело вас сюда? – спросила она с подозрением. – Мои друзья с севера прошлым летом отдыхали в лесу-заповеднике за рекой и порекомендовали мне это место. Я искал тихое место, где мог бы серьезно подумать. – О чём? Её резкое, неприкрытое любопытство забавляло его. Он и сам любил совать нос в чужие дела, но делал это более артистично. – О карьере, – ответил он таинственно. – Чем вы занимаетесь? – Я журналист по профессии… Расскажите о себе. Давно вы живете в горах? – Всю жизнь. Я – из бульбиков. Вы знаете, кто такие бульбики? Люди, живущие в единении с природой. Из поколения в поколение. Мы стали защитниками окружающей среды ещё до того, как придумали это выражение. – Простите мое замечание, но ваша речь, мисс Ничем, отличается от речи других бульбиков. – Я уезжала учиться в колледж. Когда уходишь из маленького поселка во внешний мир, что-то приобретаешь, но что-то и теряешь. – Вы зарабатываете на жизнь ткачеством? – Он имел такое же право на любопытство, как и она. – Нам не так много требуется на жизнь, и летом обычно дела идут хорошо. Зимой я вожу школьный автобус. – Вы водите автобус по этим горным дорогам? Примите моё восхищение… Что ж, увидимся завтра, – попрощался он, так как в магазин зашли туристы. – Где здесь можно выпить чашку кофе? – У Эми, – показала она на закусочную, расположенную выше по холму. Хотя Кризалис и не улыбалась, но неприязнь её исчезла. Квиллер помахал рукой молчаливой женщине за ткацким станком. – До свидания, миссис Бичем, я восхищён вашей работой! – сказал он. Не поднимая головы, она кивнула в ответ. Название «У Эми» он нашёл удачным для маленькой закусочной, где стояли четыре старых кухонных стола и несколько металлических складных стульев, явно из коллекции «Просто ржавчины». Зелёного цвета пол сиял чистотой, а белые стены украшал несколько абстрактный пейзаж – зелёные горы на фоне голубого неба. За стойкой стояла полненькая симпатичная женщина, лицо которой излучало здоровье даже сквозь косметику. – Прекрасный день! – приветствовала его женщина. – Вы – Эми? – спросил Квиллер. – Да, конечно, это я! – ответила она весело. – Что вы желаете? Меню, висевшее на стене у неё за спиной, предлагало овощной суп, гамбургеры с овощами, овсяное печенье, йогурт, яблочный сок и чай из; трав. – У вас есть кофе? – спросил он. – Конечно нет. Только заменитель кофе и чай из трав. Внезапно за стойкой раздался пронзительный крик, точно кричала какая-то экзотическая птица, «Гу-гу-гу», – склонилась Эми. Квиллер заглянул за стойку. Там на столике в корзинке лежал младенец. – Ваш? – спросил он. – Да, это наш Эшли. Два месяца, одна неделя и три дня. Он будет экологом, когда вырастет. Квиллер взял заменитель кофе и две овсяные печенины и сел за стол у окна. Кроме него было ещё два посетителя: продавец свечей пил йогурт и читал книгу в мягкой обложке, а кузнец заказав всё, что было в меню, жадно поглощал суп. – Привет, – сказал кузнец с полным ртом, и свечник тоже поднял голову и улыбнулся человеку, купившему у него свечей почти на сто долларов. Через минуту, размахивая керамической кружкой, торопливо вошла Кризалис. – Яблочный сок для мамы, – попросила она у Эми. – Как Эшли? Сегодня он хорошо себя ведёт? – Эшли сегодня просто ангел. Как дела у вас там внизу? – На удавление хорошо! Запиши сок на наш счёт, Эми. Когда Кризалис направилась к двери с полной кружкой сока, Квиллер встал и преградил ей путь. – Вот мы и снова встретились, – с улыбкой сказал он. – Не выпьете со мной заменителя кофе с овсяным печеньем? Она остановилась. – Я оставила маму одну в магазине, – проговорила она в нерешительности. – Я уже поел, Крис. И побуду с ней, пока ты не вернешься, – сказал свечник, поднимаясь. – Спасибо, Мисси. Вот сок, и скажи ей, что я скоро приду. – Она повернулась к Квиллеру: – Мама не говорит, поэтому я не могу оставлять её одну в магазине. – Не говорит?! – с сочувствием и скрытым удивлением произнес Квиллер, подавая Кризалис стул. – Это психологическая травма. Она молчит уже почти год. – Что вам заказать? – Только йогурт. И большое спасибо. Закусочная была так мала, что хозяйка слышала заказ, и Квиллеру не пришлось ждать. – Вам нравится Картофельная Лощина? – спросила его Кризалис. – Интересное общество, – ответил он. – Очень хорошие магазины. Но туристы мне не понравились. – Я понимаю, что вы имеете в виду, но благодаря им мы оплачиваем аренду. А как вы относитесь к тому, что происходит в горах? – Я приехал только вчера и ещё не разобрался в ситуации. Но полагаю, вы говорите об освоении земель, верно? – Так это называют – Квиллер. – У меня не будет детей, потому что новому поколению достанется опустошённая земля. Он слышал всё это и раньше, но никогда – с такой страстностью. И не сразу нашёлся что ответить, когда она заявила: – Вот вы – журналист. Почему же вы не пишете об этой страшной угрозе? Сегодня они вырывают сердце из Большой Бульбы, а завтра отберут землю у нас. Черёд за Малой Бульбой! – Мне надо хорошенько во всём этом разобраться, – повторил он. – Скажите, вы тоже стоите в пикетах перед зданием суда? – Когда наступает моя очередь, да, – ответила она угрюмо. – Как и Эми, и Ване. – Она кивнула в сторону кузнеца. – Но кто знает, есть ли польза от наших пикетов? Меня это очень угнетает. – Ответьте мне ещё на один вопрос, – попросил Квиллер. – Сегодня в городе я видел один плакат у пикетчиков: «Свободу лесу!» Вы что, боретесь за создание национального парка? Я не понял. На её тонких губах задрожала улыбка. – Моего брата зовут Форест[5] Бичем… он сидит в тюрьме штата. – Она произнесла это смело, высоко держа голову и глядя на Квиллера с вызовом. – Очень жаль. Какой срок… – Пожизненно! Но он невиновен! Квиллер подумал, они всегда так говорят. – В чём его обвиняют? – спросил он. – В убийстве! – Суд был – сплошное вранье! – вступила в разговор Эми. – Форест и мухи не обидит! Он художник. Он кроткий человек. «Они всегда так говорят», – повторял про себя Квиллер. Кузнец, всё ещё с полным ртом, добавил: – Жители города тоже могли это сделать, но полицейские ни одного подозреваемого не привели из долины, они решили: это должен быть один из нас. – Надеюсь, вам попался хороший адвокат? – поинтересовался Квиллер. – У нас не было денег на адвоката, поэтому адвоката назначил суд, – ответила Кризалис. – Мы думали, он вызволит брата, раз тот невиновен. Какая наивность! Этот человек даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь! – Она сказала это с горечью в голосе. – Он хотел, чтобы Форест признал себя виновным, тогда бы ему дали меньший срок. Но почему брат должен признавать себя виновным, если это абсолютно не так! Дело слушалось в суде присяжных, но присяжных специально подобрали: все они оказались жителями Спадзборо. Ни одного бульбика! Всё выглядело так нечестно, так несправедливо! В закусочной на минуту повисла тяжёлая тишина. Потом Кризалис сказала: – Мне нужно возвращаться в магазин. Благодарю вас за йогурт и за то, что выслушали меня, мистер… – Квиллер. – Вы действительно хотите завтра посмотреть накидки? – спросила она, вставая из-за стола. – Конечно, – ответил он, вставая вслед за ней. Никто не произнёс ни слова, пока маленький Эшли не потребовал внимания. – Гу-гу-гу, – загугукала Эми. – Печенье – изумительное, – сказал ей Квиллер. – Вы сами его печёте? – Нет, оно из пекарни, которая на холме. У них замечательная выпечка. – Прекрасно! Это будет моя следующая остановка. – Они уже закрылись, сейчас больше четырёх. Но вы должны обязательно попробовать у них печенье и пирожные со свежими фруктами и ещё сдобные булочки из пшенично-картофельного теста. – Эми, вы затронули мое самое слабое место. – Квиллер уже был в дверях, но вдруг вернулся. – А это дело об убийстве… кто жертва? – спросил он, хотя покалывание над верхней губой говорило ему, что ответ он знает. – Важный человек в Спадзборо, – ответил кузнец. – Владелец газеты, – добавила Эми. – И старой гостиницы на вершине Большой Бульбы. Квиллер с удовлетворением пригладил усы: он опять оказался прав! |
||
|