"Мой лейтенант" - читать интересную книгу автора (Либер Вивиан)

Глава 6

— Позволь дать тебе совет, — сказал Дерек Маккенна, усаживаясь на водительское сиденье папашиного грузовичка. — Никогда не пытайся перехитрить мошенника.

— А ты мошенник? — недоверчиво взглянула на него Чейси.

— Пришлось им стать. Только так мои люди могли выжить. Я весьма преуспел во лжи и обмане, научился забывать про совесть ради одной-единственной цели — чтобы мои люди смогли выбраться из Багдада, или же я погиб бы при попытке к бегству.

— Я почти выиграла, — покачала головой Чейси.

— Ты хорошо играешь. Где ты научилась? Она собралась было рассказать ему свою историю, но решила, что лучше не говорить всей правды.

— Мой дядя — владелец Космос-клуба в Вашингтоне. Там есть бильярдная. Дядя Карсон брал меня с собой туда, когда я была девочкой. А летом я играла в Хэмптоне, когда навещала родственников.

Она не стала говорить, что играла со своими кузинами на деньги, чтобы иметь возможность самой платить за вечеринки и билеты в кино. Уже подростком она была достаточно гордой и не хотела быть нахлебницей. На бильярде она играла профессионально. До сих пор не встречала человека, которого не смогла бы обыграть. До тех пор, пока не столкнулась с Дереком.

— Скажите мне правду, лейтенант! Вы ни за что не отправитесь со мной в Нью-Йорк?

— Никогда.

— И нет ничего такого, что смогло бы изменить ваше решение?

— Нет, Чейси, я не изменю решения, — откровенно высказался он. — Я так долго не был дома, что просто не смогу уехать снова.

Она кивнула.

— Я сам позвоню генералу завтра утром, великодушно предложил он. — И твоему боссу. Как его зовут?

— Уинстон Файрчайлд Третий.

— Я позвоню им всем. Скажу, что ты сделала все возможное, однако этого оказалось недостаточно.

Он произносил слова тихо, но они звучали твердо и убежденно. Говорить было больше не о чем.

— До утреннего рейса около двух часов. Почему бы тебе не отвезти меня в аэропорт? предложила она. — Я только заскочу на ферму и возьму свой чемоданчик. Отдам тебе деньги, чтобы ты смог купить соседке новое платье. Постарайся выбрать подлиннее, чтобы выглядело прилично.

— Чейси… я… — он собрался было сказать, что жалеет о произошедшем, но замолчал, понимая, что тем самым признает свою слабость. За ним такое водилось. Он никогда не мог отказать в помощи женщине, в деньгах — другу и вечно приводил домой брошенных животных.

Но он не мог больше оставить свой дом. Не мог допустить, чтобы ночь застала его в казенной постели. Он слишком устал. У него больше не было сил. Страшные кошмары преследовали его по ночам, и, очнувшись от сна, было тем более мучительно оказываться в незнакомой комнате.

Он понимал, что это слабость, но не мог превозмочь ее.

Он завел машину и выехал на шоссе.

Дорога до аэропорта заняла сорок пять минут. Погода испортилась. Проливной дождь барабанил по крыше. Дерек думал о том, что должен радоваться и чувствовать себя счастливым из-за того, что вашингтонская бюрократка наконец сдалась. Но вместо этого он чувствовал себя подлецом. Чейси выглядела совсем несчастной. Она съежилась на своем сиденье и не смотрела на него.

«Прости, прости, прости», — хотелось сказать Дереку. Но он продолжал молчать.

В этаунском аэропорту было оживленно. Кроме основной работы, Рамси Хучин занимался еще и грузовыми перевозками. Порожние авто выстроились в ряд, ожидая своей очереди забрать привезенные самолетом товары, Дерек припарковался поближе к полю рядом с джипом Рамси и перегнулся па заднее сиденье за зонтиком для Чейси, чтобы она не промокла.

— Чейси, пойми, пожалуйста, — виновато произнес он, — я просто не могу поехать.

— Только не чувствуй себя виноватым, — с пониманием откликнулась девушка, отчего ему стало еще хуже. — Ты прав. Я согласна, что ты заслуживаешь, чтобы тебя оставили в покое после всего, что ты перенес. Я же настаивала на твоей поездке из-за собственного честолюбия.

— Ты имеешь в виду — честолюбия правительственных шишек?

— Нет-нет, моего. Из-за личных амбиций. Он прищурился:

— То есть?

— Обычно я не демонстрирую свои чувства, — продолжала она. — Считаю это дурным тоном. Обычно я стараюсь держаться в тени и вести себя скромно.

— Как же ты переменилась! Я бы не сказал, что ты держишься в тени. Из всех встреченных мною женщин ты самая настойчивая.

— Нет, я не такая! — протестующе воскликнула она.

Он ничего не ответил. Он не знал, что сказать.

Чейси молча смотрела на него, пораженная удивительной мыслью. Она действительно изменилась, стала другим человеком. Превратилась в другую женщину — женщину, которая спорила с мужчиной и провоцировала его. Неужели это она прыгнула в самолет, захватив с собой только смену белья и зубную щетку, надеясь заставить другого человека поменять свое решение?

Никто — тем более сама Чейси — не смог бы узнать ее в этом новом образе. И не только потому, что сейчас на ней не было чулок и она была одета в платье, больше напоминавшее купальный костюм.

Что же на самом деле ее так изменило?

Было ли это только желание получить известность, добиться признания, выбраться из полуподвального кабинета и больше никогда не носить обноски? Обзавестись приличным женихом, иметь лучшую репутацию и пользоваться уважением?

Чейси поняла правду, прежде чем успела самой себе что-то ответить. А осознав ее, крепко сомкнула губы.

Ее изменил… поцелуй.

Тот единственный поцелуй нарушил устоявшееся равновесие, перевернул все в ней вверх дном. Конечно, она и прежде целовалась. Как можно дожить до двадцати четырех лет и не поцеловаться с парочкой… холодных лягушек?

Очевидно, и ЭТОТ поцелуй не произвел бы на нее должного впечатления, если бы Дерек сделал все только для того, чтобы присутствующие в кабинете посчитали его хамом и неотесанной деревенщиной. Но поступок Маккенны объяснялся другим — он был героем, героем, который слишком устал и просто хотел вернуться домой.

Она прижала пальцы к губам в надежде стереть с них этот поцелуй и снова стать той женщиной, которой была два дня назад.

— Ну, так сможешь объяснить мне, почему вдруг ты отныне так уверена в себе? — спросил Дерек.

Чейси покачала головой.

— Ну, скажи, почему тебе так нужно, чтобы я поехал с тобой?

— Потому, что вся моя жизнь — одна сплошная ошибка.

— Может, и так. Подобное часто случается. Но это не значит, что так будет всегда.

— Нет, это навсегда. Я прирожденная неудачница.

— Такая молодая женщина, как ты, не должна называть себя неудачницей, — возразил Дерек. — У тебя было слишком мало времени для неудач. А изредка все ошибаются.

— Я слишком часто ошибалась. Судьба предоставила мне все шансы на успех, а я ни одним не воспользовалась.

— Ты имеешь в виду, что у твоих родителей были деньги, а ты не смогла их приумножить?

— Как раз напротив. Я из бедной ветви нашей семьи.

— Миллионы вместо миллиардов?

— Гораздо хуже.

— Но ты хорошо одеваешься.

— Обноски богатых кузин.

— Ты играла на бильярде в Хэмптоне. Да и Космос-клуб — дорогое место.

— Дядюшки чувствовали ответственность и брали меня к себе на лето. Все остальное время я проводила в закрытой школе.

— Все равно это не похоже на бедность.

— И вместе с тем я бедная. Моя бабушка сказала бы, что во всем виноват мой отец.

Когда ему исполнилось двадцать пять, он отправился в Лас-Вегас — развлекаться там с танцовщицами и, конечно, не собирался ни на одной из них жениться. Но он встретил маму, а затем женился на ней, хотя родственники его и предупредили, что накажут и лишат наследства.

— Его лишили наследства?

— Да. Как только бабушка получила известие из Невады о его поступке, адвокаты тотчас же переписали ее завещание и отобрали у него все.

— Как же он жил?

— К несчастью, урожденный Бэнкс Бейли, он не умел ничего делать. Даже машину не умел водить, так как у него всегда был личный шофер. Он разбирался в хорошей кухне, но не удержался на работе в ресторане, так как никогда не готовил сам, а только расплачивался за еду стодолларовыми купюрами. Учителем он тоже не мог работать, так как ни в одном предмете не обладал достаточно глубокими познаниями.

— Как же они все-таки выжили?

— Увы, не выжили. Поначалу моя мать, как и раньше, выступала на сцене и содержала их обоих. Но потом она забеременела мною и не могла сохранить прежнюю фигуру, а значит, и работу. Постепенно они скатились до настоящей нищеты. И оба умерли от пьянства, когда мне было восемь лет. Потом бабушка оформила надо мной опеку и оплатила все мои счета. Каждое первое сентября мне приходилось выслушивать от нее лекцию о том, что мне надо хорошо учиться и удачно выйти замуж, чтобы вернуть ей долги.

— Но ты никого не нашла? Ты же не замужем, — Дерек посмотрел на ее левую руку.

— Нет, хотя бабушка и тратилась на то, чтобы выводить меня в свет, где я могла бы найти приличного жениха. Потом меня отдали в колледж, и бабушка решила, что так я смогу хотя бы получить образование, устроиться на службу в правительственной структуре и быть полезной для страны. У меня же нет личного счета, как у моих кузин. Любой, кто знаком с семьей Бэнкс Бейли, знает, что я бедна. И что в любой момент я могу пойти по стопам матери и стать танцовщицей в Лас-Вегасе.

— Предупредишь меня, если так поступишь?

— Нет, — твердо ответила она, — я этого не хочу. Я любила свою мать, но я на нее не похожа, хотя некоторые мужчины считают себя вправе вести себя со мной так, как никогда бы не посмели…

— Если бы не твоя мать?

— Да. А у меня ведь даже не было… — проговорилась она.

— Никогда?

— Никогда.

— Что, вообще не…?

— Никогда, ни с кем, — ответила Чейси. — Я только потому тебе это говорю, что мы больше не увидимся и ты не знаешь никого из моих друзей.

— Ну, я не стал бы обсуждать такие вещи с твоими друзьями. Или с врагами. Вообще ни с кем, — заверил ее Дерек.

— Хорошо.

— Но, Чейси, тебе уже за двадцать и… никогда?

— Мне двадцать четыре, и я — девственница. Я не знаю, что такое секс.

— Ты никогда не занималась любовью?

— Все мужчины, с которыми я об этом говорила, использовали выражение «заниматься сексом». Впрочем, неважно. Все равно я не знаю, что это такое.

Он сочувственно покачал головой.

— Мисс Бэнкс Бейли, я надеюсь, вы простите меня за мое вчерашнее поведение, сказал он. — Я выбрал крайне неудачный способ доказать свою точку зрения.

— Какую точку зрения?

— Что я не тот человек, который может выступать в правительстве, чтобы привлечь голоса, и все такое.

— Я думаю, что жонглирование арахисом и то, как ты ловил его ртом, возымело большее действие.

— Я поставил тебя в неловкое положение.

— Несомненно.

Он вздохнул и отвернулся.

— Смешно, но, с другой стороны, может, я этого и хотела, — предположила она и задумчиво поглядела на стекавшие по стеклу капли дождя. — Ну, не то чтобы хотела, но мне понравилось. Но я слишком смущена, чтобы говорить об этом. Мне пора.

Она повернула ручку дверцы, но он схватил ее за запястье и остановил.

— Чейси, ты хорошая девушка, — сказал он. — Ты умная, красивая, ты сделала все, что могла, и ты мне очень нравишься. Сейчас ты улетишь в Вашингтон. Там встретишь человека, которого заслуживаешь. Может, даже этого Файрчайлда. Вы поженитесь, у вас будут дети, словом, нормальная семья. Ты забудешь о своих теперешних чувствах.

— Несомненно, лейтенант, — печально согласилась она.

— Ты мне не веришь.

— Нет, не верю. Всю жизнь я старалась быть респектабельной, ответственной, вести себя правильно, как все Бэнкс Бейли, но ничего из этого не вышло.

— Ты всегда можешь стать фермершей.

Он произнес эти слова почти так же легко, как до того шутил, заключал пари, спорил с ней. И все же интонация была чуточку другой.

Она могла бы быть фермершей. Она могла бы быть его женщиной.

Они поглядели друг на друга. Их лица освещались только огнями ангара.

Потом они совершенно одинаково покачали головами.

Папаша был совершенно прав.

«Упертые».

— Могу я поцеловать тебя на прощание? спросил Дерек, опуская окно со своей стороны, чтобы дать доступ свежему ночному воздуху. — Хоть на минуту перестань быть Бэнкс Бейли. Никто не узнает об этой вольности.

Она закрыла глаза.

В ней заговорило воспитание. Она не может. Она не должна. Двадцать четыре года она училась быть леди, настоящей Бэнкс Бейли — все это чего-то стоило.

Но сейчас она находилась в Кентукки, далеко от дома. Рядом с человеком, которого никогда больше не увидит. А ночь такая темная, и вокруг никого…

Она была женщиной. И женственность переполняла ее.

— Да, поцелуй меня, — ответила она, — поцелуй меня. Но только один раз.

Она обратилась к нему, забыв о приличиях, хорошем тоне и манерах. Она старалась повторить — или отвергнуть? — тот их первый поцелуй. Она обвила его шею руками и крепко прижалась к нему губами.

— Нет, милая, нет, — произнес он, слегка отстранившись. — Поцелуй — это не аргумент в споре.

— Но ты же поцеловал меня тогда.

— Когда я целовал тебя, то был не в себе. Мне не следовало этого делать. Обычно я не так целуюсь.

Чейси задумалась, понравится ли ей то, как он обычно целуется.

— Тебе понравится, — ответил он, словно прочитав ее мысли. — Но сначала нам надо сесть поудобнее. Повернись.

Он без всякого усилия приподнял ее, так что Чейси почувствовала себя безвольной куклой, и пересадил поближе к себе. Она оказалась почти в его объятиях, прижатая к его мускулистой груди и плечу. Чейси принялась беспокойно оправлять задравшееся на бедрах платье.

— Не беспокойся о платье, — заметил Дерек. — Оно все равно никогда не прикроет тебя так, как ты этого хочешь. Но обещаю, что там я тебя не трону.

Он склонил голову к левому плечу и высунул локоть в открытое окно машины.

— Ну что же, мисс Бэнкс Бейли, просто поцелуй. И ничего больше.

Но и не меньше.

Обхватив ее шею, он приблизил лицо девушки к себе.

— Закрой глаза, Чейси, — прошептал он. — Так тебе больше понравится.

Она зажмурилась и в то же мгновение ощутила прикосновение его губ. Потом ее рот сам собой раскрылся, пропуская его язык внутрь…

Теплая волна прошла по всему ее телу и задержалась внизу живота. Каждая ее клеточка желала его. Она захотела, чтобы этот поцелуй не кончался так просто, чтобы мужчина овладел ею…

— Эй вы там!

Чейси очнулась, занервничала, неловко дернулась и случайно нажала на кнопку сигнала. Напуганная резким звуком, она поспешила вернуться на пассажирское сиденье, торопливо одергивая на себе платье. Проклятая лайкра никак не желала растягиваться длиннее, чем до середины бедер.

Рамси Хучин просунул голову в окно с ее стороны.

— Извините, что мешаю вашим «чисто профессиональным отношениям». Вы будете покупать билеты? — насмешливо спросил он.

— Рамси! — простонал Дерек.

— Я просто спросил, — заверил он с самым невинным видом. — Пилот говорит, что хотел бы вылететь пораньше.

— Я уже иду, — ответила Чейси, подхватывая свой портфель. Рамси Хучин спрыгнул с подножки, давая ей открыть дверцу. Она подала ему деньги. — Здесь сорок долларов. Сдачу оставьте себе. Прощайте, лейтенант, желаю счастья.

И она решительно зашагала прочь с таким достоинством, которое было только возможно при се платье и туфлях.

— Добрый вечер, мисс, — поприветствовал ее пилот, помогая залезть в кабину. — Как вам у нас, понравилось?

— Это была просто работа, — ответила она, надеясь, что голос не выдаст охватившей ее тоски.

Она приказала себе не оглядываться. Аэроплан поднялся высоко над деревьями и забрал влево. Чейси Бэнкс Бейли уже не могла бы увидеть даже при желании ни красного грузовика, ни стоящего рядом человека.

В свою крохотную квартирку она добралась только к девяти часам. Никогда прежде звуки, доносящиеся с улицы, не казались ей столь громкими. Соседи наверху снова завели музыку. Цветы на подоконнике увяли и пожухли. Она заглянула в холодильник, пустой и затхло пахнущий.

А разве она когда-нибудь считала, что жизнь прекрасна?

На автоответчике ее кузина Меривезер оставила сообщение с вопросом, не могла бы Чейси задержаться у нее после ужина в следующий уикенд, так как повар не хочет работать после семи, поэтому останется много много грязной посуды, а они с мужем совершенно не выносят грязи на кухне, и, может быть, Чейси все там приберет?

— Спасибо, Чейси, ты такая милая, — проворковала на прощание Меривезер.

Следующее послание было от Уинстона Файрчайлда Третьего, сообщавшего, что он звонил в отель, где должен был остановиться Маккенна, и ему там сказали, что лейтенант не объявлялся.

— Чейси, если ты с этим не справилась, можешь попрощаться со своей работой, — преувеличенно грубо выговаривал ей он. — Я уже велел секретарю отпечатать приказ о твоем увольнении.

Девушка уронила портфель на пол и повалилась на диван. Перелет в Луисвилл, пересадка на рейс в федеральный округ Колумбия, такси из аэропорта — сил у нее не осталось. Ко всему этому добавлялась непонятная тоска. Обычно, возвращаясь домой из командировок, она выглядывала из окна, чтобы полюбоваться городом. Сейчас ей этого не хотелось. Она просто прилегла и закрыла глаза.

Диван показался неудобным. Она зарылась лицом в подушку и закрыла ею уши, чтобы не слышать громыхавшей наверху музыки. Все равно плохо. Знобит. Надо чем-то укрыться. Она сунула ноги под покрывало, но легче ей не стало. Какой-то запах беспокоил ее. Он сохранился на ее плече, на одежде, им пропиталось все ее тело.

Дерек Маккенна.

Вот кем пахло ее платье.

Мята и мускус, лимон и лавровый лист — все он.

Через голову она стащила с себя черное платье и достала из шкафа халат. Потом несколько минут стояла над мусорной корзиной, не в силах принять решение.

Она не стала выбрасывать это платье. Сделала другое — обернула им подушку, а ноги укутала покрывалом. Она гладила мягкую ткань, пахнувшую свежестью и уютом. Она вспомнила стрекотание цикад, аромат трав, то, как он обнимал ее…

Чейси разбудил телефонный звонок. Она не хотела вставать, но телефон все звонил и звонил…

— Не отвечай, — сказала она себе. — Это наверняка Меривезер хочет узнать, не сможешь ли ты прийти пораньше, чтобы накрыть на стол и приготовить еду.

Сработал автоответчик: «Если хотите оставить сообщение, говорите после звукового сигнала».

Она ожидала услышать светский тон кузины, но вместо этого раздался голос Уинстона.

Чейси продолжала лежать, уставившись в потолок, и думала, стоит ли снять трубку и сказать Уинстону, что она готова подписать любой приказ и жалеет только о том, что в ее квартире нет факса.

— Чейси, милая, сладкая, замечательная Чейси! — радостно восклицал Уинстон, и ничто в его тоне не говорило о его недовольстве чем-либо. — Я сожалею, что не могу обнять тебя сейчас. Не обращай внимания на мое предыдущее сообщение на автоответчике. Меня ввели в заблуждение. Моя секретарша ошиблась. А может, мой помощник. Кто-то из них. Но в любом случае я сам несу всю ответственность за их ошибки…

Чейси сняла трубку.

— Уинстон?

— Чейси, ты дома? Что ты делаешь дома?

— Вы сообщили о моем увольнении. Если я потеряла работу, то идти мне некуда, — объяснила она.

— Тебе есть куда идти! Ты работаешь у меня. И, кстати, я в восторге.

— От чего?

— Он потрясающий! Ты здорово его обработала! Он так завел всех этих аэронавтов, что они были готовы отдать нам все свои самолеты, не требуя ничего взамен. Вежливый, сдержанный, настоящий герой — он даже поухаживал за женой губернатора, пододвинул ей кресло. Я смотрел его в правительственных новостях и не мог нарадоваться. Как тебе удалось перевоспитать его всего за два дня?

Чейси поняла, что случилось, и сердце ее чуть не выскочило из груди.

— Просто я привыкла хорошо делать свою работу, — ответила она. — Теперь я хочу напомнить о ваших обещаниях.

— Без сомнения, ты хорошо работаешь! Как только покончишь с этим тридцатидневным турне, можешь требовать любую должность, какую захочешь. Кстати, пометь в своем календарике: мы вместе пообедаем, когда ты вернешься. Следующая остановка в Балтиморе, верно?

— После вечеринки с коктейлями, которую дает мэр в Грэйси-Мэншион.

— Прекрасно, приступай к работе. До свидания, Чейси. Ты просто потрясающая!

— Спасибо, Уинстон. До свидания.

— Помни: ланч сразу же после твоего возвращения в Вашингтон.

— Конечно, Уинстон.

И только тогда, и не раньше, ее босс повесил трубку.

Чейси оглядела комнату, которая всего час назад казалась ей жалкой дырой. Она включила телевизор на канале, посвященном наиболее важным правительственным новостям. Обычно там шли репортажи из Конгресса, но иногда транслировались и важные совещания из других частей страны. Это было не более интересно, чем шум пылесоса, стиральной машины или другой бытовой техники.

— Я стою перед вами, гордый тем, что я американец! — говорил Дерек, стоя в центре зала, окруженный толпой людей, одетых в почти одинаковые серые костюмы. В ответ раздались аплодисменты. Как прирожденный оратор, он переждал, пока утихнет шум, и продолжил:

— И я люблю Нью-Йорк!

Чейси слушала, открыв рот. Дерек был одет в новенькую форму. По-видимому, прочел записки, которые она оставила. Он все делал правильно. Смотрел в глаза слушателям. Улыбался голливудской улыбкой героя. Упомянул новый закон о военной службе, но изложил его кратко, так как президент еще не составил своего мнения о документе.

Последовала продолжительная овация. Жена губернатора поцеловала лейтенанта, оставив на щеке след ярко-розовой губной помады. Архиепископ Нью-Йорка похлопал его по спине, а несколько человек в серой форме столпились вокруг, чтобы пожать ему руку в надежде увидеть себя в вечерних новостях рядом со знаменитым Дереком Маккенной.

Чейси выключила телевизор и стала лихорадочно собираться. Она выхватила из шкафа несколько костюмов и запихнула их в дорожную сумку. Туда же кинула нераспечатанные коробочки с колготками. Уже на пути к выходу она заскочила в ванную, чтобы захватить сушившиеся там трусики и лифчики. Еще успела подбежать к мусорной корзине, чтобы выбросить пакет с прокисшим молоком.

Не прошло и получаса, как она оказалась на углу авеню Аризоны и бульвара Макартура. Такси доставило ее в аэропорт, где она, к своему огорчению, увидела длиннющую очередь в билетную кассу.

Но Чейси не растерялась.

Она направилась прямиком к знакомой кассирше, которая поначалу принялась объяснять ей, где конец очереди.

Чейси предъявила свое служебное удостоверение.

— Ах, да, я помню вас. Вы были здесь несколько дней назад, — заулыбалась кассирша. — Чем могу вам помочь?

— Государственный департамент, официальное поручение, — объяснила Чейси. — Мне нужен билет на первый рейс до Нью-Йорка.

— Конечно, мадам, — ответила кассирша и обратилась к очереди:

— Сэр, не могли бы вы отойти в сторону? Эта женщина — государственный чиновник, у нее срочное дело.