"Повелитель гроз" - читать интересную книгу автора (Ли Танит)

10

Ясным заравийским утром одного из теплых месяцев свита Повелителя Гроз и его невеста покинули Лин-Абиссу.

Путешествие обещало стать долгим — то был миниатюрный город на колесах, оборудованный не только всем необходимым, но и всевозможными предметами роскоши. Сумерки застигли их между Илахом и Мигшей на пустынных склонах, и расставленные шатры казались стайкой пестрых птиц, опустившихся отдохнуть. Когда взошла луна, табуны зеебов, скачущих под безмолвными звездами, далеко обегали красные мерцающие огни их костров.


Гонец, который гнал своего скакуна всю дорогу из Корамвиса и привез новости, вызвавшие неудовольствие Амрека, принялся расспрашивать за едой:

— А тот светлоглазый в шатре Повелителя Гроз — кто он?

— Да какой-то выскочка из Сара. Он искалечил человека и стал Дракон-Лордом. Вот как делаются дела в нынешние времена.

— Судя по его виду, он королевской крови, — заметил гонец.

— Возможно. Он отлично управляется со своими людьми — мне говорили, что он собрал в свой отряд самых отчаянных головорезов. И назвал их, как в былые времена, Волками. Его учил Ригон, пес Катаоса, пока ученик не пошел против него. Но Драконья гвардия плюет на его тень. Он как-то задал им трепку в Лин-Абиссе.

А Ральднор, о котором шла речь, чувствовал себя вполне привольно в королевском шатре из шкуры овара.

Первоначальное опьянение властью давно уже схлынуло. Эти полтора месяца в Лин-Абиссе он был слишком занят, плетя паутину взяток, угроз и посулов, которые обеспечивают безопасность тому, кто достиг его нового ранга. И он обнаружил в себе задатки командира, которыми, как он хвастался, обладал. Та ночь в саду стала ночью его второго рождения. Он вошел в доверие к человеку, которого ненавидел, разговаривал с этим человеком так, словно чтил его, словно сам был висом. И это было так. В том темном саду он стал висом.

Сидя в шатре короля, он вновь прокручивал в памяти эту сцену — всего лишь во второй раз. Первый был в угаре пьянящего успеха, сразу же после того разговора, когда его охватило радостное возбуждение пополам с паникой. Теперь он спокойно вспоминал обвинение Амрека: «У нас с тобой один отец», и то, как бешено подпрыгнуло и заколотилось его сердце в этот безумный момент полного смятения. Ибо, мгновенно забыв о своем равнинном происхождении, он подумал, что его безвестный отец тоже мог быть висом, любым висом — даже королем.

Теперь его забавляли размышления о том, кого следует благодарить за его внешность — возможно, какую-нибудь связь одного из прародителей, ставшую явной, как иногда случается, несколько поколений спустя. Значит, та заравийка все же оставила ему кое-какое наследство — королевскую кровь.

Тем временем Амрек, его король и покровитель, сидел в глубокой задумчивости. Новости из Корамвиса раздосадовали его. Совет потребовал, чтобы он оставил свою невесту путешествовать в одиночестве, а сам без промедления отправился на границу Дорфара с Таддрой — диким горным краем, источником постоянных раздоров и набегов. Там снова назревали беспорядки, и Повелителю Гроз следовало отправиться туда, явив свою недреманную власть, а не ворковать с возлюбленной в Зарависсе. Так обстояли дела. Он был верховным правителем континента, но все же был обязан подчиняться Совету. А ему не хотелось покидать свою красноволосую невесту, и Ральднор видел это. Значит, он действительно любил ее? Ральднор, наблюдая за ней издалека, признавал, что ее красота поразительна, но она казалась статуей, куклой, двигающейся на шелковых ниточках, пусть и очень грациозно. Ему ни разу не доводилось приблизиться к ней настолько, чтобы услышать, как она говорит, но он мог представить себе ее голос — безукоризненный и полностью лишенный выражения.

Внезапно, глядя на непроницаемое темное лицо короля, Ральднор задался вопросом: «Я позволил этому человеку дать мне все, до последней малости, чем я владею. Испытываю ли я к нему столь же непримиримую ненависть, как прежде?» Белый призрак немедленно возник под сводом шатра, но не смог материализоваться до конца. Ральднор утратил половину своей крови, половину души. Спор двух рас наконец-то разрешился, и выходца с Равнин полностью затмил тот черноволосый человек, что сидел сейчас рядом с королем. Теперь ненавидеть было трудно, и бледная девушка, все так же являвшаяся ему по ночам, даже когда он проводил их на шелковых простынях Лики, стала лишь тягостным сном, утратив свой изначальный смысл.

«Если сюда ворвется убийца, желающий лишить Амрека жизни, я прикончу его», — с внезапным изумлением подумал он.

— Что ж, Ральднор эм Сар, — нарушил молчание Амрек, — я оставляю это шествие на тебя.

— Огромная честь для меня, повелитель.

— Честь? Да ты со своими Волками умрешь в пути со скуки. Но береги для меня мою кармианку. Помни, я не беспристрастен. Если она попросит луну, достань ее с небес для моей Астарис.

Он поднялся и положил руку на плечо Ральднору. Это был жест понимания, не собственничества. Королю было легко с ним, а ему — с королем. И эта странная непринужденность возникла меж ними с самого начала, с самой их первой встречи.

— Можете доверять мне, — сказал Ральднор, зная, что каждое его слово — правда. — Когда отправляется ваше величество?

— Завтра, как рассветет.

Один из светильников замигал и погас. Глядя на него, Амрек подумал: «Вот в таком же шатре умер на равнинах мой отец. Светлокожая женщина с желтыми волосами убила его и оставила мету на моем теле еще до моего рождения. Это всегда казалось мне важным — а сейчас не кажется. Интересно, почему? Это дело ее рук, моей кармианской колдуньи? Я как будто вижу все сквозь прохладное темное стекло. Я поклялся стереть эту желтую мразь с лица Виса, но теперь вижу одни лишь тени, а не демонов…»

Он перевел взгляд на Ральднора.

— Передаю все в твои руки. И будь счастлив, что не отсылаю тебя от твоей женщины.


Тело Лики лежало перед ним на черных простынях, распластанное звездой. Тонкая полоска лунного света проникла сквозь дырочку в шатре, высветлила ее кожу до сияющей белизны, а волосы вообще лишила цвета.

— Похоже, ты никогда не спишь, — прошептала она.

— Мне больше нравится лежать и смотреть на тебя.

— Амрек до сих пор позволяет тебе держаться с ним так же непочтительно?

— Думаю, Амрек догадывается, кто помог мне найти его в саду Тханна Рашека. От какого любовника ты тогда возвращалась?

— От мужчины, которого бросила ради тебя. — Некоторое время она лежала молча, потом сказала: — Значит, Амрек едет в Таддру. И моя госпожа наверняка станет еще более капризной. Я уверена, что она не в себе. Иногда она ведет себя, как безумная, и говорит такие странные вещи… — Лики всегда отзывалась об Астарис в таком духе.

— Ты слишком строга к женщине, которая дает тебе кусок хлеба.

— Ах, до чего банальное заявление! Какое предательство твоих крестьянских корней! — колко уронила Лики.

Но через некоторое время, когда он принялся ласкать ее в темноте, она говорила ему уже совсем другие вещи.

Перед рассветом над холмами пронеслась гроза. Он проснулся, вынырнув из затягивающей бездны сна, и какой-то миг не мог вспомнить, где находится. Перед ним сидела темнокожая девушка, расчесывая волосы. Когда она обернулась к нему, глаза ее сверкнули в тусклом предутреннем свете, как холодные драгоценные камни.

— Астарис тоже видит сны, — произнесла она резко. В ее характере было время от времени говорить ему резкости, в особенности когда он был уязвим, как сейчас. Она знала о преследующем его ночном кошмаре, но не о его содержании.

— Значит, принцесса обсуждает с тобой свои сны?

— Нет, конечно. Но как-то раз она забыла у кровати листок бумаги, где был очень подробно изложен ее сон.

— И ты, разумеется, все прочитала.

— А почему бы и нет? Там было написано: «Мне снова снилась белая женщина, рассыпавшаяся в прах». Вот и все. Я очень хорошо это помню.

Ральднор почувствовал, как по спине у него пробежал холодок, а волоски на шее встали дыбом. Он резко сел.

— Когда это было?

— Отпусти плечо, ты делаешь мне больно! День или два назад. Не помню. Так теперь ты хочешь не меня, а Астарис?

— Сейчас я покажу тебе, кого хочу, маловерная сучка! — Он стряхнул с себя ледяные мурашки, толкнул ее на кровать и попытался избавиться от запредельного страха в ее золотых объятиях.


Прощание состоялось на рассвете — интимное между королем и его невестой, и публичное перед шатрами. Войска стояли навытяжку, Волки держались молодцами.

Ральднор был в некотором роде пьян, когда просил разрешения набирать отряд среди Драконьей гвардии, своих противников — но зато после этого достаточно трезв. Он подбирал своих людей со всей серьезностью — а капитанов даже более чем с серьезностью, и не из гвардии. Пребывание в дружине Катаоса научило его не только приемам боя. Он выискивал рекрутов в обычной армии — зеленых новичков, молодых и неопытных. Им очень льстило быть выделенными из общей массы, и было несложно подогнать этих новобранцев под его требования и произвести на них впечатление. Он, как и Ригон, пользовался определенной репутацией, но, в отличие от учителя, использовал ее с большим толком. Они видели, как он управляется с мечом, топором и копьем, а когда Котон, попавший в отряд из Колесничных войск, обучил его обращению с этим хрупким дорфарианским средством передвижения, они увидели, что он, ко всему прочему, еще и прекрасный возничий. Своих ветеранов он отбирал очень умело. Как и Котон, они были солдатами, достигшими высот в определенном ремесле, но лишь в нем одном — ограниченными людьми, которые вполне довольствовались сытной едой и высоким жалованьем из его рук и не обращали внимания на то, что их накрывает его тень, все более и более длинная. Ибо за достаточно краткое пребывание в Лин-Абиссе он провел с Амреком немало часов и сумел добиться поразительно много. Когда-то его жизнь была неторопливой, теперь же он наверстывал все бесполезно потерянные годы.

Повелитель Гроз в сопровождении своей гвардии и слуг проскакал по холмам, миновав Мигшу, и скрылся из виду. Было еще слишком раннее время года для того, чтобы их путь отмечал шлейф густой пыли, но на пути процессии Астарис попадалось немало грязи.

Принцесса вновь обрела свое одиночество и наслаждалась им. Она ощутила, как в ответ на боль Амрека в ее душе, удивив ее самое, шевельнулось какое-то материнское чувство, но даже это слабое переживание стало для нее утомительным. Он так сильно зависел от нее. Она ощутила его тоску, но все же непроницаемые барьеры отгораживали ее от него точно так же, как и от всех остальных. Она испытывала странное чувство близости без интимности, понимания без знания — слепое соприкосновение сквозь множество слоев газа. Когда он уехал, она почувствовала себя лишенной даже той малости, которой достигла с ним. Совершенно внезапно он снова стал для нее незнакомцем. Но этот незнакомец утомил ее.

Они миновали Мигшу, продолжая двигаться на север. На всех празднествах она сидела, точно кукла, и рано уходила к себе. В коконе собственных ощущений она не замечала, что порой новый Дракон-Лорд Амрека очень внимательно наблюдает за ней, ибо, как всегда, вряд ли вообще замечала хоть что-нибудь.


На улицах прекрасных городов Зарависса девушки кидали им первые цветы, дождем осыпавшие процессию и сминавшиеся ногами солдат, копытами вьючных животных и колесами повозок. Запах этих смятых, раздавленных цветов стал для Ральднора, ехавшего во главе своих Волков, символом всего путешествия через Зарависс — он да еще взгляды женщин, останавливающиеся на его лице.

Теплыми влажными вечерами женщины приходили к воротам гарнизона, облаченные в самые роскошные наряды, требуя удовольствия развлекать его. Часовые дразнили их, спрашивая, не устроят ли посетительниц они сами, и в конце концов утешали отвергнутых. Что-то из прошлого Ральднора восставало против этого, вызывая у него омерзение. Все висские женщины были распутными дочерьми Красной Луны. Легкие победы, которыми он поначалу упивался после годов безразличия женщин Равнин, уже начали приедаться. А эти темнокожие дамы к тому же были ревнивицами, что он частенько замечал и за Лики.

Они ступили на землю Оммоса, и здесь в нем опять властно заговорило прошлое.

Тесная земля с тесными городами, которой правили жестокие и извращенные законы. Невеста Амрека не дождалась здесь почестей, ибо была всего лишь женщиной, сосудом для еще не рожденных мужчин. Процессия жила в своем собственном метрополисе, каждый раз разбивая лагерь. Они остановились лишь однажды, в Хетта-Паре, столице, подчинившись требованиям этикета. Король Угар чем-то неуловимо напомнил Ральднору Йир-Дакана; это было неизбежно. Ральднор смотрел на пышные пиры, на танцоров с огнем, на бесчисленных Зароков с огненными чревами, на хорошеньких жеманных мальчиков с хмурыми лицами. Здесь его осаждали не женщины, а мужчины. Его передергивало от отвращения, но в числе прочего он научился сардоническому такту.

В Хетта-Паре он спал особенно скверно.

На вторую и третью столичные ночи он поднялся и отправился бродить по сумрачным верхним галереям дворца, открытым в небеса, усыпанные небывало огромными звездами. Он думал об Орклосе — и об Аниси. На несколько коротких мучительных секунд он снова стал сыном степей. Наконец-то здесь, среди камней Оммоса, он понял, какими жалкими должны были казаться Аниси ее жизнь и красота.

А потом он увидел нечто, показавшееся знамением, непонятным, но могущественным.

Отделенная от него многими стенами и пропастями, женщина с кроваво-красными волосами стояла на своем балконе, окутанная ослепительной снежной белизной. Астарис, одетая в плащ из цельной шкуры безупречно белоснежного волка, преподнесенной ей лордом Катаосом, который купил этот мех через посредника на рынке Абиссы.

Ральднор содрогнулся.

Отвернувшись, он пошел по коридорам обратно. Она казалась ему призраком. И он не мог забыть, что им снился один и тот же сон. Аниси стала странным мостом между ними.

В его отсутствие к нему в постель пришла Лики и лежала, ожидая его в своей полной надежды чувственности. Он пожелал ее лишь потому, что она была под рукой.

— Мне кажется, во мне твой ребенок, — сказала она потом, лежа рядом с ним во тьме.

Банальность ее заявления вывела его из себя.

— С чего ты взяла, что он мой?

— Он не может быть ничьим другим, любовь моя. С другими я принимала меры, чтобы не зачать. Кроме того, я была верна тебе. А ты? Ты можешь сказать то же самое?

— Между нами не было никаких клятв. Ты вправе делать все, что тебе нравится.

— Так я и делаю. Захотела — и понесла от твоего семени. Но неужели тебя это совершенно не волнует?!

Он ничего не ответил. Многие висские женщины рожали детей без поддержки мужа, однако он чувствовал в ней желание привязать его к себе материнством, показать другим женщинам, что он заронил в нее частицу себя, будто специально выбрал ее для этой цели.

— Ты злишься, — упрекнула она его. — Что ж, теперь что сделано, то сделано. Я сказала ей , — по ее тону он понял, что она говорит об Астарис. — Она посмотрела на меня очень странным взглядом, но, в общем-то, она всегда странная.

Через три дня караван переправился через реку и вошел в Дорфар.

В тот день солнца сияли ослепительно. Под добела раскаленным металлическим небом перед ним предстала земля, похожая на темные женские волосы, расчесанные гребнем голубых гор. К его удивлению, сердце у него неожиданно забилось быстрее. Странно, но у него было ощущение, что когда-то прежде он уже видел Дорфар.

Корамвис глубоко взволновал его. Какая-то его часть противилась этому впечатлению. Но все же из прочитанного он знал, что на всем Висе не было города красивее. Не было города, который сравнился бы с ним по архитектуре, по изяществу и блеску, по количеству легенд, окружавших его.

На дороге их встретил гонец.

— Вал-Мала, мать Повелителя Гроз, приветствует свою дочь Астарис эм Кармисс.

И это были все приветствия, которые ей было суждено получить, пока Амрек был в Таддре.

Как и с городом, Ральднор ожидал и хотел чего-то иного. Он рисовал себе Вал-Малу в свете того, что о ней говорили: женщина средних лет, подверженная приступам ярости и склонная к невероятной жестокости, шлюха и злодейка. Он представлял себе дракона в женском обличье с лицом, исчерченным возрастом и злобой.

Его Волки проводили Астарис и ее свиту во Дворец Гроз. Так он впервые увидел Вал-Малу.

Она была вдвое старше него, но ее богатство и тщеславие продлили молодость. Она сияла роскошной, ослепительной красотой. В сравнении с Астарис ее красота могла бы показаться несколько вульгарной, но, напротив, рядом с Вал-Малой кармианка сильнее, чем когда-либо, напоминала восковую статуэтку. На королеве Дорфара было ярко-алое переливчатое платье, а по обеим сторонам от ее трона были прикованы алые птицы с длинными шеями и пышными хвостами. Но особенно поразила Ральднора одна деталь, несмотря даже на то, что он слышал об этом: бледность ее покрытой белилами кожи.

— Астарис, с этого момента тебе предстоит стать моей дочерью, — Вал-Мала не потрудилась скрыть свою неприязнь, и ритуальные слова только подчеркнули ее. Она обняла кармианку с брезгливостью, будто заразную. — Мы отвели тебе покои во Дворце Мира.

Это было оскорбление. По залу мгновенно пополз шепоток. Домом будущей супруги короля должен был стать этот дворец, а не какой-то захудалый Дворец Мира. Но король отсутствовал.

Астарис ничего не сказала. Ральднор лишь сейчас осознал, насколько может выводить из себя ее неподвижность. Он просто диву давался, глядя, как эти две поразительные женщины сошлись в смертельной схватке, которая одной из них была совершенно неинтересна.

Дворецкий попытался разрядить ситуацию, прошептав что-то на ухо королеве. Та тихонько ответила ему что-то, и он побледнел.

В этот день Ральднора преследовали странности. Когда они проходили через ворота Дворца Мира, он почувствовал, будто какая-то черная птица пролетела над его разумом. Котон, его возничий, ткнул большим пальцем в застарелые черные полосы на стенах.

— Видите, командир? Это часть дорфарианской истории. Вы слышали о женщине с Равнин, Ашне'е, желтоволосой ведьме, которая убила Редона?

— Слышал.

— Солдаты пришли, чтобы схватить ее, и обнаружили ее мертвой. Вслед за ними во дворец ворвалась толпа, они вытащили тело на улицу и сожгли его на площади Голубок. Эти черные отметины оставили горящие головни, которые они несли.

«И такую же участь этот человек, которому я продал душу, готовит для всех жителей Равнин», — подумал Ральднор. К горлу его подступила тошнота, однако Котон ничего не заметил.

Между деревьями мелькнула прохладная чаша дворца.

И он узнал его. Узнал светлый оттенок камня, проникающий за окна шелест листьев. А что внутри? Он в леденящем безумии рылся в своей памяти. Мозаичный пол, картина с танцующими женщинами, и на самом верху башни — комнатка… Нет, откуда он может все это знать?

Но стоило ему войти внутрь, и он увидел перед собой мозаичный пол. Комнату на вершине башни он искать не стал, ибо одна мысль о ней наполнила его зловещим страхом.

— А как раз над нами, — сказал Котон меж двух глотков вина, исчезнувших в его медвежьей пасти, — та комната, где лежала она, женщина с Равнин. Там ее и нашли мертвой.

В покоях принцессы появилась незнакомая женщина. Она была высокой, с кислым выражением лица, ее волосы безжизненного оттенка черного дерева были упрятаны на затылке в золотую сетку.

— Я Дафнат, главная придворная дама королевы, — с сухой улыбкой ответила она на вопрос Лики. — Я пришла посмотреть, в чем нуждается ваша госпожа.

Без лишних слов она принялась за работу, и взгляд ее был таким же пустым, как и ее слова. Как только она ушла, Лики передразнила ее, сморщив лицо и сжав груди руками.

Дафнат была закорианкой, странной хранительницей красоты королевы. Лики предположила, что Вал-Мала держит ее не столько за таланты камеристки, сколько за острый слух и неприятный характер.


В спальне королевы приглушенным светом горела ароматическая лампа.

Вал-Мала рано удалилась к себе. Две служанки, по одной с каждой стороны ложа, полировали и разрисовывали ногти на ее руках и ногах, а закорианка Дафнат начала массировать тело. Она была искусной массажисткой, и крошечные предательские морщинки словно по волшебству расправлялись под ее железными пальцами.

Вал-Мала вздохнула.

— Кто этот мужчина, от которого посходили с ума все мои придворные дамы?

— Дракон, которого нанял мой лорд и ваш сын, госпожа.

— У тебя прекрасный слух, Дафнат. Это тот самый человек из Сара, фаворит Амрека? И что же они говорят?

— Болтают о его теле и лице. Они рассказывают, что у него светлые глаза и ревнивая любовница, которая стережет его, как кошка, хотя из ее слов они поняли, что он, — Дафнат с отвращением помолчала, — великолепен в постели.

Вал-Мала сонно засмеялась.

— Я видела его, Дафнат. Я бы не усомнилась в оценке его дамы.

Когда служанки закончили свое дело, она долго сидела у зеркала. Она гордилась тем, что до сих пор может делать это без страха. Да, она была достойной соперницей этой кармианке, пусть даже и вдвое ее старше. Она задумалась о новом Дракон-Лорде, этом выскочке — что-то в его лице напоминало ей Орна. Она все еще сожалела об этой утрате. При мысли о нем она даже испытывала что-то близкое к печали. Когда слуги привезли с охоты его переломанное, израненное тело, она приказала содрать с них шкуру и пытать раскаленными докрасна щипцами, но так ничего и не вытянула. Как могло случиться такое, что он упал со своей колесницы, тащившей его по земле до тех пор, пока он не испустил дух? Он, который овладел искусством управления колесницами в десятилетнем возрасте — тогда же, когда и своей первой женщиной!

Как ни странно, в ту ночь она вспомнила и об Амноре тоже, впервые за долгие годы — об Амноре-слишком-умном, чье тело покоилось на дне Иброна. Она не сожалела о нем. Тогда, много лет назад, сообщение о его гибели позабавило ее.

Дафнат склонилась над сундуком с одеждой, перекладывая платья ароматическими мешочками. Неожиданно перед глазами Вал-Малы появилось странное видение: ее придворная дама вдруг растаяла, уступив место фигуре другой женщины — молодой, изящной. Ломандра. Ломандра, которая сбежала из Корамвиса после того, как выполнила поручение королевы и прикончила ублюдка желтоволосой ведьмы с Равнин. Ломандра, мягкотелая заравийская дурочка.

— Дафнат, тебе следовало бы завести себе любовника, — сказала Вал-Мала. Ей доставляло удовольствие дразнить придворную даму таким образом. Как она и ожидала, полуотвернувшееся костистое лицо залилось жгучим румянцем. — Кого-нибудь вроде Крина из Речного гарнизона, например. Мужчину с плечами, как у овара.


В темном коридоре его ухватила за запястье женская рука. Ральднор обеспокоенно обернулся и увидел Лики, без кровинки в лице.

— Ральднор…

— Ну что тебе еще?

— Раньше ты не был со мной таким грубым, — ее глаза опасно сверкнули.

— Раньше в этом не было необходимости. Что тебе нужно?

Она прислонилась к стене.

— Мне передали, что у ворот ждет какой-то человек…

— Не он ли растрепал тебе волосы? Если тебе хотелось провести ночь спокойно, то не стоило ходить туда.

— Ах ты! — вскипела она внезапно. — Тебе плевать, что со мной происходит. Ты сделал мне ребенка, а теперь и знать ничего о нем не хочешь!

— Судя по твоим словам, Лики, ты тоже приложила к этому усилия.

Она не смотрела на него, но и не уходила — стояла неподвижно, уставившись в пол. Когда она подняла глаза, в них сверкнула неожиданная злость.

— Значит, я больше не нужна, Дракон-Лорд ? Ты предпочитаешь проводить ночи в одиночестве, мечтая о той девчонке из Сара, которой не был нужен ты?

Она уколола его больнее, чем могла представить. Увидев выражение его лица, она отступила на шаг.

— Ты задержала меня, чтобы что-то мне сказать, Лики. Так говори.

— Хорошо же. Тот человек у ворот поймал меня за руку и сказал: «Ты Лики, подстилка Ральднора из Сара». У него такое страшное лицо, все в шрамах, и на правой руке нет кисти, так что, думаю, нет никакой нужды называть тебе его имя. Он сказал: «Передай своему любовнику, что я не расплатился с ним за руку. Из-за того, что он сделал, у меня теперь нет в жизни иного занятия, кроме как следить за ним и ждать, когда боги отвернутся от него. Когда это случится, я буду неподалеку. Передай ему это», — Лики безжизненно улыбнулась. — Потом он плюнул на землю. И отпустил меня.

С этими словами она повернулась и пошла прочь.

Больше она не приходила к нему в постель — но он не испытывал недостатка в любовницах, когда ему того хотелось.