"Ценой собственной жизни" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 25

За Ричером пришли через час после восхода солнца. Он дремал, сидя на жестком стуле, положив скованные наручниками руки на колени. Джозеф Рэй сидел настороже напротив. Ричер почти всю ночь размышлял о динамите. Старом динамите, оставшемся на заброшенных шахтах. Он представлял себе шашку в руке. Чувствовал ее вес. Подсчитывал пространство за стенами комнаты, в которой находится Холли. Мысленно видел его заполненным динамитом. Старым динамитом, сгнившим, с вытекшим нитроглицерином. Такой может взорваться сам по себе. Итого около тонны нестабильного динамита вокруг Холли, еще не до конца разложившегося, чтобы взорваться от неосторожного движения, однако готового сдетонировать от взрыва шального снаряда. Или шальной пули. Или даже просто резкого удара молотком.

Зашуршали шаги по гравию. К домику подошел маленький отряд. Дверь распахнулась настежь, и Ричер, повернув голову, увидел шестерых охранников. Старший из них вошел внутрь и схватил Ричера за руку. Вытащил его на улицу, на яркий солнечный свет и поставил напротив пятерых мужчин, выстроившихся в ряд с автоматическими винтовками наизготовку. Камуфляжная форма, бороды. Ричер стоял, щурясь на солнце. Шесть дул нацелились в него, шесть человек, окружив со всех сторон, провели его наискосок через поляну к узкой тропинке, уходившей прочь от солнца в густой лес.

Через пятьдесят ярдов тропинка вывела на другую поляну. Небольшой прямоугольник, заросший кустарником. Два сооружения из кедровых бревен, обшитых фанерой. Оба без окон. Охранники остановили Ричера, и старший указал стволом автомата на левую постройку.

– Дом командира.

Он указал на правую постройку.

– Гауптвахта. Старайся держаться от нее подальше.

Шестеро охранников рассмеялись смехом уверенных в себе людей, и старший постучал в дверь дома командира. Выждал мгновение и открыл ее. Ричера ткнули дулом винтовки в спину, заталкивая внутрь.

Там было очень светло. К свету электрических ламп добавлялся зеленоватый дневной свет, проникающий через замшелые окна в крыше. Внутри простой дубовый стол, такие же стулья, большие, с круглыми сиденьями, какие Ричер видел в старых фильмах про редакции газет или конторы банков. Никаких украшений кроме флажков и вымпелов, прибитых к стенам. Над столом висела большая коричневая свастика, и этот мотив в черно-белых тонах еще не раз повторялся на других стенах. К доске на противоположной от входа стене была приколота карта Монтаны. Крошечный участок в северо-западном углу штата был обведен черной линией. На полу лежали стопки брошюр и пособий. Одна из книг была озаглавлена: «Высуши, и тебе понравится». Она была посвящена тому, как заготавливать продовольствие к длительной осаде. Другая являлась наставлением для партизан, в котором расписывалось, как пускать под откос поезда. В углу стоял книжный шкаф из полированного красного дерева, резко контрастирующий с остальной обстановкой, заставленный книгами. Полоска дневного света из раскрытой двери упала на шкаф и озарила коленкоровые переплеты и тисненные золотом названия. Это были монографии, посвященные искусству войны, переводы с немецкого и японского. Целая полка была отведена работам о Перл-Харборе. Работам, которые Ричер изучал сам, давным-давно и в другом месте.

Ричер остановился в дверях. Боркен сидел за столом, сияя коротко остриженными белыми волосами. В ярком свете было видно, что черная форма местами стала серой. Некоторое время Боркен молча смотрел на Ричера. Затем махнул рукой, указывая на стул. Знаком приказал охранникам подождать за дверью.

Ричер тяжело опустился на стул. Его глодала усталость; адреналин жег желудок. Громко протопав по деревянным половицам, охранники вышли на улицу. Тихо прикрыли за собой дверь. Опустив руку, Боркен выдвинул ящик. Достал древний револьвер. С громким стуком положил его на стол.

– Я принял решение. Относительно того, жить тебе или умереть. – Он указал на старинное оружие. – Знаешь, что это такое?

Взглянув на револьвер против света, Ричер кивнул.

– Это «кольт», модель «Маршал».

Боркен кивнул.

– Совершенно верно. Это самый настоящий «Кольт-Маршал» выпуска 1873 года, каким вооружались кавалерийские части американской армии. Это мое личное оружие. – Он подержал его в правой руке. – Знаешь, какими пулями он стреляет?

Ричер снова кивнул.

– Сорок пятого калибра. Шесть патронов.

– С первого раза в самую точку, – подтвердил Боркен. – Шесть патронов сорок пятого калибра, пуля покидает ствол длиной семь с половиной дюймов со скоростью девятьсот футов в секунду. Знаешь, что может сделать с тобой такая пуля?

Ричер пожал плечами.

– Все зависит от того, попадет ли она в меня.

Боркен недоуменно нахмурился. Затем усмехнулся. Кончики его влажных губ выгнулись вверх, пухлые щеки почти полностью закрыли глаза.

– Попадет. Если стрелять буду я, обязательно попадет.

Ричер снова пожал плечами.

– С такого расстояния – может быть.

– С любого расстояния. С такого, с пятидесяти футов, с пятидесяти ярдов – если выстрелю я, пуля обязательно попадет в тебя.

– Подними правую руку, – вдруг сказал Ричер.

Боркен снова недоуменно нахмурился. Затем отложил револьвер и поднял свою огромную лапищу, словно приветствуя знакомого или давая клятву.

– Чушь собачья, – сказал Ричер.

– Чушь собачья? – повторил Боркен.

– Разумеется. Этот револьвер достаточно точен, но это далеко не самое лучшее оружие в мире. Для того, чтобы с расстояния пятьдесят ярдов попасть из него в человека, нужно практиковаться до одури. А ты этого не делаешь.

– Не делаю? – переспросил Боркен.

– Да, не делаешь. Взгляни на эту штуковину. Она была разработана в семидесятых годах прошлого века, так? Ты видел старинные фотографии? Люди тогда были гораздо мельче. Тощие, маленькие человечки, только что приехавшие в Новый свет из Европы, где их предки голодали в течение многих поколений. Маленькие люди – маленькие руки. Взгляни на рукоятку. Резкий изгиб, слишком мала для тебя. Твои пальцы будут выглядеть на ней гроздью бананов. И щечки из ореха. За сто двадцать с лишним лет ставшего твердым, как камень. Задняя часть рукоятки и низ рамы при отдаче ударят тебя молотком. Если бы ты регулярно стрелял из этого револьвера, у тебя между большим и указательным пальцами были бы мозоли, которые я разглядел бы даже с такого расстояния. Но их нет, значит, ты не стреляешь регулярно, и можешь не говорить, что ты метко стреляешь без постоянных занятий.

Боркен пристально посмотрел на него. Снова усмехнулся. Его влажный рот чуть приоткрылся, глаза превратились в щелки. Выдвинув другой ящик, он достал другое оружие. «ЗИГ-Зауэр», автоматический пистолет калибра 9 мм. Выпущенный лет пять назад. Из которого стреляли часто и за которым хорошо ухаживали. Большая квадратная рукоятка под большую руку.

– Я солгал. Вот мое любимое оружие. Но зато я кое-что выяснил. Теперь я знаю, что принял правильное решение.

Он остановился, давая Ричеру возможность спросить, какое именно. Ричер молчал. Стиснув зубы. Он не собирался спрашивать этого типа ни о чем, даже если это должна была быть последняя фраза, которую он произнесет в своей жизни.

– Знаешь, мы здесь настроены серьезно, – снова заговорил Боркен. – Совершенно серьезно. Мы тут не в игрушки играем. И нам точно известно, что происходит.

Он снова остановился, давая Ричеру возможность спросить, что же именно происходило. Ричер молчал. Просто сидел, уставившись в пустоту.

– Америкой руководит деспотическое правительство, – продолжал Боркен. – Диктатура, которую контролируют из-за границы наши враги. Наш нынешний президент является членом всемирного правительства, которое втайне распоряжается нашими жизнями. Федеральная система представляет собой дымовую завесу, скрывающую тотальный контроль. Всемирное правительство намеревается нас разоружить, а затем поработить. Этот процесс уже начался. Тут не может быть никаких сомнений.

Он остановился. Снова взял старый револьвер. Проверил, как помещается рукоятка в руке. Ричер ощутил исходящую от него харизму. Поймал себя на том, что внимательно слушает этот тихий, гипнотизирующий голос.

– Основных методов два, – снова заговорил Боркен. – Во-первых, попытка разоружить гражданское население. Вторая поправка к конституции гарантирует право на ношение оружия, однако ее собираются отменить. Законы об ограничении оружия, шумиха по поводу преступности, убийств, войн из-за наркотиков – все это направлено на то, чтобы разоружить таких простых людей как мы. А когда мы окажемся разоружены, с нами можно будет делать все что угодно, так? Вот почему это право было внесено в конституцию. Отцы-основатели были люди умные. Они знали, что народ сможет контролировать свое правительство только в том случае, если у него будет возможность его перестрелять.

Боркен снова умолк. Ричер поднял взгляд на свастику у него над головой.

– Второй метод состоит в удушении мелкого бизнеса, – продолжал Боркен. – Это моя личная теория. В нашем движении о ней почти не упоминают. Но я сразу это заметил. Что поставило меня впереди остальных.

Он снова остановился, но Ричер продолжал молчать. Отвернувшись в сторону.

– Это же очевидно, да? – обратился к нему Боркен. – Всемирное правительство в основе своей является правительством коммунистического толка. Ему не нужен сильный частный сектор. Однако именно в этом была основа Америки. Миллионы людей работают не покладая рук на себя самих, чтобы обеспечить достойную жизнь. Их слишком много, чтобы просто перестрелять всех до одного. Поэтому это количество нужно было заранее сократить. И федеральное правительство распорядилось зажать мелкий бизнес. Были приняты самые разные законы и постановления, введены налоги, зажаты рынки, и все это чтобы поставить мелкого предпринимателя на колени. Банкам было приказано пообещать заманчивые кредиты, но не успели на договорах высохнуть чернила, как процентные ставки взлетели вверх, и рынок оказался еще больше урезан. И вот бедняк наконец полностью разорен, банк забирает себе его бизнес, и когда придет время, очередь в газовые камеры будет на одного человека меньше.

Ричер посмотрел на него. Ничего не сказал.

– Поверь мне, – продолжал Боркен. – Именно так всемирное правительство заранее решает проблему избавления от трупов. Если сейчас задушить средний класс, впоследствии не понадобится так много концентрационных лагерей.

Ричер молча смотрел ему в глаза. Словно на источник яркого света. Толстые красные губы скривились в снисходительной усмешке.

– Говорю я тебе, мы опередили всех остальных, – уверенно заявил Боркен. – Мы первые увидели приближение всего этого. Для чего еще нужна Федеральная резервная система? Вот ключ ко всему. Америка – это нация, в основе которой лежит бизнес. Контролируя бизнес, можно контролировать все. А как контролировать бизнес? Для этого надо контролировать банки. А как контролировать банки? Вот тут-то и была создана эта долбанная Федеральная резервная система. Которая приказывает банкам, как именно те должны поступать. Вот в чем ключ. Всемирное правительство через Федеральную резервную систему контролирует всё. И мне довелось увидеть это в действии.

Он широко раскрыл тусклые, бесцветные глаза.

– Я видел, как поступили с моим отцом! – взвизгнул он. – Да упокоится его бедная душа. Федеральная резервная система его обанкротила.

Сделав над собой усилие, Ричер оторвал от Боркена взгляд. Пожал плечами, ни к кому не обращаясь. Ничего не сказал. Начал вспоминать последовательность томов, расставленных в дорогом книжном шкафу из красного дерева. История войн начиная от Древнего Китая через Италию эпохи Возрождения до Перл-Харбора. Ричер сосредоточился на том, что стал перечислять названия, слева направо, пытаясь устоять перед манящей харизмой Боркена.

– Мы настроены решительно, – продолжал тот. – Глядя на меня, ты, возможно, назовешь меня каким-то деспотом, насаждающим культ собственной личности, – не знаю, какой еще ярлык повесит на меня окружающий мир. Но это не так. Я хороший вождь, не буду этого отрицать. И очень вдохновенный. Если ты назовешь меня интеллигентным и проницательным, я тоже не стану с тобой спорить. Но на самом деле я мог бы обойтись без всех этих качеств. Моим людям не нужен дополнительный стимул. По сути дела, им не нужен вождь. Их надо обучить дисциплине, направить в нужную сторону, но пусть это тебя не обманывает. Я никого ни к чему не принуждаю. Не совершай ошибку, недооценивая их воли. Принимай в расчет их страстное желание перемен к лучшему.

Ричер молчал. Он по-прежнему был сосредоточен на исторических книгах, мысленно перебирая события декабря 1941 года, увиденные с точки зрения японцев.

– Мы здесь не преступники, – тем временем говорил Боркен. – Когда правительство сворачивает в сторону зла, именно лучшие из лучших выступают против него. Или ты полагаешь, что все мы должны вести себя как покорные бараны?

Ричер рискнул бросить на него один взгляд. Рискнул заговорить.

– А ты подошел слишком избирательно, – сказал он. – К тому, кого сюда приглашать, а кого – нет.

Боркен пожал плечами.

– Сходства притягиваются – таков закон природы, не так ли? Черным остается целая Африка. А здесь должны жить белые люди.

– А что насчет евреев-дантистов? – спросил Ричер. – Их место где?

Боркен снова пожал плечами.

– Это была ошибка. Лодер должен был дождаться, когда еврей уйдет. Но от ошибок никто не застрахован.

– Он должен был также дождаться, когда я уйду, – добавил Ричер.

Боркен кивнул.

– Полностью с тобой согласен. Для тебя так было бы значительно лучше. Однако Лодер поспешил, и вот ты среди нас.

– Только потому, что я белый?

– Поосторожнее! У белых осталось крайне мало драгоценных прав.

Ричер молча посмотрел на него. Обвел взглядом ярко освещенную комнату, наполненную ненавистью. Его передернуло.

– Я внимательно изучал тиранию, – снова заговорил Боркен. – И то, как с ней бороться. Первое правило заключается в том, что необходимо принять твердое решение – жить свободным или умереть, и держаться его до конца. Жить свободным или умереть. Второе правило – не вести себя как баран. Надо подняться во весь рост и оказать сопротивление. Для этого нужно изучать систему и учиться ненавидеть ее. И, наконец, надо действовать. Но как действовать? Храбрый человек сражается. Он наносит ответный удар, так?

Ричер пожал плечами. Ничего не сказал.

– Храбрый человек наносит ответный удар, – повторил Боркен. – Но человек, являющийся одновременно храбрым и умным, поступает иначе. Он наносит удар первым. Опережая противника. Он наносит удар там, где его никто не ждет. И именно этим мы занимаемся здесь. Мы наносим первый удар. Войну развязали не мы, но первый удар будет за нами. Мы нанесем его там, где его никто не ждет. И расстроим все планы противника.

Ричер снова взглянул на книжный шкаф. Пять тысяч классических страниц, на которых повторяется одно и то же: не делай то, что от тебя ждут.

– Пойдем, взглянем на карту, – предложил Боркен.

Вытянув скованные руки вперед, Ричер неловко поднялся со стула. Подошел к карте Монтаны на стене. Отыскал в верхнем левом углу Йорк. Внутри территории, обведенной черной линией. Сверившись с масштабной шкалой, он изучил рельеф. Река, о которой говорил Джозеф Рэй, протекала в тридцати милях к западу, с противоположной стороны высокого горного хребта. На карте она была изображена жирной голубой линией, пересекающей карту сверху вниз. На севере до самой Канады простирались горные вершины, обозначенные коричневым цветом. Единственная дорога проходила через Йорк на север и обрывалась у каких-то заброшенных шахт. Несколько петляющих просек уходили через сплошной лес на восток. На юге горизонтали сливались вместе, обозначая глубокий овраг, проходящий с востока на запад.

– Взгляни на эту местность, – тихо произнес Боркен. – Что говорит тебе карта?

Ричер внимательно посмотрел на карту. Она сказала ему, что выбраться отсюда он не сможет. Только не пешком, только не с Холли. На восток и на запад – несколько недель пути по полному бездорожью. На западе и на юге – непреодолимые естественные преграды. Сама природа образовывала идеальную тюрьму, этого нельзя было бы добиться никакими ограждениями из колючей проволоки и минными полями. После начала перестройки и гласности Ричеру однажды довелось побывать в Сибири, где он проверял слухи о военнопленных, захваченных во время войны в Корее. Лагеря были совершенно открытыми. Ни заборов, ни ограждений. Ричер спросил у тех, кто его принимал: а где же заборы? Русские показали ему на бескрайнюю заснеженную пустыню вокруг и сказали: вот они. Бежать некуда. Ричер снова посмотрел на карту. Местность является непреодолимой преградой. Для того, чтобы бежать отсюда, потребуется какое-либо транспортное средство. И много везения.

– Враг сюда не придет, – сказал Боркен. – Мы неприступны. Нас нельзя остановить. И нас не надо останавливать. Это явится катастрофой исторических масштабов. Предположим, если бы «красные мундиры» остановили в 1776 году американскую революцию?

Ричер снова обвел взглядом крохотное помещение и пожал плечами.

– Это не американская революция.

– Да? И в чем же отличие? Тогда люди хотели освободиться от тирании. То же самое происходит и сейчас.

– Вы убийцы.

– То же самое происходило в 1776 году, – возразил Боркен. – Тогда тоже убивали людей. И существующая система тоже считала это тягчайшим преступлением.

– Вы расисты.

– Все как в 1776 году. Вспомни Джефферсона и его рабов. Революционеры считали негров низшими существами. Тогда они были в точности такими же, как мы сейчас. Но затем они превратились в новые «красные мундиры». Медленно, на протяжении многих лет. И вот теперь нам выпала историческая честь вернуть первоначальный порядок вещей. Жить свободным или умереть, Ричер. Это благородная цель. Так было всегда, ты не находишь? – Боркен подался вперед, вжимаясь своей огромной тушей в стол. Поднимая руки вверх. Его бесцветные глаза зажглись безумным огнем. – Но в 1776 году было допущено много ошибок. Я изучал историю. Войны можно было бы избежать, если бы обе стороны вели себя разумно. А войн всегда следует избегать, ты не согласен?

Ричер пожал плечами.

– Необязательно.

– Одним словом, ты поможешь нам избежать войны, – сказал Боркен. – Вот мое решение. Ты станешь моим эмиссаром.

– Что?

– Ты человек независимый. Ты не один из нас. У тебя нет в нашем деле корыстных целей. Ты такой же американец как они, добропорядочный, законопослушный гражданин. Умный, проницательный. Ты обращаешь внимание на то, что вокруг. Тебя послушают.

– Что? – повторил Ричер.

– У нас здесь все подготовлено к тому, чтобы провозгласить независимость, – не обращая на него внимание, продолжал Боркен. – Ты должен это понять. У нас есть армия, у нас есть казначейство, у нас есть золотой запас, у нас есть юридическая система, у нас есть демократия. Все это я собираюсь продемонстрировать тебе сегодня. Я покажу тебе общество, созревшее для независимости, готовое жить свободным или умереть, которому осталось ждать всего один день этого светлого часа. Затем я отправлю тебя на юг, в Америку. И ты расскажешь всем, что наше дело непобедимо, а их дело безнадежно.

Ричер молча смотрел на него.

– И ты расскажешь о Холли, – тихо промолвил Боркен. – Которая находится в особой отдельной комнате. Ты расскажешь о моем секретном оружии. Моем страховом полисе.

– Ты сумасшедший, – сказал Ричер.

В домике наступила тишина. Полная, абсолютная тишина.

– Почему? – наконец прошептал Боркен. – Почему я сумасшедший? Почему именно?

– Потому что в твоих рассуждениях решающий изъян. Неужели ты не понимаешь, что Холли ничего не стоит? Президент сместит Джонсона с поста быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Тебя раздавят как клопа, а Холли станет лишь еще одной жертвой. Ты должен отпустить ее вместе со мной.

Боркен затряс своей непомерно огромной головой, радостно, уверенно.

– Нет. Этого не произойдет. Холли важна не только тем, что у нее такой отец. Разве она тебе это не сказала?

Ричер недоуменно посмотрел на него. Боркен взглянул на часы.

– Пора идти. Пришло время показать тебе нашу юридическую систему в действии.

Услышав тихие шаги за дверью, Холли соскочила с кровати. Щелкнул замок, и в комнату вошел молодой солдат со шрамом на лбу. Приложил палец к губам, и Холли кивнула. Доковыляла до ванной и включила душ, направив шумную струю в пустую ванну. Проследовав за ней, молодой солдат закрыл дверь.

– Это можно делать лишь раз в день, – шепотом сообщила Холли. – Если душем будут пользоваться слишком часто, возникнут подозрения.

Парень кивнул.

– Уходим сегодня ночью. Сегодня утром не получилось. Нам всем необходимо нести дежурство на суде над Лодером. Я приду как только стемнеет. У меня будет джип. Мы помчимся в темноте на юг. Это рискованно, но у нас все получится.

– Без Ричера я никуда не пойду, – решительно произнесла Холли.

Парень со шрамом покачал головой.

– Этого обещать не могу. Сейчас он с Боркеном. Одному богу известно, что с ним станется.

– Я поеду только в том случае, если поедет он.

Парень испуганно посмотрел на нее.

– Хорошо, я постараюсь.

Открыв дверь ванной, он вышел на цыпочках. Проводив его взглядом, Холли выключила душ. Щелкнул замок на входной двери.

Он петлял по лесу, продвигаясь на северо-запад, как это бывало всегда. Часовой, которого Фаулер поставил в секрет среди глухих зарослей в пятнадцати футах от главной тропинки, его не увидел. Зато его заметил тот, который прятался в чаще. Часовой увидел мелькнувшую в кустах камуфляжную форму. Он мгновенно развернулся, но все же не успел разглядеть лицо. Пожав плечами, часовой задумался. В конце концов решил никому ничего не говорить. Лучше вообще не упомянуть о случившемся, чем признать, что он не смог опознать предателя.

Поэтому парень со шрамом успел добраться до барака за две минуты до того, как ему предстояло сопровождать командира на заседание трибунала.

При свете дня здание суда на юго-восточной окраине заброшенного поселка Йорк выглядело в точности так же, как сотни других таких же, на которые Ричеру пришлось насмотреться в сельской Америке. Построено на рубеже столетий. Просторное, белое, с резными колоннами у входа. Монументальная солидность, одним видом выражающая свое серьезное назначение, но при этом множество легкомысленных мелочей, придающих внешнюю красоту. Ричер отметил легкий купол, словно парящий над зданием, и старинные часы под ним, вероятно, установленные на средства, собранные по подписке давно ушедшим поколением. В целом, то же самое, что и в остальных местах, вот только крыша была остроконечной и более прочной. Ричер рассудил, что такими на севере Монтаны должны быть все постройки. В течение долгой зимы крыша должна выдерживать вес нескольких тонн снега.

Однако сегодня было утро третьего июля, и снег на крыше отсутствовал. Пройдя пешком милю под бледным северным солнцем, Ричер согрелся. Боркен ушел первым один, и Ричера провели через лес те же шестеро охранников из элитной гвардии. Он по-прежнему был в наручниках. Его подвели прямо к входу и заставили подняться на крыльцо. Весь первый этаж занимал один просторный зал, утыканный колоннами, которые поддерживали пол второго этажа. Стены и потолок были обшиты широкими досками, напиленными из гигантских сосен. Со временем древесина потемнела; внутреннее убранство было простым и строгим.

Зал был заполнен до отказа. Ни одного свободного места на скамьях. Помещение казалось словно затопленным морем защитной зелени. Мужчины и женщины. Сидящие неестественно прямо, вертикально зажав между коленями автоматические винтовки. Застывшие в напряженном ожидании. Среди них изредка встречались дети, притихшие, запуганные. Ричера провели сквозь толпу к столу у барьера для членов суда. Там уже сидел Фаулер. Рядом с ним Стиви. Фаулер кивнул на стул. Ричер сел. Охранники встали у него за спиной. Минуту спустя двустворчатые двери распахнулись, и Бо Боркен занял место за столом судьи. Старые половицы скрипнули под его весом. Все присутствующие встали, за исключением Ричера. Вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь, словно услышав немое приказание. Боркен по-прежнему был в черном мундире, с ремнем и в высоких ботинках. К этому наряду он добавил огромную кобуру с «ЗИГ-Зауэром». В руках Боркен держал тонкую книгу в кожаном переплете. Вместе с ним в зал вошли шестеро вооруженных мужчин. Встав перед скамьей, они застыли, уставившись прямо перед собой невидящими взглядами.

Собравшиеся в зале начали рассаживаться. Подняв взгляд на потолок, Ричер мысленно разбил его на четверти. Определил, какой угол будет юго-восточным. Двери снова распахнулись, и толпа затаила дыхание. В зал втолкнули Лодера. Он был в окружении шестерых охранников. Его подвели к столу напротив Фаулера. Место обвиняемого. Встав у Лодера за спиной, охранники положили руки ему на плечи, заставляя его опуститься на стул. Лицо Лодера было мертвенно-бледным от страха, на нем темнели засохшие кровоподтеки. Нос был сломан, губы распухли. Боркен молча посмотрел на него. Тяжело опустился в кресло судьи и положил руки на стол, ладонями вниз. Обвел взглядом притихший зал и сказал:

– Всем нам известно, для чего мы здесь собрались.

Холли чувствовала, что на первом этаже под ней собралось много народа. Она ощущала волнение толпы, притихшей и сосредоточенной. Но не переставала работать. Нет оснований сомневаться в том, что парень со шрамом из Бюро подведет, и тем не менее Холли не собиралась сидеть сложа руки. Она будет готовиться. На всякий случай.

Поиски инструмента привели ее к тому, что она принесла с собой. К металлическому костылю. Это была алюминиевая труба диаметром один дюйм с упором для локтя и рукояткой. Трубка была слишком толстой, а металл – слишком мягким, чтобы использовать ее в качестве фомки. Но Холли сообразила, что если снять резиновый наконечник, открытый конец трубы можно будет приспособить в качестве гаечного ключа. Возможно, ей удастся смять трубку так, чтобы захватить головки болтов, которыми была скреплена кровать. Затем можно будет согнуть трубку под прямым углом, превратив ее в неуклюжую монтировку.

Но первым делом необходимо было соскоблить с болтов толстый слой краски. Гладкая и клейкая, она накрепко приварила болты к раме. Верхний слой краски Холли отодрала с помощью конца рукоятки костыля. Затем она принялась оттирать швы до тех пор, пока не заблестел голый металл. Теперь Холли собиралась ковылять до ванной и обратно с полотенцем, намоченным в горячей воде. Можно будет прижимать полотенце к болтам, передавая им тепло, чтобы металл расширился. После этого, если повезет, даже мягкий алюминий костыля окажется достаточно прочным, чтобы сдвинуть болты с места.

– Своими необдуманными действиями он поставил операцию под угрозу срыва, – сказал Бо Боркен.

Его тихий голос обладал гипнотическим воздействием. В зале стояла полная тишина. Охранники, застывшие перед скамьей судьи, смотрели прямо перед собой. Тот, что стоял с краю, смотрел на Ричера. Это был молодой парень с аккуратно подстриженной бородкой и шрамом на лбу, которого Ричер уже видел вчера вечером. Тогда парень был в числе тех, кто охранял Лодера. Сейчас он с любопытством смотрел на Ричера.

Подняв тонкую книжку в кожаном переплете, Боркен медленно поводил ей вправо и влево, словно это был фонарь, и он хотел осветить его ярким лучом весь зал.

– Это конституция Соединенных Штатов, – сказал Боркен. – Увы, над ней надругались, ее попирали, но тем не менее она остается величайшим политическим документом из всех тех, что когда-либо были составлены человеком. И она станет моделью нашей собственной конституции.

Он перевернул страницы. Притихшее помещение наполнилось шелестом твердой бумаги. Боркен начал читать:

– Билль о правах. Пятая поправка указывает, что ни одно лицо не должно привлекаться к ответственности за преступления, караемые смертью, иначе как по представлению большого жюри, за исключением дел, возбуждаемых в вооруженных формированиях во время опасности, угрожающей обществу. Здесь говорится, что ни одно лицо не должно лишаться жизни и свободы без надлежащей правовой процедуры. Шестая поправка указывает, что обвиняемый имеет право на безотлагательное и публичное разбирательство дела судом присяжных по месту совершения преступления. Здесь также говорится о его праве на помощь адвоката для своей защиты.

Боркен снова умолк. Обвел взглядом зал. Поднял книгу.

– В этой книге говорится, что мы должны сделать. Итак, нам нужны присяжные. Здесь не уточняется, сколько. Полагаю, троих будет достаточно. Желающие есть?

Тотчас же поднялся лес рук. Боркен наугад ткнул в зал, и к столу судьи вышли трое. Составив винтовки, они заняли место на скамье присяжных. Боркен повернулся к ним.

– Джентльмены! Это дело возбуждено в вооруженном формировании, и сейчас обществу угрожает опасность. Вы с этим согласны?

Присяжные дружно закивали, и Боркен повернулся к Лодеру, одиноко сидящему на скамье обвиняемых.

– У тебя есть защитник?

– Вы хотите предложить мне адвоката? – спросил Лодер.

Он говорил глухо, в нос. Боркен покачал головой.

– Никаких адвокатов здесь нет. Адвокаты испортились вместе с остальной Америкой. У нас не будет адвокатов. Они нам не нужны. В билле о правах об адвокатах ничего не говорится. Как указано в моем словаре, защитник должен помогать советом. Тебе нужны советы?

– А вы можете дать их мне? – спросил Лодер.

Кивнув, Боркен холодно усмехнулся.

– Признай свою вину.

Покачав головой, Лодер молча потупился.

– Хорошо, – сказал Боркен. – Ты выслушал совет, но не захотел признать свою вину?

Лодер кивнул.

Боркен снова посмотрел на книгу. Раскрыл ее на начале.

– Декларация независимости. «Право народа – изменить или упразднить старую форму правления и создать новую в такой форме, которая кажется ему наиболее подходящей для обеспечения безопасности и счастья.»

Встав, он обвел взглядом толпу.

– Всем понятно, что это означает? Старых законов больше нет. Теперь у нас новые законы. Новая жизнь. Мы решительно расстаемся с годами ошибок. Возвращаемся туда, с чего все началось. Это будет первый суд, осуществленный согласно совершенно новой системе. Лучшей системе. Системе, имеющей значительно больше прав считаться легитимной. Мы имеем право так поступить, и мы так поступаем.

Собравшиеся в зале глухо зашумели. Ричер не обнаружил в гуле голосов ни тени неодобрения. Все были словно загипнотизированы. Купались в ярком свечении, которое исходило от Боркена, словно пресмыкающиеся, выползшие погреться на жаркое полуденное солнце. Боркен кивнул Фаулеру, сидевшему рядом с Ричером. Встав, тот обратился к присяжным.

– Факты таковы. Командир отправил Лодера с заданием, имеющим огромную важность для нашего будущего. Лодер действовал плохо. Он отсутствовал всего пять дней, но за это время совершил пять грубых ошибок. Ошибок, которые могли сорвать всю операцию. Конкретно: Лодер сжег две машины и оставил след. Затем он неправильно выбрал время и втянул в операцию двух посторонних лиц. И, наконец, он позволил Питеру Беллу бежать. Итого пять серьезных ошибок.

Фаулер остался стоять. Ричер не отрывал от него взгляда.

– Я приглашаю свидетеля, – продолжал Фаулер. – Стиви Стюарт.

Малыш Стиви быстро встал, и Фаулер кивнул, приглашая его пройти к скамье свидетелей, рядом со столом судьи. Наклонившись, Боркен протянул ему книгу. Ричер не смог разглядеть, какую, но это определенно была не библия. Если только, конечно, библию не стали украшать свастикой на обложке.

– Ты клянешься говорить правду?

Стиви кивнул.

– Клянусь, сэр.

Отпустив книгу, он повернулся к Фаулеру, готовый отвечать на первый вопрос.

– Те пять ошибок, о которых я говорил, – сказал тот. – Ты видел, как Лодер их совершил?

Стиви снова кивнул.

– Да, он их совершил.

– Он отвечает за них? – продолжал Фаулер.

– Конечно, отвечает. Все время, пока мы были в отъезде, Лодер строил из себя большого босса.

Фаулер кивком отпустил Стиви на место. В зале воцарилась тишина. Понимающе усмехнувшись присяжным, Боркен повернулся к Лодеру.

– Ты хочешь что-нибудь сказать в свою защиту? – тихо спросил он.

Боркен произнес это тоном, подразумевавшим полную абсурдность любых попыток оправдаться. В зале стояла тишина. Полная. Боркен обвел взглядом присутствующих. Все глаза были прикованы к затылку Лодера.

– Ты хочешь что-либо сказать? – снова спросил Боркен.

Лодер смотрел перед собой. Не говоря ни слова. Боркен повернулся к присяжным, застывшим на старой, потертой скамье. Вопросительно посмотрел на них. Все трое, как-то съежившись, зашептались. Затем тот, что сидел слева, встал.

– Виновен, сэр. Бесспорно, виновен.

Боркен удовлетворенно кивнул.

– Благодарю вас, джентльмены.

Толпа загудела. Обернувшись к залу, Боркен усмирил его одним взглядом.

– Я должен вынести приговор, – сказал он. – Как известно многим из вас, Лодер мой старый знакомый. Нас связывает многое. Мы друзья с детства. А дружба значит для меня многое.

Остановившись, Боркен посмотрел на Лодера.

– Однако есть вещи, которые для меня важнее дружбы. Выполнение приказа. Я в ответе за наше рождающееся государство. И иногда соображения государственного масштаба необходимо ставить превыше всего остального.

Собравшиеся в зале молчали. Затаив дыхание. Боркен выждал. Затем бросил взгляд поверх головы Лодера и едва заметно кивнул охранникам. Те, подхватив Лодера под локти, рывком подняли его на ноги. Вывели из зала. Встав, Боркен обвел взглядом толпу. Затем развернулся и вышел через двустворчатую дверь. Собравшиеся стали шумно подниматься со скамей и спешить к выходу.

Ричер увидел, как охранники подвели Лодера к столбу на лужайке за домом суда. Боркен проследовал за ними. Дойдя до столба, охранники с размаху толкнули Лодера на него, лицом. Потянули за руки, прижимая его грудью к облупившейся белой краске. Боркен приблизился к Лодеру сзади. Достал из кобуры «ЗИГ-Зауэр». Щелкнул предохранителем. Дослал патрон в патронник. Приставил дуло Лодеру к затылку и нажал на спусковой крючок. Брызнуло алое кровавое облако, и над горами раскатилось гулкое эхо выстрела.