"Алый восход" - читать интересную книгу автора (Бристол Ли)

Глава 13

На следующий день, перед заходом солнца Джед осадил лошадей.

– Ну вот, – сказал он с улыбкой. – Это самый маленький из трех холмов. А вот и дом. – Джед указал на тоненькую струйку дыма. – Мы приехали.

Был чудесный летний день, и место показалось Элизабет очень красивым.

Склон холма переливался всеми оттенками зелени от темно-оливкового до бирюзового, и это было необыкновенное и захватывающее зрелище. На самой вершине холма желтели маргаритки; воздух же был напоен ароматом цветущей жимолости.

Напротив возвышался еще один холм, более высокий и величественный. У его подножия начиналась дорожка, по обеим сторонам которой синели колокольчики. А чуть в стороне, справа, высился третий холм, и подъем на него был обозначен длинной и узкой тропкой.

Элизабет поворачивалась то в одну сторону, то в другую; ей хотелось разом охватить всю раскинувшуюся перед ней красоту. Она заметила серебристый блеск воды далеко внизу – там, по-видимому, протекал ручей. У воды стояла грациозная лань, жевавшая какие-то ягоды. Неподалеку виднелся небольшой пруд, освещенный косыми лучами заходящего солнца. В долине зеленели дубы, травы и кустарники, а яркая синева неба являла ослепительный контраст этой зелени.

Элизабет уже во время путешествия случалось видеть пейзажи, поражавшие ее своей красотой, но ничего более красивого, чем это место, она еще не видела. Джед ничего не преувеличивал, когда рассказывал о своем ранчо. Элизабет казалось, что если бы она объехала весь свет, то, по всей вероятности, тоже выбрала бы для своего дома именно это место.

Дом… Четыре стены, ванна, постель и пища, приготовленная не на походном костре, а на плите. Она так устала от этого путешествия, так истосковалась по обычной жизни… Одна лишь мысль о том, что тряска в повозке наконец-то закончилась, была для нее настоящим бальзамом. Они дома – и теперь все тяготы пути казались несущественными.

– О, Джед, как здесь красиво! – воскликнула Элизабет. Джед встал в повозке во весь рост и закричал:

– Эй, приветствую всех!

Его крик далеко разнесся в чистом воздухе – раскатился по холмам и отозвался эхом. Когда же отголоски эха замерли, на приветствие Джеда ответили – и вновь над холмами прокатилось эхо.

Джед говорил, что на ранчо живут и другие люди, но никогда никого не называл по имени. Взглянув на мужа, Элизабет улыбнулась; ей было приятно, что на ранчо их ждали. Джед тоже улыбнулся и уселся на свое место. Немного помолчав, проговорил:

– Это для того, чтобы они случайно не выстрелили в нас. Джед направил повозку вниз по склону холма. Повозка то и дело подпрыгивала на ухабистой дороге. Вскоре луга сменились пространством, где трава была вытоптана множеством копыт, и Элизабет увидела кораль из грубо обтесанных бревен. А сразу за коралем находился дом – невысокое строение с покатой крышей и кривоватой каменной печной трубой.

Перед домом пылал костер, над которым висел на треножнике огромный черный котел. А вокруг костра расположились трое весьма неприглядных субъектов – таких Элизабет еще не приходилось видеть.

Мужчины с опаской поднялись на ноги, когда повозка подъехала к дому. Они с непритворным изумлением таращились на Элизабет, и она, взглянув на Джеда, заметила, что он смущен. Мужчины же смотрели на нее так, будто впервые в жизни увидели женщину. Под этими пристальными взглядами Элизабет тоже смутилась.

Мужчины были небритые и в грязных рубахах. И у каждого из них на бедре висел такой же пистолет, как у Джеда. Вид у всех был весьма устрашающий, но самым жутким казался великан с засаленными волосами, в выгоревшей и покрытой пятнами рубашке. У него были густые кустистые брови и пронзительные глаза – Элизабет хотелось съежиться под его взглядом.

Рядом с великаном стоял тощий светловолосый парень с кривым ножом за голенищем сапога. Третьим же был смуглый черноглазый мексиканец, вероятно, одного возраста с Джедом. И у каждого из троих красовался на шее грязный платок величиной с салфетку.

Элизабет почувствовала, как напряглись мускулы на руке мужа, когда он помогал ей выбраться из повозки. После этого Джед повернулся к мужчинам и сказал:

– Элизабет, это Рио. – При этих словах мексиканец кивнул ей. – И Дасти…

Блондин пробормотал:

– Мэ-эм… – И тотчас же отвел глаза.

И только сейчас Элизабет поняла, что светловолосый – почти мальчик, не старше ее. Впрочем, о юности его свидетельствовал лишь едва заметный пушок на обожженных солнцем щеках. В остальном же он ничем не отличался от мексиканца и великана в грязной рубахе.

– А вот Скунс, – продолжал Джед.

Элизабет почувствовала, что краснеет; это имя – возможно, прозвище – показалось ей ужасно вульгарным.

Великан выпустил изо рта струю табачного сока, и этот плевок приземлился в опасной близости от юбок Элизабет.

– Вот, парни, это моя жена, – заявил Джед.

Если „парней“ и удивила это сообщение, они не подали виду, – во всяком случае, ни один из них ничего не сказал. Минутой позже Дасти начал распрягать лошадей, а двое других принялись разгружать повозку. Джед присоединился к ним. Элизабет же – на нее никто уже не обращал внимания – направилась к дому и, немного помедлив, вошла.

Домик оказался совсем крохотным – всего одна комната. Причем без окон. Так что свет в жилище проникал лишь через открытую дверь. Но даже и при этом тусклом свете Элизабет удалось разглядеть вполне достаточно, чтобы почувствовать себя больной.

Напротив двери находился глиняный очаг. Рядом с ним стояли грубо сколоченные стулья и стол. Кровать же была прикреплена к бревенчатой стене одной стороной, а другой опиралась на два бревна, служившие ножками. На кровати была распялена, как показалось Элизабет, коровья шкура, приколоченная к раме по четырем углам, а в ногах валялось скомканное одеяло.

Глиняный пол был завален бочонками и полупустыми мешками. На стенах висели свернутые кольцом веревки и ремни из коровьих шкур. Кухонные принадлежности и инструменты были разбросаны всюду, куда им случилось упасть.

Элизабет осторожно дотронулась до края стола, и ее палец, обтянутый перчаткой, тотчас же покрылся застарелым жиром и пылью. Она судорожно сглотнула и снова окинула взглядом комнату. Конечно, Джед говорил, что живет в бревенчатой хижине, но такого она представить не могла… Даже рабы у них на плантации жили в лучших условиях.

Тут мужчины начали заносить в хижину бочонки, коробки и мешки, и Элизабет посторонилась, чтобы не мешать им. Однако оказалось, что она напрасно беспокоилась. Эти мужчины были не из тех, кто сделает лишнее движение. Они сваливали свой груз прямо у двери, оставив лишь узкий проход, чтобы можно было войти и выйти. И ни один из них даже не взглянул на нее. Словно ее и не было в хижине.

Когда вошел Джед с огромным мешком муки на плече, она спросила:

– Может, помочь… уложить вещи?

Джед посмотрел на нее так, что Элизабет тотчас же поняла: она сказала глупость. Действительно, куда здесь уложить вещи? Пожалуй, только на пол.

Джед сбросил свой мешок и ответил:

– Нет, не надо. Посидите-ка лучше на солнышке. Мы сами управимся.

Элизабет сняла шляпку и перчатки и осмотрелась в поисках подходящего для них места. Единственным таким местом оказалось сооружение, которое следовало считать кроватью.

Пока мужчины разгружали повозку, она слышала их голоса.

– Я думал, ты отправился на восток за полотном и мукой. Не думал, что ты прикупишь там кобылку. – Судя по голосу, низкому и грубому, говорил человек по прозвищу Скунс.

Джед ответил:

– Я и сам не предполагал.

– Что-то очень тощая. – Это, должно быть, заговорил Дасти. – Но красотка. Настоящая красотка.

– Что касается меня, – хмыкнул Рио, – то я предпочел бы сеньориту, у которой есть за что подержаться. Мужчине нужна женщина, умеющая согреть его ночью, как добрая пуховая перина.

– А когда ты в последний раз спал с пуховой периной, а, мексиканец? – Скунс снова сплюнул свою жвачку.

Элизабет залилась краской. Она старалась занять себя чем-нибудь, чтобы не подслушивать разговор мужчин. Потом снова раздался голос Джеда:

– Она моя жена, не распускайте языки на ее счет. Давайте-ка не будем об этом.

Элизабет отвернулась, когда мужчины вошли в хижину, – сделала вид, что проверяет состояние фитиля в фонаре. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил, что она уязвлена. Однако никто не взглянул на нее. Даже Джед.

Мужчины снова вышли из хижины, и она услышала шарканье ног и звон посуды. Минутой позже в дверях появился Рио. В одной руке он держал оловянную миску с каким-то варевом, похожим на рагу, а в другой – щербатую кружку. Мексиканец улыбнулся ей и сделал странное движение головой, напоминавшее поклон. И это было первое приветствие, которого Элизабет удостоилась с минуты прибытия.

– Еда, сеньора. Ее немного, но она хороша.

Элизабет ответила улыбкой, хотя ей это и стоило некоторого труда. Шагнув к мексиканцу, она взяла миску и кружку у него из рук. Потом снова улыбнулась и пробормотала.

– Благодарю вас.

Рио тотчас же удалился и присоединился к мужчинам у костра. Элизабет, немного помедлив, подошла к двери. Помощники Джеда сидели прямо на земле. Они ели, макая хлеб в рагу и переговариваясь. Джед же сидел на пне, склонившись над своей миской. Он сделал вид, что не заметил жену. Элизабет стояла в дверях; она не знала, стоит ли ей присоединиться к мужчинам.

Но никто из них не пригласил ее, а навязываться ей не хотелось. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой… ненужной.

Ее муж, казалось, совершенно забыл о ней. Да и почему должно быть по-другому? Ведь это ранчо – его дом, и он давно здесь не был. К тому же у него на уме более важные вещи, чем она, робкая и застенчивая жена, которая не может найти здесь себе место.

По-прежнему стоя в дверях, Элизабет слушала разговор мужчин.

– Вчера мы потеряли телку. Рыжую, – сообщил Скунс.

Джед даже не поднял голову от миски.

– Волки? – спросил он несколько секунд спустя.

– Пума. Разодрала ей глотку и оставила труп сарычам.

– В конце концов нам удалось заарканить пятнистого, – сказал Дасти. – Он меня чуть не растерзал. Но мы его загнали к остальным.

– Отлично, – кивнул Джед, набирая полную ложку рагу. – Он лидер. Поаккуратнее с ним. Есть у нас скот на продажу?

– Есть. Несколько сотен голов. А если считать с годовалыми, то наберется и вдвое больше.

Элизабет зачерпнула деревянной ложкой варева из своей миски и осторожно попробовала. Это была говядина в очень густой похлебке или подливке, приправленная луком и картофелем, а также какими-то неизвестными ей травами. Однако блюдо оказалось на вкус очень недурным, и, если бы не усталость, Элизабет получила бы от еды истинное удовольствие.

– Мы можем удвоить это число до осени, – сказал Джед. – Надо хорошо откормить их и отправить в Новый Орлеан. Пятилеток теперь можно продать по двадцать пять долларов за голову.

– Si, – с усмешкой кивнул Рио. – Хорошенькие леди любят хорошенькие вещицы. Поэтому теперь тебе понадобятся деньги.

Элизабет повернулась и ушла в хижину.

– Нам придется работать от рассвета до заката, чтобы собрать столько скота для продажи, – услышала Элизабет ворчание Скунса.

– Мы и прежде так работали. Но мы сможем их откормить?

– Вон за тем оврагом возле Рок-Спринг. Там много травы и воды. Хорошее место для пастбища.

Элизабет поставила миску на стол и сделала глубокий вдох. Она старалась взять себя в руки, старалась не поддаваться отчаянию.

Все было хуже, гораздо хуже, чем она ожидала. Но ведь Джед предупреждал ее – только она не желала его слушать. Была уверена, что справится, и не предполагала, что ей придется жить… вот так.

И Джед привез ее сюда, выгрузил, точно ящик или мешок, – и тотчас же забыл о ней. Недолгая близость, возникшая было между ними в ту ночь, которую они провели в пещере, теперь исчезла без следа.

А была ли та ночь на самом деле?.. Или ей только показалось? Возможно, эта ночь – ее фантазия. Тогда ей в какой-то момент показалось, что она видит, нежность в глазах Джеда, что слышит в его голосе истинное чувство. Но, должно быть, он только жалел ее. И теперь ей придется терпеть не только его раздражение, но и жалость.

Через некоторое время мужчины умолкли, и Элизабет снова услышала шарканье ног. Должно быть, мужчины разошлись, чтобы заняться своими обычными делами.

Солнце еще не село, но в хижине уже стало темно. Элизабет осмотрелась в поисках спичек. Повсюду громоздились ящики, мешки и бочонки, выгруженные из повозки И вдруг она заметила стопку книг, перетянутую кожаным ремнем Встав на колени прямо на грязном полу, Элизабет распустила ремень. Среди книг оказались том Шекспира, сборник стихов, философские произведения Джона Локка и Руссо, „Приключенческие рассказы“ неизвестного ей автора и – о счастье! – два ее любимых романа – „Путешествие пилигрима“ Джона Беньяна и „Гордость и предубеждение“ Джейн Остин. Каждый раз, когда она прикасалась к обложкам, с души ее будто спадала тяжесть и на сердце становилось легче. Знакомые ощущения, возникавшие в столь чуждом ей и даже враждебном мире, казалось, связывали ее с покинутым домом и с привычным комфортом – ощущения, целительные для ее измученной души.

– Я подумал, что они вам понравятся, – неожиданно раздался голос Джеда. – Я знаю, какое удовольствие вам доставляет чтение.

Она повернулась к мужу. Лицо ее осветилось улыбкой, но улыбка тотчас же угасла – Элизабет вспомнила, что мужчины говорили о женщинах; глядя сейчас на Джеда, она не могла не вспомнить этот разговор.

– Да, вы правы, – ответила она, отводя глаза. – Я надеюсь, что эти книги доставят мне большое удовольствие.

Джед подошел к фонарю и чиркнул спичкой. Сначала фитиль вспыхнул ярко, но он тут же убавил пламя, и комната осветилась ровным неярким светом – фонарь явно нуждался в чистке.

Элизабет слышала мужские голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери. Звякнуло ведро, очевидно, задетое чьим-то сапогом. Негромко заржала лошадь.

Джед по-прежнему стоял у стола. Всклокоченный, без шляпы, он пристально смотрел на нее, и Элизабет, встретив его взгляд, сразу же поняла, что произойдет дальше. Сердце ее тревожно забилось…

Но ведь он ее муж. И они с ним – дома. Дверь можно закрыть, свет погасить, и тогда они останутся наедине.

Тут он взял ее за руку и подвел к кровати. Это была их первая брачная ночь – ее первая ночь в новом доме.

Безумие, охватившее их в рыбацкой хижине на берегу океана, казалось теперь чем-то бесконечно далеким и нереальным, казалось полузабытым сновидением. Внезапная вспышка страсти словно лишила их разума. И это стало причиной того, что она оказалась… здесь и была теперь женой совершенно чужого человека, незнакомца…

Да, она стала женой этого человека и прекрасно понимала, чего он от нее ожидает.

Джед смотрел на нее и ждал, когда в нем снова вспыхнет желание, терзавшее его прошлой ночью. Но сейчас, глядя на Элизабет, он видел лишь ее усталое лицо, ее неестественно расправленные плечи и глаза, полные ужаса. И не чувствовал при этом ничего, кроме вины перед ней и раскаяния.

Муж приблизился, и сердце ее сжалось. Он остановился в нескольких шагах от нее и окинул взглядом грязную, захламленную комнату. Когда же он снова посмотрел на жену, в его взгляде была печаль, – казалось, он просил у нее прощения. И было в его взгляде что-то еще, что-то непонятное…

– Элизабет… – Джед внезапно умолк, словно был не в силах говорить. Он протянул к ней руку, но тотчас же опустил ее. – Элизабет, сегодня я не буду ночевать в хижине.

Он взял свое одеяло и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Элизабет еще долго стояла посреди комнаты. Глаза ее наполнились слезами, и все окружавшие ее предметы были словно в тумане. Ей вспоминался погруженный в сумерки сад, она отчаянно цеплялась за это воспоминание, старалась удержать его перед глазами. Как же она решилась покинуть Спринг-Хилл? Как могло случиться, что все в ее жизни сложилось так ужасно?

Нет, не следует задавать себе подобные вопросы. С самого начала она навязывалась Джеду. И по доброй воле последовала за ним в Техас.

А теперь случилось так, что она стала его женой и он тяготился этим.

Вчера, когда они, укрываясь от дождя, расположились в пещере, между ними на какое-то время возникло чувство близости – как в самом начале их знакомства. Джед улыбался и говорил с ней, и казалось, что у него нет от нее никаких секретов. Ей стало так тепло и уютно с ним рядом… И она уплыла в сон в его объятиях, заснула под шум дождя. А сегодня Джед опять стал чужим, стал незнакомцем с холодным взглядом. И он еще раз напомнил ей об обстоятельствах, которые привели ее сюда. И выходит, что в их браке нет ничего прекрасного и романтического.

Элизабет подошла к кровати и начала раздеваться. Снаружи доносилось стрекотание сверчков, и было слышно, как мужчины встряхивают и расправляют свои одеяла. Она надела ночную рубашку и осторожно улеглась на жесткую коровью шкуру. Затем укрылась пыльным одеялом и прикрутила фитиль фонаря. И лишь после этого, свернувшись клубочком, наконец-то дала волю слезам.