"Сизигия" - читать интересную книгу автора (Коуни Майкл)

14

Иногда случайно удается совершить смелый поступок, хотя все инстинкты восстают против этого. Я оставил грузовик Фипса на месте и пешком направился к мосту. Я не смог бы так поступить, если бы не мысль о Джейн. Кроме того, хотя несколько дней назад я бы не поверил, что буду переживать за миссис Эрншоу, теперь я относился к старушке с глубоким уважением.

Жаль, что я мало знал ее раньше. Она ближе всех специалистов — включая Артура, Дона и меня — подошла к созданию системы, позволяющей победить Передающий Эффект. К сожалению, ее метод основывался на здравом смысле, а в таком своенравном поселке, как Риверсайд, здравого смысла, прямо скажем, не хватало.

Я не представлял себе, к примеру, чтобы Уилл Джексон сумел проанализировать свои тайные желания и примириться с ними, а также с желаниями окружающих. Он скорее съездит оппоненту по физиономии, и никакие рассуждения на помешают ему получить это животное удовлетворение.

Сегодняшние события совершенно ясно показали, что Разумы практически неуязвимы. Чтобы выжить, поселок должен приспособиться. Но как убедить в необходимости приспособиться человека вроде Уилла Джексона? Или, например, старого Джеда Спарка? Как столь разных людей за две недели превратить в нечто бескорыстное и доброе?

Я уже находился на мосту и осторожно пробирался между оставшимися после отлива кучами грязи, когда послышались крики в верхней части поселка. Собак спустили с поводка. Погоня началась.

Я подумал: вполне возможно, что миссис Эрншоу все еще целится в Джексона из автоматического пистолета, но лопнуло терпение у ожидавших на улице, далеко от дула, и они решили, что моя смерть важнее жизни Джексона. Его не так уж любили… В общем, они развернулись и помчались по верхней улице, подняв шум, как стая гончих, охваченная охотничьим азартом.

Таким образом, я успешно осуществлял терапию Передающего Эффекта, только мне от этого было не легче. В панике я обнаружил, что ноги у меня подгибаются, и поспешил вперед, изо всех сил стараясь удержать равновесие на скользкой дороге. Стоило мне в тот момент вывихнуть лодыжку — и я пропал.

Примерно в пятидесяти ярдах от моста, над лугом, была небольшая рощица с высокими деревьями и густым подлеском. Я рванул туда, скользя на мокрой траве. Через несколько секунд толпа добежит до конца улицы, откуда хорошо видны нижняя часть склона и луг за мостом.

Я добрался до рощицы с запасом в несколько секунд и с колотящимся сердцем рухнул на землю, укрывшись за густым кустарником. С низкой ветки на меня удивленно взглянул мохнатик; он обмахнул себя хвостом и вскарабкался на ветку повыше, обернулся и снова посмотрел ясным и тревожным взглядом. Раздвинув мягкие ветки куста, я осмотрел противоположный склон.

И тут они появились. Ком ненависти с воинственными криками вылетел с боковой улицы и в нерешительности остановился на углу, уплотняясь за счет напора отставших. Затем я услышал отдаленную команду, и они бросились вниз по склону к мосту.

Мне стало дурно. До меня доносились волны излучений их разумов абсолютно звериная жажда крови, как лазер, направленная на меня. Я не узнавал людей, с которыми еще совсем недавно был в приятельских отношениях; под влиянием Разума они ослепли и слились в одно злобное существо, одержимое манией убийства.

Напрасно я убеждал себя, что так лучше, что без объединяющей ненависти ко мне они, как голодные волки, набросятся друг на друга. Я перетрусил и уже жалел о своем решении, ибо не ожидал такой силы излучений. Сконцентрированная ненависть парализовала меня, как взгляд змеи. В тот момент я продал бы душу за несколько гранат…

Рядом с кустом раздался громкий хруст, и я сжался в ожидании удивленного возгласа какого-нибудь фермера, присматривающего за аркоровами. Послышались шум, сопение, и появился ворчун, за которым впритык следовали его отпрыски. Я схватил камень и запустил им в животное; оно удивленно хрюкнуло и убежало. Шумная компания по соседству была в тот момент совершенно некстати.

Спустившись вниз, толпа снова остановилась; одни смотрели вдоль причала, другие — в мою сторону. Я видел бледные лица на вытянутых шеях; кое-кто указывал куда-то, будто уже заметил меня. Выше по склону показалось еще несколько фигур; должно быть, миссис Эрншоу освободила заложников, и они спешили присоединиться к стае. Вдруг я вспомнил о следах, которые оставил на скользком иле на мосту. Толпа скоро обнаружит их. Пора уходить.

Я с облегчением встал на четвереньки, отполз назад, перекатился, развернулся и начал пробираться через рощу, оставляя между собой и набережной кусты повыше. Некоторые кусты роняли острые колючки, которые врезались мне в ладони и прокалывали брюки насквозь; я надеялся, что они не ядовиты. Значительная часть аркадийской флоры до сих пор толком не изучена.

В рощу у дальнего ее конца узкой полосой вдается луг. Я промчался по нему, как спринтер, и бросился в чахлую растительность на круче. Переведя дыхание, я открыл свой разум мыслям преследователей и прочитал злобную растерянность. Меня еще не увидели. Я прополз по-пластунски ярдов семьдесят вверх по склону и остановился, чтобы оглядеться.

Обнаружив мои следы, армия начала переправляться по узкому мосту. Некоторые несли палки, но ружей я не заметил. Им не терпелось догнать меня, и они даже не подумали, что я тоже могу быть вооружен. Я пожалел, что при мне нет хотя бы пистолета. Уже ясно слышались их голоса.

— Вон там он повернул направо. — Голос Уилла Джексона. — Он что, отправился по дороге к Мысу? Хочет добраться до своей лодки! Нам нужно спешить!

На это я и рассчитывал. Толпа устремилась по дороге. В пятидесяти ярдах подо мной маршировала нескончаемая колонна людей с напряженными лицами.

В это время я ощутил робкое прикосновение к щиколотке. Кто-то поглаживал мою ногу по голой коже выше носка. Я отодвинулся, и прикосновение сделалось неожиданно сильным, сковавшим ногу, как будто меня схватила нервная и влажная рука нимфомана. Я рванулся. Хватка стала тверже.

По моей спине потекла струйка холодного пота. Я медленно и осторожно повернул голову, стараясь, чтобы преследователи не увидели меня.

У меня под боком торчала липучка, тянувшаяся ко мне всеми своими щупальцами. Одна ее конечность — плоская, футов шесть длиной и дюйма четыре шириной — крепко держала меня за ногу, пока остальные подбирались поближе. Растение наклонилось ко мне; я мог заглянуть в слепую зияющую пасть на верхушке, которая колыхалась от движения щупальцев вокруг нее. У меня возникло жуткое, безумное ощущение, что эта гигантская сухопутная актиния облизывается в предвкушении.

Толпа удалялась. Еще одно щупальце робко и нежно обвило другую ногу, жадно заскользило по телу и пробралось вверх, сжав мое бедро в омерзительном, осторожном объятии.

Я отчаянно дрожал и тихонько стонал от ужаса и отвращения, и это, конечно, могли услышать…

Но вот последний враг скрылся за деревьями. Я откатился в сторону, выхватил нож и принялся лихорадочно обрубать мерзостные ростки. Даже отсеченные, они еще извивались, как змеи, у меня под одеждой. Я сорвал с себя брюки и счистил эту гадость с кожи. Потом повалился на землю, и меня вырвало. Потом еще раз…

Через некоторое время мне удалось успокоиться и обдумать положение. Никакого плана у меня не было. Я предположил только, что толпе понадобится не меньше часа, чтобы добраться до Мыса, обнаружить, что меня там нет, вернуться к мосту и решить, что делать дальше.

Я даже подумал, не сделал ли я ошибку — может быть, в конечном счете, стоило взять „Карусель“ и некоторое время подрейфовать вдали от берега, при этом, чтобы не спадало напряжение, время от времени показываясь в Дельте.

Но они могли организовать погоню на траулерах, и я не ушел бы от их рычащих дизелей со своими пятью с половиной лошадиными силами. В тот момент мне не пришло в голову, что я могу угнать один из траулеров.

Какое-то время я смотрел на поблескивающие купола поселка, обдумывая следующий шаг.

Поначалу на улице никого не было видно, и пустынный средь бела дня поселок казался брошенным. Через несколько минут появились люди. Они двигались устало и замедленно, словно в шоке.

Это были устоявшие против массового психоза, и мне хотелось понять, какой неизвестный блок им удалось установить в своем сознании. Возможно, они рассуждали в том же духе, что и миссис Эрншоу, или, возможно, им удалось загипнотизировать себя до состояния эйфории, сквозь которую волны излучений не проникали. Я жалел, что не знал этого. У любого из них могло оказаться решение проблемы, угрожавшей Аркадии…

Вскоре на склоне показались три человека; по небрежной походке и взрывам донесшегося до меня беспричинного смеха я узнал Минти и его банду.

Я не понимал Тома Минти. Иногда мне казалось, что он — враг, но когда меня преследовали, он отчасти принимал мою сторону. По-видимому, вопреки моему первоначальному мнению, он с друзьями оставался сторонним наблюдателем — нейтралом. Они проявляли интерес к происходящему, их забавляла его нелепость, но сами они ни в чем не участвовали. Я им не доверял.

Они с целеустремленным видом припустили вниз по склону. Наверно, искали меня, но не бросились сломя голову к Мысу, как остальные.

Я снова начал карабкаться вверх по круче и вскоре взобрался на хребет, тянувшийся параллельно Дельте до самого Мыса. Хребет покрывала лишь редкая трава, почти выеденная аркоровами. Кромка хребта была сглажена гуляющими здесь ветрами, немногие низкорослые деревья приобрели летящие, обтекаемые аэродинамические очертания.

Я спустился по дальнему краю хребта и, оказавшись вне поля зрения поселка, побежал по склону, спускаясь к морю. Слева склон переходил в широкую равнину с пятнышками куполов сельскохозяйственных лабораторий и независимых ферм.

Петляя по полям и отчасти следуя направлению одного из притоков реки, дорога вела под уклон и заканчивалась у подножия склона в полумиле впереди. Там виднелась кучка запущенных строений — резиденция покойного Блэкстоуна — и длинный шрам гранитной каменоломни.

Я бежал вперед; солнце клонилось к закату, и эта сторона хребта находилась в тени. Вскоре я уже карабкался по крутому склону над каменоломней, обходя ржавую проволочную сетку, воздвигнутую фермером в тщетной попытке оградить аркоров от самоубийственных попыток попастись над тридцатифутовым обрывом.

Неожиданно я оказался на открытом месте, откуда было видно море, снова полез наверх, добрался до гребня хребта и осторожно высунул голову.

Толпа нерешительно топталась на берегу у края утеса, наблюдая, как с берега сталкивают шлюпку. В ней сидело четыре человека. За ними в лучах низкого солнца отливало вороненой сталью море, и на гладкой поверхности воды резко выделялись темные тени траулеров, одинокие и брошенные, словно после кораблекрушения. Вскоре люди уже забирались на борт моей „Карусели“. Смешно, но это меня разозлило.

Не обнаружив меня, они вновь спустились в ялик и погребли к берегу. Оставшиеся возле утеса сердито кричали; они хотели, чтобы люди в ялике поднялись на каждый траулер и тщательно его обыскали. Со шлюпки слабо слышались голоса.

Я догадывался, что произошло. В спешке и гневе от того, что не нашли меня у Мыса, они поплыли на шлюпке, не обдумав ситуацию. Поднявшись на борт „Карусели“, они наконец сообразили, что меня там не может быть, потому что у Мыса всегда находилась только одна шлюпка. Если бы я оказался на любом из кораблей, то ее бы не было на берегу. Эти люди знали все о море и обо мне; они должны были догадаться, что я ни за что не стал бы добираться до лодок вплавь, тем более что вода кишит чернугами, а ялик под рукой. Они напрасно теряли время. Толпа на берегу этого не поняла и разъярилась от того, что остальные так скоро сдались.

Лодка пристала к берегу, людей втащили на вершину утеса, и началась ожесточенная перебранка. Женщины размахивали кулаками и пронзительно ругали мужчин; мужчины у маленького крана угрожающе наступали на возвратившуюся абордажную команду. Дело принимало скверный оборот.

Я услышал тихие шаги за спиной, и горло у меня сжалось.

— Занятное зрелище получилось, а, профессор? — Благодушный голос Минти прозвучал в моих ушах похоронным колоколом.

Все трое — Минти, Йонг и Спарк — стояли сзади. Они посмотрели на меня. Потом их взгляды обратились к вершине утеса в сотне ярдов от нас.

— Того и гляди начнется потасовка, — заметил Минти. — Подумаем над этим хорошенько, мальчики, ладно? Людям нужен только вот этот профессор. И лучше бы им получить его поскорее, пока никто не пострадал. Так?

В знак согласия двое других по-волчьи оскалили зубы.

— Вот это да! Вы только посмотрите! — воскликнул Минти.

Началась драка. Гул толпы усилился, и до нас донесся вихрь излучений. Юноши стояли надо мной и наблюдали с абсолютным спокойствием.

Послышался стон отчаяния, и какая-то фигура, загребая руками воздух, бесконечно долго шаталась на краю, пока не упала и не исчезла из виду. Мне стало дурно. Эта смерть была на моей совести.

— Правильно, парни, — сказал Минти. — Идем вмешаемся, пока никого больше не убили. Увы, ничего не попишешь. Надо защищать человеческие жизни.

Трое юношей с воплями помчались вниз по склону, а я смотрел на них, ослабев от отчаяния. Внимание толпы мгновенно переключилось. Головы повернулись, участники сражения прервали драку. Минти и его друзья пробились в центр; я услышал взволнованный голос Тома, но не мог разобрать слов. Мне оставалось только ждать. Теперь я не надеялся убежать.

Минти показывал рукой назад, на дорогу. Несколько человек побежали, остальные задержались, чтобы дослушать Минти, и затем последовали за первыми. Вскоре человеческий поток унесся назад, к поселку.

Минти дезинформировал их, послав в ложном направлении. Почему? Недоумевая и радуясь одновременно, я встал и направился к каменоломне.

Каменоломня представляла собой клиновидное углубление шестьдесят футов в длину и ширину и тридцать футов в высоту, прорубленное в склоне холма.

Пока я спускался, за ноги меня цепляли липучки, и я невольно вздрагивал. На дне каменоломни валялись разрозненные детали заржавевшего оборудования — давно заброшенное наследство тех времен, когда строилась дорога на материк и спрос на щебенку обогатил предшественника Блэкстоуна.

С тех пор ферма непрерывно ветшала. Крытые досками, изношенные, строения стояли тылом к каменоломне. Почерневшие доски отставали от стен, и щели были заделаны где кусками брезента, прибитыми гвоздями, а где вызывающе белыми листами фанеры. Аналогичные заплаты украшали единственный маленький купол амбара.

Я не сомневался, что ферма безлюдна. В рамках нового понимания честности, которое внушила мне миссис Эрншоу, я не чувствовал вины за то, что устрою себе здесь временное убежище.

На склон давно опустились сумерки, и среди деревьев, наугад прочесывая вечерний воздух, как летучие мыши в поисках мелкой добычи, кружили и взмывали вверх маленькие треугольные паутинки „воздушных змеев“.

Скопление хибар и сараев выглядело зловеще, но это было к лучшему. Многие колонисты невероятно суеверны, и я не сомневался, что никто не станет рыскать здесь ночью после смерти фермера.

Я распахнул дверь, вошел, зажег спичку и огляделся. Пахло прокисшей едой. Большая объединенная кухня-гостиная полностью соответствовала моим представлениям о хозяйстве человека, не пожелавшего или не сумевшего купить пермопластовый жилой купол.

Нагромождение древней рухляди, посеревшие от смывания плесени стены, украшенные несколькими выцветшими картинками из журналов, потертый коричневый ковер, покрывающий большую часть пола. На столе среди остатков последнего завтрака Блэкстоуна стояла настольная лампа; я зажег ее и поднялся в спальню.

Она была бедно обставлена, но чисто прибрана, и я задернул занавески перед дальнейшим осмотром. Опасность, что кто-нибудь заметит свет с дороги и расскажет об этом в поселке, оставалась.

Кровать покойный владелец утром застелил. Обыскав ящики серванта и шкаф в тщетной надежде найти ружье, я лег и через несколько секунд уснул.

Утром меня разбудил вой живности под окном. Этого я не ожидал. Животные, конечно, привыкли к какому-то распорядку кормления и доения, но я ничего не понимал в фермерских делах. Пока я лежал в кровати и комнату освещало утреннее солнце, мне пришло в голову, что об этом мог подумать и кое-кто другой. Вполне возможно, какая-нибудь добрая душа из поселка — там еще могли остаться такие — решит встать пораньше и прийти сюда, чтобы присмотреть за животными, пока имущество не распродадут. Значит, они скоро будут здесь.

Торопясь, я в последний раз безуспешно обшарил глазами спальню и спустился вниз, но и там не обнаружил никакого огнестрельного оружия фермер, похоже, был пацифистом.

Зато я нашел кое-какую провизию и приготовил обильный завтрак из ветчины, яиц, колбасы и прочего, до чего сумел добраться, чтобы подкрепиться перед предстоящим долгим днем на свежем воздухе. Ветчина домашнего соления имела горьковатый привкус, и я поколебался перед тем, как съесть ее. Это было мясо ворчуна, а не адаптированной земной свиньи. Хотя оно совершенно безопасно, существует предубеждение против употребления аркадийского мяса.

Я решил, что не имеет смысла прибирать за собой, бросил в сумку несколько оставшихся кусков и вышел. Приоткрытая задняя дверь выходила на маленький двор, защищенный навесом; я увидел, что один из сарайчиков похож на мастерскую, вошел туда и обыскал ящики верстака. Среди множества разнообразных предметов не нашлось ничего подходящего беглецу.

Все же я взял короткий нож, похожий на кинжал, и заткнул его за пояс. Потом заглянул в единственный купол и увидел кучу набитых мешков.

На куче, целясь мне в живот из пистолета, сидел Том Минти.

— А, профессор, — весело приветствовал он меня. — Рад встретить вас здесь. Садитесь, если желаете. Я хочу с вами поговорить.