"Человек с того света" - читать интересную книгу автора (Аскеров Лев)

II (начало)

Всю дорогу до аэропорта Фолсджер думал о странностях, происходивших с письмом Банга. О трюке тут и речи не могло быть. Ни один фокусних не изобразит такое. Разгладив на дипломате листок, он с придирчивой внимательностью стал изучать текст… Строка к строке. Зазор между предложениями самый обычный. Вписать туда можно было бы разве одну буковку. Ничего не дало и то, что он смотрел на написанное, то и дело меняя ракурс и угол зрения.

Лупа тоже не обнаружила никакого подвоха. Пару любопытных признаков, правда, он нашел. Они таились в самом листе. Казалось бы, прозрачный и белый, он не пропускал сквозь себя солнечных лучей. В такой смело можно было бы заворачивать фотопленку. И еще бумага обладала редкой прочностью. Чтобы оторвать от нее уголок, Бену пришлось изрядно помучиться… Но это нисколько не проливало свет на таинственность появления и исчезновения в нем невидимых Фолсджером строчек.

Молча следивший за манипуляциями Фолсджера, шофер неожиданно ляпнул:

— Какой приятный салатный цвет у этой бумаги.

Фолсджер с недоумением повертел ее перед собой. Напротив, она была белой, с явно розоватым отливом.

— Салатный? — переспросил Бен.

Водитель кивнул. И тут Фолсджера осенило.

— Останови машину! — приказал он.

Съехав на обочину, автомобиль замер. Неподвижно глядя перед собой, застыл и шофер. Бен протянул ему письмо Банга.

— Читай вслух!

— Сэр, мне это не нужно… Я не заглядывал в него, — отшатнулся водитель.

— Мне это нужно!.. И не бойся. В нем никакого секрета… Только вслух.

— Слушаюсь, сэр.

Бен был оглушен. Нет, даже не то. Его будто контузило. Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Подняв наконец отяжелевшие руки, он с силой потер виски. Придвинувшись к водителю и сглотнув застрявшую в горле слюну, выдавил:

— Снова читай. Только по строчкам води пальцем.

Дрожащий от страха голос шофера заполнил салон машины. «Уважаемый!..» «Дорогой Фолсджер», — упущено, — отметил он.

А дальше… Дальше перед глазами выплывали титры совершенно иного содержания, но написанные тем же знакомым Бену почерком.

Фолсджер выхватил у шофера письмо, надеясь успеть прочитать самому. Но на листе стоял прежний, хорошо знакомый ему текст.

— Вы очень набожны, наверное? — после долгого молчания поинтересовался он у водителя.

— Да, сэр, ведь верить больше некому и не в кого.

«То-то я смотрю от письма запахло ладаном», — подумал Бен, грустно глядя на дорогу.

Он кое о чем начинал догадываться. Терье ему что-то говорил о такой штуке. Но тогда Фолсджер и чихать не хотел на заумные разглагольствования своего нового приятеля. Наверное потому, что многое не понимал, а если по правде, то вдаваться в бредни, какие тот нес, было недосуг… «У всек глаза, но взгляд с изъяном. Лишь единицы видят мир таким, какой он есть на самом деле», — повторил Фолсджер и чуть было вслух не вскрикнул: «Так вот где собака зарыта!»

Любой, кому быон не дал, лежащий у него сейчас в кармане листок с написанным Терье текстом, прочтёт его по-своему — в зависимости от того, как видит мир, ощущает себя в жизни и жизнь в себе, как относится к людям и они к нему…

И секрет весь в бумаге, которую Банг покрыл придуманной им эмульсией. Она так въелась в фактуру листа, что сквозь него не пробивается свет и его трудно надорвать Но не для этого, конеч-но, Терье готовил эмульсию. Секрет её похитрей. Она возбуждает-ся от того самого «взгляда с изъяном», о котором пишет Терье.

Кто-кто, а Фолсджер знал, что имел в виду Банг под «изъяном во взгляде». Это не взгляд кривого на один глаз. Это то, как человек видит и понимает окружающее. И наконец его личное время. Не свободное, а то, в котором он живет. Сам Терье не раз расска зывал ему об этом. И доказывал тоже.

Первая их встреча, как, впрочем, и разговор между ними состоялась при весьма странных обстоятельствах. Внешне они странными не были. Ну что, собственно, необычного в том, что в остановившейся машине мирно беседуют два молодых человека? И всё-таки до сих пор, хотя прошло уже немало времени, для Фолсджера осталось загадкой, как этот блинолицый, с маленькими серыми глазками и жёлтыми свалявшимися патлами появился у него в машине. От удивления Фолсджер аж подпрыгнул, больно ударившись коленом о руль.

— Ты откуда? — потирая ушибленную кость, прошипел Бен.

Незнакомец молчал. Тоже, видимо, соображал: откуда он здесь взялся? Фолсджер внимательно осмотрел салон. Двери «ягуара» — на замке. Без отмычки в него не забраться. Сработала бы сигнализация. Но Фолсджера разбудила не сирена. Что-то извне, но не сирена… Какой-то странный сон…

…Вроде он не в машине, а на своей яхте и её ни с того ни с сего тряхнуло так, что он чудом не свалился за борт. Потом донёсся всплеск воды, чье-то хлюпающее барахтание и будто отчаянный зов захлебывающегося человека… Фолсджер одним броском попытался выпрыгнуть из каюты на палубу, как это всегда делал на своей яхте, но не рассчитал и сильно ударился. Ударился о ступеньку. Глаза открыл от резкой боли в колене. Ни яхты, ни моря, Все та же поросшая по краям густым высоким кустарником проселочная дорога на склоне горы, куда часа три назад вбежал «ягуар», чтобы отдохнуть самому и немного дать соснуть своему неистовому ездоку… Все то же, да не то.

Никаких ступенек взбегающих вверх на палубу перед ни не было. Перед ним — баранка руля его «ягуара». Об нее то он и ударился коленом…

— Откуда, я тебя спрашиваю? — снова рычит он в блинообразное лицо незнакомца, выхватив из-под сидения пистолет.

По лицу незнакомца маслом расползлась простодушная улыбка. Она успокоила Бена. Бен небрежно откидывает пистолет на соседнее сидение, но глаз с блинолицего не спускает. Незнакомец поднимает большой палец к потолку и негромко произносит;

— Оттуда… — И все так же тихо объясняет. — Меня можно поздравить с удачным приземлением… Теперь я — Терье Банг, норвежец, уроженец города Ларвик, 37 лет, одинок, безработный инженер-химик…

Немного помолчав, добавил:

— Минуту назад по своему желанию расставшийся с жизнью. Разогнал машину и с обрывистого берега — в фьорд. Неподалеку от города Глом-фиорд, где искал работу.

Бен со смешанным чувством изумления и гнева уставился на благодушное блинолицее существо.

— Кто покойный? — машинально спрашивает Фолсджер.

— Тот, кто утонул в студеном фьорде, — грустно отзывается Терье.

«Мои извилины мотает», — решил про себя Бен и, изогнувшись, с возгласом: «Сейчас сам станешь покойником!» — протянул руки к горлу неизвестно как и откуда свалившегося ему в машину норвежца.

— Мистер Фолсджер, я вам не морочу голову, — не двигаясь, произносит норвежец. — Успокойтесь… Все очень просто. Впрочем, для вас не совсем. То есть, совсем не просто… Однако, извольте…

И Терье Банг стал рассказывать о себе. Выходило, что он никакой ни Терье и не какой-то там скандинавец, а совершенно из другого мира, где и зовут его иначе и выглядит он вовсе не так. Прибыл он сюда весьма странным способом. Их средства передвижения не похожи на наши. Вернее, не средства, а средство. Одно. Они манипулируют временем. Ездят на его загривке…

Оказывается, мироздание представляет из себя концентрические круги разных видов времени. Только в поясе этих кругов можно обнаружить разумную жизнь… Судя по объяснениям Терье, население одного вида Времени не может воспринимать братьев по разуму, живущих в среде иных структур времен. Они видят и понимают все сообразно своему времени, как впрочем и себя самих и все окружающее в собственной обители. Внепространственные контакты между разумными существами возможны. Но их решение не в преодолении расстояний, а в преодолении стены Времени…

Люди же Земли, по мнению Банга, исключают этот основополагающий фактор Времени и признают в нем только физическое свойство, с которым борются. Стремятся, например, придержать его, чтобы продлить жизнь или, наоборот, опередить, работая над технологией своих летательных аппаратов, и так далее. В этом заблуждение землян.

Не верящий ни в бога ни в черта Фолсджер не раз подумывал о том, что этот милейший бардак, называемый жизнью, всего лишь временное пристанище людей, жалкая пародия на настоящую жизнь разумных людей, а смерть, какой бы страшной она не казалась — путь к ней. И люди в представлении Фолсджера, здесь, на земном шарике, как в предвариловке ошалело пучатся и пыжатся от непонимания того, почему и как они здесь оказались. Откуда они вообще? Что было до этого и было ли оно? И что ждет их… Не видя выхода, да и особо не утруждая себя поиском его, они, охваченные стадным психозом, теряют разум. Устраиваются, кто как может. Плевать им на ближнего. Плевать на всех и вся. Лишь бы был «Я». Лишь бы выжить, да пожить от души. А крест-то один. Один на всех. Сегодня некто тебе подобный, изнывая, тянет его тяжелую часть, а завтра под ней окажешься либо сам, либо плоть от плоти твоей — сын или дочь твои. От сумы и тюрьмы никто не застрахован.

И вообще, где тяжело, а где легко под крестом? Может ли кто сказать об этом что-нибудь вразумительное? Под ним все относительно.

И все-таки Фолсджер был убежден, что в этой предвариловке существует нечто такое, лежащее под самым носом, чего люди не видят. И именно это самое Нечто и может сделать милейший бардак, называемый жизнью, заведением более пристойным. Стоит лишь пошире открыть глаза.

И вот перед ним сидит человек, который указывает на то самое заветное Нечто. Какая разница откуда он — с Того Света или из преисподни. Главное, он говорит дельные вещи. И пусть Бена раздерут черти, если в словах этого субъекта нет сермяжной правды…

Время! Ведь это та самая «Эврика»! Что оно такое? Изучали?! Нет. Человек Земли ни черта не знает о нем. Не знает, что оно из себя представляет. Насколько оно богато и разнообразно. Как протекают процессы внутри него и воздействуют ли они на бытие человека. Какова взаимосвязь времени Земли с Временами других пространств. Какие реальные возможности в поисках братьев по разуму открывает человеку этот механизм взаимодействия…

Да пропади пропадом всякая внеземная цивилизация! Кому она нужна, когда кругом столько дерьма?! Главное — другое. Что оно, Время, может дать на Земле. Кто задумывался? Да никому и в голову не приходило!

А если этот блннолицый скандинав прав? И если действительно, как утверждает он, чтобы человек стал лучше, следует в пучке его времени возбудить нить, совпадающую со временем нормальных людей? Людей со здравым рассудком, с добрым сердцем… То тогда… Тогда жизнь наверняка станет человеческой. Одинаковыми люди не станут конечно. Станут понятливее, совестливее, милосерднее.

«Милосерднее»… — повторил про себя Бен и подумал, что слово больно проповедническое и перед ним сумасшедший миссионер, которого он как последний идиот, развесив уши, слушает уже битый час. Хотя ему давно следовало быть в пути.

— Ну всё?! — спросил он умолкнувшего незнакомца.

Тот вскинул белесые брови.

— Все, спрашиваю?. Довольно сказок! Теперь проваливай! Фолсджер решительно открыл дверцу Ягуара.

— Три! — засмеялся Терье.

— Что «три»? — опешил Бен.

— Ты уже трижды собирался меня прогнать, — объяснил Терье. — Первый раз наставил пистолет…

Бен скосил глаза на соседнее сидение. Кольт лежал на том, месте, куда он его кинул.

— Потом, — продолжал Банг, — тебе пришло в голову задушить меня. Но твои руки вместо того, чтобы вцепиться в горло, стали ощупывать мои карманы. Ты искал сигареты. Покойный, ну тот, вместо которого я сейчас, курящим не был. Я тоже не курю…

Бен посмотрел на зажатую в пальцах сигарету. Запах вьющегося дымка показался ему немного странным. Он полез в карман, куда опустил взятую у блинолицего пачку «Честерфилда». Надпись на коробочке объяснила Бену необычность запаха тлеющего табака. «Изготовлено в Хельсинки по лицензии…»

— А это что? Не сигареты? — ехидно протянул он, повертев пачкой перед носом миссионера с Того Света. Терье кивнул.

— Пришлось заставить Банга вернуться и купить их для тебя, — небрежно бросил он.

— Ври да не завирайся! Ты же сказал, что он окачурился. Не мог же ты…

— Мог, — невозмутимо перебил Терье. — Заставил же тебя отказаться от покушения на мою жизнь.

— Вот как?! Ну что ж, берегись! — Задетый за живое взвился Фолсджер.

Выскочив наружу, он с бешеной силой распахнул дверцу, за которой сидел Терье и… остановился. Потирая лоб, он словно спрашивал себя, что ему здесь было надо? Ведь зачем-то он сюда спешил?

— А да! — вспоминает Бен и, потеряно улыбаясь говорит:

— Со мной такое бывает… Забываю на ровном месте.

Потом, показав на ногу, пожаловался: — Колено болит. Сильно ушиб… Подай аптечку. Она у тебя за спиной.

Усевшись на место, Фолсджер задрал штанину.

— Ого! Вот синячище! — приглашая своего спутника к сочувствию, присвистнул он.

Но Терье на жалобу не отозвался. Он во все глаза смотрел на хорошо просматриваемую отсюда бетонную дорогу. С одной ее стороны мчалась оранжевая «тойота», с другой — на встречу ей несся голубой рефрижератор.

— Сейчас произойдет несчастье, — прошептал Терье.

— С чего бы?

— Водитель легкового автомобиля не видит рефрижератора. Дороги не видит.

— Спит что ли?

— Нет. Он в другом времени. Кстати, он прекрасно видит дорогу. Этот же самый ее отрезок. Но он перед ним совершенно пустой. Такой, каким был вчера. Женщина, к которой он сейчас спешит, и которую не чаял добиться, где-то здесь поцеловала его. Между тем оранжевый штрих «тойоты» уже было проскочил грузовик. И тут, едва заметно вильнув, «тойота» сдуру «клюнула» колесо рефрижератора. Фолсджер зажмурился. Чудовищная сила подкинула неосторожную легковушку в воздух, перевернула ее, ударила оземь и кувырком пустила к подножию горы, сдирая с нее как кожуру с апельсина — двери, крылья, капот. А потом — хлопок, вспышка и озверелый язык пламени.

— Боже! — ужаснулся Бен.

Охромевший голубой рефрижератор, проковыляв метров тридцать, медленно и тяжело бухнулся на бок. Плоская морда его судорожно дернулась, неестественно вывернулась, и, приподнявшись над землей, пучеглазо установилась на свое парализованное туловище… Безлюдная, казалось бы, местность огласилась криками, сбегавшихся к месту происшествия людей.

— Твоя работа? — подозрительно глядя на своего странного пассажира, спросил Фолсджер.

— Нет, — спокойно ответил тот.

— Сейчас здесь будет полиция, — задумчиво говорит Бен. — А она мне ни к чему.

— Да, некстати, — согласился Терье и деловито добавил:

— Тебя не должны здесь взять.

Занятый мыслями о своем спасении, Бен тогда не придал значения словам Банга. Ему надо было как можно быстрей уносить отсюда ноги.

— Сделай что-нибудь. Докажи, что ты с Того Света, — попросил Бен.

Терье кивнул. А в следующее мгновение, показывая Бангу свое колено, Фолсджер произносит: «Ого! Вот синячище!» Сказал и поймал себя на мысли, что он, кажется, уже говорил однажды это не то Терье, не то кому-то другому. И это было точно в такой же обстановке. В его «ягуаре».

Бен поворачивается к молчащему Бангу. Тот по-обидному равнодушен к его болячке. Ему, видите ли, интересней смотреть на дорогу.

— Вот несутся, — бормочет Терье.

Бен тоже смотрит туда. По бетонке цвета волчьей шкуры с одной стороны по-сумасшедшему катит оранжевый овал, имеющий силуэт Тойоты, а с другой, будто ужаленный, ревет и несется голубым носорогом рефрижератор.

«Для миссионера с Того Света эти железные игрушки интереснее, чем человеческая боль», — с досадой думает Фолсджер, расправляя задранную штанину. Ничего не говоря, Бен заводит мотор и, сдерживая на спуске своего норовистого «ягуара», направляет его к шоссе. Скрипя по гравию крутого проселка, «ягуар» недовольно фырчит и ёрзает. Ему бы снова сорваться с места и лететь. Как из Нью-Йорка — легко и мощно. Фолсджер тоже этого хочет. Пожалуй, не меньше «ягуара».

Машине-то что? Дави, на газ и все дела. А он устал. Ему нужно было хотя бы с часок соснуть. Шутка ли, почти восемь часов без передыха, если не считать одной богом забытой заправочной станции, где он наспех опрокинул в высохшую глотку банку кока-колы, разогнал быстрой зарядкой кровь и снова нырнул за руль… Нет, дальше ехать было невозможно. До Хьюстона еще столько, сколько он проехал. Если не больше. И как «ягуар» не упирался он загнал его в густую зелень, что покрывала склон облюбованного им холма. Здесь-то ему и выпала эта честь познакомиться с Человеком с Того Света — Терье Бангом.