"Дина. Чудесный дар" - читать интересную книгу автора (Каабербол Лене)

Незнакомец из Дунарка

Было ветрено, и ветер рвал оконные ставни так, что они хлопали. Матушка принесла большую лохань и поставила ее перед очагом в кухне; наконец-то мне удалось и отмыться дочиста, и согреться.

Промывая свои слипшиеся волосы, я размышляла о том, удастся ли когда-нибудь избавиться от вони, пропитавшей мой зеленый шерстяной плащ. Откуда мне было знать, что вскоре от него будет пахнуть куда хуже, и что к тому времени я стану поразительно равнодушна к этому запаху и вообще махну на все рукой.

После ужина матушка дозволила нам на закуску запечь в очаге яблоки. Вскоре по всей кухне распространился чудесный, ядреный, пряный аромат, и я почувствовала себя капельку лучше. Все было почти как раньше. Почти все, да не совсем – мое новое оловянное украшение тяжело и чуждо билось при каждом движении на груди, напоминая: время моего ученичества началось.

– Что с тобой нынче стряслось? – спросил Давин.

– Расскажу об этом завтра, – пообещала я, плотнее укутывая плечи старой синей материнской шалью. – Сейчас я просто не в силах…

Давин больше ничего не сказал. Он только кивнул. Одна из светлых сторон его характера – иногда он и вправду умеет вовремя сообразить, что надо промолчать.

Страшила, наш огромный серый волкодав, посапывал, лежа как бревно на лоскутном одеяльце перед очагом. Мелли забралась к матушке на колени.

– Расскажи о Зимнем Драконе, – потребовала она.

– Не сейчас, Мелли!

– А когда?

– Быть может, когда пойдешь спать. Если только не будешь болтать всякий вздор.

Присев на скамью у стола, мама принялась надписывать красивые наклейки к заготовленным этим же днем бутылям и банкам. Яблочное сусло и грушевый сок, чернобузинное вино и шиповник, выстроенные рядами на кухонном столе, поджидали, когда очередь дойдет до них.

Страшила вдруг поднял голову и тихонько гавкнул: «Гав, гав! Ур-р-р!»

В дверь постучали.

Какой-то миг мы все сидели молча – все, кроме Страшилы, тот вскочил и, с трудом переступая на оцепенелых лапах, направился к черному ходу. Тут мама моя вздохнула и отложила перо в сторону.

– Спокойно, Страшила! А ты, Давин, отвори дверь, – сказала она.

Мой старший брат, отдав мне свою палочку с насаженным на нее печеным яблоком, встал.

– Мало того, что они приходят днем, – раздраженно пробормотал он, – так еще и на ночь глядя!..

– Давин!

– Да, да, иду!

Я была почти уверена, что это заявился отец Силлы. Но человека, возникшего на пороге, когда Давин отворил дверь черного хода, никто из нас прежде не видал. Но в этом не было ничего удивительного – к матушке приходило столько чужаков! Порой они нуждались в знахарке, мудрой провидице, в совете и помощи. Матушка была на редкость сведущей в растениях и целебных зельях для души и тела. А иногда – к счастью, куда реже – возникала нужда в Пробуждающей Совесть, и они уводили ее с собой.

– Мир дому сему! – приветствовал нас чужак и покосился на Страшилу, доходившего ему почти до пояса.

– Мир и тебе, – ответствовала матушка. – Заходи побыстрее в тепло. Пес ничего дурного тебе не сделает.

– Спасибо, – поблагодарил чужак, откидывая капюшон. – Но у меня к тебе спешное дело. Ежели ты, вообще-то, Мелуссина Тонерре!

Его волевое, строптивое лицо, обрамленное прядями мокрых черных волос, прилипших ко лбу, было бледным. Он выглядел как человек, которому пришлось долго и трудно скакать верхом.

– Это я. А твое имя?

– Я явился сюда не от своего имени, – сказал он, упорно избегая открыто встречаться с ней взглядом. – Я прискакал из Дунарка с грамотой от Дракана.

Вестник, пожалуй, не мог этого заметить, но я-то почувствовала, что матушка, услыхав его слова, вся оцепенела и напряглась.

Дунарк был расположен на побережье, оттуда до Березок немалый путь. Вряд ли незнакомец устремился бы в такую даль, коли требовалась просто целительница. А Пробуждающую Совесть призывают лишь тогда, когда совершено преступление.

– Позволь взглянуть! – молвила она.

Человек из Дунарка высвободил из-за пояса продолговатый кожаный футляр и протянул его моей матери. Я увидела на красной сургучной печати, запиравшей футляр, герб города – ворона, над морской волной.

Матушка разломила печать и вытащила из футляра свиток. Разгладив его, она поднесла грамоту к свету, чтобы прочитать ее. Мягкие отсветы масляной лампы сияли на ее блестящих золотисто-каштановых волосах, на узких длинных пальцах, державших свиток. Только лицо ее оставалось в тени.

– Вот как! – вымолвила она, дочитав до конца. Голос ее приобрел жесткое звучание, словно пришлось напрягаться, чтобы не чувствовалось дрожи. – Да, пожалуй, нам лучше поскорее тронуться в путь!

– Нет! – закричала Мелли, крепко вцепившись в материнские руки. – Ты обещала… ты обещала рассказать о Зимнем Драконе!

Она заплакала, а я-то прекрасно знала, что это не только из-за истории о Зимнем Драконе. Мелли боится ложиться спать, когда мамы нет дома. Особенно если дует ветер, так что в доме все скрипит и потрескивает.

– Тесс, малышка, сокровище мое! – сказала матушка и, обняв Мелли, немного покачала ее, почти так же как до этого меня. – Давин расскажет тебе эту историю. А когда ты завтра на заре проснешься, я наверняка уже буду дома.

– У него не получится, как у тебя.

– На самом деле он расскажет еще лучше. А теперь веди себя будто взрослая девочка. Посмотри на Дину! Может, и она плачет?

Нет, я не плакала. Но после пережитого в этот день я ощущала себя точь-в-точь такой же маленькой и робкой, как Мелли, мне тоже хотелось прижаться к матери и крепко вцепиться в нее и плакать так долго, чтобы она уступила и осталась бы дома. Но только я этого не сделала. Ведь мне было почти одиннадцать лет, и я знала, что матушке надо ехать. Знала: она ненавидит все это и сделала бы все, что угодно, лишь бы побыть с нами, и уложить Мелли спать, и рассказать ей о Зимнем Драконе, который не умел спать летом.

– Идем, Мелли, – позвала я сестренку. – Думаю, твое яблоко уже испеклось. Хочешь, смажем его сверху медом?

К счастью, Мелли жуткая сластена!

– Много-премного меду, – обрадовалась она. – А еще в серединке – варенье!

Я посмотрела на матушку. Та кивнула.

– А в серединке – варенье! – повторила она. – Но не забудь почистить после этого зубки!

– Можно, Страшила будет спать рядом со мной? – спросила Мелли.

– Да!

– В кроватке?

– Да, в кроватке! Но сначала, Дина, пройдись по нему щеткой.

Матушка поднялась, взяла в углу возле очага свою нарядную черную шаль и повязала ее на плечи. Давин уже ждал, держа наготове ее теплый зимний плащ.

– Холодно, – произнес он. – Переночуй там, коли не распогодится. Мы справимся сами.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Знаю, что вы справитесь. Но нынче мне, пожалуй, больше всего хочется поскорее вернуться домой!

Она обняла его, и я увидела, что он уже одного с ней роста. С такими же золотисто-каштановыми волосами, такой же статный. Да и узкие кисти рук и ноги у Давина похожи на мамины, такие же тонкие и хрупкие, почти как у феи.

Мне казалось, что мы с Мелли более квадратные и неуклюжие. Матушка называла это – «здоровьем» и говорила, что в нас есть сила и крепкое земное начало. Однако же ныне мне хотелось бы походить на лесную фею, как и она. Да и кто, собственно говоря, определил, что волосы мои должны были черными и жесткими, словно хвост вороного? Если уж мне дано непременно унаследовать ее проклятый дар, почему ему не сопутствует хоть капелька ее красоты?

– Спокойной ночи, малышка, сокровище мое! – молвила матушка и поцеловала Мелли в щечку.

Мелли, протянув липкую от меда ручонку, обняла ее за шею. Она долго не отпускала маму. Но даже Мелли знала, что не стоит хныкать, все равно не поможет.

– Сразу же поезжай домой, – произнесла она с набитым печеным яблоком и медом ротиком. – И побыстрее!

– Так же быстро, как бежит Звездочка! – пообещала, улыбнувшись, мама. – Спокойной ночи, Дина!

Она обняла меня, и я ощутила, что она совсем немножко, едва заметно, дрожит. Я глянула на грамоту, которую она по-прежнему не выпускала из рук.

– Худо дело? – спросила я, да так тихо, чтобы не расслышала Мелли.

– Похоже, что худо. Но поглядим!..

– Поехать с тобой? Сдается мне… теперь, когда я твоя ученица и все такое…

Она покачала головой:

– Нет! Тебе и так нелегко пришлось нынче! А я позволю тебе начать, когда дело будет полегче… не такое серьезное, как это. – Она поцеловала мои волосы. – Позаботьтесь друг о дружке.

Страшила вилял хвостом и скулил, упрашивая взять его с собой. Но она, приподняв его морду, заглянула в золотистые глаза.

– Оставайся здесь! – наказала она. – И стереги моих детей!

Наш огромный пес заскулил снова, его хвост перестал вилять и расслабленно повис. Но он даже не попытался припустить за матушкой, когда человек из Дунарка открыл дверь. Тот пропустил маму вперед, а затем последовал за ней в дождливый вечерний мрак.

Мы смыли клейкий мед, перепачкавший личико и пальчики Мелли, помогли ей почистить зубки, убрать налипшие зернышки от малинового варенья и заставили ее прополоскать рот водой с мятой. Пока Давин рассказывал сестренке о Зимнем Драконе, я расчесала щеткой Страшилу. Мелли уснула вместе с псом, пристроившимся в изножье кроватки, стоявшей в боковушке, а мы с Давином долго бодрствовали и болтали. В конце концов я все-таки рассказала ему про Силлу.

– Силла – глупая гусыня! – твердо и выразительно заявил он. – Ты заставила ее хотя бы чуточку постыдиться своих поступков, и это только к добру! Даже братьям ее кажется, что с ней порой нелегко.

Обычно я радовалась тому, что Давин мой старший брат. Но только когда он не дразнил меня и не заводил со мной споров. В тот вечер, когда матушка уехала, а на дворе все время дул ветер и лил дождь, было так необычайно славно и надежно, что дома есть брат, что ему пятнадцать лет и он почти взрослый.

Когда огонь в очаге догорел, превратившись в серые и красные уголья, мы, ради тепла и чтобы не разлучаться, легли спать в той же боковушке, где и Мелли со Страшилой.

Я лежала в темноте, прислушиваясь к постепенно утихавшему шуму ветра. Дождь, барабанивший по крыше и ставням, также смолк. «Если будет вёдро, матушка вернется обратно уже нынче ночью», – подумала я как раз перед тем, как заснуть.

Но когда наутро мы проснулись, ее все еще не было.