"Ленточка на небосклоне" - читать интересную книгу автора (Лейнстер Мюррей)

II

Насущная и неразрешимая проблема может вызвать как в обществе, так и у отдельной личности неконтролируемое состояние затмевающей разум ярости, эмоциональное отрицание существования данной проблемы и целенаправленный поиск решения ее. В прежние времена первая реакция приводила к массовым вспышкам гнева и называлась «войнами». Вторая приводила к догматическим идеологиям, а третья создавала современную цивилизацию. Если две первые реакции когда-либо вернутся в общество, то… Фицджеральд. Практическое мышление

Посадка действительно была необычной. Можно даже сказать, несколько нервной. Силовое поле гигантской энергорешетки, устремленной в космос, как бы на ощупь «поймало» звездолет и очень неуклюже стало тянуть на погадку. Дальше было еще хуже: очевидно, тот, кто находился у пульта управления, понятия не имел о посадочном маневрировании. В какой-то момент температура обшивки звездолета начала быстро расти, и Кальхауну пришлось напомнить диспетчеру об осторожности. Ему даже не видна была планета, на которую он совершал посадку. Это вызывало раздражение.

Высота восемьдесят тысяч метров: исчезла из поля зрения полоска синего моря.

Высота тридцать пять тысяч метров: стали хорошо видны горные цепи и извивающиеся под самыми немыслимыми углами ледяные реки, которые при ближайшем рассмотрении оказались ледниками. Еще были видны пятна зеленой растительности. Одно из этих пятен, над которым висел корабль, и было посадочной площадкой с энергорешеткой в середине. Это мало напоминало привычный космопорт. Другое пятно было удлиненным и неровным, и над ним расстилался влажный туман. А третье пятно было почти правильной треугольной формы. Эти зеленые пятна отстояли друг от друга на много километров, причем последние два отделял от первого горный массив. И когда корабль спустился на поверхность этой загадочной планеты, горы полностью скрыли два зеленых пятна.

Кальхаун посмотрел на экраны: городов поблизости не видно, шоссейных дорог тоже. Планета представляла собой ледяной мир с пустынной землей, где вода не замерзала только на экваторе. Космопорт, если это место можно было так назвать, находился в снежной полярной долине.

Кальхаун застегнул ремни безопасности и взял на колени Мургатройда: звездолет дергался в разные стороны, пока тот неумеха за пультом пытался довести его посадку до победного конца.

Кальхаун увидел конструкции энергорешетки, и наконец «Эскулап 20» плюхнулся на землю. Кальхаун облегченно вздохнул, когда звездолет скорректировал свою посадку и аккуратно встал на хвостовые стабилизаторы после многомесячного полета в космосе.

Во внешнем микрофоне раздался голос. Медику даже показалось, что голос с некоторым облегчением произнес достаточно грозную тираду:

— Оставайтесь внутри корабля. Вы под прицелом нашего оружия. Вам нельзя выходить наружу, пока мы не решим, что с вами делать.

Кальхаун поднял брови: все складывалось так неожиданно. Он посмотрел на датчик измерения внешнего поля: силовое поле энергорешетки было отключено. Слова, только что им услышанные, вызвали недоумение: никто не смог бы удержать звездолет, если бы в силу чрезвычайных обстоятельств Кальхауну пришлось стартовать с недружелюбной планеты. Ему ничего не стоило бы исчезнуть из космопорта, избежав обстрела оружием, если здесь вообще было какое-либо оружие ближнего радиуса действия.

Он мог бы спокойно перелететь за горы, и никто бы его не остановил, но он вежливо ответил:

— Время терпит. Решайте, а я пока разомнусь.

Он встал с кресла и подошел к правому экрану. Картина, которую он увидел, повергла его в изумление.

Энергоустановка была явно устаревшего типа, представляя собой круглую конструкцию, составленную из стальных балок, уходящих высоко вверх. На этой конструкции были смонтированы причудливо изогнутые медные кабели, задача которых состояла в генерировании специального силового поля для посадки и отправки космических кораблей. Обычно такие колоссальные сооружения располагались в центре городского космопорта. Они откачивали энергию из ионосферы планеты для осуществления взлетно-посадочных операций и снабжения энергией всей планеты, а именно для промышленно-бытовых целей. Энергорешетка обычно устанавливалась на устойчивом монолите, выполненном из твердого материала. И еще одним важным условием при монтаже подобной установки было наличие места, предназначенного для хранения грузов.

Но здесь Кальхаун не увидел города. С одной стороны и в самом деле было здание диспетчерской службы. Оно было сооружено из каменного монолита, но к нему лепилось множество ветхих строений с покосившимися стенами и крышами, похожими на черепичные. На зеленой траве паслись коровы. Посадочная площадка космопорта служила пастбищем!

Кроме этого живописного нагромождения, поблизости не было ни жилых домов, ни других обычных для городского космопорта структур. Единственное шоссе, ведущее к энергорешетке, «стерлось», перестало существовать. Кальхаун прислушался к внешним микрофонам: ветер шелестел в железных конструкциях, и вдруг тоскливо замычала корова.

Кальхаун свистнул от изумления и, перейдя к другому экрану, задумчиво сказал, обращаясь к своему тормалю:

— Мургатройд, ты наблюдаешь в данный момент, если, конечно, наблюдаешь, одно из последствий человеческой ошибки. Я все еще не могу ответить на вопрос, где мы, потому что сомневаюсь в том, что эту часть Галактики вообще когда-либо снимали для звездных карт. Во всяком случае, я не прихватил с собой фотографий этого района космоса, чтобы сравнивать с теми, которые получил при панорамной съемке. Но могу с уверенностью сказать, что рейтинг этой планеты по возможности колонизации равен ноль целых ноль десятых, а это значит, что жить здесь, конечно, можно, но не разумно. Хотя люди поселились здесь и… сделали большую ошибку.

Он увидел вдали человеческую фигуру. Это была женщина, одетая в нечто длинное и бесформенное. Она подошла к коровам и что-то делала там.

Кальхаун продолжил, глядя на экран:

— Да, ошибка очевидна. И анализируя возможности совершения этой ошибки, я прихожу к мнению, что все это мне не нравится. Существует такое явление, как «синдром изоляции», Мургатройд. Синдром — это комплекс патологических изменений, которые появляются вследствие воздействия каких-либо стрессов. Для нас, людей, изоляция, одиночество — страшно. Ты, Мургатройд, помогаешь мне не чувствовать себя изолированным от общества. Но я бы не смог очень долго существовать в оторванности от мира, даже в твоей приятнейшей компании. Группа людей может выдерживать изоляцию от всего остального привычного им мира дольше, чем один человек. Но существует предел и для малой группы.

«Чи», — подтвердил Мургатройд.

— В данном случае мы имеем специфическую проблему, представляющую угрозу здоровью человека. И эта проблема известна медицине. Существует частичный иммунитет к этому синдрому, но иногда его вариации бывают коварны и опасны. Перед нами яркий случай этого синдрома, поэтому нам предстоит выполнить свой профессиональный долг. А вот интересно, как же они «развесили» это пылевое кольцо вокруг планеты? Наверняка это были не они.

Он сел и нахмурился, продолжая размышлять о синдроме изоляции, потом встал и еще раз взглянул на ледяной пейзаж. Зеленая лужайка посредине посадочной площадки, превращенная в пастбище, была явлением невозможным и необъяснимым. Он видел ледники, заползающие в долину. Это были ледяные реки, которые, продолжив свое течение, затопили бы долину, этот закрытый от непогоды клочок земли. Но этого не случилось. А почему?

Прошло более часа, прежде чем вновь зашуршал микрофон внешней связи. Кальхаун щелкнул тумблером и услышал совсем новый голос. Говорил мужчина, но от напряжения голос его был слишком высок и даже немного срывался, что было странно.

— Мы говорили о вас. Вы сообщили, что вы из Медслужбы. Докажите!

Новое дело! Приземлившийся корабль Медицинской службы сам по себе уже был доказательством, но Кальхаун вежливо ответил:

— У меня есть все документы, удостоверяющие принадлежность корабля и мою собственную к этой организации. Включите экраны внешней связи, и я их вам покажу.

— У нас сломался экран, — ответил голос с оттенком подозрительности, — но у нас есть больная корова, которую нам подбросили вчера вечером. Вылечите ее, и мы признаем, что вы тот, за кого себя выдаете!

Кальхаун не поверил своим ушам. Это была чрезвычайная ситуация! Лечение больной коровы почему-то считалось более убедительным, чем официальное удостоверение звездного врача! Подобная шкала в оценке ценностей намекала не только на «синдром изоляции». Вокруг были тысячи населенных миров, где люди принимали новинки науки и техники, что называется, не моргнув глазом, а если и были почему-либо удивлены, то не показывали этого! Это были цивилизованные люди. Ах, как много значит цивилизация! А тут выдвигают совершенно неслыханное требование представить доказательство, и кому! Представителю Медслужбы! Непостижимо, хотя этот мир, возможно, и отличается от цивилизованных миров.

Кальхаун отмел свои гневные мысли и спросил по-деловому, когда он может выйти и осмотреть… он запнулся, подыскивая слово, и закончил: «…пациента».

Тот же нервный голос предупредил:

— Мы подтянем корову к вашему кораблю. А вы держитесь поблизости, — и мрачно добавил: — Жители Города—Два проскользнули вчера мимо наших постов и подкинули ее нам. Они хотят уничтожить наше стадо. Какое у вас оружие?

— Это медицинский корабль, у меня есть только то, что необходимо при чрезвычайных обстоятельствах.

— Все равно, оно нам пригодится. Вы сказали, что хотели бы знать, где вы. Возможно, мы дадим вам информацию, но это будет зависеть от того, какое у вас оружие и стоит ли оно нашей информации.

Кальхаун глубоко вздохнул.

— Мы поговорим об этом позже. Я несколько обескуражен. Но сначала — дела. Ведите вашу корову.

Он опустил голову на руки.

— Мургатройд, скажи что-нибудь разумное, или я сейчас сойду с ума. Скажи что-нибудь мудрое!

«Чи?» — вопрошающе произнес Мургатройд.

— Вот спасибо, вот спасибо.

Кальхаун снова прошелся по звездолету, останавливаясь у экранов. Он увидел, что несколько мужчин вышли из странного сооружения, которое как будто прилепилось к диспетчерской. Их одежда была сделана из тяжелой и грубой ткани. Твердо ступая по пастбищу, которое когда-то было посадочной площадкой для звездных кораблей, мужчины дошли до того места, где темным пятном лежало больное животное. Кальхаун сначала и не заметил его. Он знал, что крупный рогатый скот обычно сгибает ноги и ложится на землю, чтобы жевать свою жвачку. Коровы встречались почти везде, где были колонии поселенцев.

Группа осторожно ступающих людей подошла к лежащей корове. Они сняли импровизированные ограждения и подтолкнули корову, та поднялась на ноги и, помотав головой, повернулась к кораблю. Мужчины погнали ее к «Эскулапу».

В пятидесяти метрах от него они остановились, и через внешние микрофоны Кальхаун услышал их голоса; к этому времени он уже разглядел их лица. Четверо из шести носили бороды, двое других выглядели совсем молодо. Во всех мирах мужчины ужасно гордились тем, что могут носить бороду, но мало кто пренебрегал утренним бритьем.

Эти шестеро поспешно повернули назад, как только корова оказалась у звездолета, правда, двое молодых часто оглядывались. Оставленная корова снова улеглась. Она глупо вертела головой, а потом склонила ее на траву.

— Я могу выходить? — мягко спросил Кальхаун.

— Мы следим за вами, — проскрипел микрофон внешней связи.

Кальхаун посмотрел на термометр и оделся потеплее, затем положил в карман бластер. Он вышел из корабля и почувствовал, что очень холодно, хотя он сам не замерз. Он задумался, отчего это так, и посмотрел под ноги: земля нагревалась изнутри. Тепловые элементы, спрятанные под верхним слоем почвы, работали исправно. Энергорешетка, отсеивая ионы из космоса, снабжала энергией эти элементы, благодаря которым образовались зеленые теплые лужайки для выпаса скота. Росла хорошая трава, и стадо благополучно существовало, несмотря на морозный воздух. Кальхаун подумал, что где-то, наверное, есть даже сады, произрастающие на гидропонике, очень может быть, что под землей. Очевидно, жители этой планеты выращивали овощи в достаточном количестве. И естественно, что живущим в холодном климате людям необходима была и мясная пища.

Кальхаун шел через пастбище, окруженное снежными горами.

Он отнесся к своему неожиданному пациенту с юмористическим вниманием, если так можно выразить те чувства, которые испытывал Кальхаун, осматривая корову. Он не был ветеринаром и не имел представления, как лечить животных. Он был медик, сотрудник Межзвездной медицинской службы, и умел делать то, что полагалось ему по статусу.

Взволнованные голоса аборигенов толковали о том, что «корову подбросили, чтобы заразить их собственное стадо». Поэтому, размышляя логически, Кальхаун решил, что лечить корову надо от какой-то инфекционной болезни. Он тщательно взял анализы крови и слюны. Вполне естественно, что слюна покажет заражение пищеварительного тракта у жвачных животных. Он вспомнил, что не имеет представления, какова нормальная температура у коров, и поэтому не сможет проверить, все ли здесь в порядке.

Межзвездную медицинскую службу не часто призывали лечить больных животных.

Он принес взятые пробы на корабль и провел их анализ так, как стал бы это делать, будь его пациентом человек. Он использовал микроскоп, который давал возможность рассматривать пробы в радиоволновом диапазоне и получить почти мгновенную информацию относительно болезнетворных микроорганизмов.

После пятиминутного исследования он раздраженно засопел, достал свои запасы антибиотиков и добавил тысячные доли цилина в среду, выращенную из взятых проб. Под микроскопом он с удовольствием заметил, как быстро действует антибиотик.

Вернувшись к несчастному животному, медик прикинул на глаз его вес и, используя шприц, ввел лекарство.

Вновь оказавшись на корабле, он сказал очень вежливо в микрофон внешней связи:

— Я думаю, ваша корова будет в добром здравии через тридцать часов. Ну, так как же называется планета?

Голос резко возразил:

— Но мы еще не договорились об оружии. Подождите, пока мы увидим результаты вашего лечения. Закат наступит через час. Если днем корове будет лучше, то… мы увидим!

Раздался щелчок. Внешняя связь отключилась.

Кальхаун взял микрофон своего бортового журнала. Запись всех переговоров уже была сделана, и он начал диктовать комментарии: описание ленточки, внешний вид планеты, выводы, которые он сделал, и закончил запись словами: «Анализы, взятые у коровы, показали единственный кокк, который, по-видимому, успешно подавляется стандартным антибиотиком. Я „накачал“ корову цилином и не думаю, что с ней будут проблемы. Меня больше беспокоит ярко выраженный „синдром изоляции“. Они отнеслись ко мне очень подозрительно и даже не соглашались на сделку, как будто я мог их перехитрить, потому что для них я — „пришелец“. У них выставлены посты, они сказали, что кто-то пробрался на их территорию; очевидно, посты выставлены против Города—Два и Города—Три. Впечатление такое, что это карантинные посты. Вполне возможно, что два других сообщества практикуют выставление постов по той же самой причине, хотя возможен вариант биологической войны, если кто-то „подбросил“ больную корову, чтобы уничтожить все поголовье скота в Городе—Один. На планете есть энергоустановка, но у ее обитателей „синдром изоляции“, и боюсь, что это классический случай проблемы Крузо. И если так, то это может иметь дурные последствия».

Кальхаун выключил микрофон. Если он попал в ситуацию, где наблюдается классический случай проблемы Крузо, то он может оказаться в неловком положении.

Существовала когда-то легенда о человеке там, на планете Земля, который после кораблекрушения попал на необитаемый остров и прожил на нем полжизни. Его именем было названо явление, которое непосредственно связано со здоровьем и благополучием людей. Именем Крузо назван «синдром изоляции». На первом этапе освоения Галактики было немало случаев, когда звездолеты терпели аварию и их не могли найти. Экипажи оставались в живых и высаживались на какую-то планету, где и оставались в течение долгого времени, иногда очень долгого: сменялись три поколения. В дальнейшем синдром развивался в более крупных и трагических масштабах, когда целые поселения оставались брошенными на планетах, как правило, с горнодобывающим профилем освоения. Работодатели считали эти планеты нерентабельными и «забывали» о тех, кто оставался там. Сегодня подобные события были практически исключены. Но ситуация по типу Крузо все еще считалась в теории возможной. Очень может быть, что «условие Крузо» имело место на этой недоброжелательной планете, хотя Кальхаун надеялся, что здесь совсем другой случай.

Ему даже не приходило в голову, что это не его дело, потому что ему его не поручали. Он был сотрудником Медслужбы, и его задачей было печься о здоровье людей.

Если люди жили на какой-либо планете по собственному выбору в негостеприимном окружении, то это была их проблема, но все то, что было связано с предотвращением гибели людей, входило в юрисдикцию Межзвездной медицинской службы. А в колонии с симптомом «условие Крузо» нужно было спасать людей от смерти!

Чтобы чем-то занять себя и отвлечься от мрачных мыслей, Кальхаун решил приготовить ужин. Мургатройд сидел на задних лапках и блаженно принюхивался. Уже совсем стемнело. На одну вторую часть планеты пришла ночь. Послышались новые звуки, очень тихие. Кальхаун вышел из корабля. Пастбище было слабо освещено сверкающей ленточкой в небесах. Она выглядела во много раз ярче Млечного Пути, и балки энергорешетки на ее фоне казались совсем черными. Кальхаун заметил темную фигуру, затем она исчезла и появилась вновь на другой стороне пастбища. Потом появился еще кто-то и направился к энергорешетке. Это был совсем другой человек, не тот, кого Кальхаун увидел у лужайки. Итак, он наблюдал смену караула и еще раз подумал, что отчуждение людей порождает самые непривлекательные качества: подозрительность и враждебность. Судя по всему, планета была малозаселена, поскольку эти непривлекательные качества были слишком уж ярко выражены в отношениях между небольшими сообществами. Кальхаун предположил, что таких сообществ должно быть по крайней мере три и, что маловероятно, полностью изолированных друг от друга. Одно сообщество имело в своей собственности энергоустановку и передатчик космической связи без видеоэкрана. Отделенность этих сообществ друг от друга и явная взаимная недоброжелательность усугубляли «синдром Крузо».

Мургатройд отужинал, и его пушистый животик стал круглым как мячик. На сытого и довольного тормаля напала приятная истома, и он свернулся клубком на своей подушке, прикрыв нос пушистым хвостом.

Кальхаун не успел привыкнуть к смене дня и ночи на этой планете. Он пытался читать, но не мог сосредоточиться; пытался заснуть, но просыпался от непривычной тишины, от мычания коров; раза два ему показалось, что он слышал резкие, как взрывы, звуки — это ледники, раскалываясь, сползали с гор. Он даже попытался сосредоточиться на размышлении относительно того, как человеческий мозг, выбирая единственно правильное решение, вдруг останавливается в своем выборе на совершенно неправильном и пагубном, и ему стало не по себе.

Было уже совсем темно, когда Кальхаун услышал шорох, идущий через внешние микрофоны. Он включил громкость и убедился, что группа людей приближается к звездолету. Он сухо сказал:

— Мургатройд, у нас будут гости. Они не объявили о своем визите, поэтому они — незваные гости.

Мургатройд проснулся и наблюдал, как Кальхаун проверил, на месте ли бластер, и включил микрофон бортового журнала.

— Все готово? — серьезным голосом спросил Кальхаун своего тормаля. Последовал неизменный ответ: «Чи». И тут кто-то осторожно постучал во входной люк.

Кальхаун поморщился и отправился в шлюзовой блок. Он разблокировал вход и открыл дверь люка. И тотчас его оттеснили в корабль темные фигуры людей. Дверь тихо защелкнулась. Кальхаун увидел перед собой пятерых мужчин, одетых в теплые длинные накидки и рукавицы. Лица их закрывала плотная темная ткань — видны были только глаза. Вооружение пришельцев составляли ножи, бластеров Кальхаун не заметил. Плотный мужчина с холодными серыми глазами, видимо, был за главного.

— Вы — тот человек, который приземлился вчера, — сказал он низким, несколько резковатым голосом. — Меня зовут Хант. Мы из Города—Два. Вы сотрудник Медслужбы?

— Совершенно верно, — ответил Кальхаун. Четыре пары глаз, которые были устремлены на него, выражали скорее страх, чем угрозу. Хант смотрел на Кальхауна спокойно. — Мне пришлось приземлиться, чтобы узнать, где я нахожусь, — продолжил Кальхаун. — Программа астронавигатора дала сбой, и это привело к ошибочному выбору планеты…

— Вы разбираетесь в болезнях? — спокойно спросил плотный мужчина по имени Хант. — Вы умеете лечить болезни и предотвращать их распространение?

— Я — медик, — признался Кальхаун, — если это вам что-либо говорит.

— Вы нужны в Городе—Два, — решительно сказал Хант. — Мы пришли за вами. Возьмите лекарства и одевайтесь теплее. Вы можете нагрузить нас всем необходимым. У нас есть санки.

Кальхаун почувствовал облегчение. Когда изоляция и страх замораживают разум и он неспособен воспринять ничего нового, даже надежду на что-либо, тогда у медика возникают большие сложности в работе. Но если одно из сообществ приветствует его и зовет помочь… то, может быть, есть надежда?

«Чи», — с чувством произнес Мургатройд откуда-то сверху. Кальхаун поднял глаза. Недовольный и испуганный тормаль висел под потолком, вцепившись в специально для него сделанный поручень. Мургатройд был миролюбивым существом, когда случалась суета и неразбериха, он не болтался под ногами. Но сейчас он очень зло окрысился на пришедших.

Люди в масках с ужасом посмотрели на него, Хант резко ответил своей свите, что это животное, и снова повернулся к Кальхауну:

— Нам вы действительно необходимы, и вы можете взять все, что вам у нас понравится, но вы должны пойти с нами! Мы не имеем в виду ничего плохого!

— И доказательством ваших добрых намерений, конечно, являются эти маски? — поинтересовался Кальхаун.

— Мы надели их, чтобы не заразиться какой-либо болезнью от вас, — спокойно пояснил Хант. — А теперь укажите, что вы будете с собой брать.

Чувство воодушевления у Кальхауна сразу же пропало, и он поморщился. Синдром изоляции цвел махровым цветом. Здесь верили в то, что пришельцы приносят болезни и смерть. Раньше считали, что «чужаки» приносили невезение.

Однако при всех обстоятельствах наступившая фаза примитивизма тем не менее должна сохранять какие-то остатки прежней культуры и традиций. Судя по тому, что Кальхаун видел при посадке, на планете находилось три поселения. Они вряд ли поверили бы в черную и белую магию и чудеса — они верили, что существует опасность заражения болезнью, которую им не вылечить. И чужаки всегда будут ассоциироваться у них с бедой на уровне эпидемии, которая уничтожит их малочисленные поселения.

— Да, я, конечно, пойду с вами, но люди, которые живут здесь, должны знать, что я ушел. Мне совсем не хочется, чтобы они с перепугу запустили мой корабль в космос только потому, что я не отвечаю на их запрос, — задумчиво сказал Кальхаун.

Хант отдал распоряжение написать послание жителям Города—Один, потом решил написать сам. Желание сделать что-нибудь вредное жителям Города—Один немедленно охватило жителей Города—Два. Но разум одержал верх, и послание оказалось деловым и четким. Кальхаун догадался, как трудно было жителям Города—Два пройти через горы и ледники в долину. Это были отважные люди, но в своей ненависти к чужакам — жителям Города—Один — они полностью лишались этих положительных качеств. И здесь Кальхаун еще раз усмотрел доказательство наличия симптомов, характерных для «синдрома изоляции».

Хант посоветовал ему взять одеяла. Кальхаун указал на переносную аптечку, антибиотики, антисептические средства, затем он проверил наличие бластера в кармане и даже взял лазерное оружие, но, подумав, поставил его на место. Похоже, Ханту удалось сохранить здравый разум у своих сородичей. Они показались Кальхауну гораздо разумнее, чем жители Города—Один, которые ничего лучше не придумали, как заставить его лечить корову. Он очень надеялся на то, что не ошибается.

— Мургатройд, — позвал Кальхаун своего тормаля, который все еще висел на потолке, — мы идем выполнять свой профессиональный долг. Поэтому спускайся, и побыстрее!

Мургатройд с опаской спустился и сразу вспрыгнул Кальхауну на плечо. Кальхаун заметил, что люди, которые пришли за ним, мгновенно отстранились и в их глазах снова появился страх. Страх заразиться какой-нибудь болезнью, к которой у них не было иммунитета.

— Они грубоваты и резки, Мургатройд, — саркастически засмеялся Кальхаун, — но, может быть, они добрейшие люди, и мы скоро узнаем об этом. Мы, врачи, должны считать, что все люди — добрейшие существа, или делать вид, что так считаем.

«Чи», — с возмущением сказал Мургатройд, и Кальхаун направился к шлюзовой камере.