ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГОРОД ПОД ПЫЛЬНЫМ СОЛНЦЕМ

Слово «жара» не подходило к происходящему в аэропорту, поскольку природные явления, как многие полагают, имеют некие пределы. Здешняя температура относилась скорее к области технико-металлургической. Ослепительно падающий ливень света ощутимо давил на плечи, и земля аэропорта казалась пылающей (именно земля, а вовсе не бетон, за исключением взлетной дорожки). Служащие, встречающие самолет, все стояли в тени под крылом. Не было ни автобуса, ни, тем более, рукава, соединяющего самолет с терминалом. Пассажиры, плохо видимые в горячем колыхающемся сиянии, цепочкой тянулись к зданию аэропорта, с усилием подтягивая по красной каменистой почве свои сумки на колесиках

Андрей перешел пустыню вместе с прочими пассажирами, зашел в здание и огляделся. В небольшом холле несколько очередей тянулись к стеклянным будкам, где трудились полицейские. Андрей собрался двинуться к одной из них, но к нему уже подходил местный служащий в черном костюме, галстуке и начищенных ботинках.

– Бонжур, как поживаете, как долетели? – обратился к нему подошедший с фициальной улыбкой, и Андрей убедился, что его знаний французского достаточно, чтобы понять вопросы и ответить на них.

– Паспорт! – сказал чиновник, посерьезнев. Получив паспорт, он достал из папки ручку, какой-то бланк и приготовился к заполнению. Тут из толпы появился Леонтий, с которым Андрей знакомился в Москве, веселый и улыбающийся, с приколотым на груди прямоугольником пропуска.

– Приветствую тебя в солнечном Сонгае! – обратился он к Андрею. Потом заметил чиновника, моментально забрал у него паспорт и что-то весело сказал, сопровождая свои слова легким отмахивающим жестом ладони. Служащий пытался возражать, затем повернулся и исчез в толпе.

– Кто это? – спросил Андрей – и что вы ему сказали?

– Это никто – серьезно ответил Леонтий. – Это человек, который под видом оформления документов попытался бы выманить у тебя сколько удастся денег. А сказал я ему: «Мой друг, ты обратился не по адресу!»

Они удивительно быстро и легко прошли формальности и вышли сквозь переполненный зал на улицу. Трое носильщиков толкали багажные тележки с оборудованием, прилетевшим вместе с Андреем. Улица встретила их все тем же неправдоподобным светом. Спасаясь от него, люди особенно плотно теснились под небольшими пыльными деревьями и под навесами, окружающими здание аэропорта. Во время короткого пути Андрею уже многократно предложили почистить обувь, поменять деньги, взять такси и что-то еще. Какие-то молодые люди тем временем окружили тележки, и каждый старался коснуться багажа рукой. Все они были одеты в потрепанные джинсы, футболки с разными американскими сюжетами и пляжные тапочки-вьетнамки с веревочками. Кавалькада вступила на стоянку и приблизилась к новенькому «Ниссан-пикапу», где без всякой команды разразилась вакханалия погрузки. Молодые люди хватали с тележек сумки и ящики и забрасывали их в кузов. Некоторые залезли наверх и укладывали вещи в кузове, потом спрыгивали обратно и залезали снова. Те, что остались на земле, передавали вещи тем, что были наверху, те отдавали их друг другу или опять назад.

Андрей, за свои экспедиционно-артельные годы узнавший толк в погрузках, прикинул, что он один погрузил бы весь этот багаж раза в три быстрее. Сумку с аппаратурой, висевшую на плече, уже несколько раз пытались у него выдернуть, а один раз не в шутку начали разжимать его пальцы, которыми он ее держал, так что пришлось слегка дать по рукам. Леонтий стоял несколько в стороне с отсутствующим видом. Наконец, погрузочная деятельность прекратилась. В кузове возвышалась беспорядочная груда предметов, лежащих на боку, перевернутых, свешивающихся через борта. Толпа выстроилась перед ними с выжидательным видом. Леонтий приблизился и вручил по бумажке водителям тележек, которые тут же укатили, а остальным указал на Андрея. Они окружили его, много и громко говоря на незнакомом языке.

– Чего они хотят? – спросил Андрей.

– Как чего? Они хотят свою зарплату, – ответил Леонтий, всем своим видом показывая неуместность удивления Андрея

– Но я их не нанимал, я их ни о чем не просил.

– Они говорят, что они работали, и ты должен оплатить их работу.

– Но у меня нет местных денег.

– Неважно, они возьмут в любой валюте. Ну ладно, это я просто дал тебе урок местной жизни, – сменил тон Леонтий. Он вручил троим самым шумным по монете, еще троим по монете поменьше, а остальным после небольшой дискуссии выдал по сигарете, после чего все удалились. Андрей перекидал багаж, Леонтий сел за руль, и они выехали со стоянки.

– Первый раз в Африке? – полуспросил, полуподтвердил Леонтий. – А я здесь десять лет. Переводчик со всех языков. Еще с американским империализмом успел побороться, социализм строил.

– Почему они так на нас набросились? – Андрей не скрывал удивления.

– Третий мир, самое его дно. Беднейшие страны мира. Нищета, безработица, почти голод. То, что эти парни сорвут за день в аэропорту – это все, что у них будет. А ты – белый. По определению, богатый и, как правило, не жулик. Здесь, в Африке, белый – это источник всяческого блага. Например, как, по-твоему, выглядит белый, который выходит из машины и несет свой чемодан сам?

– Ну, не знаю, засомневался Андрей, – скромным? Или сильным?

– Прежде всего, жадным. Омерзительно жадным. Ему жалко подозвать мальчика и дать ему пятьдесят франков за услугу, жалко дать ему заработать и прокормиться. Купишь на рынке арбуз – дай мальчику отнести. Это стоит дешево, и он не убежит. Но когда их бросится много, как сегодня, с самого начала ткни пальцем: тебя беру, остальных не знаю. Иначе тебе сядут охранять машину пять человек, и каждый потом потребует оплаты.

– Они были неплохо одеты – заметил Андрей.

– Это все гуманитарная помощь. В Европе и Америке не выбрасывают ношеную одежду. Ее чистят, пакуют и отправляют сюда, в Африку. Здесь ее конечно продают за деньги, но за небольшие. На специальном рынке тюки вскрывают, вываливают кучами, и каждый роется сколько хочет. Поэтому одежда почти ничего не стоит. Раньше, когда у нас ничего не было, кроме коммунизма, вся российская колония с этого рынка не вылезала, включая все посольство. Даже жена посла регулярно ездила на служебной машине. Специальные приказы издавались, запрещающие дипломатам там появляться. Но теперь русские перестали ходить. Дома все есть.

– Так здесь дешевая жизнь?

– Только если оставаться в самом низу. Любые качественные вещи и услуги стоят во много раз дороже, чем в Европе или в Америке. Например, электричество стоит безумных денег и есть только в столице, и то не всегда. То же самое с телефоном.

Они ехали по дороге среди обширных пыльных пустырей с разбросанными по ним недостроенными домами. Шоссе было заполнено удивительными машинами. «Пежо»и"Тойоты" двадцатилетней давности, ржавые, дребезжащие, с вихляющими колесами, разбитыми фонарями, притянутыми веревкой багажниками. Большинство отчаянно перегружены и еле ползут по дороге, плюхаясь на продавленных рессорах, выпуская струи черного и синего дыма. Но нередко проносятся новые сверкающие внедорожники, почти все с надписями. На огромных «Лендкрузейрах» написано: «Организация Обьединенных Наций. Комитет помощи детям», на «Джипе»: «Международная комиссия по борьбе с засухой», на «Мерседесе»: «Проект германо-сонгайского сотрудничества» и тому подобное.

Шоссе втянулось в город, и скорость движения снизилась. Слева и справа виднелись серые одноэтажные дома из штампованных бетонных кирпичей или просто из глины. Все пространство между домами и дорогой занимали навесы из жести, соломы, мешковины, опирающиеся на кривые суковатые палки. Ни одного прямого угла, ни одной ровной плоскости. Пыль, грязь, мясные туши на земле в облаках мух, батоны хлеба кучами на грязных прилавках. Под навесами сплошная толпа что-то продающих и покупающих Мужчины, в основном, носят тот же американский секонд-хенд, женщины почти все в национальных одеждах. Хотя и среди мужчин многие одеты в яркие длинные балахоны наподобие римской тоги. И практически все в неизменных пляжных шлепанцах, даже мотоциклисты.

После поворота рынок с обоих сторон выплеснулся на дорогу. Машины, ослики с повозками, мотоциклы, велосипеды медленно ползут в море людей. Густой синий дым пополам с.пылью стоит над толпой. Микроавтобусы поминутно останавливаются и трогаются, рядом с ними бегут малолетние помощники водителей, зазывая пассажиров. Леонтий обгоняет двухколесную ручную тележку, полную мешками с цементом, которую изо всех сил толкает оборванный молодой человек. Впереди тянется целая вереница таких же. Одна из тележек, груженая длинными арматурными прутьями, поворачивает, намереваясь пересечь дорогу, и внезапно как железным шлагбаумом перекрывает путь. Машины тормозят, но велосипедист с несколькими пустыми железными бочками на багажнике врезается в железо и с грохотом падает. Собравшаяся толпа глазеет на начавшуюся разборку, машины нетерпеливо гудят.

– У них что, нет грузовиков? – спросил Андрей.

– Почему же, есть. Но нанять грузовик стоит дороже, чем десяток тележек, а едет он ничуть не быстрее, еще и медленнее, если застрянет в пробке. За полдня они доползут до любого конца города. Кстати, они полноправные участники движения, видишь на каждой тележке номер? Все платят налоги. На рынке тележку без номера тут же заберут в полицию или, по крайней мере, возьмут деньги.

Собираясь повернуть направо, Леонтий притормозил у одинокого светофора. Дали зеленый, но он не спешил поворачивать, поскольку целая толпа велосипедов и мотоциклов, скопившаяся правее него на обочине, вся ехала прямо, без каких-либо сигналов.

– Никто из этих людей не изучал правила движения, – усмехнулся Леонтий.

– Как ты здесь водишь? Это же страшно смотреть!

– При скорости потока десять километров в час это не так страшно, как кажется. Главное, строго следуй за впереди идущей машиной и не виляй, иначе собьешь бортом велосипедиста. Нанять шофера? Местный шофер водит хуже любого из нас. За машиной он ухаживать не будет, здесь это не принято, а взять с него совершенно нечего. Я, по крайней мере, чувствую свою ответственность, а он разобьет машину и скажет: «Хозяин, извини», и это все. С этими словами он затормозил, поскольку велосипед, на котором ехало трое детей, из которых самому старшему было лет двенадцать, рухнул на дорогу перед самым бампером, и дети с ревом расползлись в разные стороны.

Они въехали в относительно тихий, не считая толпы играющих детей, переулок. Двухэтажные дома виднелись за глухими бетонными стенами, утыканными поверху осколками бутылок. У одного из домов машина остановилась, и под скандирование сбежавшихся детей: «Белый! Белый! Дай сто франков!» въехала в распахнувшиеся ворота.

Это была обычная вилла богатого сонгайца, снятая под офис и общежитие русско-сонгайской компании «Аура». Все русские, с которыми он моментально познакомился, выглядели запыхавшимися и очень-очень занятыми возле телефонов, факсов и компьютеров.

– Леонтий! – сразу накинулся кто-то на его спутника, – где тебя носит? Надо идти переводить переговоры. Приехали из «Шелла» по поводу оплаты горючего!

Высокий человек слегка кавказского вида напористо кричал в трубку что-то про неприбывшую документацию на технику, про деньги, пересылаемые в Стамбул на проход Босфора, и о прочих производственных тонкостях. Наконец, он положил трубку. Это и был директор компании Дмитрий Алиевич, к которому Андрей должен был явиться. Очень быстро он выяснил основные сведения об Андрее: что он горный мастер с правом ведения горных работ, что он работал в артелях, знает россыпное золото и умеет составлять проекты на добычу.

– Да, Теймураз Азбекович мне говорил, вас рекомендуют хорошо. Не устали с дороги? Тогда я вас сразу введу в курс дела. Мы должны здесь, в Африке, стать крупными производителями золота. Теймураз Азбекович поставил такую задачу. Деньги выделены большие, они должны дать быструю отдачу. Мы получили большую концессию, двести квадратных километров. Теперь по местным законам ее надо несколько лет изучать, проводить разведку, сдавать отчеты, истратить каждый год не менее, чем миллион долларов. В случае открытия месторождений надо составить проекты на их добычу и получить лицензию на добычу. Но для нас этот путь не годится. Слишком долго и дорого. Наши геологи говорят, что золота здесь полно, так что все эти формальности излишни. Вы у себя в артели встречались с ситуацией, когда надо ускорить процедуру освоения месторождения?

– Ну, обычно в таких случаях добыча начинается под видом дополнительной геологоразведки или технологических исследований, или эксплуатационного опробования, что-нибудь в этом духе. Добытое при этом золото именуется попутным и сдается на общих основаниях.

– Вот и прекрасно, это нас полностью устраивает. Попросту говоря, мы выдаем добычу за разведку, и все расходы на добычу предъявляем, как разведку. Как вы это технически делаете?

– Ну, составляем проект, техническое обоснование необходимости этих работ, смету и все такое прочее.

– Значит, с завтрашнего дня садитесь и делайте этот проект. Все данные вам предоставят. Потом утвердим его у министра, вы поедете на участок и приступите к работе.

Назавтра Андрей получил карту месторождения, составленную, надо сказать, очень лихо на основании весьма скудных данных. За несколько последующих дней он составил проект, который был быстро переведено на французский и ушел на утверждение в министерство. Потом в ожидании отъезда он провел несколько дней, в общем-то ничего не делая. Он болтал с новыми знакомыми, работниками компании, попутно приобретая представление о состоянии дел. Состояние было не то что плохим, но каким-то очень сложным. Замысловатое переплетение законов российских и сонгайских создавало запутанную сеть, в которой вязло любое движение. Вдобавок, по местным неписаным законам за каждое бюрократическое действие полагалось платить, но непонятно сколько. Российские работники не знали местных законов и обычаев, а с местными работниками было еще хуже, поскольку свои знания они обращали на пользу только себе.

Еще в свободные дни он гулял по городу, один или с Леонтием. Собственно, это было трудно назвать прогулками, поскольку город был совершенно для них не предназначен. Здесь не было тротуаров, по которым можно было бы идти, как в российском городе, не было бульваров и площадей. Была сплошная масса людей, товаров и припаркованного транспорта, полностью занимающая улицы и оставляющая узкий проход по центру, где упираясь друг в друга ползли пешеходы, автомобили, мотоциклы, велосипеды, ручные тележки. Здесь было нельзя ходить, можно было только проталкиваться, поминутно останавливаясь. Все это под всегдашним ослепительным солнцем, ослабляемым только пылью. Любой клочок тени был частной собственностью и под ним кто-нибудь сидел. Кучи товаров громоздились на земле, на самодельных прилавках, на плечах и головах людей. Вечером все это сворачивалось и исчезало, оставляя груды мусора, а утром возникало вновь.

Андрея поражала неэффективность использования человеческих ресурсов. В любом магазинчике внутри и перед входом сидело по десятку человек, ничем не занятых. Огромное количество людей бродило по улицам, держа в руках несколько пачек сигарет – весь их основной и оборотный капитал. Поскольку сигареты продавались не пачками, а поштучно, создавалась иллюзия бурной коммерческой деятельности. Также поштучно можно было купить спичку или вспышку зажигалки. Также поштучно, по одной таблетке, продавались глубоко просроченные медикаменты с неведомой судьбой. Таксисты в дребезжащих, насквозь проржавевших машинах первым делом просили аванс в счет будущей поездки и покупали пол-литра бензина, который продавался в бутылках на народных заправках. В половине случаев, однако, машина ломалась в дороге.

Все, что продавалось на этих рынках, для использования не годилось. Сказать, что качество товаров было ужасающе низким, значило бы бессовестно польстить. Это были вообще не товары, а их макеты, искусно сработанные руками трудолюбивых китайских ремесленников. Металл повсеместно был заменен здесь пластмассой, а пластмасса воздухом. Красивые кроссовки из бумаги и картона можно было носить два-три дня, если конечно не попадать в них под дождь. Электроприборы, сделанные из фольги и проволочек волосяной толщины, сгорали через полчаса, одежда расползалась при первой стирке, велосипеды не ездили сразу, а посуда разрушалась под воздействием воды, тепла, холода или просто испарялась на воздухе. Глядя на все это, легко представлялся производственный уклад мастерской мира, необъятного сельского Китая: бракованные чипы в соломенной корзине, над костром разогревается котелок с пластмассой, неграмотный дедушка Чжан собирает под навесом электронные схемы, двухлетний Ли еще не умеет ходить, но уже умеет клеить этикетки «Сделано в Германии». Европейские товары, которые можно было найти в двух-трех магазинах во всем городе, стоили раз в пять дороже, чем в Европе, и их цена не имела ничего общего ни с месячной, ни с годовой зарплатой среднего сонгайца.

На улицах Андрея приветствовало бесчисленное множество людей, ведущих себя так, будто они встретили старого потерявшегося друга. Они называли его начальником, хозяином, братом, открывали ему свои души, плели душераздирающие истории о больных родственниках, готовы были идти с ним на край света. Все немедленно хотели денег, хотя некоторые просили еще и работу. Просто нищие всех возрастов каждую минуту протягивали свои жестяные банки, однако, они не были агрессивны или слишком назойливы. Вообще его всегда окружала доброжелательность – в любое время, в самых грязных трущобах. С воровством он тоже не сталкивался. Ему рассказали, что несколько лет в стране действовал негласный «закон канистры». Правительство молчаливо позволило гражданам, поймавшим на рынке вора, обливать его бензином и сжигать, и очень скоро воровство как профессия в стране вывелось. Довольно быстро Андрей почувствовал себя на улицах Сонгвиля – сонгайской столицы – вполне уверенно. Его французского языка вполне хватало для разговоров с местным населением. С настоящими французами он говорить, конечно, не мог, но это и не требовалось.

Большинство улиц не имело асфальта или каких-то следов дорожной планировки. Даже в центре города вместо проезжей части извивались глубокие колеи, заполненные вонючей грязью, по которым стукаясь брюхом проползали машины. Несколько новых магистралей, в том числе та, что вела к аэропорту, были построены на средства Китая. Китайский президент часто бывал здесь, дарил дороги, мосты, больницы, взамен подписывал соглашения на неограниченный импорт тех самых товаров, которыми были завалены рынки. Целый квартал домов для китайских служащих возвышался на холме возле города. Китайское правительство вело себя как агент национального бизнеса, в полную противоположность недавнему поведению Советского союза, который давал гораздо больше, но взамен брал только обещания в верности социализму. Квартал домов советских специалистов тоже возвышался за стеной в центре города, но теперь он был тих и пуст.

– Советский Союз, – рассказывал Леонтий – провел в этой стране огромный объем геологоразведки. Владел всей информацией. При тогдашнем политическом влиянии советские предприятия могли получить здесь любые концессии. Могли поставлять сюда простые товары вроде кастрюль или лопат, качеством много лучше китайских. Но никого это не интересовало. Советский союз построил здесь шахту для добычи золота, которая даже сейчас, выведенная из строя и затопленная, оценивается в триста миллионов долларов, и не позаботился ни о каких своих правах. Шахту строили для того, чтобы создать в Сонгае рабочий класс как опору будущего социалистического строя. Это не было демагогией и не говорилось для прикрытия настоящих интересов. И шахту, и цементный завод, и металлообрабатывающий завод на самом деле построили и запустили только ради этого.

Там, где они проходили в этот момент, на земле были разложены кучки невзрачных камней, в которых можно было узнать мутные кристаллы зеленого граната. Никакой ювелирной или поделочной стоимости они не имели, коллекционной тоже, поскольку грани кристаллов были безжалостно потерты от таскания в мешках. Андрей из любопытства приценился к одному образцу, менее исцарапанному, чем другие, и получив в ответ несообразно высокую цену для вещи заведомо бесполезной, положил камень назад в недоумении.

– С этими камнями связана целая история, – заметил Леонтий. – Года три назад в пустыне к северу от Кайена нашли зеленые камни, которые народ признал за изумруды. Об изумрудах и о том, как они выглядят, никто ничего не знал, кроме того, что они безумно дорогие, прямо как алмазы. В считанные дни поднялась изумрудная лихорадка. На место находки стеклись многие тысячи старателей. Билеты на поезд до Кайена перепродавали по тройной цене. За старателями хлынули торговцы едой, водой, лопатами и одеялами. Тут же сидели скупщики камней, платящие примерно по доллару за килограмм. Они считали, что делают потрясающе выгодный бизнес. Старатели тоже были довольны, поскольку за день можно было накопать с десяток килограмм этой ерунды, если повезет. Кому не везло, те голодали, болели, гибли в ямах под обвалами. В те дни мне под большим секретом предложили купить такой камушек. Я показал его нашему геологу, и он сказал то же, что ты сейчас, что это гранат, не имеющий вообще никакой ценности. Я честно сообщил это торговцу, но мне никто не поверил. Народ имел непоколебимый аргумент: за это платят. За бесполезную вещь платить не будут. А те, кто платили, смотрели на своих коллег-торговцев, которые тоже платили. Такое вот народное заблуждение в чистом виде, никем не организованное. Никакого Мавроди. Чистая ошибка массового сознания.

– И чем же все кончилось?

– Ну, очевидно чем. Первые партии товара повезли в Европу и предложили ювелирам по цене настоящих изумрудов. Те отказались. Цену сбавляли и сбавляли, пока продавцы, наконец, не осознали, что их товар действительно ничего не стоит. Коммерсанты немедленно отозвали своих агентов из пустыни, и в несколько дней все закончилось. Те, кто уже знал, пытались продать свои запасы тем, кто еще не знал. И как видишь, до сих пор пытаются. Здесь, на рынке, ты наблюдаешь в прямом смысле обломки этой истории.

В один из вечеров Дмитрий Алиевич пригласил Андрея поразвлечься. Они сели в машину и поехали по улицам, освещенным только масляными плошками торговцев и заполненным теперь толпой более праздной. Алиевич был весел и доброжелателен.

– Я слышал, вы не боитесь контактов с местным населением и уже неплохо освоили язык. Это очень хорошо, и для русских большая редкость. Русские вообще народ пугливый и замкнутый, общаются, в основном, друг с другом, и без шофера, переводчика, повара и врача дня здесь не проживут. Я сам полу-русский, полу-кавказец и могу смотреть объективно. А вот Теймураз Азбекович, наш хозяин, он чистый азербайджанец. Он мне говорил: «Вы, русские, неспособны к бизнесу. Вы хорошие специалисты, вы знаете производство, но вы не понимаете, как делать деньги. Для коммерции у вас были евреи. Но вы, русские, сделали большую ошибку. Вы выгнали своих евреев. Вы думали иметь деньги сами. Теперь место евреев заняли мы, народы Кавказа. Для вас это хуже, потому что евреи хотели только денег. Евреи не любят власти. А мы, кавказцы, мы любим и деньги, и власть, и ваших женщин. Теперь мы будем вами командовать.»

Андрей улыбнулся:

– Кроме производства мы знаем еще и войну.

Дмитрий Алиевич тоже засмеялся:

– Ну, войну вам не позволит гуманное мировое сообщество.

Тем временем они подъехали к приземистому, совершенно незаметному днем дому. Сейчас он, как новогодняя елка, сиял гирляндами разноцветных огней, вспыхивающих и гаснущих, гремел музыкой. Вокруг стояли такси и толпился какой-то народ.

– Рекомендую, ночной клуб «Парадиз». Бывал в чем-нибудь подобном?

– Нет, никогда.

– Тогда тебе будет интересно.

Внутри были зеркальные стены, пластиковые, под мрамор, колонны, пластиковые, под кожу, диванчики, цветные огни, вспышки и грохочущая музыка. За столиками сидели компании, в основном белые мужчины и черные девушки.

Работая в артели, Андрей бывал с компаниями в ресторанах разных северных городов, но не очень любил это занятие. Главным ощущением, которое возникало у него от таких посещений, было чувство агрессии. Это начиналось прямо со швейцара или постового у двери и заканчивалось обязательной кульминационной дракой, завершающей веселье. Многие из его артельных знакомых ходили в ресторан, конечно, и чтобы выпить и закусить, и потанцевать, но главное – подраться. Этой главной задаче подчинялись остальные: выбор партнерши для танцев, потенциально наиболее конфликтной, разговоры, общее вызывающе-агрессивное поведение. Главным событием вечера была финальная драка с опрокидыванием столов, прыжками через перила и погоней по темным улицам. Она детально обсуждалась поутру за артельным завтраком и помнилась до следующей драки. Как-то Андрею пришлось прожить неделю в гостиничном номере с окном, выходящим на улицу над входом в ресторан, и ежевечерний мордобой с милицейскими свистками и сиренами повторялся в одно и то же время с природной регулярностью. Каждый отдельный день это выглядело случайным катаклизмом, но повторение изо дня в день превращало приключение в унылое правило. В отпуске же Андрей вел жизнь примерного семьянина, и ночные развлечения новой России они с женой отметали по чисто практическим соображениям. Всегда оказывалось более важным съездить в отпуск или отремонтировать квартиру, чем посетить за те же деньги ночной клуб.

В клубе «Парадиз» агрессия отсутствовала начисто. Вышибала у входа встретил их, как родных, и дальше до самого конца служащие и посетители приветствовали их, улыбались и были готовы выполнить любое их желание. Это касалось не только их, но было общей атмосферой. Никаких очагов напряженности за весь вечер не возникло.

Они уселись за столик на краю танцевальной площадки, где танцевало с десяток девушек, каждая в одиночку или со своим отражением в зеркальной стене. Они были продуманно по-разному одеты: если одна в мини юбке и закрытой кружевной блузке, то другая в брюках и лифчике. Одна с полностью открытой спиной, другая в рубашечке, распахнутой спереди. Одна в блестящем платье в обтяжку, другая в пышных оборочках. Девушки подчеркнуто демонстрировали себя, свою гладкую блестящую черную кожу, белозубые улыбки, пышные прически. Вскоре одна из них приветствовала Андрея как старого знакомого и присела к нему на колени, но, почувствовав его недоумение, поднялась снова.

– Как они тебе нравятся?

– А это кто?.. – спросил Андрей смущенно.

– Ну конечно же проститутки – рассмеялся собеседник.

– Ты знаешь, я никогда в жизни не имел дела с проститутками.

– Здесь совсем другое дело. Давай я тебе объясню разницу. В России проституция всегда гуляет рядом с криминалом. Проститутки – это наводчицы, воровки, наркоманки, боевые подруги бандитов, тех же кавказцев. Это отдельный мир, где живут без прописки, подчиняются бандитам, откупаются от милиции. Обыкновенные граждане туда не вхожи, да у них и денег нет. А здесь симпатичные девушки из бедных семей идут в проститутки, чтобы устроить свою жизнь. Или просто заработать деньги, или встретить постоянного друга, желательно белого. Любая из них – он кивнул в сторону танцующих – если ее позвать, бросит свое занятие и станет тебе верной подругой. Кстати, с ними интересно. Они много видели и слышали, в отличие от домашней девушки, знающей только соседские сплетни. К своей профессии они относятся как к любой другой, а по здешним обычаям, сохранившимся еще с первобытных времен, девушки сексуально свободны. Внебрачные дети тоже никого не беспокоят. Ну, конечно, профессиональный риск – эпидемия СПИДа уносит в Африке ежегодно миллионы людей, и таких красавиц касается в первую очередь.

Андрей обратил внимание, что девушки держатся группами, и внутри каждой группы чем-то похожи друг на друга.

– Они просто из одной страны или одного племени, – пояснил Алиевич. – Здесь границы между странами открытые. Внутри Центрально-Африканского Союза каждый может жить и работать в любой стране. Даже деньги у большинства стран Союза общие. Так что можешь выбрать себе подругу из любой страны. Вот эти красотки из Республики Слоновых Гор, с ними можно говорить по-английски. У них сейчас перевороты и беспорядки, туризм прекратился, вот девочки и разлетелись по соседним странам. Вот эти, как на подбор маленькие и кругленькие, эти из Либерии, где тоже много лет продолжаются беспорядки. Вот эта компания франкоязычная, из Верхней Гвинеи. Там войны нет, просто бедность, еще хуже, чем в Сонгае. А вон с теми, высокими и крепкими, знаться не советую. Это нигерийки. Они подчиняются сутенерам, они могут и ограбить, и убить. Такая уж Нигерия бандитская страна.

– Вы говорите по-английски? – обратилась к ним изящная девушка с веселыми блестящими глазами и такой же сверкающей улыбкой.

– Говорим – ответил Андрей, которому действительно хотелось попробовать язык, которому его учили в институте.

Девушку звали Джойс. Она охотно откликнулась на предложение выпить и заказала неведомый Андрею напиток, по вкусу, однако, очень похожий на квас. Они поболтали и вскоре по просьбе Андрея она рассказала свою простую историю:

– Я из Республики Слоновых Гор. Живу недалеко от столицы, в приморском курортном городке. Моя мать торгует на рынке. Я ходила в бар при гостинице, где бывают туристы, зарабатывала деньги. Недавно пришла Армия народного освобождения. До столицы они не дошли, но наш городок захватили. Рынок разграбили, гостиницу сожгли. Потом они ушли, но недалеко, дорога в провинцию закрыта, товар не поступает, торговать нечем, туристов нет. У меня двухлетний сын, я его оставила родителям, приехала сюда заработать. А ты что делаешь?

– Я скоро уеду в саванну, буду работать на руднике.

– На руднике? На алмазах?

– Нет, на золоте.

– Тоже хорошо. Возьми меня туда с собой. Все белые так делают. Я буду тебя кормить и о тебе заботиться. Мне хватит сто долларов в месяц.

– Но здесь ты можешь заработать столько за ночь?

– Это если повезет. А сколько я здесь потрачу? А если я здесь заболею?

Идея о том, чтобы приехать на производственный участок с черной девушкой была так неожиданна (Андрей представил себе, как он приезжает таким образом на таежный участок в артели), что он даже не смог сразу подобрать слова для убедительного отказа. Пока он складывал фразу, Джойс вдруг стала смотреть мимо него с приветственной и несколько тревожной улыбкой. Андрей повернул голову и увидел симпатичного белого лет тридцати, выразительно показывающего на свободное место рядом с ним.

– Твой друг? – спросил Андрей, и девушка смущенно ответила: «Да».

– Ну так иди к нему – и она облегченно упорхнула.

Андрей еще долго и с большим удовольствием разглядывал экзотический многоплеменной контингент. Постепенно две девушки осели у них за столиком. Одна была вроде подружки Алиевича, а вторая подружкой подружки. Все произошло почти без участия Андрея и закончилось в маленьком отеле, оставив у него смешанное чувство любопытства и смущения. Девушка тоже не проявила пылких чувств, за исключением момента расставания, когда она страстно умоляла увеличить ее гонорар.