"Графиня Калиостро" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

Глава XIV ИСЧАДЬЕ АДА

— Пусть бросят якорь, — прошептала Жозефина Бальзамо.

Густой туман, в котором наощупь продвигалась яхта князя Лаворнефа, не позволял различить в сумраке огни маяка Антифер.

— Ты думаешь, мы уже у берега? — спросил Леонар.

— Нет, но мне не терпится оказаться там, — пробормотала Калиостро.

Это задело Леонара.

— Твоя затея — чистое безумие. Чего ради нам теперь рисковать? Полмесяца назад мы достигли цели. Благодаря тебе, не спорю, мы одержали решающую победу. Все сокровища спрятаны в лондонском сейфе. Все опасности устранены раз и навсегда. После крушения «Светлячка» никто и не вспоминает о Калиостро, Пеллегрини, Бальзамо или маркизе Бельмонт. Вот эта идея — просто гениальна! Двадцать свидетелей видели с берега взрыв. Для всех ты мертва. Мертв и я, и все наши люди. И если кого-то угораздит вспомнить о сокровищах, то они тоже для всех погибли безвозвратно. Всем понятно: они утонули вместе со «Светлячком»… Дело Боманьяна — Калиостро вскоре забудется окончательно. Итак, все блестяще обставлено: ты — хозяйка положения, противник повержен, и наступил момент, когда элементарная предосторожность требует, чтобы мы незаметно покинули пределы Франции и укрылись в каком-нибудь тихом уголке Европы. Но именно в этот момент тебе взбредает в голову вернуться сюда. Сюда! В то место, где тебе причинили столько страданий. И ради чего? Только чтобы отомстить уцелевшему противнику? Но какому!… Он же стоит всех остальных! Опомнись, Жозина, ты собираешься сводить счеты с человеком, без чьей помощи нам в жизни бы не найти сокровище. Согласись, это просто глупо — вызывать на бой такого умного врага без особой необходимости! Это просто безумие!

Тихо она проговорила:

— Любовь — всегда безумие.

— Прошу тебя, откажись от своей затеи.

— Нет, не могу… Я люблю его.

Она обхватила голову руками, бессильно облокотилась на бортовую сетку и заплакала.

— Я люблю, понимаешь?… Люблю впервые в жизни… Другие мужчины не в счет. Только Рауль! Ах, о чем тут говорить?… Только с ним я испытала настоящее счастье… почувствовала радость жизни… Но какой ценой!… До него я не знала счастья. Но не знала и страданий. А теперь любовь уходит, а боль остается. Счастье так легко потерять… Одна мысль о том, что он женится и другая будет жить его любовью, что от этой любви родится ребенок… Нет, это выше моих сил! Право, Леонар, рискнем! Умоляю тебя, Леонар, не мешай мне! Иначе мне лучше умереть…

Тихим голосом он ответил:

— Бедная моя Жозина…

Они долго молчали. Наконец, она резко выпрямилась и властно произнесла:

— Я должна рискнуть, Леонар.

— Чего же ты хочешь?

— Похитить его.

— О, Господи! И ты надеешься…

— Все уже готово. Поверь, как всегда, все продумано до мелочей.

— Но каким образом?

— С помощью Доминика.

— Доминика?

— Да. Как только Рауль поселился в замке д'Этиг, Доминик устроился туда конюхом.

— Но Рауль знает его в лицо!

— Да, Рауль раза два видел его, но ты отлично знаешь, как Доминик умеет менять внешность. Поверь, его невозможно обнаружить среди прислуги замка. Доминик постоянно держит меня в курсе всех дел и строго следует моим инструкциям. Я знаю, когда Рауль просыпается, когда ложится. Я знаю, как он живет, что он делает и как себя чувствует. Например, мне известно, что он еще ни разу не видел Клариссу, хотя усердно готовит необходимые для свадьбы документы.

— А ты… не боишься?

— Я? Нет. Доминик слышал кое-что из разговора Рауля с Годфруа д'Этигом, когда устраивался на работу в замок. В моей смерти никто из них не сомневается. Правда, Рауль настаивал на особых мерах предосторожности, которые следует принять против меня. Но меня — мертвой! Конечно, он тоже настороже, ждет и опасается. Выставил охрану вокруг замка, затаился… Недавно расспрашивал крестьян из ближайшей деревушки.

— Кто тебе поможет пробраться в замок? Доминик?

— Конечно. Все займет не более часа. Один точный удар — и финал. Главное — смелость, ловкость и стремительность. Ночь нам поможет уйти из замка незаметно.

— Все намечено на сегодняшний вечер?

— Да. Сегодня вечером, между десятью и одиннадцатью. Рауль живет в маленькой сторожке около старой бани. Эта сторожка примыкает к внешней стене ограды и выходит одним окном в поле. С той стороны, разумеется, дверей нет. Мы проберемся через ворота сада. Ключи уже лежат в условленном месте. Рауль будет спать. Нам останется только завернуть его в одеяло и вынести. Можно начинать.

— Ты ничего не забыла?

Немного поколебавшись, Жозефина Бальзамо ответила:

— По-моему, ничего.

— А Доминик?

— Он уйдет с нами.

— И ты ему не давала никакого дополнительного поручения?

— Относительно чего?

— Относительно Клариссы. Ты ее ненавидишь. И я почти уверен, что ты поручила Доминику…

Жозефина опять помедлила с ответом:

— Тебя это не касается.

— Значит, я прав.

Яхта приближалась к берегу. Жозефина Бальзамо улыбнулась и заговорила дружеским тоном:

— Послушай, Леонар. Я подарила тебе это роскошное судно, сделала князем Лаворнеф… Давай не будем выходить за рамки нашего соглашения, хорошо? Я приказываю, а ты… ты подчиняешься. До сих пор это у нас получалось неплохо. И приносило нам успех. Конечно, ты имеешь право спрашивать о чем угодно. И я тебе обещаю, что отвечу на любой вопрос. Но ты будешь действовать так, словно ответы тебя полностью удовлетворяют. И молча! Договорились?

— Твои объяснения меня всегда удовлетворяют, — промолвил Леонар. — И должен согласиться, что свои дела ты всегда продумываешь блестяще.

— Тем лучше. Итак, приступим!

Она первой спустилась в лодку и устроилась на корме. Леонар в сопровождении четырех помощников последовал за нею. Двое взялись за весла, остальные сели вдоль бортов. Жозефина еле слышно предупреждала гребцов о подводных камнях и направляла лодку к только ей известной цели.

Скрипнув дном о гальку, лодка причалила к берегу. Сообщники на руках перенесли Жозефину на сушу и вытянули лодку из воды.

— Ты уверена, что нам не грозит встреча с таможенниками?

— Конечно. В последней телеграмме Доминик сообщил, что с этим все в порядке.

— Он придет за нами сюда?

— Нет. Я приказала ему оставаться в замке и ни в коем случае не покидать его без особой необходимости. В одиннадцать он присоединится к нам.

— Где?

— Около сторожки Рауля. Но довольно разговоров!

В глубоком молчании они начали подниматься по лестнице, вырубленной в скале. Шестеро шли по крутому подъему, но с первой до последней минуты соблюдали такую осторожность, что даже самое чуткое ухо не услышало бы их передвижения.

Наверху туман рассеялся, а в небе сквозь поредевшую пелену замерцали звезды. Путь к замку д'Этиг был открыт. На колокольне пробило десять часов.

Жозина вздрогнула.

— О, этот колокол! Я узнаю его звук. Как и тогда, десять ударов… Один за другим… Я считала их, когда готовилась к смерти.

— Ты уже отомщена, — напомнил Леонар.

— В отношении Боманьяна — да. Но остальные?…

— С остальными тоже счеты сведены. Говорят, оба кузена спятили.

— Это правда, — согласилась она. — Но я не чувствую себя победительницей. Нет, только через час я назову себя действительно отомщенной. И тогда можно будет отдохнуть.

Вновь опустилась пелена тумана, и они двинулись дальше, не опасаясь, что их силуэты будут заметны на открытой равнине. Жозефина Бальзамо ступила на тропу, по которой Годфруа со своими сообщниками нес ее тогда к морю. Остальные последовали за нею безмолвной чередой.

Поля были уже убраны. Вдоль всего их пути возвышались огромные скирды. Из-за них вырос высокий силуэт замка д'Этиг. Еще несколько шагов — и они добрались до сторожки Рауля, выделявшейся на сером фоне стен.

— Стойте! — графиня Калиостро подняла руку.

— Мне следовать за тобой? — спросил Леонар.

— Нет. Я еще вернусь, и тогда вместе пойдем к садовым воротам.

Она спокойно двинулась вперед. Походка ее была так легка, что ни один камешек не скрипнул под ее ногой, ни одно растение не зашуршало, прикоснувшись к ее юбке. Жозефина подошла к сторожке и распахнула ставню. Окно заботами Доминика было не заперто. Прижавшись лбом к стеклу, она заглянула в комнату. В глубине помещалась кровать Рауля.

Рауль мирно спал. Тусклый ночник освещал его лицо, плечи, книгу, которую он читал, одежду, брошенную на стул. Больше всего он сейчас походил на старательного ученика, который изо всех сил борется со сном, пытаясь продолжать свои занятия.

Уступая дремоте, его голова склонялась к подушке, но усилием воли он открывал глаза и продолжал чтение до следующего приступа сонливости. В конце концов он захлопнул книгу и погасил лампу.

Разглядев все, что хотела увидеть, Жозефина вернулась к своим помощникам. Она еще до ухода дала им необходимые указания, но во избежание неожиданностей повторила их снова:

— Запомните: никакой жестокости! Ты понял, Леонар? Ему нечем защищаться, и нам оружие не понадобится. Вас пятеро, этого вполне достаточно.

— А если он вздумает сопротивляться? — переспросил Леонар.

— Действуйте так, чтобы он не смог сопротивляться, даже если захочет.

Доминик передал ей подробный план места действия. Поэтому она двигалась уверенно, ни секунды не колеблясь. Они дошли до главного входа в сад. Ключи лежали в условленном месте. Жозефина отперла ворота и направилась к сторожке.

Дверь легко открылась. Выложенный камнем коридор вел от прихожей прямо к спальне.

Наступил решающий момент. С предельной осторожностью она открыла дверь. Если Рауль спал, то план Жозефины Бальзамо можно было считать уже осуществленным.

Она прислушалась. Улыбнулась и, пропустив пятерых помощников вперед, резким движением руки направила луч своего фонаря на кровать Рауля.

Нападение было слишком внезапным, чтобы спящий мог оказать серьезное сопротивление. Впрочем, таким мастерам заплечных дел сопротивляться было бы бесполезно.

Похитители закатали юношу в одеяло и перевязали получившийся тюк веревкой. Нападение заняло не более минуты и завершилась полным успехом. Ни криков, ни шума, все вещи в комнате остались на своих местах нетронутыми. В очередной раз графиня Калиостро торжествовала победу. Теперь он был в ее руках!

— Что теперь мы должны делать? — спросил Леонар.

— Отнесите его на яхту.

— А если он начнет звать на помощь?

— Заткните ему рот кляпом. Действуйте!

Пока остальные занимались пленником, Леонар приблизился к ней.

— Ты не идешь с нами?

— Нет.

— Почему?

— Я тебе уже сказала. Подожду Доминика.

Она зажгла лампу и сняла абажур.

— Как ты бледна! — тихо вздохнул Леонар.

— Может быть, — ответила она.

— Это из-за той девчонки?

— Да.

— Возможно, Доминик сейчас там… У тебя еще есть время остановить его.

— Нет, — промолвила она. — Мое решение неизменно. Пусть будет, как будет. Иди. И не беспокойся. Главная и единственная опасность сейчас — Рауль. Только когда он окажется на яхте, можно будет не тревожиться. Ступай.

Она распахнула окно. Двое выбрались наружу и приняли тюк с пленником. Она закрыла окно и задернула шторы.

Через мгновение с колокольни полился звучный перезвон. С одиннадцатым ударом она шагнула к двери и прислушалась. Откуда-то донесся тихий свист. Она вздохнула с облегчением и постучала по каменному полу.

Вбежал Доминик. Они прошли в комнату, и прежде, чем она успела задать вопрос, он прошептал:

— Готово!

Она со стоном опустилась на стул.

Немного помолчав, Доминик добавил:

— Она спала и ничего не успела почувствовать.

— Ты уверен?

— В том, что она мертва? Черт побери! Я ударил ее прямо в сердце. И еще остался посмотреть… Но это уже было лишним — она больше не дышала… И руки стали совсем холодными.

— Кто сейчас это может заметить?

— Никто, исключено. В комнату войдут только утром. Тогда и обнаружат труп.

Оба избегали встречаться взглядами.

Доминик протянул руку. Жозефина Бальзамо достала из-за корсажа десять банкнот и вручила их убийце.

— Благодарю, — сказал он, — но с этим можно было и подождать. Что мне делать дальше?

— Уходи отсюда. Возвращайся на яхту, там все наши.

— Они взяли Рауля д'Андрези?

— Да.

— Тем лучше. Он очень опасен. Кажется, стал меня подозревать… Да, а что с камушками?

— Мы взяли их.

— И где же они теперь? В безопасном месте?

— В сейфе одного из лондонских банков.

— Много?

— Еле поместились в чемодан.

— Черт побери! Больше ста тысяч франков мне одному?

— Больше. Давай, поторапливайся.

— Я-то быстро отсюда смоюсь, только меня и видели! А как же вы?

— Мне надо еще отсюда забрать кое-какие бумаги. Нам не нужны улики, не правда ли? Я скоро догоню вас.

Доминик вышел, а она перерыла ящики стола, маленький секретер, но ничего интересного не нашла. Тогда она принялась исследовать карманы одежды, валявшейся в изголовье кровати.

Особое ее внимание привлек бумажник. Там лежали деньги, какие-то визитные карточки и… фотография. Фотография Клариссы д'Этиг! Жозефина Бальзамо долго смотрела на милое лицо своей жертвы. В ее взгляде не было гнева, только беспощадная жестокость! Перед мысленным взором Жозефины представала зловещая картина кровавого преступления, а на устах ее играла мягкая кроткая улыбка.

Перед нею стояло зеркало. Она взглянула на себя, и улыбка ее стала резче, отчетливее. Ей было радостно чувствовать себя по-прежнему прекрасной. Она откинула ворот своего коричневого костюма, набросила на лицо почти неосязаемую прозрачную вуаль, с которой никогда не расставалась, и снова превратилась в Пресвятую Деву с картины Бернардино Луини.

Она всматривалась в зеркало, словно пыталась разгадать непостижимую тайну. Этим изображением она готова была любоваться часами. Но время торопило. Она нахмурилась и… не двинулась с места. Можно было подумать, что она спит. Спит с широко раскрытыми неподвижными глазами. Но вот в этих огромных глазах мелькнула какая-то мысль. Жозефина пыталась сосредоточиться, и перед ее внутренним взором из сплошного тумана начал вырисовываться образ, приобретавший все более четкие и реальные черты.

Она пыталась понять, что это за образ, но ей не удавалось полностью сосредоточить внимание и волю. Внезапно ей показалось, что из-за плотной занавеси пустого алькова появилась чья-то рука… За нею показалась голова.

Жозефина Бальзамо, участница многочисленных спиритических сеансов, на которых из небытия постепенно рождался призрак, спокойно наблюдала за происходящим. Она даже дала имя тому, что извлекало из глубин вечного мрака ее распаленное воображение. К тому же призрак был, как положено, одет в белое и смотрел абсолютно невозмутимо — ни гнева, ни нежности не проявлялось в его взгляде.

Она прошептала:

— Рауль… Рауль… Чего ты хочешь от меня?

Призрак откинул занавесь и растянулся на кровати. Жозина со стоном зажмурилась, потерла веки кулаками, опять посмотрела на кровать. Галлюцинация не проходила. Больше того — призрак легко вскочил с постели и двинулся к ней. Она хотела бежать… И в этот момент почувствовала на своем плече прикосновение крепкой руки, которая не могла принадлежать никому на свете, кроме… Призрак жизнерадостно воскликнул:

— Добрая моя Жозина! Позволь мне дать тебе один совет: попроси князя Лаворнефа предоставить тебе маленький прогулочный крейсер для отдыха. Поверь, он тебе сейчас просто необходим. Что с тобой, милая Жозина? Ты действительно принимаешь меня, Рауля д'Андрези, за призрак? О, Господи! Да неужели я стал тебе совсем чужим, если ты не хочешь узнавать меня в этом привычном для тебя наряде? Посмотри, это та же самая ночная пижама, в которой ты меня так часто видела…

Рауль болтал, натягивая костюм и завязывая галстук. А она бессмысленно повторяла:

— Ты!… Ты!…

— Бог мой, ну конечно же я! А кто же еще? Ты, как всегда, права!

Присев возле нее, он продолжал игриво:

— Только, ради Бога, не ворчи на князя Лаворнефа, что он в очередной раз упустил меня из своих грязных лап. Не тревожься за меня. То, что они тянут сейчас по лестнице, всего лишь манекен в одеяле. Твой любимый с тобою рядом, живой, невредимый и в полной безопасности. Я ни на секунду не покидал своего укромного уголка с того момента, как ты покинула свой наблюдательный пункт у моего окна.

Жозефина Бальзамо не в силах была пошевелиться. Ей казалось, что минуту назад не он подвергался опасности, а она сама.

— Проклятье! — воскликнул он. — Ты что-то совсем не в своей тарелке! Хочешь стаканчик ликера для поддержания сил? Уверяю тебя, я прекрасно понимаю, как тяжело тебе пережить свое поражение, и совсем не хотел бы сейчас оказаться на твоем месте. Дружки твои ушли… На чью-то помощь рассчитывать не приходится, а ты здесь, в запертой комнате, наедине с тем самым Раулем, которого так опасаются твои помощники! Есть отчего огорчаться! Бедная Жозефина!… Какой провал!

Он подобрал фотографию Клариссы.

— Как прекрасна моя невеста, не правда ли? Мне приятно было видеть, что и ты ею любуешься. Это наполняло меня гордостью. У меня неплохой вкус, правда? Кстати, ты знаешь, наша свадьба состоится правда? Кстати, ты знаешь, наша свадьба состоится через несколько дней…

Графиня Калиостро тихо промолвила:

— Она мертва.

— В самом деле? — встревожился Рауль. — Представь, я тоже что-то такое слышал, но не мог поверить. Кажется, об этом говорил тот красавчик, что недавно ушел отсюда? Но не знаю, право, можно ли ему доверять?

— Он убил ее.

— Ударом кинжала в сердце?

— Тремя ударами кинжала в сердце, — поправила она.

— Ну, хватило бы, наверное, и одного, — заметил Рауль.

Она медленно повторила, как заклинание:

— Она мертва. Она мертва.

Он усмехнулся.

— Что ж тут странного? С каждым это бывает хоть раз в жизни. Банальная история. Но я не меняю своих планов из-за таких пустяков. Мертва она или нет, свадьба состоится. И все устроится как-нибудь, вот увидишь… Ведь, право, ты устроила все на славу.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Жозефина Бальзамо, которую его болтовня начинала тревожить все сильнее.

— А что я, в самом деле, хочу этим сказать? Барон, если мне не изменяет память, тебя уже однажды утопил… Во второй раз ты утонула сама на яхте «Светлячок». Ну и что? Но я имею удовольствие видеть своими глазами, что тебе это нисколько не помешало явиться сюда. Правда, причиной прихода было не столько похищение меня, сколько страстное желание нанести Клариссе три удара кинжалом в сердце!… Это важная причина! Но уверена ли ты в том, что все произошло, как ты намечала?

— Один из моих людей убил ее.

— Вернее, сказал тебе, что убил ее. По-моему, это более точная формулировка.

Она внимательно посмотрела на него.

— Зачем ему лгать?

— Чтобы забрать свои десять тысяч франков.

— Доминик не способен изменить мне. Даже за сто тысяч франков он не стал бы предателем. Кроме того, ему отлично известно, что найти его для меня не составит труда. Так что он ждет сейчас меня вместе с остальными.

— Ты уверена в этом, Жозина?

Она вздрогнула. Рауль покачал головой:

— Странные дела творятся, Жозефина. И забавные. Ты вдруг оказываешься такой наивной девочкой, что умудряешься верить в мою наивность! Как ты могла подумать, что я поверю в этот взрыв на «Светлячке», кораблекрушение, гибель Пеллегрини-Калиостро и во все остальные враки, которые распускал доморощенный принц Лаворнеф! Ну сама бы ты поверила в подобные россказни? Почему же я должен был принять все за чистую монету? Я, прошедший твою школу, которая многих университетов стоит! И я был не худшим учеником, не правда ли? Разумеется, я разгадал всю твою игру по строчкам газетных сообщений. Вообще-то здорово придумано. Кораблекрушение! И концы в воду! Ты сменила имя, кожу, но осталась такой же: не можешь без крови, без убийств, без пыток. Новое имя тебе в этом не помеха. Так что рассказывай сказки другим, старушка!

Немного помолчав, Рауль заговорил опять:

— Я прекрасно понимал, что твой визит неизбежен. Ты должна была подготовить его с помощью кого-то из своих людей. И разумеется, яхта Лаворнефа должна была пристать к этому берегу, а ты — вскарабкаться по лестнице, по которой тебя не так давно с таким почетом вынесли на носилках. Что же мне оставалось делать, Жозина? Разумеется, я принял меры предосторожности. И первой моей заботой было приглядеться к своему окружению — нет ли поблизости старых знакомых. Конечно же, я сразу узнал господина Доминика, что, разумеется, осталось вне твоего внимания. Доминик — верный слуга, но довольно трусливый. Страх перед жандармами и несколько ударов, полученных от меня, сломили его несокрушимую преданность. Он оказался слугой двух господ, причем главным господином считал, прости, не тебя. Поверь, его нет сейчас на яхте. Он получил обещанные деньги и вернулся в замок, под мою защиту. Вот так обстоят дела, моя нежная Жозефина. Поверь, я разыграл всю эту комедию только для того, чтобы с удовольствием пожать тебе руку. И еще я хотел посмотреть, как ты завершишь свою операцию убийством Клариссы д'Этиг. Вот почему я не выходил до сих пор из своего укрытия.

Теперь Рауль не шутил, и Жозефина это понимала.

Склонившись к ней, он, еле сдерживаясь, произнес:

— Чуть-чуть волнения, капелька переживаний, вот и все, что ты испытала. Ты думала, что убита Кларисса. Но ты думала еще, что убит и ребенок! Мой ребенок убит по твоему приказу. И даже это не произвело на тебя особого впечатления. Смерть других людей для тебя безразлична! Ни угрызений совести, ни душевных мук. Ты даже не думаешь об этом. Одной жертвой больше, одной меньше — для тебя не важно. Помнишь, Боманьян назвал тебя исчадием ада. Тогда это возмутило меня. Но не теперь! Он был абсолютно прав — ты носишь ад в себе. Ты — чудовище, о котором нельзя думать без ужаса и отвращения. Но неужели ты сама, Жозефина Бальзамо, никогда не приходишь в ужас?

Она низко опустила голову, сжала виски кулаками и теперь сидела в этой привычной позе. Безжалостные слова Рауля, вопреки его ожиданию, не вызвали у нее ни ярости, ни протеста.

Рауль знал, что в жизни каждого бывают такие минуты, когда, вопреки собственной воле, человек вдруг видит ужасающую черноту своей души, самых ее потаенных глубин. Видит — и не может отшатнуться от этого отвратительного зрелища. Видимо, в жизни Жозефины наступила такая минута.

Рауль не удивлялся этому. Такие мгновения должны были часто посещать это жалкое существо, утратившее душевный покой. Натура, внешне столь безмятежная и невинная, медленно разрушалась из глубин мрачной души.

Внезапное, полумистическое появление Рауля и его безжалостная отповедь потрясли ее.

Он воспользовался случаем и, обняв ее, вкрадчиво произнес:

— Жозина, ты ведь испугана не меньше меня… Ты действительно внушаешь самой себе страх?

Скорбь несчастной женщины была столь глубока, что она смогла лишь прошептать:

— Да… да… иногда… Но не надо об этом… Я не хочу думать об этом. Молчи…

— Наоборот! — воскликнул Рауль. — Тебе нужно об этом думать! Если эти вещи вызывают у тебя самой ужас, значит, еще есть надежда!

— Я не могу поступать иначе, — ответила она со странным безразличием.

— Но ведь можно попытаться!…

— Я давно уже пытаюсь, борюсь… но всегда терплю поражение. Я приучена ко злу… И творю его так же естественно, как другие творят добро. Я творю зло, как дышу… Этого и хотели…

— Кто?

Сдавленным голосом она произнесла два слова, которые так не хотел услышать Рауль.

— Моя мать.

— Твоя мать?! Шпионка? Та, что придумала всю эту историю с Калиостро?

— Да. Но не стоит ее обвинять. Она очень любила меня… но ей не повезло… Несчастная, она кончила дни в нищете… и очень хотела, чтобы повезло мне. Чтобы я стала богатой.

— Ты прекрасна! Для женщины красота — самое ценное и главное богатство. Разве тебе мало одной красоты?

— Моя мать тоже была прекрасна, Рауль. Но это ничего ей не дало.

— Ты похожа на нее?

— Нас трудно было различить. В этом и таилась дьявольская ловушка. Мать хотела, чтобы я выполнила то, что не удалось ей. У нее была единственная мечта — чтобы я наследовала Калиостро.

— У нее были какие-нибудь документы?

— Клочок бумаги с четырьмя загадками… Одна из ее подруг нашла в старой книге… Возможно, этот клочок действительно принадлежал Калиостро. Это околдовало ее. А тут еще успех при дворе императрицы Евгении. Я должна была продолжить ее путь. Совсем маленькой я уже точно знала, чего от меня ждет моя мать. Это должно было стать моей профессией. Больше того — моей судьбой! Я была дочерью Калиостро. Я наследовала ее жизнь… Ты понимаешь, о чем я говорю: жизнь блестящую, как в старинных романах, полную всеобщего обожания и духа приключений… Авантюристка, царящая над светским обществом, а там, глядишь, и над всем миром!… Я должна была отомстить за все ее страдания. Перед смертью она так и сказала мне: «Отомсти за меня!»

Рауль молча размышлял. Наконец он промолвил:

— Пусть так. Но преступления… эта страсть к убийству… Неужели это необходимо?

И, не давая ответить, быстро спросил:

— Но не одна же мать посвятила тебя злу! Кто твой отец?

Он ожидал услышать имя Леонара. Но то ли она не хотела называть его своим отцом, то ли не желала вновь погружаться в воспоминания о тех далеких временах, когда ее жестоко разлучили с матерью, выслав из Франции…

Так или иначе, Рауль не сумел проникнуть в мрачные дебри ее души, где зарождались дурные инстинкты, преступные наклонности, кровавые страсти и гнуснейшие пороки.

Она ничего не ответила. А он перестал ее расспрашивать.

Она плакала. Дьявольское создание вдруг превратилось в обычное человеческое существо, осуждать которое можно только по законам снисхождения и милосердия.

— Пощади меня, — простонала она. — Ты — единственный в мире, кто мог бы вырвать меня из пучины греха. Я чувствовала это всем существом. О, моя любовь! Я никого не любила, кроме тебя. И если ты меня оттолкнешь…

Ее губы, трепещущие в любовной истоме, вплотную придвинулись к губам Рауля. Таящееся в ее устах сладострастное желание, соединенное с опасным в данный момент состраданием, размягчали мужскую волю. Да мог ли он сейчас не впасть в искушение, не насладиться в последний раз нежностью ее губ, когда сама графиня Калиостро довольствовалась ныне столь жалкой и унизительной ролью!

Подняв лицо ему навстречу, она обвила нежными руками его шею и взглянула ему в глаза.

И этого взгляда было достаточно, чтобы развеялись чары. Теперь Рауль видел не раскаявшуюся грешницу, молящую о снисхождении. Перед ним готовилась к бою хладнокровная авантюристка, привыкшая обольщать, расчетливо пуская в ход нежность своих рук и трепет губ.

Взгляды любовников встретились, как клинки врагов. Теперь Рауль отлично знал, что таится за обманчиво невинным лицом со скорбной улыбкой! Чистейший облик не скроет уродства души! Именно душу он видел теперь обнаженной и содрогался от этого зрелища.

Он все больше овладевал собой. Избавившись от искушения, он снял ее руку со своего плеча и тихо сказал:

— Ты помнишь то наше свидание на яхте, когда мы готовы были убить друг друга? Тогда мы испугались. Теперь ты не боишься моей смерти. И если я сейчас утону в твоих объятьях, мне конец. Завтра-послезавтра, не важно, меня ждет неминуемая смерть от твоей руки. — Она выпрямилась, оскорбленная и угрожающая. Гордость вновь переполняла ее, захлестывала ее мысли.

— Ну конечно, — продолжал Рауль, — с первой минуты мы были смертельными врагами. Мы стремились поразить друг друга и ни о чем другом не думали. Особенно ты! Я был всего лишь соперником, вторгшимся в твои владения, в твой мир. Чужой! Сознательно или нет, но ты меня обрекла на смерть с первой минуты.

Она покачала головой и сказала вызывающе:

— До этого дня — нет.

— Но сегодня — да! Не так ли? — воскликнул он. — Нет, Жозина, просто сегодня ты это вполне поняла. Но ты упустила одну особенность сегодняшних событий. Сегодня я смеюсь над тобой, Жозефина! Ученик победил учителя! Только это я хотел доказать тебе сегодня. Это я позволил тебе прийти сегодня сюда. Я принял бой. Я подставился ударам и твоим, и твоей банды. И я выдержал их. И теперь мы сидим рядом, но ты ничего не можешь сделать. Полное поражение! Кларисса жива, я свободен… Так что, красавица моя, убирайся вон из моей жизни! Ты полностью разбита и разгромлена навсегда. И самое главное — я презираю тебя.

Он бросал ей в лицо оскорбления, хлеставшие ее больнее бича. Она смертельно побледнела. Лицо исказилось до неузнаваемости. Впервые на ее божественном лике непорочной красоты явственно проступили черты порока и греховности.

Она процедила сквозь зубы:

— Я отомщу за себя!…

— Исключено, — усмехнулся Рауль. — Я вырвал у тебя когти. Опомнись, ты боишься меня! Это самое восхитительное в истории нашей любви! Вот главный мой успех сегодня: ты стала бояться меня!

— Я жизнь положу на это!

— Не обманывай себя. Все твои приемы мне известны. Ты проиграла полностью. Это конец.

Она покачала головой:

— У меня есть и другие средства.

— Какие же?

— Мое огромное богатство.

— Найденное благодаря мне? — весело спросил Рауль. — Если в этом деле и было хоть одно озарение, то разве не от меня шел этот свет?

— Возможно, не буду спорить. Но это мне удалось завершить все дело. Конечно, когда нужно поиграть словами, тебе нет равных. Но здесь нужны были действия, и их совершила я. Кларисса жива, ты на свободе и торжествуешь победу. Но жизнь Клариссы и твоя свобода слишком жалкие ставки в моей игре. Чего вы стоите в сравнении с тысячами и тысячами драгоценных камней?! Главная битва была за это сокровище. И в этой битве победила я! Сокровища принадлежат мне!

— Вот за это никак не могу поручиться, — шутовским тоном парировал он.

— Они у меня! Я сложила драгоценности в чемодан и увезла в Гавр. Взорванная яхта лежит на морском дне, а чемодан с камнями — в сейфе одного из лондонских банков.

— Да-да, — согласился Рауль, — веревка совсем новая, довольно прочная, пять печатей фиолетового воска с монограммой Ж.Б., то есть Жозефина Бальзамо. Чемодан, конечно, самый простой, без особых примет, не привлекающий к себе внимания… Желтые ремни и мягкие кожаные ручки…

Графиня Калиостро метнула в него взгляд, полный смятения:

— Откуда тебе это известно?…

— Мы довольно долго оставались с ним наедине. Такое приятное двухчасовое свидание, — засмеялся Рауль.

— Ложь! — гневно выкрикнула она. — Ты пытаешься запугать меня! Я ни на секунду не выпускала чемодан из рук на всем пути от взорванного валуна под Мениль-су-Жюмьежем до самого сейфа в лондонском банке!

— Но ты же опускала его в трюм «Светлячка»?

— Я все время сидела около трюма и вместе со всей командой следила, чтобы ты не пробрался каким-нибудь чудом на борт…

— Знаю.

— Откуда?

— Я был в трюме.

Более страшного для Жозефины известия трудно было придумать. А Рауль, посмеиваясь про себя, продолжал рассказ:

— Еще около взорванного камня королевы в Мениль-су-Жюмьеже я понял, что следовать за тобой по пятам — бесполезно. Так я никогда не смогу тебя догнать. Но к чему преследовать мою стремительную Жозину, если так просто догадаться, где она будет к концу этого триумфального дня. Потому нужно только добраться раньше нее, туда и уже на месте воспользоваться любой возможностью, чтобы вернуть похищенные сокровища. Как видишь, все очень просто. Итак, преследуемая мною и полицией прекрасная Жозефина Бальзамо хочет как можно быстрее спрятать сокровище в безопасном месте. Для этого ей необходимо срочно бежать за границу. Каким образом? Да на своей же яхте «Светлячок»! И в полдень я уже в Гавре. Час спустя твой экипаж отправился на берег пообедать, а я пробрался на палубу и спокойно спустился в трюм, где спрятался между ящиками и бочками с провизией. К шести часам явилась ты, моя долгожданная, и спустила на троссе чемодан прямо мне в руки.

— Ты лжешь… Ты лжешь… — стонала она.

Не обращая на нее внимания, он продолжал:

— В десять часов вечера к вам присоединился Леонар. Из вечерних газет он уже знал о самоубийстве Боманьяна. В одиннадцать часов вы подняли якорь, а в полночь у вас что-то случилось… Вы пришвартовались к какому-то судну. Леонар, ставший князем Лаворнефом, приступил к полному переселению: все сколько-нибудь ценные вещи перенесли на палубу другого судна. И, разумеется, не забыли чемодан. Его ты собственноручно извлекла из трюма! А потом «Светлячок» отправился в преисподнюю.

Рауль закурил и вернулся к рассказу:

— Признаться, были у меня драматические минуты! Я остался на яхте один, из экипажа никого нет, «Светлячок» носится по волнам, словно им управляет пьяный или сумасшедший капитан… К тому же, я прекрасно понимал, что ты не оставила судно без своей заботы, и где-то заложена адская машинка с включенными часами. С минуты на минуту механизм должен был сработать и поставить очень громкую точку на всей этой истории. Клянусь, у меня выступил холодный пот. Броситься в воду? Я уже готов был к ночному купанию, но тут меня осенило, что ты ведь не знаешь о моем присутствии на «Светлячке»! Я хорошенько осмотрелся и, к безумной моей радости, увидел маленькую шлюпку, болтающуюся в кильватере. Разумеется, я воспользовался ею и уже через полчаса издали наблюдал, как во мраке полыхало пламя на яхте. Бедный «Светлячок» затонул. На следующий день лодку прибило к мысу Антифер… Я спрыгнул в воду и через минуту оказался на берегу. А вечером я уже готовился здесь к долгожданной встрече с тобой, моя дорогая Жозефина.

Графиня Калиостро слушала с непроницаемым видом, не прерывая рассказчика. Казалось, приключения Рауля ее абсолютно не интересовали. Главное — чемодан. Она боялась спросить об этом, прекрасно понимая, что Рауль не стал бы рисковать жизнью, без какой-то цели.

— Ну, — улыбнулся Рауль. — Ты не хочешь ни о чем спросить меня?

— К чему лишние вопросы? Ты все рассказал. А чемодан я забрала. И укрыла его в надежном месте.

— Но ты не удосужилась проверить его, не так ли?

— Откровенно говоря… А зачем? Веревка и печати были нетронуты…

— Но ты не заметила маленькой щелки в обивке чемодана. Эдакой крохотной лазейки для мышки-норушки.

— Лазейки?

— Черт возьми! Ты полагаешь, что я провел впустую два часа, находясь наедине с таким содержательным предметом? Ну, Жозефина, не настолько же я глуп!

— И? — спросила она.

— И мало-помалу, моя бедная подруга, я осторожно извлек все содержимое чемодана, так что…

— Что?

— Когда ты откроешь чемодан, то не найдешь там ничего, кроме не слишком ценных съестных припасов… Но по весу их не меньше, чем драгоценностей, об этом я побеспокоился лично! Извини, но это все, что у меня было под рукой. Немного фасоли, чечевицы… Вряд ли они стоят больше того, что ты заплатила за аренду банковского сейфа в Лондоне.

Она попыталась возразить:

— Неправда! Это невозможно было сделать… Ты не мог…

Рауль снял со шкафа маленькую деревянную чашку и высыпал на ладонь две-три дюжины алмазов, рубинов, сапфиров и беззаботно покатал их возле лампы. Драгоценные камни засияли всеми цветами радуги.

— Там были и другие, — промолвил он. — Но увы!… Взрыв помешал мне забрать всю коллекцию, и теперь она покоится на дне моря. И что значат для такого молодого человека, как я, несколько камешков?! Надеюсь, ты не собираешься падать в обморок? А то эти бедные женщины не могут потерять какой-нибудь миллиард, чтобы тут же не потерять сознание. Но ты даже бровью не повела! Ах, Жозефина, Жозефина! Какая же ты растяпа!

Жозефина Бальзамо действительно даже бровью не повела. Она поднялась с единственным желанием собственными руками задушить своего бывшего любовника. Но нервы не выдержали… Она задохнулась от отчаянья и бессилия. Ее руки бесцельно хватались за воздух, как руки утопающего, когда он судорожно пытается удержаться на поверхности.

С глухим стоном она рухнула на кровать.

Рауль молча ждал окончания сцены, хотя ему было что сказать ей:

— Ну? Теперь ты видишь, что это полный разгром? Это крах всех твоих планов. И ты это отлично понимаешь, Жозефина. Ты уйдешь отсюда, полностью смирившись с тем, что ничего не сможешь сделать против меня. А я останусь и буду счастлив, несмотря на то, что твоя любовь ко мне угасла. И все твои попытки вернуть меня будут напрасны. Я буду счастлив с Клариссой, у нас будет много детей. Это все, что я могу для тебя сделать.

Он встал и весело прошелся по комнате, продолжая свой монолог:

— Итак, твои планы потерпели полное поражение. Ты вступила в борьбу с человеком в тысячу раз сильнее и хитрее тебя, бедная дочь Калиостро. Мне самому не верится, я даже чуточку опьянен своей силой и ловкостью. Какой замечательный сплав интуиции, энергии и ясного понимания сути! Истинный гений! Ничто не ускользнуло от меня. Я читал в сердцах своих врагов, как в открытой книге. Я мгновенно угадывал их тайные мысли. По-моему, тут есть чем восхищаться! А ты отворачиваешься от меня, бедная моя, несчастная, побежденная, лежишь себе на кровати носом к стене, и я даже не вижу твоего очаровательного личика. Ну, разумеется, ты сейчас занята: обдумывание мести в самом разгаре… И я прекрасно себе представляю, как твоя рука скользит сейчас за корсаж, извлекает оттуда револьвер и…

Он не договорил — графиня Калиостро резко обернулась, в ее руке блеснул револьвер. Раздался выстрел. Но Рауль, готовый к чему-то подобному, успел перехватить ее руку и направил смертоносное дуло в сторону самой Жозефины Бальзамо. Она упала с простреленной грудью… Сцена была такой кровавой, а развязка так неожиданна, что он замер перед этим неподвижным телом, распростертым на кровати.

Даже тень беспокойства не омрачила его души. И мысль о том, что она, возможно, уже мертва, не приходила ему в голову. Наклонившись, он бесстрастно констатировал, что сердце ее бьется вполне четко.

Ножницами он разорвал ткань. Пуля, скользнув по распорке корсажа, глубоко оцарапала нежную плоть около родинки под правой грудью.

— Легкое ранение, — проговорил он, не в силах избавиться от мысли, что смерть такого создания была бы и справедливой, и даже желательной.

Он вплотную приблизил острие ножниц к ее обнаженной груди, спрашивая себя, не в том ли состоит его долг, чтобы завершить начатое случайно, уничтожив эту слишком совершенную красоту. Один удар — и сколько же преступлений и несчастий будет предотвращено!

Но у него не хватило на это смелости… Он слишком любил ее когда-то. Долго он стоял, молча любуясь ею, и ощущал в глубине души бесконечную печаль. Борьба истощила его. Он чувствовал, как его теперь заполняет горечь и отвращение к самому себе.

Она была его первой большой любовью. На всю жизнь останется у него морщинка на лбу, а на сердце — тяжкое чувство утраты. На всю жизнь!

Дыхание ее стало глубже, веки затрепетали, она открыла глаза.

Больше всего на свете ему теперь хотелось раз и навсегда забыть о ней, никогда не видеть.

Открыв окно, он прислушался. Со стороны утеса раздались шаги. Видимо, достигнув берега, Леонар обнаружил, что все трофеи их победоносного похода ограничились захватом в плен безжизненного манекена. И теперь, не без оснований встревоженный отсутствием Жозефины, он спешил ей на помощь.

— Пусть же найдет ее здесь. И заберет с собой! — задумчиво промолвил Рауль. — Пусть она живет или умирает, — мне все равно. Пусть поступает, как хочет! Или как велит ей совесть! Будет она счастлива или нет — мне плевать. Я ничего больше не хочу о ней знать. Довольно! Хватит этого ада!

И молча, не оглядываясь на женщину, с мольбой простирающую к нему руки, вышел из комнаты.

На следующее утро Рауль нанес визит Клариссе Д'Этиг. До сих пор он ничем не напоминал ей о своем присутствии в замке, не пытался с нею увидеться.

Она знала, что он здесь, но молчаливо соглашалась, что время их встречи еще не пришло. Теперь же он завершил свой труд, и разлуке наступил конец.

Перемена чувствовалась и в ней: щеки порозовели, глаза светились надеждой.

— Кларисса, — сказал он, остановившись на пороге. — Ты обещала простить меня…

— Мне не за что тебя прощать, Рауль, — ответила девушка, думая о своем отце.

— Нет, Кларисса, я причинил тебе много зла. Как и себе самому… И не любви твоей прошу я, но позволения заботиться и защищать тебя, вас. Ты нужна мне, Кларисса, чтобы навсегда забыть об этих днях, чтобы вновь обрести доверие и уважение к самому себе. Я хочу победить все дурное, что скрыто во мне и влечет туда… куда теперь не увлечь меня ни за что на свете. С твоей помощью я постараюсь снова стать честным человеком. И клянусь, ты будешь счастлива. Ты хочешь быть моей женой, Кларисса?

Она протянула ему руку.