"Жарче, чем тропики" - читать интересную книгу автора (Лэнгтон Джоанна)

Глава 4

Баньяни вывела Мари в пыльный дворик, ограниченный длинной линией гаражей. Там их ждал «рэйнджровер» с заведенным мотором. Стесненная накидкой француженка неуклюже, как пьяный матрос, забралась на заднее сиденье, и машина тотчас рванула с места. Мари сидела с опущенной головой, боясь, как бы ее не узнал водитель. Через полчаса или чуть больше они будут в аэропорту, рассчитывала она, ощупывая свою сумку под накидкой. Паспорт у нее с собой, но нет билета. Черт, получить бы место на любой рейс, лишь бы убраться из Королевства Нботу!

Они мчались на высокой скорости. Отвлекшись от своих мыслей, Мари вдруг заметила, что поездка длится гораздо дольше, чем она ожидала. Выглянув в боковое окно, она с изумлением обнаружила, что джип пересекает поросшую высокой травой равнину, где нет и следа какой-либо дороги.

— Куда это?.. — Она не успела задать вопрос, как железная хватка сжала ей руку, острые ногти вонзились в нежную кожу, и с ее уст сорвался вопль боли. Она резко обернулась, и ее взгляд натолкнулся на горящие карие глаза Баньяни. Мари поспешно убрала руку под накидку, чувствуя, как по ней стекают капли крови.

Мари охватил ужас, она не знала, что ей делать. Куда везет ее Баньяни?

Вдруг с переднего сиденья донесся неожиданный шорох. Мари подавила крик, когда с пола у ног водителя поднялась укутанная женская фигура.

— Две женщины выехали из дворца, и две вернутся во дворец, — самодовольно изрекла Баньяни. — Никто не заподозрит, что ты выехала со мной.

— Где мы, черт побери? — попыталась добиться ответа Мари, чувствуя, как смертельный страх заползает ей в душу.

Джип резко остановился в тени огромных тропических деревьев, водитель выпрыгнул и распахнул дверцу перед Мари.

— Вылезай! — Баньяни обеими руками сильно толкнула Мари в спину.

Француженка вылетела из джипа головой в траву. От удара оземь у нее перехватило дыхание. Как сквозь сон она услышала ругательства Баньяни.

— Солнце сожжет твою белую кожу, у тебя выпадут все волосы, и после этого ни один мужчина не пожелает тебя!..

Мари с трудом поднялась на ноги и сбросила сковавшую движения накидку.

— Ты не можешь оставить меня здесь одну!

В это время «рэйнджровер» резко рванул с места, и Мари едва увернулась от дверцы, которую захлопывала Баньяни. Француженка осталась одна под обжигающим солнцем, не в состоянии поверить в коварство принцессы. Оставалось клясть себя за то, что слепо доверилась женщине, разъяренной от ревности.

Взглянув на часы, Мари побледнела. Сколько миль проехали они на джипе больше чем за час? К тому же скоро стемнеет.

Чтобы сориентироваться, Мари решила вскарабкаться на ближайший холм. Это заняло немало времени и стоило больших усилий. Добравшись наконец до вершины, она рухнула на землю, стараясь отдышаться и побороть головокружение. Придя немного в себя, она огляделась и решила, что видит мираж, — по другую сторону холма у его подножия высились крытые тростником хижины.

Мари облегченно вздохнула. Можно было не опасаться, что она превратится в кучку выбеленных солнцем костей после мучительной агонии от нестерпимой жажды и солнечных ожогов. Недавнее паническое состояние рассеялось. Мари поверила в свое чудодейственное спасение. Похоже, шофер Баньяни, выполняя приказ принцессы, выбрал такое место для высадки француженки, где она не могла бы погибнуть. С легкой надеждой Мари заскользила вниз по склону.

Первыми заметили девушку черные обнаженные, если не считать набедренных повязок, ребятишки, встретившие ее появление громкими криками. Из хижин стали выглядывать женщины. Мари последовала за бегущими впереди детьми навстречу высыпавшим на площадь посреди селения мужчинам. На их темных лицах можно было прочесть удивление, любопытство и даже откровенное неодобрение. Окружив ее, они обменивались репликами на своем языке и размахивали руками. Их реакция смутила Мари, которая не знала, как ей объяснить свое появление вдали от столицы.

Ситуация счастливо разрешилась, когда в круг, посреди которого оказалась Мари, вышел полный пожилой мужчина в расшитой золотом одежде и уставился на нее суровыми глазами.

— Ты невеста принца Джамала? Как ты здесь оказалась? — спросил он, с трудом подбирая французские слова.

Мари догадалась: иметь в этой стране рыжие волосы все равно что две головы. И когда с лесистого холма свалилась запыхавшаяся идиотка-француженка с пламенеющей гривой волос и дурацкой напряженной улыбкой, аборигены не могли не догадаться, кто это такая. Макана не преувеличивала, утверждая, что о ней знают в стране. Что же теперь — сказать, что она не является невестой принца, и строить из себя дурочку?

— Я — двоюродный дядя Джамала, — пояснил пожилой негр, видя, что она медлит с ответом. — Меня зовут Касута.

Прикидываясь дурочкой, тут никого не проведешь, решила Мари, понимая неуместность своей вымученной улыбки. Ее обуяло жуткое подозрение, что в глазах присутствующих бросившаяся в бега невеста Джамала выглядит преступницей.

— Я потерялась, — глупо пробормотала она, чувствуя, как из-за жары и изнурения окружающий ее мир пошел кругами.

— Больше ты уже не потеряешься, — заверил ее Касута. — У моего племянника темперамент, как у песчаной бури, — в гневе он опасен, — добавил Касута.

— Вы — дядя принца? Значит, брат короля? Почему же вы живете в этой глухой деревне, где нет ни одного нормального дома? — недоверчиво спросила Мари.

— Как раз эти дома нормальные для нашего климата. И я предпочитаю жить в такой прохладной хижине, а не в каменной коробке. Сейчас ты сама сможешь оценить мое жилище. Пока принц не приедет за тобой, ты — моя пленница! — объявил Касута.

Мари покачнулась, ее подхватили на руки и внесли в благословенную прохладу большой хижины. В пугающем молчании ей подали воду умыться, потом чай и фрукты. С наступлением сумерек перед хижиной зажгли изящные бронзовые лампы. Оставшись одна, Мари с облегчением опустилась на ковер и прижалась щекой к шелковой подушке.

До утра ее никто не беспокоил, и Мари хорошо отдохнула за ночь. Проснувшись, она бросила взгляд на часы. Было уже восемь. Она подняла руки, чтобы уложить волосы, и замерла.

В нескольких шагах от нее стоял обряженный по африканской моде Джамал. Взгляд его ярких горящих золотистыми отблесками глаз на ястребином лице пронзил ее насквозь. Его молчание пугало. Но еще более Мари устрашило то чувство счастья, которое она испытала при виде принца. Чтобы не выдать своих эмоций, своего облегчения, она отвернулась.

— Ну да, ударилась в бега и оказалась неизвестно где, — с нервной иронией призналась Мари, когда молчание стало невыносимо. — И что теперь? Зароешь меня по шею в песок в самое жаркое время суток, обмажешь медом и напустишь на меня скорпионов? Или просто с позором отошлешь домой? Какой тут у вас обычай?

— По обычаю я должен взгреть тебя.

Мари смертельно побледнела, внезапно вспомнив о кошмарном браке своей тети с суданским негром. Именно насилие разрушило их союз.

— Ну, это убивает всякое желание разговаривать с тобой, — заявила она.

— Ты бросила меня! — Как ни старался, но в его словах прозвучал гнев, который он пытался подавить в себе.

— Вечная проблема с похищением женщин, — парировала Мари. — Глупышки вполне могут лелеять желание вновь обрести свободу.

— Ты добиваешься, чтобы я вышел из себя?

Гневное напряжение не испортило обворожительных черт его лица, отметила Мари. Она вдруг сообразила, что действительно неплохо бы добиться именно этого. Ей необходимо лекарство от любовного безумия. Джамал из тех мужчин, которые способны использовать свою огромную силу для подчинения женщины, и это, несомненно, станет для нее прекрасным лекарством от любви к нему.

Мари опустила голову, разрываемая противоречивыми чувствами. Нелогичность собственных рассуждений смутила ее. Приходила ли ей в голову хоть одна разумная мысль с тех пор, как она оказалась в Королевстве Нботу? — подумала она с горечью.

Пленница выпрямилась и уставилась на него сверкающими как изумруды зелеными глазами. Тон ее был решительным!

— Разве не ты виноват во всем этом безумии? Уж во всяком случае не я! Как ты смел заманить меня сюда? И как смеешь стоять тут и запугивать меня?

— Не кричи, нас могут услышать. — Его шоколадного цвета лицо потемнело от ярости.

— Я буду делать то, что мне Бог на душу положит. Я не принадлежу тебе как какой-нибудь ковер, который ты можешь топтать, когда пожелаешь, и ты не имеешь никаких прав на меня!

— Совсем никаких?

— Абсолютно никаких, так что петушись перед своим гаремом! — ядовито выпалила Мари, стремясь, чтобы ее презрение попало точно в цель. — У тебя нет ни малейшего шанса заставить меня ползать у твоих ног. Скорее я перережу себе горло! Как ты смеешь болтать о своей чести, когда у тебя уже есть жена? Я была права, когда в Париже обозвала тебя дикарем!

Джамал так стремительно бросился на нее, что Мари, отшатнувшись, зацепилась за ковер и повалилась бы навзничь, если бы он не ухватил ее за плечо и не заставил сесть на шелковые подушки. Его огромная сила, в которой Мари могла убедиться, повергла ее в панику, она издала приглушенный вопль, но Джамал тут же зажал ей рот ладонью и заставил замолчать.

Ставшие огромными и потемневшие от страха зеленые глаза смотрели на него.

— Не шуми, — спокойно произнес Джамал.

Она ожидала вовсе не такого сдержанного приказа. Готовая к удару, Мари еще шире распахнула ресницы. Ее сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвется. Жар и тяжесть его тела, навалившегося на нее, сковали ее лучше всяких цепей.

— Люди подумают, что я не могу справиться со своей женщиной, но я отлично знаю, как это сделать, — взбешенно проговорил Джамал. — Будь то в постели или вне ее. Но я никогда не опущусь до постыдного насилия. Ты усвоила или это выше твоего понимания?

В состоянии полной растерянности Мари смотрела на него затравленным взглядом, опасаясь его полных бешенства и насмешки сияющих глаз.

— Еще один вопль, и ты получишь ушат холодной воды, чтобы прекратить твою истерику. Я достаточно понятно изъясняюсь по-французски?

Опалив Мари еще раз огненным взглядом, он отпустил ее.

Ошеломленная, она никак не могла шевельнуться. Испытав за какие-то секунды целый букет чувств — от ярости до ужаса, Мари пребывала в полном смятении. Джамал пристально смотрел на нее.

— Ты сказала, что у меня уже есть жена. Что это за глупости?

Мари зажмурилась в неожиданной муке, ожидая, что он попытается солгать, начнет выкручиваться.

— Я знаю, что Баньяни — твоя жена.

— Нет у меня никакой жены. В юности меня обручили с троюродной сестрой принцессой Адаз. Увы, она не дожила до свадьбы — погибла в автомобильной катастрофе. У Адаз осталась младшая сестра — Баньяни. Но она мне не жена. Поверь, это именно так.

Мари попыталась сесть. Она припомнила, что говорила Макана и что Баньяни ни разу не назвалась женой Джамала, хоть и засветилась от счастья, когда так ее назвала Мари.

По телу Джамала пробежала дрожь сдерживаемого чувства.

— Если бы ты проявила ко мне хоть малейший интерес, то узнала бы, что я не сторонник многоженства. Как и мой отец. Одной жены вполне достаточно для любого мужчины. Но нет, — с уст Джамала сорвался ядовитый смешок, — ты этого не хочешь понять. Твое слепое предубеждение просто смешно, а твои предположения непростительны для ученой дамы!

Белая как полотно, глубоко потрясенная, Мари замерла.

— Джамал, я…

— О, во имя всех богов — католических и африканских! Извинение хуже оскорбления. Ты, несомненно, еще веришь в грязную фантазию, что мужчины нашей семьи держат наложниц! Пусть европейцы считают, что мы примитивные, нецивилизованные, но наши нормы сексуального поведения гораздо строже, чем в Европе.

Погружаясь все глубже в болезненный самоанализ и испытывая чувство стыда, Мари не смела заглянуть в его холодные, осуждающие глаза.

— После смерти Адаз моему отцу подсылали молоденьких девушек в надежде, что я подберу из них себе невесту. Пока они находились в нашем доме, за ними вели неусыпный надзор. Их учили, одевали, кормили в поили, поэтому-то их отцы так охотно направляли к нам своих дочерей. А когда в стране наступила золотая лихорадка, они смогли подыскать подходящих женихов. К тому же многие мои родственники нашли жен среди этих девушек…

— Откуда мне было знать все это? — прошептала Мари.

— Тебя это просто не интересовало, — укорил ее Джамал. — Ты предпочитала верить злобной клевете, которую распространяла европейская печать. Та очернительская статья в парижской газете доставила немало неприятностей нашей семье и родственникам девушек. Мы посчитали ниже своего достоинства выступать с опровержениями подобного вздора.

У Мари голова шла кругом. Он обвиняет ее в нежелании знать правду, тыча носом в промашки. Он будто держал перед ней зеркало, а она не желала видеть собственное отражение. Как и большинство ее знакомых, она с готовностью поверила тому пасквилю. Почему? Это давало прекрасную возможность поразглагольствовать о лицемерии общества, которое требовало, чтобы молодые девушки жили до брака в соответствии с монашескими идеалами чистоты, и в то же время позволяло избранным держать наложниц.

Но у Мари была особая причина поверить в эту историю — она принимала все, что могло укрепить барьер, отделяющий ее от Джамала. Статья добавила ей решимости сопротивляться африканскому принцу, доказывая абсолютную чуждость его образа жизни.

Внезапно Мари, всегда гордившаяся своим пытливым и открытым умом, испугалась собственных предрассудков, в которых она погрязла лишь потому, что они ее устраивали. Как много предвзятостей она инстинктивно впитала в юности, когда младшая сестра ее матери Женевьева обреченно мучилась в несчастливом браке со своим суданским негром!

— Не знаю, что и сказать тебе, — отрешенно пробормотала Мари.

Так вот что выяснилось: он не женат! И никогда не имел жены. В его жизни нет другой женщины. Ее пронизывали короткие импульсы, сокрушая преграды, за которыми она укрывалась. Без их защиты она почувствовала себя слабой и уязвимой. И уже ощущала, как в ней растет облегчение. Джамал свободен… Последние линии ее обороны оказались разрушены. И это напугало ее до чертиков!

— Как ты поранилась?

Ее ресницы затрепетали, когда Джамал взял ее руку в свои. Глубокие царапины от ногтей Баньяни ярко выделялись на нежной коже.

Ее пальцы задрожали в его теплой руке. Она заметила, как черные полумесяцы его шелковистых ресниц опустились, как дрогнули ноздри, и у нее ком встал в горле. При желании Джамал может быть пленительно нежным.

Мучительная боль пронзила сердце Мари, она едва сдержала рыдание. Ты действительно поверила, что он тебя ударит? — спросила она себя. А он понял, что ты так подумала…

Мари с трепетом попыталась обуздать обуревавшие ее чувства.

— Это сделала Баньяни? — шепотом спросил Джамал.

— Не обращай внимания, — тихо ответила Мари, совершенно равнодушная к тому, как он узнал, что ее выманили из дворца и кто ее так исцарапал.

— Баньяни пригрозила Макане, той хватило ума все сообщить мне, но она сделала это слишком поздно, поскольку я был во дворце у отца, — объяснил принц. — Царапинами следует заняться врачу — как бы не проникла инфекция. Об этом нужно было позаботиться еще прошлой ночью.

Мари не хотелось отпускать его от себя, но она почувствовала в нем холодную отчужденность, словно он решил держать ее на расстоянии. И она не винила его за такое поведение. Зеленый свет — красный стоп-сигнал… Лихорадочный румянец сменил ее бледность. Она вспомнила его слова о том, что, отпусти он ее сейчас во Францию, она будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Вспомнила, в какое бешенство привели ее слова Джамала о том, что он дает ей второй шанс…

Некоторые истины ущемляют твою гордость, с болью признала она. Какой же трусихой я была пять лет назад, когда укрылась за своими предрассудками, отказывалась прислушиваться к голосу сердца. А ведь Джамал тогда говорил ей то, что она хотела услышать. Все дело в том, что ей было просто легче отказать ему, чем набраться храбрости и преодолеть собственные сомнения. Она испугалась тогда силы своего влечения.

Но какое, в конце концов, у них с Джамалом будущее? Говорить о браке было безумием. Конечно, он и не помышлял о супружестве, о таком, как его реально понимают у нее в стране и во всем цивилизованном мире. Она не сомневалась, что он вел речь о временном брачном контракте. Естественно, его отец, чье недоверие к чужестранкам было общеизвестно, и не мыслил ничего другого.

Чего Мари абсолютно не понимала, так это как справиться с собственными чувствами. Какого черта я не вступила с ним в связь в Париже? Тогда бы я избавилась от этого безумия, излечилась бы от него, с сожалением размышляла она. В скором времени я бы поняла, что у нас нет ничего общего, и моя страстная влюбленность умерла бы естественной смертью. И не было бы никаких осложнений, никакой агонии, того прошлого, которое возвращается сейчас и преследует меня, вызывая сожаление и горечь.

— Пожалуй, нам надо поговорить, — неуверенно пробормотала Мари.

— Я всегда готов к разговору с тобой. — В глазах Джамала промелькнула улыбка, приведя ее в смущение.

Пораженная конфликтом своих чувств, Мари все еще сомневалась, стоит ли ей откровенничать.

— У меня есть… предложение.

— Оно касается твоего отлета? — пожелал уточнить Джамал.

— Да. Ну, очевидно, мне лучше вернуться домой. Но это… ну, это не значит, что я… ну, что я… — Мари разрумянилась и беспомощно запуталась в словах. — Что я исключаю возможность… ну… э… Конечно, не здесь, не в Нботу. Но ты же не должен все время торчать здесь!

Джамал зачарованно смотрел на нее.

— Ничего не понимаю.

Да и она не могла до конца разобраться во всем. Мари струсила. Как это она посмела намекнуть ему, что у них может быть роман? Да так хладнокровно, даже бесстыже. С другой стороны, это все же более реалистичное предложение, нежели мысль о браке в какой бы то ни было форме, думала она.

— Да, меня влечет к тебе, — снова заговорила Мари ровным голосом, скрывая смущение, — и я готова признать, что не очень-то разумно отреагировала на… ситуацию. Если бы мы вступили в связь два года назад, — я снова признаю, что это не случилось по моей вине, — так вот, если бы… это было бы гораздо разумнее…

— К вопросу об этом влечении… извини… об этой ситуации, — ловко вставил Джамал.

Обнадеженная тем, с какой легкостью он вник в ее бессвязные рассуждения, Мари неосторожно заглянула в его сверкающие золотистыми искрами глаза и судорожно вздохнула.

— Из этого, естественно, следует, что просто смешно прибегать к браку для решения этой… ситуации. Мы же живем не в девятнадцатом веке, и…

— Именно такой я и представляю тебя выступающей перед аудиторией, — заметил Джамал.

Воцарилась напряженная тишина. Мари все же решила игнорировать подковырку, хотя ее выдали покрасневшие от гнева щеки.

— …и люди мы взрослые… — продолжила она.

— Ну, это еще как посмотреть.

— Перестань прерывать меня! — возмутилась Мари. — Я всего лишь хочу сказать, что пока не готова выйти за тебя замуж, но не исключаю… возможности…

— Произвести разведку в моей постели? — помог ей Джамал.

Опять кровь бросилась ей в лицо.

— Ну, можно и так сказать. Я-то думала о…

— О рассудочной связи? — процедил он сквозь зубы.

— Ну… — Она опустила голову, испытывая смятение от собственной откровенности. Джамал словно специально изводил ее. — А что там получится… У меня же нет хрустального шара, чтобы разглядеть в нем свое будущее.

— Если бы он у тебя был, ты бы замолчала уже пять минут назад и держала бы рот закрытым, но я благодарен тебе за искренность! — Джамал так сжал зубы, что у него заходили желваки на скулах. — Надеюсь, что это взаимно. Мое условие — брак. Иначе ты просто умрешь для меня! И я никогда даже не погляжу на тебя.

— Ты это серьезно?

— Никогда еще не говорил более серьезно.

Его ультиматум рассердил Мари. Ведь она поставила на карту женскую гордость и самоуважение. Предложила ему такие отношения, которые не предлагала еще ни одному мужчине. Это потребовало от нее немалой отваги. Ее безумно беспокоила собственная импульсивная, слишком сильная реакция на свои запутанные чувства.

— Ну, я-то прекрасно проживу и без тебя! — запальчиво заявила она.

Глаза Джамала опалили ее гневом. Он развел руками и уронил их в отчаянии.

— Нет, видимо, мои африканские боги не хотят мне помочь. Ну что ж, тогда я предоставляю тебе свободу, которой ты так жаждешь. Можешь уехать. Вертолет ждет. Самолет вылетает в Париж через два часа.

Мари уставилась на него, понимая, что все ее надежды рушатся.

— У тебя полчаса на размышления, — сообщил Джамал.

— Мне и получаса не нужно! — Ее глаза сверкнули чистыми изумрудами на фоне раскрасневшегося лица. — Пяти минут и то много.

Мускулистое тело Джамала напряглось как струна.

— Смотри, тебе решать, Мари, но если останешься, то уже к вечеру станешь моей женой.

— Это столь же невероятно, как мне добраться до Парижа без самолета! Ты, должно быть, сошел с ума.

— Еще надо посмотреть, так ли это. — Его слова прозвучали как смертельная угроза. Джамал повернулся и стремительно вышел из хижины.