"Блистательные дикари" - читать интересную книгу автора (Бернелл Марк)Глава 20Изображение на экране расплывалось у него перед глазами. Роберт устроился на заднем ряду, сидя на одном стуле и положив ноги на другой. В зависимости от того, какую часть его тела терзала боль, он менял положение. На экране герой без страха и упрека пробил собственным телом высокое окно с цветными стеклами и рухнул прямо на мозаичный пол готического собора… Роберт шел, спотыкаясь, по улицам Лондона в надежде, что эта относительная изоляция принесет облегчение. И придет знание, которое откроет перед ним спасительный путь. Знание, однако, не приходило. Зато боль и отвратительный осадок, оставшийся после беседы с доктором Фостер, никуда не делись и находились при нем. И домой идти он тоже не мог – ему было необходимо отдохнуть и от Рейчел, и от Лауры. Если Рейчел в самом деле не врет и с ним должны произойти необратимые изменения, то ему бы хотелось все как следует обдумать на свежую голову, прежде чем предаваться в ее руки. А предлагала она ни больше ни меньше как брак длиной в вечность. Кошмарная боль терзала его не переставая. Казалось, даже ребра, которые еще совсем недавно вели себя вполне сносно, превратились в острейшие лезвия и поражали все, к чему прикасались в его организме. В голове отдавалось малейшее движение, даже биение пульса – каждую секунду на его несчастный мозг обрушивался удар, сопоставимый по силе с рокотом большого барабана в оркестре. От всех этих напастей ноги постоянно подкашивались. Тем временем экранный герой спас довольно потрепанную героиню, которую изверги привязали к алтарю, готовясь принести кровавую жертву. Эти двое угнали машину и теперь мчались по оживленным городским улицам, преследуемые бандой негодяев. Враги продолжали прибывать с каждой минутой – они, словно тараканы, выскакивали из узких грязных улиц и присоединялись к погоне. Страшная жара и духота в итоге прогнали Роберта с улицы, и он решил укрыться в кинотеатре, ведь там работали кондиционеры. Он сунул в окошечко кассы несколько монет, и усталая кассирша выдала ему билет, скользнув по его лицу равнодушным взглядом. Зал оказался неухоженным до омерзения – красные чехлы на стульях выцвели и во многих местах были порваны, На экране прогремел кошмарный взрыв, несколько домов с офисами сложились, словно карточные, и превратились в прах. Герой выхватил свою красотку из-под развалин и повел ее к свободе и свету подозрительно бодрым шагом. Затем камера продемонстрировала интерьер спальни, где девушка благодарила своего спасителя единственно доступным ей способом. Потом на экране появились титры, а потом зажегся свет. Роберт оставался в зале, пока это было возможно. Оказавшись на улице, он втянул в себя затхлый с душком воздух бедного квартала и скривился от отвращения. Вонь стояла непереносимая: здесь царил сложный аромат, состоявший из запахов паленой резины, разлагающегося собачьего дерьма, пропитанной свиным жиром бумажной обертки от сандвичей, гниющих овощей, блевотины, сигаретных окурков, моторного масла и еще тысячи других разнородных элементов, составляющих непременную принадлежность атмосферы огромного города с еще не забытым прошлым столицы крупнейшей в мире колониальной метрополии. И все это богатство, включавшее миазмы, исходившие из коллекторов городской канализации, являлось частью той жизни, которую недавно вел Роберт. Духота и влажность боролись за первенство: все, окружавшее Роберта, исходило потом – потели даже старые дома, стыдливо выталкивавшие из щелей между кирпичами многолетнюю зеленую грязь. Влажный воздух ощущался на вкус. Блекловатое солнце на небесах отражало атаку алых перистых облаков, проплывавших низко над землей. В отдалении утробно зарокотал гром. Город содрогнулся. Снова вернулся внутренний огонь. У Роберта сложилось ощущение, будто чья-то невидимая рука чиркнула у него в груди колесиком зажигалки. Бледная, пупырчатая кожа у него на лбу мигом отозвалась на приступ крупными каплями пота, которые безостановочно, словно слезы, перетекали со лба на лицо и катились вниз по недавно появившимся у него на щеках грубым складкам. Он почувствовал озноб и заодно отметил, что его легкие с каждым вдохом доставляют организму все меньше и меньше отравленного испарениями воздуха. В прошлые годы Роберт умел находить управу на свои страхи, и это не раз помогало ему избежать сумасшествия, но теперь все складывалось по-иному. Люди вокруг смотрели на него сущими дьяволами. Булыжная мостовая уходила из-под ног, а рядом с ним шла смерть в ожидании, когда он выбьется из сил и упадет, чтобы без помех завладеть его телом. Но он просто не имел права упасть под ноги незнакомым людям. Уж если ему пришла пора умирать, сделать это надо было достойно, как минимум в уединенном месте. Мельтешившие взад-вперед по улице враждебные ему человеческие существа пугали его до колик, до рези в желудке, до тошноты. Роберт свернул в переулок между неуклюжим бетонным кубом кинотеатра и старым, разваливающимся домом с магазинами на первом этаже и затхлыми квартирками на втором и третьем. Пока он пробирался по переулку, шатаясь из стороны в сторону, словно пьяный, вслед за ним несся зловещий рокот грома. Переулок был заставлен ржавеющими баками для мусора, переполненными сверх всякой меры и, казалось, никогда не опорожнявшимися. Картину дополняли разбитые ящики, горы пустых картонных коробок и пустые раздавленные жестянки из-под пива. Роберт наткнулся на лежавший на боку старый холодильник без дверцы и с размаху упал в грязь. Подняться на ноги он, однако, не смог и продолжил путешествие среди пыли, отбросов и грязи на четвереньках. Роберт чувствовал, как над ним смыкается зловещая темнота. Ее мягкие, но сильные пальцы давили ему на мозг, выключая его клетка за клеткой, – так жилец большого дома, перед тем как уйти, выключает свет в многочисленных комнатах. Затем у Роберта стало темнеть в глазах – тоже постепенно, как гаснет старый черно-белый телевизор, – сначала поле зрения сузилось, потом пропала картинка, потом и свет стал исчезать, превратившись в яркую точку в центре. Наконец погасла и она. Последний болезненный призыв Роберта о помощи полностью заглушил удар грома, обрушившийся с фиолетового, грозового неба. – Как вы здесь оказались? – спросил Элмор, когда они появились у него в коридоре, отряхиваясь, словно утки, от влаги, которой природа, как будто спохватившись, обильно поливала город. – Мы попали в жуткую переделку, – сказал Крис. – И насколько жуткую? – Бесконечно. Элмор провел их к себе в квартирку, где дал Кэтрин и Крису по полотенцу, а затем разлил по стаканам виски. – А я рад, что вы пришли, – оживленно начал он. – Сегодня вечером я не рассчитывал на иную компанию, кроме печальных воспоминаний. – Боюсь, что нам не удастся улучшить ваше настроение. Элмор вручил Кэтрин стакан со словами: – Попробуйте-ка это. Крис коротко поведал Элмору об основных событиях, происшедших в квартире Кэтрин, а когда он закончил, старик печально кивнул в ответ на его рассказ и принялся набивать табаком самодельную папиросу. – Перед нами встает вопрос: верим мы этой самой Рейчел или нет? – спросил Элмор, глядя на Криса в упор. – В каком-то смысле она помогает нашему расследованию – просто она начала с самого конца, в то время как мы движемся от истоков. Все это верно лишь в том, разумеется, случае, ежели эта дамочка открыла Кэтрин правду. Крис кивнул: – Все так. Мы прожили жизнь в глубочайшем убеждении, что подобные ей существа населяют только фильмы ужасов. Но она дает нам в руки доказательства обратного. С какой стороны я ни взгляну на это дело, все меня убеждает в том, что истина где-то рядом. Я все время пытался найти рациональное объяснение случившемуся, и особенно тому, что касается ее способности оперировать потаенными мыслями погибших, но не нашел. И такового, судя по всему, не существует. – Вы в самом деле верите, что Мэрилин Уэббер – это она? – У меня просто-напросто не имеется другого объяснения, – с раздражением произнес Крис. – И это должно означать, что вы принимаете на веру все ее заявления о собственном бессмертии? – Знаю, что это звучит смешно, особенно в устах такого человека, как я, но ничего не могу с собой поделать. Элмор погладил себя по щеке и взглянул на Кэтрин. – Скажите, вы уверены, что досконально разобрались в том, что она говорила о Старке? Кэтрин утвердительно кивнула, а Крис, в свою очередь, счел нужным добавить: – Когда мы прогуливались с ней в парке, она упомянула, что пробудет в Лондоне еще некоторое время. Мы подумали и решили, что причина в Старке: она ждет, когда у него закончится период трансформации, чтобы потом вместе с ним упорхнуть. – Именно так она и собирается поступить, – вставила Кэтрин, – причем ждать ей, судя по всему, недолго. Но сколько именно – несколько дней, часов или, может быть, минут? Крис потянулся за бутылкой и наполнил свой стакан. – Итак, что мы станем обсуждать? – осведомился Элмор. – В каком смысле? – Смысл прост. Вы двое вваливаетесь ко мне вечером и заявляете, что в квартире Кэтрин осталось мертвое тело. Потом просите вас приютить. Я, разумеется, готов всей душой вам помочь, но… Куда все это, скажите, нас заведет? – Представления не имею, – честно ответил Крис. Элмор повернулся к Кэтрин. – Поскольку вы уверены, что вашу сестру убила Кейтс, значит ли это, что у вас с Крисом свои счеты с этой дамой? – Разумеется, – сказал Крис. – Только эти счеты скорее всего так с нами и останутся. Если эта женщина говорит правду о том, что наших родственников убила именно она – а сомневаться в ее словах, повторяю, у меня нет причин, – это доказывает, что она вовсе не преувеличивает свои возможности. Если бы меня спросили, то я бы ответил, что она ничуть не старше Мэрилин Уэббер, какой та была в роковую ночь на 22 ноября 1963 года. Кэтрин следила, как дождевые струи сползали по оконному стеклу. Временами поднимался ветер, и рамы дребезжали от его порывов. Девушка продолжала вытирать полотенцем мокрые волосы. – Еще вопрос, – продолжал свои расспросы Элмор. – Что бы вы стали делать, если бы выяснилось, что она обыкновенная смертная женщина? – Если бы она была «обыкновенная смертная», как вы говорите, ей бы сейчас стукнуло шестьдесят. – Мой вопрос носит чисто гипотетический характер. Предположим, эта Кейтс – смертная женщина. И вот выясняется, что она действительно совершила все то, что ей приписывают. И ей не шестьдесят, а столько, на сколько она сейчас выглядит. Что бы вы в подобном случае сделали? – Я бы ее убил, – мрачно признался Крис. Элмор вопросительно поднял брови. – И что, вам бы даже в голову не пришло обратиться в полицию? – Нет. Потом, возможно, я бы так и поступил. Но только потом. После того, как разделался бы с ней. Элмор задумчиво закивал головой: – Да, да. Все так. Легко говорить, когда ситуация исключительно гипотетическая. – Вы что, мне не верите? – Как вам сказать? Одно дело – говорить… Вот вы, к примеру, уверены, что. когда возникнет критическая ситуация, вы будете в состоянии вонзить в тело клинок? – Клинок? – Если она будет смотреть вам в глаза, вы сможете ударить ее кинжалом? Как вы думаете? Крису понадобилось некоторое время, чтобы как следует обдумать и вопрос, и свой ответ на него. Наконец он произнес: – Да. Думаю, что смогу. Когда я вспоминаю о своих родителях, утвердительный ответ, как ни странно, представляется проблематичным – уж больно давно все это было. Иногда мне даже кажется, что все это было не со мной, что это воспоминания какого-то другого человека. Но когда у меня перед глазами встает Джулия в ужасных шрамах, когда я вспоминаю все те годы, которые она провела в психушках, находясь в вечном наркотическом полусне… Тут не место колебаниям, и я с полной ответственностью заявляю: да, я смог бы ударить эту женщину кинжалом, если бы обстоятельства мне позволили. И мне бы хотелось лично наблюдать, как эта тварь испускает дух. Элмор крепко сжал окурок своей самокрутки и еще разок к нему приложился. После чего обратился к Кэтрин: – А что вы думаете по этому поводу? – Я тоже хочу ее смерти, – твердо сказала она. – Тюремное заключение для нее – слишком легкая кара, независимо от того, сколько лет она проведет за решеткой. – Послушайте, Ричард. К чему все эти разговоры? – осведомился Крис. – У меня такое впечатление, что гипотетического в них становится все меньше и меньше. Элмор робко улыбнулся: – Согласен. Кэтрин и Крис, словно по команде, посмотрели друг на друга. Элмор тем временем, тяжело отдуваясь, привстал с кресла и с трудом разогнул спину. – На самом деле возможность ее убить имеется, – торжественно объявил он. Крис вздрогнул. – Но ведь она, кажется, способна жить вечно? Элмор наконец сунул совсем уже крохотный окурок самокрутки в глиняную пепельницу и сказал: – Все верно, если ее предоставить воле судьбы, то она с этим малым так и будет коптить небо до скончания веков. Но у них у всех есть ахиллесова пята. – И вы всегда об этом знали? – спросила Кэтрин. – Нет, леди. Ничего подобного! – с волнением в голосе произнес Элмор. – Раньше я был убежден в обратном. – Не понимаю. – Я провел долгие годы, пытаясь избавиться от всего этого, отмести прочь, как пошлый предрассудок. Я только и делал, что пытался убедить себя в том, что за всем этим ничего, кроме легенд, не стоит. Но с тех пор как мы с Джозефом соприкоснулись с этим явлением… я стал подозревать, что все не так просто. – И Коптет тоже подозревает? Элмор поднял руку: – Повторяю. Мы ничего не знаем наверняка. Вот почему мы все это затеяли. И у нас было сколько угодно свидетельств, что такого рода вещи постоянно случаются. И мы честно пытались найти разумное объяснение подобным явлениям – если не научное, то хотя бы логическое. И все это время нас не оставляли определенные подозрения. – Вы хотите сказать, вы верили в то, что подобные существа в самом деле существуют? – спросил Крис. Элмор тщательно обдумал свой ответ: – От фактов не отмахнешься. Чем больше мы раскапывали подобных случаев, тем сильнее мы сомневались в логике. Вы только подтвердили догадки, которые мы так и не смогли подкрепить доказательствами. Поэтому лавочку пришлось прикрыть. – Но почему? – спросила Кэтрин. – Потому что без доказательств все подозрения – какими бы серьезными они ни были – являлись помехой в нашей главной работе. Нам и без того было сложно убедить хоть кого-нибудь из власть имущих серьезно отнестись к нашим исследованиям и к нам лично. А если бы мы выдвинули фантастические теории, не подкрепленные доказательствами, нас бы просто высмеяли, и тогда – конец всем начинаниям. Кэтрин вспомнила приближавшуюся Рейчел, потом подобие борьбы, завязавшейся между ними, жжение в области пульсирующей артерии и растекавшееся по телу онемение. Затем – провал. А потом голос Криса, взывающий к ней. Когда она открыла глаза, первую минуту ей было трудно понять – жива она или уже умерла. Кэтрин помотала головой, отгоняя наваждение. Элмор все еще вдохновенно рассказывал о своем: – …редкий случай, поверьте. Мы сталкивались с таким только два раза. Но потом память об увиденном притуплялась, а вслед за этим появлялась возможность сделать вид, что ничего вроде и не было. Со временем я убедил себя, что мы с Джозефом ошибались. Не так уж это и трудно, доложу я вам. И вот появляетесь вы с девушкой и вместо того, чтобы успокоить меня, не только бередите старые раны, но и подбрасываете в топку уголек. Крис извлек из кармана пачку «Мальборо» и закурил. – Скажите лучше, как нам с ней разделаться? Элмор проследовал к книжной полке и вернулся с альбомом. Он пролистал с десяток страниц, прежде чем нашел ту, которую искал. Он протянул альбом Крису, который положил его на пол перед Кэтрин, сидевшей скрестив ноги около камина. Девушка сразу узнала фотографию. На ней была запечатлена группа изможденных людей, с надеждой вглядывавшихся в экзотический кинжал, который поднимал к небу один из них. Все они стояли рядом с небольшой церквушкой, воздвигнутой на крутом каменистом склоне. Деревья вокруг торчали мертвыми черными силуэтами. Кэтрин отказывалась верить, что они способны были расцвести весной. Крис поднял на Элмора глаза и сказал: – Вы, должно быть, шутите. Наверняка шутите. Но Элмор выглядел серьезным, как никогда. – Нет, я не шучу. Вот он – этот способ. Единственный! Кэтрин провела пальчиком по прозрачному полиэтилену, предохранявшему снимок. – Кинжалом в сердце? – Да. – Откуда вы знаете, что это должно помочь? – А откуда я знаю, что вы говорите мне правду? Я был там. Люди, которых вы видите на фотографии, были вынуждены жить с опытом, подобным вашему, на протяжении нескольких поколений. И все это не было для них громом с ясного неба, как, скажем, для вас. Это являлось частью их жизни. Это было постоянной угрозой типа эпидемии чумы или какой-нибудь природной катастрофы. Кинжал в сердце – вот единственное известное им оружие против этой напасти. – Но ведь не всякий старинный кинжал подойдет? – Конечно. Это должно быть особое оружие, изготовленное специально для этой цели. – Мне просто не верится, что я сижу тут и – А почему бы и не послушать? В конце концов вы довольно быстро свыклись с мыслью, что Рейчел Кейтс и Мэрилин Уэббер – одно лицо. Так отчего бы не поверить в магическую силу кинжала? Крис поднял руки вверх в знак того, что сдается и отказывается впредь от подобных, резких заявлений. – Хорошо, хорошо, только все это как-то непривычно. Знаете что? Это напоминает эпизод из какого-нибудь дрянного фильма. Во все это с трудам верится. – При сложившихся обстоятельствах поверишь и не в такое! – Согласен. Но кинжал в сердце? Это уже слишком. – Не стану с вами спорить, – примирительно сказал Элмор. – Но вам придется поверить. По крайней мере будем считать, что я вас убедил. А Крис уже не улыбался. Он посмотрел Элмору прямо в глаза и произнес: – Безусловно. Элмор, признаться, не ожидал от Криса столь решительного ответа. Особенно после шуток, которые тот отпускал в его адрес. Он нервно кивнул и взглянул на часы. – Отлично. Кстати, уже поздно и… – Но где и когда мы добудем такой кинжал, Ричард? Не думаю, что у нас в запасе много времени. – У меня возникла одна мысль, но… – Тут Элмор пристально посмотрел на Криса. – Продолжайте, уверяю вас, я вполне серьезно отношусь к нашему предприятию, – сказал Крис. Элмор печально вздохнул. – Знаю, что это так. Но и я был вполне серьезен, когда говорил о кинжале. Рейчел стояла на Лейстер-сквер. Над ее головой сумрачное небо зловеще ощеривало блиставшую молниями пасть. Она поглядывала на полыхавшие со всех сторон неоном объявления и витрины. Любители кино входили и выходили из близлежащих кинотеатров. С огромного подсвеченного прожекторами плаката на нее пялились Жан-Клод Ван Дамм и Стивен Сигал. Они демонстрировали улыбки длиной в два ярда и похвалялись зубами, каждый с хороший булыжник величиной. По этому лондонскому киноцентру толпами прогуливались туристы, доставляя радость многочисленным карманникам, сновавшим во всех направлениях. Бродяги бесцельно слонялись вокруг, и в их глазах отражалась неустроенность и желание обрести крышу над головой. Первые крупные капли дождя упали Рейчел на плечо. Роберт был где-то рядом. Поначалу она решила, что потеряла его навсегда, но теперь чувствовала его близость. В первое мгновение она подумала, что ей почудилось и ее воображение лишь предлагает ей компенсацию за то, чего она уже не в силах обрести. Но теперь она знала, что интуиция ее не подвела. Она прикрыла глаза и некоторое время вслушивалась в биение собственного сердца. Где-то рядом слышался стук сердца Роберта. Очень слабый. Ничего удивительного. Он ведь и сам был едва живой. Рядом с ним уже щелкала зубами смерть – голодная и полная надежд на скорую поживу. У Рейчел почти не оставалось времени. Сигнал от Роберта поступал слабый и нечеткий. Дождь, сначала крупный и редкий, превратился в ливень и хлестал с неба струями. Лаура сообщила ей имя и адрес врача Роберта. Когда Рейчел туда приехала, поликлиника уже была закрыта, но запах оставался. Женщина пошла по следу, мобилизовав в себе животные инстинкты, хотя с подобным заданием какой-нибудь хищник справился бы куда лучше ее. Она догадывалась, что домой Роберт не торопился. Симптомы были налицо. Даже те, у кого оставалась воля к жизни, делались беспокойными и избегали возвращаться к родным пенатам. Они были отягощены смертью. Ей приходилось видеть, как смертельно больные животные проводили последние часы земного существования в поисках места, где можно было обрести последний приют. Она следовала за его запахом, словно дикий зверь в поисках жертвы. След оборвался в Вест-Энде. Она не сомневалась, что он там побывал – охотничий инстинкт не обманывал, – но затем запах Роберта неожиданно исчез, и она никак не могла взять в толк почему. И тогда она испытала приступ страшного отчаяния. Ей мгновенно пришло в голову, что он, возможно, уже умер. И эта мысль не давала ей покоя, терзая душу и мозг. Двести лет поисков, в итоге увенчавшиеся долгожданным успехом, и вот глупейший случай, разрушивший ее далеко идущие планы и обрекавший ее на вселенскую пустоту на протяжении Бог знает скольких лет, а то и веков. Неужели такова ее судьба? Ливень постепенна превращался в настоящий потоп. Порывы ветра взметали в воздух целые потоки воды и бросали их в зазевавшихся пешеходов. Рейчел снова остановилась и отдалась на волю чувств – сердце Роберта стучало слабо и с перебоями. Она пролила горькие слезы, невидимые из-за дождя. В ушах свистел разом сделавшийся ледяным ветер, но слабое биение продолжалось. Она двинулась вперед словно сомнамбула, поводя вокруг невидящими глазами. Фойе кинотеатров кишели посетителями. Любители поесть собрались в кафе и ресторанах и не обращали ни малейшего внимания на разыгравшуюся стихию. Всего лишь пять минут назад пустые такси кружили по улицам, выискивая пассажиров, но теперь, словно по мановению волшебной палочки, ни одного из них не было видно. Исчезли и прохожие – все куда-то попрятались и наблюдали за ливнем сквозь стекла витрин магазинов. Это помогло Рейчел сконцентрироваться на едва слышном биении пульса Роберта, и она двинулась дальше, повинуясь малейшему изменению в этом звуке, который стал для нее путеводной нитью. Она свернула в переулок и, хотя не увидела Роберта, сразу поняла, что он здесь. Дождь безостановочно барабанил по ржавым пролетам противопожарных лестниц, приваренных намертво к железным стержням, выступавшим из стены дома слева от нее. Здесь было темно, и никакого света, кроме слабого мерцания висячих фонарей в дальнем конце переулка, сюда не попадало. Тусклые лампочки горели в окнах соседних домов, но на улице от этого не становилось светлее. Справа протянулась высокая стена кинотеатра, и на ней вообще не было окон. Здесь, в переулке, ветер завывал еще сильнее, чем на улице, поскольку в узком промежутке между домами для него не было простора. – Роберт? – громким голосом позвала Рейчел. Она переступила через перевернутые ящики и осколки разбитых бутылок. Далее лежали кучи мусора, не поддающегося определению, ей в нос сразу ударила затхлая вонь грязного мокрого тряпья. Рейчел миновала валявшийся на боку сломанный холодильник без дверцы и увидела неподалеку Роберта. Он лежал прямо на мокром грязном асфальте. В первое мгновение женщине показалось, что он мертв, и она вновь разразилась слезами. Рейчел приподняла его голову и прижала к своей груди. Ее мокрая блузка сразу прилипла к его щеке. – О Господи, Роберт! – застонала она. Она нащупала пульс у него на шее. Полыхнула молния, и в ее голубоватом свете блеснули его неожиданно распахнувшиеся глаза. – Рейчел! – едва слышно прошептал он. – Я люблю тебя. – Уже слишком поздно, – прошептал он. – Прошу тебя, Роберт! Не оставляй меня. – Я люблю тебя, Рейчел. Ему удалось поднять руку и подтянуть ее к своей груди, чтобы коснуться руки женщины. Потом он закашлялся и кашлял долго и надсадно. Она взглянула на него и сказала: – Я не позволю тебе умереть. Это несправедливо. Если ты умрешь, я тоже стану призывать смерть, но без тебя я даже умереть не смогу. – Я… люблю… тебя… Рейчел поднесла руку к тесному стоячему воротничку своей блузки и что было Роберт смотрел на нее уже начинавшими затуманиваться глазами. Рейчел, не сводя с Роберта немигающего взгляда, разорвала рукав черной блузки и вонзила сверкающий, словно бриллиант, клинок себе в запястье. При этом она не уставала повторять: – Только не уходи, дорогой, только не уходи. Клинок все дальше проникал в ее плоть – она намеренно старалась углубить рану и расширить ее края. Горячая кровь заструилась по ее пальцам и оросила уже мокрую от дождя одежду. – Спасай себя, – сказала она, обращаясь к Роберту. – Я не могу, – прохрипел он. – Тогда спаси меня. Хотя дождь немилосердно поливал его, он все-таки чувствовал, как горячие капли крови Рейчел стекали к нему на грудь. Она медленно приближала вспоротое клинком запястье к его губам. Кровь капала ему на шею и подбородок и обжигала его. – Я люблю тебя, Рейчея. – Тогда спаси меня. Она приложила окровавленное запястье ко рту Роберта, сделав так, чтобы его – Глотай! – взмолилась она. Тогда он открыл рот, впился в разверстую рану. Первый глоток не слишком ему удался, но затем у него стало получаться все лучше и лучше. Рейчел торжествовала. На ее глазах совершалось невероятное. Она оперлась плечами о стену и, поддерживая его голову у себя на коленях, жадно следила за тем, как он всасывал в себя кровь из ее располосованной руки. Теперь Роберт пил обжигающую алую жидкость чуть ли не взахлеб, позабыв обо всем на свете. Тогда она взяла его правую руку и вонзила свой магический кинжальчик в его запястье. Роберт при этом даже не вздрогнул – настолько был занят поглощением животворного напитка. Когда Рейчел увидела, как кровь стала стекать по его руке, она нагнулась, прижалась губами к ране и принялась слизывать густые красные капли. Ручейки их крови перемешались. Ветер через равные промежутки времени обрушивал на них водяной шквал, небо ежеминутно разражалось громовым салютом. Рейчел выпустила руку Роберта и одновременно отняла свое окровавленное запястье от его жадных губ. Она потянулась губами к его лицу, и он тоже двигался ей навстречу. Их окровавленные рты приникли друг к другу. Алые капельки стекали по подбородкам, кровавыми дорожками сбегая по шее вниз. Сердце Рейчел колотилось, словно бешеное, когда она обхватила его голову руками и что было силы прижала к себе. Теперь кровь из ее руки стекала ему на голову, потом на лоб и дальше – на нос и щеки. – Люби меня, Роберт, люби, – жарко выдохнула она ему в ухо. Роберт ее поражал. Казалось, его энергия была теперь безграничной. По мере того как новая жизнь овладевала его телом, по нему волнами пробегали судороги. Его пальцы хищно сжимались и разжимались, царапая ее нежную кожу. Рейчел испытывала болезненное удовольствие от прикосновений его окровавленного рта и зубов. Ее пальцы впились в его одежду и рывками освобождали Роберта от покровов. Она сгорала от нетерпения и, не задумываясь, разрывала ткань и петли. Здесь, в грязи, они предались страстной любви, и одеялом им служили дождь и громовые раскаты, а простыней – лондонский асфальт. Тут, у влажной, поросшей мохом стены, на заплеванной вонючей земле, все получилось как нельзя лучше. Роберт перекатился на спину и почувствовал, как осколки стекла впились ему в поясницу. Рейчел с такой силой ударила ногой по мусорному баку, что тот, словно цимбалы, отозвался долгим, протяжным гулом. В момент наивысшего удовольствия Роберт широко разбросал руки и до крови ободрал о шершавую стену костяшки пальцев. Потом Роберт с силой прижал женщину к стене, и она от этого резкого движения прикусила губу, вновь ощутив во рту благословенный солоноватый привкус. Тогда она подняла голову вверх и стала вглядываться в темное грозовое небо, разделенное на аккуратные прямоугольники металлической арматурой пожарной лестницы. Она чувствовала Роберта рядом, и ее счастью не было предела. Она ощущала его горячие губы на своем теле и радовалась холодному дождю, остужавшему ее пылавшее от ласк и восторга лицо. Эйфория вызвала у нее головокружение. А дождь все лил и лил, и вода. смешиваясь с кровью из ее надкушенной губы, становилась розовой и стекала по подбородку и шее к восхитительной ложбинке между грудями, где эту розовую влагу жадно ловил Роберт. Когда все завершилось, они уселись рядом, прислонившись спинами к стене. Колоссальный расход энергии потряс до основания еще не до конца восстановившего силы Роберта, и он почти мгновенно уснул, как Рейчел и рассчитывала. Она прижала его к себе и обернула его разорванной рубашкой свои обнаженные блиставшие от дождя плечи. Ее сердце было переполнено радостью, и она снова залилась слезами – на этот раз счастливыми. Наконец все то, что она мучительно искала и о чем мечтала нескончаемыми ночами на протяжении многих лет. было обретено – Роберт находился рядом и мирно спал, склонив голову ей на плечо. И она намеревалась сидеть, охраняя его сон, несмотря на дождь, холод и резкий ветер. Впервые за очень долгое время она ощутила всем существом бесконечную полноту жизни. |
||
|