"Воздушные замки" - читать интересную книгу автора (Лэнгтон Джоанна)6Розарий располагался за высокими стеклянными дверями, но никого в нем не оказалось. Одна из горничных сказала, что Харальд ожидает дочь в своем офисе, огромном мрачном кабинете неподалеку от парадного входа в дом. Пришлось миновать просторный холл с прекрасными мозаичными полами, пройти мимо пальм, прячущих за своими узорчатыми листьями изумительной красоты скульптуры. Тут же стояли тяжеленные дубовые лавки, которым место лишь в теремах Хокона Пятого, сделавшего Осло столицей Норвегии, но никак не в жилище современного человека. lt;/emphasis Дом был роскошен, но чем-то напоминал музей. Интерьер интерьером, но еще прекраснее был вид, открывающийся с террас виллы на Хиркефьорд и близкое море, на горы. Яркое солнце освещало белоснежный песок уютного пляжа, скалы цвета северного неба, вечнозеленый вереск, сосновый бор на склонах гор, лиственницы у пристани. Зимой вид был не хуже, так уверяли все, кто оказывался на острове в это суровое время. Для ценителей северной экзотики Хирке был одним из прекраснейших островов в мире. Кроме того, это место ценилось коллекционерами, поскольку именно здесь за пару эре на развале торговцев антиквариатом можно было приобрести штурвалы старинных шхун, гакабортные фонари допотопных пароходов, морские хронометры и навигационные инструменты. А на дне фьорда — Присцилла знала это наверняка — лежали обломки кораблей легендарного короля Хокона. Если это неправда, то откуда в песке на пляже берутся, что ни день, старинные золотые монеты, выброшенные волнами? Замечательный остров! К несчастью, это только подчеркивало то обстоятельство, что Присцилла чувствовала себя на острове, как пленница за решеткой тюремной камеры. Она не могла даже помыслить о побеге, казалось, Харальд читает ее мысли и предусмотрел все возможные ее поступки и проступки. Опытные телохранители не отходили от нее ни на шаг даже во время короткого визита к зубному врачу в Бергене. И думать нечего было, чтобы ускользнуть от них. А как хотелось убежать! Как хотелось броситься к стоянке такси, впрыгнуть в машину и помчаться в аэропорт. Рейс на Лондон, и прощайте пляжи и горы, прощай, тиран-отец! Тем более что вовсе он не родной отец. Может быть, никто ее в Лондоне и не ждет, но там свобода, там нет мелочной опеки со стороны Гертруды. Там — новые возможности и, возможно, даже любовь! Впереди вся жизнь, она принадлежит целиком только тебе… Присцилла задумалась. Да, верно, в далеком Лондоне ее никто не ждет. Родственники за все время так и не побеспокоились, не справились о ее житье-бытье. Да и есть ли на свете эти мифические родственники, еще раз задала себе вопрос Присцилла. Кроме того, жаль было бы расстаться с мачехой. Они с Ингрид искренне друг друга любили и жалели. Уж ее-то, покорную жену, Харальд никуда бы не отпустил. Ревнивый и жестокий человек, он не мыслил своей жизни без этой несчастной безропотной женщины, терпеливо сносящей даже побои. — Куда мне скрыться от жестокой любви? — часто с горечью задавала вопрос Ингрид. — У тебя вся жизнь впереди, а у меня только и есть, что любовь к Харальду, моему мучителю. Хороша любовь! — думала тогда Присцилла. А какая она еще бывает? Девушка ни к кому никогда не испытывала того, что авторы дамских романов называют «глубокими чувствами», и целовалась в своей жизни только раз, на протяжении бесконечных-бесконечных пяти минут с матросом Хансом, долговязым парнем, губы и слюна которого так приятно пахли ванильной жевательной резинкой. Да, они стояли в рубке нового отцовского катера, и целовались под рев турбин, как только Хансу удавалось удерживать катер на курсе? Ведь его руки обнимали талию Присциллы, а не держали штурвал. Судно неслось по волнам в открытое море, корпус гудел от мощных ударов морской стихии, а она лишь тихонько стонала, сердце ее заходилось от мучительного наслаждения, названия которому она никак не могла придумать. И все же, какая могла тогда возникнуть любовь, какие могли зародиться чувства к Хансу! Он был слишком обычный. Парень, каких много. Но тем не менее его нежные ласки запомнились ей навсегда. Она все прекрасно понимала, но ей просто хотелось длить и длить сладостные мгновения пусть даже животного чувства! Присцилла самозабвенно подставляла свои губы жадному рту ненасытного Ханса, всем телом ощущая вибрацию палубы и бешеный стук сердец — собственного и чужого. Девушка тогда тысячу раз начинала очередное письмо-исповедь и каждый раз тщательно разрывала лист бумаги с глупыми строчками о пережитом чувстве сексуального удовольствия. И впоследствии десятки раз перечитывала то, что в конце концов вышло из-под пера. Письмо это Присцилла хранила в самом дальнем углу потайного ящика. «Милая Салли, я преступница! Я соблазнила — ты не поверишь мне — неопытного мальчишку. Он сражен моей красотой, моей необыкновенной чувственностью и тем напором страсти, который мне не удалось сдержать. Как это было здорово, держать в объятиях страстно желающего тебя мужчину. Ханс домогался меня в рубке катера, его губы искали мои, а я все смотрела и смотрела на бескрайние морские просторы перед форштевнем судна. Потом мои руки обхватили его за шею, и я почувствовала, как палуба уходит у меня из-под ног. Все во мне ждало одного — только бы это не кончалось, только бы хватило сил не упасть в обморок. Это была страсть! Салли, этот день изменил мою жизнь, я не могу уснуть, не сказав тебе, что я жить не могу без Ханса! Он трогал меня за грудь, представляешь? Целых два раза за все время, что мы целовались! Я чуть не умерла со стыда и от удовольствия. Еще он хотел, чтобы я позволила расстегнуть на себе куртку, но я не решилась. Прощай, Салли, теперь я погибла навеки, честь моя погублена. А целоваться вовсе не страшно, даже приятно. Еще раз прощай, завтра напишу тебе, как Харальд Люксхольм пригласил короля Норвегии Харальда Пятого ловить рыбу в Хирке-фьорде». Перечитывая это письмо, Присцилла всегда улыбалась тому, как быстро взрослеют девушки. Сейчас она спокойно могла жить без Ханса, которого знала как облупленного, но не могла совершенно жить без мечты о суженом. Она часто думала о детях, которых она родит для своего любимого, о невозможно прекрасном счастье, которое подстерегает ее на каждом шагу. Но вовсе не связывала это ни с поцелуями, ни с объятиями. Присцилла уже любила того неизвестного человека, который тоже будет любить ее, станет ее жизнью, ее счастьем. Если от него будет пахнуть ванильной жвачкой, она не против. Но пусть лучше жевательная резинка пахнет корицей, тогда она уже никогда не вспомнит смешного и милого парня, подарившего ей чудесное морское путешествие с поцелуями. А после того как Ханс уехал в Осло учиться на штурмана, воспоминания о пережитых в рубке мгновениях еще долго царили в ее сердце в сладкие часы бессонницы, вползали в яркие и чудесные сны… Они вызывали радость пробуждения на самой зорьке, когда тело полно сил, а сознание чисто и ясно и будоражит предвкушением грядущего счастья. Самого же Ханса девушка забыла, и вспоминала только тогда, когда разворачивала пластинку ванильной жвачки. — Мисс Люксхольм, прошу вас, — проговорил возникший в дверях секретарь Харальда, и посторонился, пропуская вперед Присциллу. На Гертруду секретарь даже и не взглянул. Как-то во время торжественного обеда в ознаменование пуска нефтедобывающей платформы в Северном море Гертруда поленилась угостить секретаря его любимым блюдом — черничным вареньем со сливками. Да, преступления против гастрономических утех не прощаются никогда. Тетка фыркнула и молча отправилась в обратный путь, у нее сегодня был ответственный день — на кухню принесли форель, и повара ждали профессиональных указаний. Харальд Люксхольм стоял под собственным портретом в сумрачном кабинете, или это только так казалось, что в сумрачном. Шторы на окнах не пропускали яркий солнечный свет, и выражения на лице отца было не разглядеть. Зато лицо на портрете было угрюмым и торжественным одновременно. Харальд был давно и серьезно болен, это Присцилла хорошо знала. Он перенес операцию по поводу рака щитовидной железы. И вот новое испытание: подкачало сердце. Харальд только что перенес один за другим два инфаркта. После нелепой смерти Вениамина ему не везло, несчастья просто поселились на острове. Никто из конкурентов не догадывался о действительном положении дел со здоровьем Люксхольма, старик держался молодцом, но можно было заметить, как обострились черты его грубого лица, а крепкая коренастая фигура, напротив, погрузнела, потеряла былую спортивную стройность. На остров давно не пускали телерепортеров, охрана встречала катера с журналистами выстрелами из ракетниц. Все равно газеты были полны слухов, один нелепее другого. Желтые издания утверждали, что Харальд Лкжсхольм просто сошел с ума, взял в жены молоденькую таитянку, а собственную жену приказал утопить в Северном море, сбросив ее в воду с нефтедобывающей платформы. — Как ты себя чувствуешь, папа? — робко поинтересовалась Присцилла. — А как я должен себя чувствовать, если моей заботливой дочери в тягость находиться в моем доме? — ответил вопросом на вопрос Харальд Люксхольм, цепким взглядом окидывая вошедшую девушку. Присцилла со страхом почувствовала, что Харальд видит ее насквозь. Иначе как он мог догадаться о ее мыслях о Лондоне, о желании обмануть охранников и убежать в аэропорт? Боже мой, ну когда она будет жить нормальной жизнью, перестанет спрашивать разрешения, что и как ей делать!? — Наконец-то за все годы нашей жизни на Хирке, ты можешь мне по-настоящему пригодиться, — медленно проговорил Харальд своим характерным голосом, которого все боялись. — Наконец-то хоть что-то сможешь для меня сделать. Что он имеет в виду, этот ужасный человек, подумала девушка. Разве я так уж плохо себя вела, и не заслужила других добрых слов? И что я могу сделать, чем могу помочь ему? Со всеми напастями Харальд всегда справлялся сам. Все, что он требовал от меня, я всегда выполняла. Кто скажет, что я была капризной, плохой дочерью? Проницательный взгляд Харальда Люксхольма уперся в глаза побледневшей Присциллы. — Я нашел тебе мужа, — сказал он и надолго замолчал, продолжая буравить взглядом лицо дочери. — Кстати, Гертруда жаловалась, что в лодочном сарае беспорядок. Это так? Почему? От неожиданного сообщения девушка даже пошатнулась, сердце ее забилось. Мужа?! Но ведь только одна вещь на свете могла заставить ее отца произнести такие слова. Только прибыль, только заботы о преувеличении капитала могли толкнуть Харальда на поиски мужа для нее! А вовсе не забота о ее благополучии. Язык присох к гортани, у Присциллы не было сил что-либо вымолвить. И при чем тут беспорядок в лодочном сарае? Господи, можно с ума сойти! — Когда с тобой разговаривает отец, надо отвечать, — недовольно произнес Харальд. — Уважающая родителей дочь не молчит, когда заботятся о ее счастье. Или заботятся о прибыли, что одно и тоже. Но Присцилла не проронила ни звука. Да и что говорить, если ее мнение никогда ничего не значило в этом ужасном доме. Она всецело зависела от воли жестокого, грубого человека, не противореча ему ни в чем. Она, с детства боявшаяся воды, даже сделалась завзятой яхтсменкой, и никто теперь лучше ее не гоняется на швертботе от Ставангера до Бергена! Томительную паузу прервал Харальд. — Если бы Вениамин не умер, — проговорил он медленно, печальным голосом и перевел взгляд на портрет названного брата Присциллы, разбившегося в прошлом году на своем спортивном самолете в горах Французской Ривьеры. — Если бы Вениамин не умер, у меня и мысли не было бы о том, как устроить твою судьбу. Но, что случилось, то случилось! Пауза была мучительна. Присцилла замерла, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Почему отец говорит о ее судьбе, к чему этот разговор? Харальд продолжил: — Но сегодня я позвал тебя за тем, чтобы сообщить, — ты, и только ты, являешься моей единственной наследницей. Весь капитал империи Люксхольма принадлежат тебе, Присцилла… Впрочем, если бы Вениамин был жив, я сказал бы тебе то же самое. Сын не задумывался о продлении рода Люксхольмов, и не хотел плодиться и размножаться. Не хотел он детей и не любил их. На все воля Божья… Губы девушки разлепились, она выдохнула: — Я — единственная наследница?! Но разве я хочу размножаться?! Где на мне написано, что я люблю и хочу детей?! Харальд издал сардонический смешок, глаза его зло сверкнули. — Не думаю, чтобы ты была этими моими словами недовольна. Завещание написано, всякие споры неуместны. Согласись, новость сногсшибательная, и незачем было тебя к ней готовить. Принимай это так, как я сказал. По закону, хоть и нет в тебе ни капли моей крови, ты унаследуешь все мои миллиарды. Ты, урожденная Вудхаус, носишь мою фамилию, ты госпожа Люксхольм! Где написано, где написано… Голос Харальда стал твердым и уверенным через меру, он громко произнес: — На твоем лице начертано, что у меня будет много внуков и правнуков. И не противоречь мне! Присцилла стояла перед отчимом, совершенно убитая невероятным известием. Да, в ней не было генов этого грубого предпринимателя, у нее никогда не возникало и мысли, что она могла бы рассчитывать хоть на тысячную, хоть на миллионную долю богатства, принадлежавшего этому богатейшему семейству. Но стать единоличной хозяйкой острова, кораблей, верфей и банков?! И лодочного сарая, в котором хранится ее швертбот, тоже! Огромный интернациональный бизнес Харальда, целая империя, покорившая мир, теперь в ее неопытных руках, и сам хозяин империи ей говорит об этом?! — Папа, мне ничего не надо, — сказала твердо Присцилла. В ее зеленых глазах блестели крупные слезы. Она не лгала сейчас, и понимала, что Харальд ей верит. — Это надо мне, — голосом, идущим от самого сердца, проговорил Харальд. — Я спокойно умру, зная, что у тебя есть муж, которого нашел тебе я сам. Он не обидит тебя, он вовсе не похож на меня, — неожиданно улыбнулся Харальд. — А главное, сохранит твои и мои миллиарды. Я в этом уверен. Он — настоящий скряга, если сумел в двадцать неполных лет заработать свой первый миллион! И вновь повисла нехорошая тишина. Боже, как болит сердце! Присцилла ждала, что услышит что-либо хорошее о своем будущем муже, но ошиблась. Далее случилась еще одна невероятная вещь, Харалъд заговорил именно о ней, о своей приемной дочери: — В моем доме ты не знала радости, это очевидно. Я мог только заставлять тебя испытывать постоянный страх, ведь ты не была моей любимой дочерью. Тебе было плохо в моем доме, не спорь. Сейчас в трудной ситуации я сам. Ты знаешь свое положение после моих слов. Поверь, оно неплохое, и не говори чепухи, что тебе не нужно богатство. Говорю тебе, как твой отец. Ты слышишь меня? Из глаз Присциллы слезы текли ручьем. — Слышу, папа… — Так вот, думаю, тебе интересно узнать, кого я нашел тебе в мужья? Присцилла кивнула головой. — Это Карстен Трольстинген. Когда-то судьба, ветер и скверный характер азартного яхтсмена привели его на мой остров. Девушка пережила третий шок за утро. — Карстен Трольстинген?! Присцилла не верила своим ушам. Герой светской хроники, красавец и удачливый делец, покоритель горных вершин и женщин, спортсмен и сын благородных родителей предназначается ей в женихи?! Тот самый парень, которого она как-то видела в этом доме поздней ночью, когда механики в порту ремонтировали двигатель его роскошной яхты? Как она ни старалась быть равнодушной к его обаянию и красоте, все же не утерпела и десяток раз тайком смотрела на него, любуясь удивительными светлыми глазами и прекрасным лицом, на котором были написаны удачливость и воля к победе. А как он бегал голый по парку с собаками?! Карстен может быть милым, может… Этому нельзя было поверить, все так неожиданно и не похоже на правду. У этого человека своя жизнь, за ним ходят стаи невест! — Я не удивляюсь, видя недоверие на твоем лице, дочь, — проговорил Харальд. — Да, все неожиданно, и не только для тебя. Даже не скажу, обрадуется ли Карстен, узнав, что я прочу его тебе в мужья. Вообще ничего не скажу. Ты, Присцилла, считала и считаешь меня чудовищем. Так вот, ты славная девушка, но сейчас услышишь неприятную для себя вещь. Меня не интересует, будет ли идти речь о любви в вашем возможном браке. Это брак по расчету, и только. Меня интересует собственный капитал, вот так, моя дорогая. Любовь приложится. Ингрид утверждает, что ты родилась под счастливой звездой и будешь куда счастливее нас. — А. если Карстен не согласится? — еле слышно, на выдохе, спросила Присцилла. Харальд пристально смотрел в глаза Присциллы, голос его прозвучал уверенно. — Согласится наверняка. У него стальная воля к победе, любой ценой, но к победе. Я проанализировал все его сделки. Думаю, каков он в бизнесе, таков и в любви. Считай, тебе крупно повезло, у тебя будет собственное чудовище, на которое можно будет положиться в любых обстоятельствах. Я не буду с ним встречаться сегодня и не стану разговаривать о деталях. С ним будешь говорить ты. Я тебе верю. Все невесты Норвегии тебя возненавидят, им-то в мужья достанутся неумелые парни, которым и в сто лет не заработать половины того, что уже есть в карманах у Карстена. Поговори с ним, дочь. — А что думает… мама? — Присцилла с трудом выговорила последнее слово. Оно всегда давалось ей с трудом, про себя она все равно называла ее мачехой. — Ингрид полностью согласна со мной. Когда я умру, ей не справиться с нашим общим делом. Присцилла, послушай, мы утром плакали с Ингрид, говоря о тебе. Ты веришь мне? По лицу девушки катились слезы. |
||
|