"Укрощенная гордость" - читать интересную книгу автора (Лэнгтон Джоанна)

3

Полетт заставила машину ждать целый час. Она собирала свои вещи так, словно отправлялась на уик-энд. В глубине ее сознания звучал голос: «Ты не должна так поступать. Тебе нельзя соглашаться». И все же неизвестность манила ее с гостеприимностью бесконечного черного туннеля. Взяв с ночного столика фотокарточку Арманда, Полетт с грустью стала рассматривать ее. Снимок был сделан в тот день, когда Арманд открыл фотостудию. На нем был строгий костюм — непривычный для Арманда вид одежды. Худощавый блондин среднего роста с мягкими карими глазами.

— Это не имеет значения… подобные вещи для меня не важны, — утешал Арманд невесту, рыдающую от стыда и отчаяния после того ужасного дня, когда она чуть не оказалась в постели у Франко Беллини. — Конечно, я тебя прощаю…

Арманд Трамп переехал со своей семьей в соседний дом, когда маленькой Полли было десять лет, а ему — четырнадцать. Он казался посторонним в своей большой шумной семье. Арманд был тихим, нечестолюбивым, а главная его страсть состояла в фотографировании дикой природы. Он вовсе не походил на своих помешанных на регби отца и братьев. А Полетт росла одиноким ребенком, еще в раннем возрасте с болью осознавшим, что у матери нет времени ни на нее, ни на отца.

Однажды юноша услышал, как Полетт плачет навзрыд в беседке. Это случилось в тот день, когда она рано вернулась из школы и застала полураздетую Линду в объятиях какого-то незнакомого мужчины. Арманд перелез через забор, а она была настолько потрясена увиденным, что честно рассказала ему обо всем. Арманд оказался чутким и ласковым. Он обнял ее за плечи, слушал и утешал с той удивительной нежностью, которой она так искала.

В тот день в двери Полетт постучался взрослый мир. Арманд объяснил, что ей не следует рассказывать ни отцу, ни кому-либо другому о том, что она ненароком подсмотрела. Он наивно предполагал, что это случайность, что подобное поведение не свойственно матери маленькой Полли. Но недолгое время спустя Полетт уже поняла, что в жизни Линды постоянно появляются другие мужчины и что отец лишь делает вид, что ему ничего не известно о поведении жены.

Узнала Полетт и о том, что многочисленные романы матери стали в городе неизменной пищей для ядовитых сплетен. В ее юные годы, когда человек еще столь впечатлителен, жить, сознавая, что ее мать, мягко говоря, является женщиной легкого поведения, было мучительно и унизительно.

И постоянно рядом с девочкой был Арманд. Ее лучший друг, поверенный всех ее секретов. К тому времени, когда девушке исполнилось семнадцать, в обеих семьях их считали неразлучной парой. Но, оглядываясь назад, Полетт вспоминала теперь, что Арманд никогда не говорил с ней о любви, замужестве и детях, пока его родные да и вообще знакомые не стали допытываться, когда же он наконец сделает ей предложение.

Затем Арманд более чем на год уехал работать в Лондон, лишь иногда появляясь на выходные, и Полетт решила, что потеряла его, размышляя одновременно, принадлежал ли он ей вообще и уместно ли тут слово «терять», и не потому ли он уехал, что желал разрушить распространенное мнение, будто их детская привязанность непременно должна привести к браку.

И вдруг, как гром среди ясного неба, на Пасху, когда Полетт стукнуло восемнадцать, Арманд предложил ей обвенчаться. И хотя он осторожно подчеркнул, что с браком им все же не следует слишком уж спешить, Полетт пришла в восторг, убежденная, что оба они буквально созданы друг для друга. Не было ничего на свете, о чем она не могла бы рассказать Арманду, ничего, казалось, чего они не могли бы обсудить. Словом, они во всем дополняют друг друга, в отличие от родителей, у которых не было совершенно ничего общего…

Господи, какая же она была наивная, размышляла сейчас Полетт, засовывая снимок в сумочку.

Наивная и слепая. И с чего это пришло ей в голову, что нормальный мужчина преисполнится восторгом, узнав, что его будущая супруга чуть не переспала с другим за неделю до свадьбы? Измена не могла не сказаться на взаимоотношениях с Армандом. Для него это, несомненно, должно было быть крайне серьезно. И прощение поэтому не могло сорваться столь быстро и легко с его губ. И, что самое смешное, Полетт, казалось, была более расстроена, нежели ее жених. Она собиралась даже отменить свадьбу, но Арманд настаивал, убеждая ее в том, как он нуждается в ней, и в конце концов она поддалась его увещеваниям…

Автомобиль на огромной скорости пожирал милю за милей. Но чем ближе она подъезжала к гостинице «Ред Холл», тем страх в груди Полетт все более нарастал. Ибо она не только мчалась навстречу очередному унижению, но и осознавала, что ей придется торговать своим телом. А она даже не знала, согласится ли Франко на условия, которые она уже пообещала от его имени.

Полетт не стала подходить к регистрационному окошку. Когда шофер проследовал за нею с чемоданом и приветливо помахал портье, она с ужасом решила, что сейчас ее станут расспрашивать, куда она идет и отчего не расписывается в журнале. Портье бросил на нее строгий понимающий взгляд, но ничего не сказал, и оттого ее бледные щеки покрыл пунцовый румянец. Уж не принял ли он ее за проститутку? Быть может, служащие гостиницы уже привыкли тактично не замечать подобные явления?

Камердинер открыл ей двери в апартаменты Франко.

Тот стоял у камина и что-то быстро говорил по-итальянски в телефонную трубку. Он бросил взгляд на Полетт, сделал жест шоферу, после которого тот сразу же удалился, и произнес безразличным тоном:

— А я уже было собирался ужинать без тебя, сага.

Взгляд молодой женщины упал на стол, накрытый на двоих. С самого утра она ничего не ела, но до сих пор не чувствовала голода. Камердинер зажег канделябры, пригасил электрический свет, откупорил бутылку вина и отошел в сторону.

Франко положил на место телефонную трубку и пересек комнату в два широких шага. Уверенными руками он развязал пояс и снял с Полетт плащ таким движением, словно раздевал куклу.

— Налейте вино и можете быть свободны, — негромко сказал Франко камердинеру, подводя Полетт к столу и отодвигая для нее кресло.

Нетвердой рукой она потянулась к наполненному бокалу.

— Сегодня только один бокал, — мрачно усмехнувшись, предупредил Франко. — Терпеть не могу, когда меня обвиняют в спаивании женщин.

Полетт вновь обдало жаром. Она не могла поднять на него глаз, не могла думать ни о чем, кроме того, что пришла в номер к Франко и сегодня ночью должна будет разделить с ним его ложе.

— Мне показалось, что портье решил, будто я девушка по вызову.

— Неужели? — возразил Франко. — Первоклассная кокотка никогда не станет так блекло и заурядно одеваться.

Полетт сжала зубы.

— Я пришла сюда не для того, чтобы меня оскорбляли.

— Полагаю, что ты пришла для того, чтобы выполнять то, что я тебе поручу, — бросил Франко и, поджав губы, окинул взглядом ее простенькую блузку и юбку. — Когда ты заставила меня ждать, я полагал, что ты хоть приоденешься по такому случаю…

Хотя Полетт было вовсе не весело, с ее губ сорвался смешок.

— По какому такому случаю?

— Я заказал твои любимые блюда, — сказал он, проигнорировав ее иронический вопрос.

Действительно. А она и не заметила. У него феноменальная память.

— Я все про тебя помню! — Франко произнес это таким тоном, словно ожидал в ответ шквала аплодисментов.

— Нам нужно поговорить о моем отце, — поспешно начала Полетт.

— Ты даже ни разу не взглянула на меня с тех пор, как вошла в комнату, — обиженно заметил Франко. — Если так будет продолжаться и дальше, то ничего у нас с тобой не получится.

— Не пытайся мне угрожать, — ответила Полетт натянуто, впившись своими фиалковыми глазами в его красивое смуглое лицо. — От угроз легче не будет. А теперь… мы можем поговорить об отце?

— Я предпочел бы во время ужина говорить о чем-то более приятном.

Полетт окатила его ненавидящим взглядом и уткнулась носом в тарелку. Но за гусиный паштет принялась с неожиданным аппетитом. Следующие два блюда она поедала, произнося слова лишь в том случае, когда возникала крайняя необходимость. Если уж кто и страдал тут отсутствием аппетита, то скорее Франко, который наконец, с досадой оттолкнув тарелку и швырнув салфетку, поднялся из-за стола.

— Ты дуешься, словно девчонка!

— Я не дуюсь. — Полетт не спеша принялась за фруктовый десерт, ибо ей пришло в голову, что чем медленнее она будет есть, тем дольше не окажется в его спальне. — Ты хотел, чтобы я пришла. Я пришла. Ты хотел, чтобы я ела. Я ем.

— Успокойся, я не стану отдавать твоего отца под суд, — сообщил Франко лишенным всяких эмоций тоном.

— Он же не сможет заплатить этих денег…

— Ему придется, — ответил он жестко. — Деньги должны быть возвращены.

— Но как?! — с горечью воскликнула Полетт. — У него ведь даже нет работы — и навряд ли он ее найдет. Он ведь немолод. И даже если продаст все, что имеет, денег все равно не хватит.

— Тогда я дам ему другую должность.

Полетт, пораженная столь благородным предложением, удивленно уставилась на него.

— Где?

— Не здесь. Чтобы получить второй шанс, ему нужно начать на новом месте. Предоставь это мне, — медленно произнес он. — Что-нибудь подыщу.

— А как же деньги? — напомнила она.

— Он их выплатит, — угрюмо повторил Франко. — Если он так убивается и переживает о содеянном, как ты утверждаешь, он сам решит их вернуть. Ему не захочется быть моим должником.

— Но…

— Кроме того, — сухо прервал ее Франко, — непременным условием для продолжения сотрудничества должно стать согласие на помощь в избавлении его от пагубных привычек…

— Но у него же нет таких привычек! — подскочила Полетт.

— Каждый человек, способный проигрывать суммы, значительно превышающие его доходы, равнозначен наркоману. Ему необходимо лечение, дабы он смог в дальнейшем противостоять подобному искушению. Ты удовлетворена? — категорическим тоном спросил Франко, давая понять, что уступает ей гораздо больше, чем собирался.

Но Полетт надеялась на большее. Она хотела, чтобы долги были полностью списаны, как она обещала доктору Марплу. Быть может, это требование и было чрезмерным, но ей страшно хотелось, чтобы с пути отца был устранен любой повод для стресса.

— Что-то дешево ты меня оцениваешь, — произнесла она нетвердо и тут же, увидев, как темная ярость исказила черты лица Франко, пожалела, что не прикусила язык и не смолчала.

— А тебе хочется еще и получать зарплату за те три месяца, что будешь делить со мной постель? — бросил Франко, блеснув ровным рядом белых зубов. — Может, заключим контракт с выплатой выходного пособия и гарантией, что тебе будут оставлены драгоценности и платья, которые я стану для тебя покупать? Что ж, я буду только рад. — И смуглая холеная рука его как-то странно дернулась — явное свидетельство того, что никакой радости это ему вовсе не доставит. — Я слышал о подобных контрактах в Штатах. Только скажи мне наперед, во сколько ты ценишь свое тело.

Полетт смотрела на него затравленным зверем.

— Ты же знаешь, что я вовсе не это имела в виду, — выдавила она из себя.

— Разве? — насмешливо произнес он.

Полетт опустила голову на руку. Уже почти час ночи. Ей хотелось лечь, но перспектива оказаться в постели с этим мужчиной была чревата гораздо более пугающими последствиями, нежели она могла выдержать.

— В данный момент, — прошептала Полетт, — мне хочется лишь узнать, чего ты ожидаешь от меня в эти три месяца?

Ответом ей было молчание. И поскольку молчание отнюдь не относилось к свойствам, присущим Франко, то она вновь подняла голову.

Франко откашлялся: весь его облик свидетельствовал о крайнем напряжении.

— Я хочу, чтобы ты в течение этих месяцев изображала мою невесту.

Полетт не могла скрыть изумления.

— Зачем?

— У меня есть на то веские причины. — Гнев его пропал, и на смену пришла еще более пугающая ее серьезность.

— Не понимаю, почему ты не можешь объяснить мне…

— Пока что я скажу тебе лишь следующее. — Франко буравил ее холодным жестким взглядом. — Несколько лет назад я поругался с отцом. Но сейчас он умирает. Я должен побыть рядом с ним некоторое время. Но для этого необходимо, чтобы меня сопровождала невеста.

Потрясенная таким бесстрастным объяснением, Полетт, в свою очередь, задержала на нем взгляд, с мучительным любопытством пытаясь понять, почему же поддельная невеста является столь необходимым требованием для этого визита. Ради Бога, зачем мутить воду присутствием фальшивой невесты? Тем более что отец тяжело болен… Ведь посторонний человек при подобных обстоятельствах вряд ли станет желанным гостем.

Ее гладкий лоб нахмурился.

— Ты как-то говорил мне, что у тебя нет семьи.

— Смотря как понимать слово «семья», — заметил Франко. — Отчасти это правда. Мать умерла, когда мне было четырнадцать. Меня отправили в интернат. Отец женился снова, а вскоре после этого решил и вовсе забыть о моем существовании. Он жил своей жизнью, а я своей, пока несколько лет назад мы не встретились по его инициативе. — На его смуглое лицо набежала тень. — И то, что случилось между нами тогда, окончательно порвало все семейные узы…

У Полетт крутилось на языке столько вопросов, что она едва могла усидеть на стуле.

— А что случилось? — наконец быстро произнесла она, разочарованная тем, что Франко явно не собирается продолжать.

Тот взглянул на нее с сардонической усмешкой.

— Ты, как и все женщины, страдаешь неистребимым любопытством. А осведомленность — опасное оружие в руках такой расчетливой особы, как ты. Думаешь, мне это неизвестно? — хмыкнул он. — Я еще ни перед кем не изливал душу, сага… Никогда этого не делал и делать не собираюсь.

Она почувствовала, что он как бы щелкнул ее по носу, показывая ей ее место. Обидно и унизительно.

— Мне требуется от тебя лишь одно. Чтобы ты хорошо сыграла свою роль. Отец у меня не дурак. Его так просто не обманешь.

— Я не собираюсь никого обманывать.

— Вот поэтому мы и должны стать настоящими любовниками к тому времени, как приедем. Близость — это своего рода сексуальная химия, она чувствуется сразу, — убежденным тоном заявил Франко. — Единственным жульничеством тут станет лишь изображение любви и, конечно… мое желание жениться на тебе.

Любовники… Полетт замерла, с испугом представляя себе, что должно произойти. Возможно, она поинтересовалась бы, куда они собираются отправиться, если бы тяжесть нервного напряжения не заставила ее забыть про этот вопрос. Но ей все же было крайне интересно, ради чего Франко понадобился столь изощренный обман. Впрочем, вероятно, мотивом был обыкновенный цинизм. Отец умирает — и, наверное, он богатый человек. Быть может, Беллини-старший просто предъявил условия, без которых его отпрыск не сможет получить наследство? Быть может, он потребовал, чтобы его сын остепенился и обзавелся наконец семьей? Но можно ли в наши дни оставаться настолько старомодным? И действительно ли сыном руководят лишь алчность и холодный расчет?

— Думаю, пришла пора идти в постельку, cara!

Полетт в ужасе застыла. Франко наклонился, взял ее за руки и медленно, словно насмешливо, поднял со стула.

— Ты дрожишь… отчего? Ты ведь столько лет была замужем и, разумеется, не лишена определенного опыта… — Как и можно было ожидать, при упоминании о ее супружестве губы его сжались, а золотистые глаза потемнели.

— Это не имеет значения!

— Dio… — пробормотал Франко, пробежавшись пальцем вниз по пуговицам ее шелковой блузки, после чего подцепил верхнюю и быстрым движением высвободил из петельки, приоткрывая узкий желобок между грудями. — Конечно, имеет значение. Ты была верной женой?

Он возвышался над ней, заслоняя своей широкой спиною свет. Полетт почувствовала себя загнанной в угол и стала убеждать себя, что именно поэтому ей вдруг стало так тяжело дышать. Кончик его указательного пальца, такой темный на фоне ее бледной кожи, шевельнулся, и дыхание ее остановилось совсем.

— К-конечно, я была…

— Неужели? Я нахожу, что в это трудно поверить, — пробормотал Франко, ухватившись пальцами за следующую пуговицу.

— Почему? — Ее голос прозвенел на пол-октавы выше, чем следовало бы.

— Ты не была ему верна до свадьбы, — напомнил он, — отчего же после? Если бы ты изменила мне, будучи моей невестой, я бы тебя убил. И, во всяком случае, не женился бы на тебе.

«Я бы тебя убил». Сказано тихо, спокойно, но с невероятной убежденностью. Рука мягко коснулась груди Полетт, и в ушах ее зазвенело. Она вдруг почувствовала слабость и головокружение, но соски стали удивительно чувствительными.

— Ты рассказала ему о том, что произошло между нами? — спросил Франко.

— Да.

— То есть ты рассказала всю правду и ничего, кроме правды? Держу пари, что нет, — предположил Франко с жестоким ехидством. — Сомневаюсь, что ты представила ему детальный отчет… После твоих откровений он бы никогда в себя не пришел.

— Я не хочу об этом говорить! — дрожащим голосом бросила Полетт и тут, с опозданием заметив, что блузка ее распахнута, отшатнулась так быстро, что больно ушиблась бедром о край стола. — Франко, мы же встретились только пять часов назад…

— А кто считает? Я — нет. Мы бы добрались до той же стадии и четыре с половиной часа назад, если бы ты не оказалась настолько упрямой…

— Мне неприятен такой цинизм! — выпалила Полетт, чувствуя, что ее бьет дрожь.

— Почему?.. Или ты еще не понимаешь, о чем может думать мужчина, оставаясь наедине с красивой женщиной?

Полетт начинала понимать. Франко буквально пожирал ее своими раскаленными золотистыми глазами, пылающими нескрываемым желанием. Полетт стала медленно отступать назад, пытаясь укрыться от него за столом.

— Франко… пожалуйста… не сегодня… то есть… — Кончиком языка она облизала губы. — То есть… ты ведь и сам не хочешь этого делать…

— Хочу! — Он наклонился и проделал влажным горячим языком по ее нижней губе тот же путь, что прежде проделал ее собственный. Опрокидывая лампу, Полетт отпрянула, будто он ударил ее. Сердце молотом стучало в груди.

Франко, казалось, не обратил внимания на разбитую лампу и схватил ее за руку прежде, чем та успела нагнуться, чтобы начать поднимать осколки.

— Я хочу принять душ! — воскликнула она с отчаянием.

— А может, ты, словно стыдливая девица, пожелаешь, чтобы я, пока ты приготовишься лечь, спустился вниз и покурил — хоть я и не курю? — резанул в ответ Франко.

— Да… прекрасная мысль, — гневно бросила она в ответ. — И может, если повезет, ты найдешь себе в баре шлюху — потому что, как видно, это единственный тип женщины, к которому ты привык! — закончила она, почти истерически выкрикивая слова.

Повисло напряженное молчание. Словно обжегшись, Франко отдернул руку.

— Ты считаешь, что я к тебе именно так и отношусь? — прошипел он с нескрываемой злобой.

— А ты как думал? — Вспышка гнева прошла, и Полетт почувствовала опустошение.

— У меня не было такого намерения, — взял себя в руки Франко.

Она тупо посмотрела на него. Во всем ее облике сквозило явное недоверие к его словам.

— Я спущусь, — сухо произнес Франко. — Надеюсь, что до моего возвращения ты не сбежишь отсюда и не напьешься до потери сознания.

— Не поняла?

— Кэри Грант и Дорис Дей… «Прикосновение норкового меха», — насмешливо пояснил Франко. — Ты не видела этого фильма?

— Боюсь, что нет, — натянуто ответила Полетт.

— Ничего страшного. У тебя и так отлично получается.

И он исчез. А она, даже не могла сообразить, как ей удалось этого добиться. Помассировав виски, Полетт направилась в спальню, покопалась в сумке, вытащила все необходимое и двинулась в ванную, даже не глядя на постель. Может, он и действительно подцепит в баре какую-нибудь девицу. Она была бы только рада.

Что и говорить, Франко был необычайно красив. Забавно, что она столько лет пыталась не замечать его мужской привлекательности. Равно как и многого другого. Невероятного возбуждения, которое он вызывал в ней. Мгновенных неуловимых перемен его настроения. Полетт старалась не вспоминать о том вечере, что произошел шесть лет назад. Того смятения, страсти, потрясающего наслаждения, возникающего от прикосновения его губ и рук, ласкающих ее тело. Кожа запылала, и на минуту она томно прикрыла глаза. Она и не могла представить, что тот эпизод мог оказать на Франко какое-то особое воздействие.

Но, как видно, все было именно так. Иначе отчего же он с таким нетерпением и упорством стремится затащить ее в постель? Но опять же, по его понятиям, ничего особенного в тот злополучный вечер не произошло. Немного горячих ласк, слегка помятая одежда. Но их близость не дошла до своего естественного завершения. Франко не мог торжествовать победу…

Приняв ванну, Полетт забралась в огромную постель, с ног до головы укуталась роскошным шелковым одеялом. Слезы наполнили ее глаза и медленно стекали по щекам на подушку. Это же сущий фарс… все, что сейчас происходит. «Ты ведь не лишена опыта», — со смехом заявил ей Франко. Рыдание вдруг сотрясло ее тело. О Боже, какое унижение! Шесть лет назад Полетт честно верила, что абсолютно безразлична к мужским ласкам. Арманд ограничивался нечастыми, да к тому же весьма целомудренными поцелуями. Он никогда не просил о большем. И Полетт решила, что в этом они как нельзя более подходят друг другу. До свадьбы секс не играл в их отношениях никакой роли, и она гордилась тем фактом, уверенная, что связь их строится на душевной близости, то есть на гораздо более прочных основах, нежели те, что соединяют людей в минуты страсти.

Поэтому какая-то пугающая ирония содержалась в том, что Франко выявил тогда в ней столь невыносимую страсть. Полетт растерялась, не зная, как совладать с собою. Встреча с мужчиной, который не мог отвести от нее голодных глаз, который пользовался малейшим поводом, чтобы прикоснуться к ней, от взгляда которого она моментально краснела, принесла Полетт совершенно новые ощущения.

Да… Франко хотел ее. А вот Арманд — нет. Безобразно напившийся в день их свадьбы и продолжавший пить весь медовый месяц на Карибском море, Арманд ни разу даже не пытался исполнить свой супружеский долг.

Полетт чувствовала себя, словно в аду, полагая, что его пьянство и отсутствие интереса к ней призваны служить ей наказанием за бесстыдное поведение с Франко Беллини. Ночь за ночью она терзалась, веря, что пожинает заслуженные ею плоды и что обида Арманда столь велика, что тот даже не может заставить себя прикоснуться к ней.

А с кем поговоришь о вещах столь личных и интимных? Арманд отказывался разговаривать на эту щекотливую тему, прятался в свою раковину, словно улитка, когда она пыталась начать сама, а пару раз даже исчезал на несколько дней, лишь бы избежать обсуждения этого предмета. Лучший друг превратился в угрюмого чужака. Полетт с ее неопытностью потребовалась масса времени, чтобы понять наконец, что Арманд просто не испытывает к ней того влечения, которое мужчина должен испытывать к женщине, и что, если она смирится с подобным положением вещей, он будет вполне счастлив жить в этом неестественном браке и вновь сможет стать ее другом…

Сейчас, засыпая, Полетт размышляла, долго ли еще некурящий Франко станет оставаться внизу и не сожалеет ли он уже об их соглашении, пока наконец, невзирая на треволнения дня, не погрузилась в глубокий сон.

Она была бы потрясена, если бы обнаружила, с какой нежностью смотрел на нее Франко, когда поднялся в номер.