"Ду Фу" - читать интересную книгу автора (Леонид Бежин)

ВОЗВРАЩЕНИЕ II СНОВА - СКИТАНИЯ

Итак, Ду Фу потерпел неудачу на императорских экзаменах. Его сверстники ждали назначения на должность, а он, один из кандидатов столичной области, отправился в областную управу, чтобы проститься с губернатором. Невеселым было это прощание, но еще в древней «Книге перемен» сказано, что ни грусть, ни веселье не могут длиться вечно, и чем дальше уходил Ду Фу от городских стен, тем больше убеждался в этом. Иные чувства охватывали юного поэта. «Кончено, кончено, раз и навсегда! Ах, много ль еще часов я буду держать свое тело в сем мире живых людей? И как не отдаться душою тому, чего она хочет - отвергнуть одно, задержаться ли жизнью в другом? Зачем суетиться, метаться? Куда направляться еще? Ведь знатность, богатство - не то, чего я в душе пожелал бы. Мечтать же о царской столице мне и вовсе, пожалуй, нельзя». Такой ритмической прозой описал свое возвращение домой Тао Юаньмин, великий поэт периода Северных и Южных династий. Может быть, и Ду Фу испытывал нечто похожее? Ведь его путь, по всей вероятности, лежал к родному дому - в область Яньчжоу, где служил его отец.

«Вот лодку мою качает, качает, легко подымая. И ветер порхает, порхает, дуя в мои одежды... Я спрошу у прохожих людей, как держать мне дальнейший путь. Так досадно, что утром рассвет и неясен, и темен, и слаб! И вот я завижу родной мой кров. Как рад я!.. Бегом бы бежать! Служанки и слуги с приветом встречают, а милые детки ждут у дверей». И снова его встречали отец, мачеха, сестра и младшие братья. Конечно же, их разочаровало известие о его неудаче, и он увидел в глазах отца упрек и осуждение. Господин Ду Сянь мечтал, чтобы сын стал чиновником, но что его ждет теперь? Ду Фу не ребенок, пора подумать о заработке. Конечно, их семья не бедна, у них есть земли, они получают изрядный доход, позволяющий жить в достатке, и, как все семьи чиновников, освобождены от налогов и принудительных работ. Но все это остается прочным до тех пор, пока жив Ду Сянь, а что будет после его смерти? Сумеет ли Ду Фу взять на себя заботы о содержании семьи? Одним сочинением стихов, увы, не прокормишься, а следующие императорские экзамены будут теперь не скоро. Эти тревожные мысли настойчиво одолевали Ду Сяня, и сын, не смея поднять глаз на отца, чувствовал себя вдвойне виноватым оттого, что доставил столько горя родителю. Он не оправдывался, не ссылался на несправедливость экзаменаторов. Зачем? Господин Ду Сянь и сам об этом знает, и его суровость к Ду Фу вызвана не тем, что он сомневается в таланте и знаниях собственного сына, а тем, что эти знания и этот талант пока не вывели его на самостоятельный жизненный путь.

Несколько дней отец и сын молчали, хотя каждый из них - по-своему - думал об одном и том же. За обедом было слышно, как постукивают о дно посуды костяные палочки для еды и об оконную бумагу бьется муха. Наконец господин Ду Сянь не выдержал и положил руку на плечо сына: «Не стоит слишком огорчаться. Всему свой срок, как говорили древние. Человеку всегда хочется, чтобы удача наступила быстрее, чем ей положено. Будем ждать следующих экзаменов. Должны же почтенные экзаменаторы отличить нефрит от простого булыжника!» - «Спасибо», - сказал Ду Фу и, улыбнувшись, впервые досмотрел в глаза отцу. Тяжесть с души упала; он почувствовал, что не все потеряно. Главное - верить в самого себя и писать стихи. Столбцы иероглифов на рисовой бумаге обладают таинственной способностью излечивать душу от тоски и отчаяния. И пока родители раздумывают, что с ним делать дальше, Ду Фу, пользуясь случаем, отправляется взглянуть на Тайшань, одну из пяти священных гор Китая, к северу и югу от которой были расположены древнейшие княжества Ци и Лу. Подняться на вершину он не решился, но вид величественных гор вдохновил поэта:

Между тем домашний совет, возглавляемый господином Ду Сянем, решал, как устроить дальнейшую судьбу его сына. Оставить дома? Но у них достаточно забот и без Ду Фу, да и какой резон держать возле себя молодого человека, давно созревшего для самостоятельной жизни! Отправить к тетушке Пай? Но старая женщина слаба здоровьем, к тому же в Лояне Ду Фу не найдет для себя ничего нового. Пусть уж лучше снова отправляется путешествовать, тем более что к этому есть желание. И вот, побывав дома, испытав радость встречи с родными, наслушавшись родительских упреков и наставлений, Ду Фу снаряжается в дальний путь. И в самом деле, зачем сидеть в четырех стенах - не лучше ли обойти все земли в пределах «четырех морей», окружающих Китай! Снова снабдив сына деньгами, Ду Сянь в который раз прощается с ним. Куда лежит его путь? Совершив однажды путешествие на юг, Ду Фу отправляется теперь на север, в те области, где находились древние княжества Ци и Чжао. Путешественника вновь влечет желание почувствовать то, что древние называли «движением жизни», ведь только в пути выпадает столько встреч и неторопливых разговоров на речной переправе, во дворике буддийского храма или в маленькой деревенской гостинице. После тропических ароматов джунглей и терпкого дыхания южных гор Ду Фу мечтает о запахах степного ветра. Ему хочется услышать песни, которые поют северяне, и записать старинные легенды, ведь более десяти веков назад в царствах Чжао и Ци жили прославленные цари, полководцы, философы, замечательные умельцы, мастера по глине и дереву, металлу и коже, писцы, математики, создатели музыкальных инструментов. Здесь выделывали прекрасный шелк и умели фехтовать на мечах. Здесь же, в долине Хуанхэ, некогда расселились первые китайские племена, стали обрабатывать землю и разводить скот - отсюда берет начало сама История. Династии Шан, Чжоу, Цинь, Хань, периоды Троецарствия, Северных и Южных династий... сколько имен, событий, дерзких начинаний, сколько битв и сражений, заговоров и переворотов!

Медленно течет Хуанхэ - Желтая Река. Тяжелая масса воды движется с грозной силой, омывая песчаные берега. Безбрежные воды, мутное горчичное небо и желтый лесс... Паруса рыбачьих лодок и женщины, отбивающие белье на прибрежных голышах... Такой видит Хуанхэ юный Ду Фу, мчащийся вдоль крутых берегов на коренастой степной лошадке. Эти места еще сохраняют нетронутый, девственный облик, вдалеке синеют леса, глухие и дикие, причудливые растения поражают взор, и, конечно же, вокруг множество дичи. Ду Фу - большой любитель поохотиться, метко стреляет из лука, знает повадки зверей, умеет обращаться с охотничьими соколами. Стрельба из лука и охота издавна считались благородным занятием, недаром сам Конфуций натягивал тугую тетиву и пускал стрелу в цель. Вот и Ду Фу, оказавшись на берегах Хуанхэ, воспользовался случаем, чтобы еще больше развить свою меткость и усовершенствоваться в верховой езде. С истинным азартом охотника воспел молодой Ду Фу изображенного на картине сокола:

А верховая езда? Ничто так не развивает силу и ловкость молодого человека, не воспитывает в нем смелость и отвагу, как скачки на норовистом скакуне. Во времена Ду Фу к лошадям относились восторженно - ими любовались, страстно спорили о достоинствах той или иной породы, не жалели денег на красивых жеребцов. Целые табуны лошадей пригонялись купцами из среднеазиатских княжеств - Ферганы, Самарканда, Хорезма. Лучшие скакуны попадали в императорские конюшни, где их содержалось несколько тысяч. Иные лошади становились знаменитыми по всей стране, и о них создавались легенды. Придворные живописцы старались запечатлеть их облик на шелке. Прославленным мастером изображения лошадей был Хань Гань: мышцы его скакунов напряжены, ноздри раздуты, и кажется, они готовы сорваться с привязи и ветром унестись вдаль. С живописцами соперничали поэты, посвятившие немало прекрасных строк среднеазиатским скакунам. Естественно, что и Ду Фу. одинаково владевший искусством стихосложения и искусством верховой езды, попытался воспеть красоту лошади в стихотворении «Ферганский скакун господина Фана»:

Мчаться во весь дух на коне, распевая песни, пли поднимать в полет охотничьего сокола, высмотревшего в небе добычу, - что может быть радостнее! И Ду Фу отдавался этой радости сполна. Одетый в отороченный мехом халат, обутый в мягкие охотничьи сапоги, подпоясанный наборным поясом, с ремешков которого свисали нож, точило, огниво в другие предметы, необходимые в дороге, он бродил среди зеленых холмов, свистом подзывал к себе соколов и ястребов, и прирученные птицы с вышитым ошейником и яшмовым звоночком на хвостах плавно опускались к нему на парчовый нарукавник. Преследовал диких животных в дубовых лесах, натягивал тугую тетиву, целился, и каждый выстрел из лука приносил добычу. Рядом с Ду Фу были друзья, с которыми он знакомился в дороге. Особенно близко подружились они с человеком по имени Су Юй, тоже заядлым охотником и любителем верховой езды. Оба они разбирались в тонкостях соколиной охоты, знали, как ловить ястребов сетью, выкрашенной дубовым соком, чтобы ее не было видно с высоты полета, или брать птенцов прямо из гнезд. Могли назвать все породы охотничьих птиц, выделив достоинства каждой: черноглазые длиннокрылые балабаны пригодны для охоты на цапель и крупную дичь, а сапсаны - на уток и других водоплавающих. Из кречетов особенно ценятся белые луговые и соколы с «морозом». Затем идут ястребы-перепелятники, ястребы-тетеревятники и прочие породы ястребов, о которых не уставали беседовать друзья, скакавшие бок о бок на быстроногих конях...

Они радовались как дети каждому меткому выстрелу и оба хлопали в ладоши, когда их стрелы, блеснув оперением на солнце, попадали в цель. Но недаром говорится в древних книгах, что радость, достигнув предела, превращается в скорбь. Скорбное известие ожидало Ду Фу, пока он предавался вольным скитаниям и азарту соколиной охоты. В 740 году скончался отец - эта смерть заставила его проститься с Су Юем и срочно повернуть домой. Он мчался почти без отдыха, стегая плетью разгоряченного коня; глаза ему застилали слезы. Странно было представить, что он уже не застанет отца в живых... Дома Ду Фу встретили молча, проводили в комнату, где лежал отец. Ему вспомнилось, как в детстве отец учил его грамоте, заставляя отыскивать «ключи» у иероглифов, помогал делать бумажного змея и бранил за то, что он прокалывал дырки в оконной бумаге, чтобы смотреть на улицу. Сейчас он отдал бы все, чтобы вернуть хотя бы одно мгновение из прошлого. Но прошлое уходит и не возвращается, и теперь сыну надлежит выполнить последний долг перед отцом. Ду Фу остается главным в семье (именно он, а не мачеха, потому что, по конфуцианским традициям, старшим может быть только мужчина). Предстоят хлопоты по устройству похорон и траурных жертвоприношений. Вскоре покойника обрядят в траурные одежды, и процессия двинется к кладбищу. Там уже готов могильный склеп, куда поставят два гроба - внешний и внутренний, сделанные из дорогих сортов дерева, украшенные росписью и резьбой. Рядом со склепом, окруженным вечнозелеными соснами и кипарисами, соорудят кумирню для принесения жертв и поставят каменную стелу с выбитым на ней кратким жизнеописанием умершего и стихотворной эпитафией.

Ду Фу похоронил отца на фамильном кладбище, установив его поминальную табличку рядом с табличками других славных представителей рода. По конфуцианским правилам траур продолжался двадцать семь месяцев, на протяжении которых нельзя было пить вино, есть мясо и играть на цитре. Сохраняя верность обычаю и тяжело переживая смерть отца, Ду Фу приказал построить хижину неподалеку от могилы и перенести туда лишь самые необходимые вещи: кувшин для умывания, смену одежды, несколько книг. Здесь он и поселился в скорбном уединении. Но не успел закончиться траур по отцу, как последовала еще одна смерть - его любимой тетушки Пэй, жившей в Лояне. Не слишком ли много потерь! Не слишком ли много испытаний посылает ему судьба! В состоянии глубокой скорби и отчаяния Ду Фу отправился в Лоян на похороны и по просьбе родных сочинил надгробную надпись, посвященную памяти наставницы. Эта потеря была особенно тяжелой: он словно снова потерял родную мать. Теперь Ду Фу остался совсем одиноким, лишь сестра и младшие братья служили ему утешением. Не из-за смерти ли близких в нем, убежденном конфуцианце, проснулась тяга к даосизму и буддизму. Ду Фу хорошо знал: о чем не говорил Конфуций, говорили Лаоцзы и Будда, дававшие средневековому китайцу ответ на вопрос, что ожидает человека там, у Желтых Источников, за последней земной чертой...