"Ду Фу" - читать интересную книгу автора (Леонид Бежин)

ДУ ФУ ПУТЕШЕСТВУЕТ

В жизни молодых людей танской эпохи рано или поздно наступала пора скитаний. Верхом на ослике, в коляске, запряженной мулом, под парусом лодки, на спине верблюда или на худой конец пешком отправлялись они в путь. В запыленной дорожной обуви, в изношенной одежде, исхудавшие, с обветренными лицами бродили они по дорогам, останавливались на постоялых дворах или в буддийских монастырях, осматривали исторические реликвии, читали полустершиеся надписи на каменных стелах и снова шли дальше. Что влекло их в иные края, пылких и сентиментальных, восторженных и нетерпеливых, безрассудных и отважных? Почему не сиделось им дома? Может быть, этих юношей обуревала жажда знаний и они мечтали разрешить свои сомнения в беседах с мудрецами; может быть, их манили тайны и чудеса, встречающиеся в неведомых землях? Или, более практичные и рассудительные, они рассчитывали на покровительство знатных вельмож или дружбу могущественных меценатов? В дороге возможны любые встречи, и если ты ничего не имеешь, кроме умелых рук и сметливого ума, то, странствуя, скорее обретешь свое призвание, чем сидя на одном месте. А может быть, в танском Китае изменился сам уклад жизни и люди стали более подвижными, ощутили тягу к новым местам - купцы торговали, паломники странствовали по всему свету, так почему бы и их детям не подставить лицо дорожному ветру? Почему бы не воспользоваться тем, что в стране - с приходом к власти императора Сюаньцзуна - установились мир и спокойствие и можно не бояться в пути разбойников, не заботиться о еде и ночлеге: на каждом постоялом дворе путешественников ждут дешевый ужин и теплая постель. За несколько урожайных лет цены на зерно, мясо и овощи упали так низко, что нескольких связок монет хватит на долгое путешествие. К тому же императорские чиновники бдительно следят за состоянием дорог - и сухопутных и водных. Главные реки Китая связаны сетью каналов, и, не выходя из лодки, путешественники без всяких затруднений пересекают страну с севера на юг.

Короче говоря, все звало в дорогу юных пилигримов, и если их отцам было кого посадить вместо них в лавку или снарядить с торговым караваном, они на несколько месяцев, а то и на год-два отлучались из дому. Конечно, сыновья бедных крестьян, числившихся по разряду «подлого люда», не могли себе такого позволить, но представители иных сословий не отказывали себе в подобных путешествиях. Неудивительно, что и Ду Фу не устоял перед соблазном. Да и как устоять, если древние проводили в седле и повозке помногу месяцев! Странствующие философы древности - Конфуций, Мэнцзы, Лаоцзы, Чжуанцзы - в пути наставляли учеников, беседовали с правителями царств, разговаривали с отшельниками и мудрецами. Молодым юношей отправился в путешествие Сыма Цянь, первый историограф Китая, - отправился, чтобы увидеть реликвии древности и исторические места, порасспросить очевидцев былых сражений, прикоснуться рукой к взрыхленной копытами и еще не остывшей после недавнего боя земле. Многое прошло перед его глазами, и первый историограф стоял на берегу реки, в водах которой покончил с собой первый поэт древности - великий и прославленный Цюй Юань; Сыма Цянь, по его собственным словам, осматривал родовой алтарь Конфуция, одежду, которую носил философ, и ритуальную утварь, употреблявшуюся при жертвоприношениях. После Сыма Цяня по его следам устремились другие путешественники - историки, воины, поэты. Китайские императоры снаряжали целые экспедиции на поиски волшебного острова бессмертных и эликсира, продлевающего жизнь. Многие годы скитались отважные участники экспедиций по морям и неведомым странам, а возвращаясь, привозили с собой удивительные рассказы, будоражившие воображение современников. Китайские поэты, жившие на юге, особенно любили путешествовать в горах. С посохом в руке, в бамбуковой шляпе, защищавшей от солнца, с заплечным мешком, в котором хранились запасы еды, они забирались на самые неприступные вершины. Слушая звон колокола в буддийском монастыре, глядя на скалистые громады гор, они сочиняли стихи:

Именно сюда, на юг, где создавались эти строки, и отправился Ду Фу. Домочадцы не препятствовали его долгим отлучкам из дома: мачехе и отцу было попросту не до него, а тетушка Пэй состарилась и уже не могла, как раньше, поддерживать все увлечения племянника. Волосы у нее поседели, на лице появились морщины, и глаза стали слезиться от яркого света. Служанки выводили ее под руки в сад, сажали на циновку, и тетушка Пэй часами смотрела на зеленоватую воду лотосового пруда, перебирая буддийские четки и слегка покачивая головой. В семье Ду Фу подрастали дети - три брата и сестренка, родившиеся от второго брака. Так же, как когда-то маленький Ду Фу, они бегали по дому, взбирались на стулья, с любопытством разглядывали вещи в комнатах и прятались от няньки в зарослях бамбука. Все внимание взрослых отдавалось им, зато юный любитель странствий и поэзии получал полную свободу действий. Никто не беспокоился о Ду Фу, зная его привычку к самостоятельности. И когда он сказал о своем желании совершить путешествие на юг, господин Ду Сянь посмотрел на жену, они оба вздохнули и молча согласились. Пусть их старший постранствует по свету, ведь не пропадет же он в дороге! У семейства Ду на юге есть дальние родственники, на чью поддержку - в случае надобности - он может рассчитывать. Господин Ду Сянь в состоянии помочь сыну деньгами и наставлениями, и было бы неразумно не воспользоваться счастливой возможностью, пока он не связан чиновничьей службой и еще не успел жениться и создать собственную семью.

И Ду Фу воспользовался этой возможностью. Он решил по примеру древних поэтов подняться высоко в горы, увидеть поросшие лесом вершины, бурные водопады, уединенные монастыри, пройти по бревенчатым настилам горных дорог. Север и юг - это и географические, и культурные области, непохожие по своим традициям, обычаям и верованиям. Север, долина Хуанхэ - исконный центр китайской цивилизации, а юг, долина Янцзы - ее отдаленная окраина. Там обитают племена юэ - «южных варваров», как их называют китайцы. Сильные и ловкие, «южные варвары» умеют лазать по деревьям, охотиться на животных тропических джунглей, нырять за водорослями и моллюсками. «Варварам» неведомы достижения цивилизации, у них «нет городов, они живут в зарослях бамбука по речным долинам. Они привыкли воевать на воде и предпочитают использовать лодки... Они не умеют сражаться на суше, у них нет колесниц, конницы, луков и арбалетов» - так писал о «южных варварах» один из ханьских государственных деятелей, и хотя династии Хань и Тан разделяют четыре века, за это время в укладе жизни южных племен мало что изменилось. Чтобы уберечься от вредных испарений почвы, ядовитых насекомых и змей, они строят жилища на сваях; зерно хранят в примитивных амбарах. По простоте убранства их дома напоминают шалаши или даже птичьи гнезда, свитые на ветвях деревьев. Столь же просты и наивны их верования и обычаи. «Южные варвары» не слышали имени Конфуция, и им незнакомо письменное слово. Они поклоняются пятицветной собаке Паньху, духам морей и рек, лесным идолам. Гортанными голосами поют свои «варварские», непонятные для северян песни. Мужчины коротко стригут волосы и татуируют тело. Жуют бетель и носят в ушах кольца. Домотканая и грубая одежда женщин так же разительно отличается от изысканного платья северянок, как подвешенный на шею амулет от резного украшения.

Племена юэ не единственные обитатели юга: там издавна селились и сами китайцы. Китайская империя имела опорные пункты на юге - города Гуанчжоу, Цзяо-чжоу, Янчжоу, различия между севером и югом не исчезали со временем, а, напротив, охватывали все новые области жизни. Северянин, попавший в один из южных городов, прежде всего удивлялся его планировке: вместо прямых и широких проспектов, разделяющих город на благоустроенные кварталы, его встречали кривые и горбатые улочки, разбегающиеся в разные стороны, словно рассыпанные бусы. Дома лепились один над другим, как птичьи гнезда на отвесной скале; крыши тонули в зелени банановых пальм и апельсиновых деревьев, скрывались под зонтиками невиданных тропических растений. Горе северянину, рискнувшему выйти на улицу без провожатого: случись ему заблудиться, никто из прохожих не укажет обратную дорогу! Северный диалект китайской речи непонятен для южан, а кроме того, на улицах Гуанчжоу, Цзяочжоу и Янчжоу больше иностранцев, чем самих китайцев. У морских причалов бросают якоря заморские суда, и проворные смуглолицые матросы по трапу сбегают на берег. По улицам расхаживают заморские купцы в чалмах и пестрых одеждах, в харчевнях говорят на смешанных языках, в храмах молятся чужеземным богам. Чернокнижники и заклинатели змей хватают за фалды прохожих, обещая предсказать судьбу или показать танец ядовитой кобры, истязатели плоти напоказ бичуют себя кнутами, факиры и канатоходцы созывают народ на площади. После обеда - в самое жаркое время дня - город затихает и погружается в сон. Купцы возлежат на ложе, накрытые сетью от мошек, и слуги с опахалами стоят у их изголовья. Ремесленники и лавочники перестают щелкать на счетах и стучать молотками по наковальням. И лишь к вечеру город вновь оживает, люди высыпают на улицы, заполняют харчевни и лавки, чтобы разойтись по домам лишь поздней ночью, перед самым рассветом...

Северяне сталкивались на юге не только с иным укладом жизни, но и с иными традициями в культуре и искусстве. В танскую эпоху достигли расцвета северная и южная школы буддизма, каждая из которых имела своих патриархов, свои канонические труды, причем обе школы вели постоянные споры друг с другом. В искусстве разделение на север и юг обозначилось еще во времена «чуских безумцев» - так называли поэтов южного царства Чу, где сложилась замечательная, яркая и во многом загадочная культура, давшая миру имена Цюй Юаня, Сун Юя и других поэтов. «Чуские безумцы» творили в состоянии экстаза и вдохновения, близком вдохновению шаманов, исполняющих ритуальный танец, и неудивительно, что их поэзия была полна фантастических видений, смутных и неясных предчувствий. «Безумцы» воспевали волшебных фей, мифологических героев, персонажей народных легенд, и их романтические строфы словно бы окутывала дымка таинственной недосказанности. Эти черты унаследовали поколения поэтов и художников, сменившие «чуских безумцев». «Стихи о горах и водах», «стихи о садах и полях», в которых отразилась красота южной природы, продолжили традицию древней поэзии юга. В эпоху Тан наряду с южной школой буддизма сложилась и южная школа живописи, основателем которой стал поэт и живописец Ван Вэй. В противоположность распространенному на севере цветному пейзажу с тщательно выписанными деталями Ван Вэй писал одной тушью, в нескольких штрихах передавая «идею» картины. Словом, сама художественная атмосфера на юге заставляла стремиться туда любителей искусства, а тем более .- начинающих стихотворцев, художников и каллиграфов. Ду Фу был из их числа. Поэтому, простившись с родными, он пересек Хуанхэ - великую Желтую реку, и перед ним распахнулись просторы южных земель.

Что повидал он за несколько лет скитаний? Неутомимый странник достиг самого крайнего юго-востока империи - областей Сучжоу, Ханчжоу, Юэчжоу и Тайчжоу. Экзотическая природа этих мест, заселенных первобытными племенами, пышная тропическая растительность, близость морских берегов вызвали в нем восторженное чувство, и Ду Фу охватила мечта взглянуть на мифическое древо Фусан и добраться до островов Японии. На последние деньги он даже снарядил небольшой корабль для этой цели, но обстоятельства помешали ему. Неудача, конечно же, огорчила, но Ду Фу утешал себя тем, что впечатлений и так было достаточно. В каждом городе, в каждой деревне, на каждой лодочной пристани он встречался с людьми, вглядывался в их лица и через проводника, знакомого с южным диалектом, расспрашивал их о жизни. Люди отвечали ему по-разному, но всех их радовало то, что с воцарением Танов сигнальный огонь, возвещающий о нашествии врагов, все реже зажигался на сторожевых башнях. Мирный труд, каким бы тяжелым он ни был, все-таки лучше войн и сражений, поэтому пусть ремесленники изготавливают из серебра изысканные сосуды, украшенные сценами императорской охоты, диковинными птицами и зверями, а виноградари выращивают экзотические сорта ягод - «жемчужины дракона» и «соски кобылиц»! Пусть купцы, погрузив тюки на двугорбых бактрийских верблюдов, отправляют караваны по Великому шелковому пути в Самарканд, Иран, Сирию! Пусть крестьяне пашут землю, возделывают рис, а рыбаки ловят рыбу и крабов! Лишь бы подольше не гремели боевые барабаны и не взметали пыль копыта боевых лошадей! Так отвечали люди исхудавшему путешественнику на маленьком ослике, разделявшему с ними трапезу на коротком дорожном привале.