"Как понять собаку. Научись говорить на языке лучшего друга" - читать интересную книгу автора (Джен Феннел)

Вступление

Я твердо уверена в том, что все мы учимся на своих ошибках. Меня, по крайней мере, это касается в полной мере, ведь я наделала столько ошибок, общаясь и с людьми, и с собаками. Но из всех жизненных уроков самым болезненным и тяжелым стал тот, что я получила зимой 1972 года. Поэтому мне кажется уместным начать книгу с рассказа о трагедии Парди. По причинам, о которых вы сейчас узнаете, ее история неотделима от моей собственной.

Я была тогда замужем и растила двух маленьких детей, дочь Элли, которая родилась в феврале того года, и сына Тони, двух с половиной лет. Мы жили в Лондоне и как раз тогда решили оставить город и перебраться в деревушку в Линкольншире, в самом сердце Англии. Подобно множеству людей, привлеченных прелестями сельской жизни, мы мечтали о долгих загородных прогулках и твердо решили обзавестись собакой, которую можно будет брать с собой. Вместо того чтобы купить щенка, мы решили взять собаку из приюта: хотелось помочь бездомному существу. Поэтому мы с мужем отправились в отделение Королевского общества защиты животных и присмотрели симпатичную черно-белую псину шести месяцев от роду — помесь бордер-колли с уиппетом. Мы взяли собаку и назвали ее Парди.

Это была не первая собака в моей жизни. Первым был Шейн — великолепный трехцветный бордер-колли, подаренный отцом. Мне было тогда тринадцать лет, и жили мы в Фулхэме, на западе Лондона. Собак я обожала всегда и в детстве даже играла с воображаемой собакой по кличке Леди, а бабушка мне подыгрывала, ведя беседы с моей выдуманной собачкой. Мне кажется, что тогда, как и сейчас, собаки виделись мне существами, безусловно, любящими, преданными, верными — обладателями качеств, которые далеко не просто найти в людях. Появление в семье Шейна только подтвердило мои чувства.

Мы с отцом дрессировали Шейна по методу, которым папа пользовался еще в детстве, мальчиком, когда занимался с собственным псом. Папа был мягким человеком, но требовал, чтобы собака слушалась беспрекословно и выполняла все его команды. Если Шейн ошибался, делал что-то не так, он получал щелчок по носу или шлепок по заду. Но меня тоже шлепали по попе, так что все выглядело вполне справедливым, тем более что Шейн был очень умен и, казалось, понимал каждое слово. Я до сих пор помню, как гордилась Шейном, когда мы ездили с ним в Патни-Хит и Уимблдон-Коммон на автобусе номер 74. Шейн сидел у моей ноги, без поводка и вел себя безупречно. Это был просто суперпес!

Если у тебя что-то получается, то естественно следовать этому курсу — как говорится, зачем склеивать то, что не разбилось? Именно поэтому, когда у нас появилась Парди, я решила заниматься с ней точно так же, как в свое время с Шейном. Я стала обучать ее тому, что такое хорошо и что такое плохо, с помощью любви, нежности и, если потребуется, силы.

Сначала способ вроде бы сработал. Парди хорошо себя вела, вписалась в семью. Но это было в Лондоне. Проблемы начались в сентябре, когда мы переехали в Линкольншир. Новый наш дом располагался в маленькой уединенной деревне — полной противоположности шумному, перенаселенному городу. Здесь не было уличных фонарей, автобус приезжал всего два раза в неделю, а до ближайшего магазина приходилось идти четыре километра. Помню, как меня в возрасте трех лет впервые взяли на взморье. Увидев море, я повернулась и убежала от него на холм, объяснив потом, что оно «слишком уж великовато». Я уверена, что, умей Парди говорить, она именно так описала бы наш новый дом. Все казалось ей «слишком великоватым».

Вскоре после переезда Парди начала вести себя странно, хотя особых опасений это не вызывало. Она могла убежать из дому, часами пропадать, а потом вдруг явиться, явно где-то на славу повеселившись. Она стала взвинченной, беспокойной, буквально подскакивала, бурно реагируя на любой звук или жест. Парди следовала за мной по пятам, куда бы я ни шла, и это немного раздражало, ведь мне приходилось нянчиться сразу с двумя детьми. Не нравилось мне и то, что она убегает из дому. Хозяева всегда несут ответственность за то, чтобы их питомцы не досаждали и не причиняли вреда другим людям. Словом, неудобств было много. Но я решила, что раз уж выбрала эту собаку, то не может быть и речи о том, чтобы от нее избавиться. Я считала своим долгом помочь ей освоиться и надеялась, что со временем все устроится. Однако вскоре события вышли из-под контроля.

Впервые у меня закралась мысль, что с собакой что-то не так, после разговора с местным фермером. Явившись к нам, он решительно заявил, что если мы не можем справиться со своей собакой, то он ее пристрелит. Я, разумеется, пришла в ужас, но не могла согласиться с тем, что он прав: Парди носилась по его ферме, распугивая скот. Поэтому мы ограничили ее передвижения, посадив на поводок. Поводок одним концом закрепили на ошейнике, а другим — на бельевой веревке, которая тянулась через весь наш громадный сад. Но при любой возможности собака по-прежнему убегала.

Дела приняли скверный оборот холодным зимним утром, перед самым Рождеством. Я спустилась сверху с детьми и собиралась заняться привычными утренними делами. Парди вертелась и во все совала нос, как всегда по утрам. Я помню, Элли ползала по полу, а Тони «помогал» мне: он добрался до стопки белья в гостиной и «сортировал» его. Я только вышла из гостиной на кухню, чтобы приготовить детям питье, как вдруг услышала грохот за спиной. Никогда не забуду того, что я увидела, обернувшись: собака бросилась на Тони и с силой толкнула его прямо на створку застекленной двери, повсюду были осколки стекла. Мне тогда показалось, что все происходит медленно-медленно, как в кино. Я помню, как смотрел на меня Тони — ошеломленно, он словно застыл, а по личику у него текла кровь. Помню, как я бросилась к Тони и подхватила его на руки, по пути выхватив из стопки белья махровую пеленку. Мне приходилось работать в пункте скорой помощи, где я научилась извлекать осколки. Убедившись, что, к счастью, стекло не попало в глаза и в ранки, я осторожно, но крепко прижала пеленку к лицу сына, чтобы остановить кровотечение. Затем я подошла к Элли, которая (просто чудо) замерла и сидела совсем неподвижно среди моря битого стекла. Второй рукой я подхватила девочку под мышки и, обессилев, опустилась на колени. Так, сидя с двумя детьми на руках, я стала звать на помощь. А все это время Парди носилась вокруг как сумасшедшая, лаяла и высоко подпрыгивала, словно она принимала участие в азартной игре.

Это был настоящий кошмар, то, чего боится любой родитель. Когда наконец подоспела помощь, друзья и члены семьи были единодушны. Раны Тони были ужасны, мы боялись, что шрамы останутся на всю жизнь. «Собаку нужно усыпить, она взбесилась», — говорили все. И все же я чувствовала ответственность за ее жизнь и решила дать собаке еще один шанс. Она продолжала создавать проблемы на каждом шагу, но месяца через два наконец наступило относительное спокойствие.

Как-то солнечным зимним утром, как раз перед первым днем рождения Элли, я была в другой части дома, а Элли играла на полу под присмотром моей мамы. Услышав мамин крик, я сразу поняла: что-то случилось. Когда я вбежала в комнату, мама выкрикнула: «Собака ее укусила. Элли ничего не сделала, а эта дрянь ее укусила! Она взбесилась!» Я не хотела в это верить, но, увидев глубокую ранку на правой щеке Элли, у самого глаза, поняла, что это правда. У меня голова шла кругом. Как это могло случиться? Что сделала Элли? Что я сделала не так, когда занималась с собакой? Впрочем, было очевидно: время вопросов прошло.

Узнав о случившемся, мой отец приехал немедленно. В детстве он рассказывал мне об одном из своих любимых псов, староанглийской овчарке по кличке Джип, и о том, как тот «взбесился». Моя бабушка пыталась согнать Джипа с дивана, и он ее цапнул. В понимании моего деда собака, осмелившаяся покуситься на руку, которая ее кормит, обречена. Джипа ликвидировали. Отец не стал ходить вокруг да около. «Ты знаешь, выхода нет, дочка, если собака начинает это делать, то хорошего не жди, — сказал он печально. — Не теряй времени, просто сделай это». Вечером с работы вернулся отец детей. «Где собака?» — спросил он. А я ответила: «Она мертва». Днем я отвезла ее в ветеринарную лечебницу и оставила там.

Долгое время какая-то часть моего «я» считала, что с Парди поступили правильно. Но в то же время я чувствовала, что сама упустила собаку, что в случившемся — моя вина, а не ее. Даже после того как собаки уже не стало, я чувствовала, что бросила, предала ее. Прошло много лет, прежде чем мои смутные сомнения подтвердились. Теперь я знаю точно, что причиной поведения Парди была моя неспособность понять эту собаку, общаться с ней, объяснить и показать, чего от нее хотят. Проще говоря, она была собакой, а не человеком, а я говорила с ней на человеческом — иностранном для нее — языке.

На протяжении последних десять лет я училась слушать и понимать язык собак. Со временем это понимание развилось, я научилась общаться с собаками, помогать им (и их владельцам) справляться с проблемами. Не раз мое своевременное вмешательство сохранило жизнь собакам, казалось бы, неисправимым. Радость, которую я чувствую всякий раз, спасая такую собаку, просто неимоверна. Но я бы солгала, если бы умолчала о том, что к радости подмешивается сожаление, что в свое время я, не зная этих принципов, не сумела спасти Парди.

Цель этой книги — передать вам знание, приобретенное мной. В ней я расскажу, как разработала метод, которым теперь пользуюсь. Мы пойдем дальше, и я объясню, как вы можете сами выучить этот язык. Нужно отнестись к нему серьезно, как к любому иностранному языку. Если учить его без энтузиазма, равнодушно, вы только запутаетесь сами и запутаете собаку, пытаясь наладить с ней общение. Учите его прилежно, и, уверяю вас, ваш пес вознаградит вас за это преданностью, пониманием и любовью.