"Она не принцесса" - читать интересную книгу автора (Гурк Лаура Ли)

Лючия не могла уснуть. Она лежала в темноте, чувствуя себя растерянной, сбитой с толку и совершенно непонятной.

Все-таки Йен Мур был истуканом, решила она, села и ударила кулаком по подушке. Как она и думала, в нем не было ничего человеческого. Она еще раз стукнула по подушке. Она буквально предложила ему себя, и все, что она получила за свои старания, – один короткий поцелуй. Праведный, скучный, тупоголовый англичанин.

Война с подушкой лишь немного успокоила ее, Лючия снова легла. «Этот человек невыносим, – чувствуя себя оскорбленной, думала она. – Неужели он будет всегда проявлять свое проклятое благородство?»

Поцелуй Йена без труда стер из ее памяти вялые губы лорда Хея. Те короткие мгновения, когда рот Йена прижимался к ее губам, заставляли ее трепетать от неведомого возбуждающего жара, чудесного ощущения, охватившего все ее тело с головы до кончиков пальцев. В отличии от Хея Йен знал, как надо целовать женщину.

Лючия закрыла глаза и прижала к губам пальцы, и при воспоминании об ощущениях от того поцелуя горячая волна снова пробежала по ее телу. Ей казалось, что плывет и растворяется и...

– Пресвятая Мария! – простонала она и села, поняв страшную правду.

Он ей нравился.

Почему – объяснить было невозможно. Он действительно был скучным. Это не вызывало сомнений. Он отличался высокомерием, аристократичностью и примерно заботился о соблюдении приличий. Иногда, как сейчас, он настолько возмущал ее, что она подумывала, не швырнуть ли чем-нибудь тяжелым в его голову или не схватить руками его шею и не отпускать, пока он по настоящему не поцелует ее. Но в тот вечер, когда она заставила его рассмеяться, в ее сердце пробудилось пронзительное чувство радости, подобного которому она еще никогда не испытывала.

Как она знала, у него важные дела, хлопоты, огромная ответственность, но он рассмеялся, и эти мелкие морщинки между бровей, отражавшие его заботы, исчезли.

А что она получила за то, что развеяла его беспокойство? Один короткий поцелуй, оставлявший лишь желание получить больше. Затем, как будто этого было недостаточно, этот неблагодарный человек унизил ее. Назвал кокеткой и соблазнительницей.

Кем она в некотором смысле и была. Но в действительности, думала она с вполне понятным возмущением, едва ли она виновата в том, что он оказался единственным мужчиной на свете, который не признавал ни флирт, ни кокетства.

Лючия вздохнула, осознав еще одну правду, такую же страшную, как и первая.

Она ему не нравилась.

При этой мысли у нее подступил ком к горлу. Обычно мужчины бывали сражены ею. Мужчинам нравилось, когда с ними флиртовали, кокетничали и смешили их, но только не Йену. Она могла бы сегодня рассмешить его, но это ничего бы не изменило. Она была ему безразлична.

Лючия ощутила одиночество. Ей хотелось, чтобы здесь находился кто-то, с кем она могла бы поговорить, но никого не было. Грейс была милой дружелюбной женщиной, но Лючия знала ее недостаточно хорошо, чтобы довериться ей, к тому же едва ли она могла обсуждать с невесткой Йена свои чувства, в которых сама не могла разобраться. О, как ей хотелось, чтобы здесь была Элена! Или, лучше всего, ее мать.

Мама.

Вот кто ей нужен. Лючия всегда могла поговорить с матерью обо всем, и не имело значения, в какой ситуации. Мама всегда умела помочь ей трезво посмотреть на вещи. И кроме того, ей было известно все, что только можно знать о мужчинах, особенно об англичанах, поскольку она долго жила здесь. Мама могла дать ей совет.

Лючия откинула одеяло и встала с постели. До рассвета оставалось несколько часов, вполне достаточно, чтобы навестить маму, и для мамы не имеет значения, если она явится к ней посреди ночи.

Лючия оделась во все темное, набросила на плечи темно-синий плащ и натянула капюшон, который закрыл ее волосы и бросал тень на лицо. Она вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице. Кто-то оставил горящую лампу для Йена, который должен был вернуться домой, и этот свет помог Лючии, когда она повернула на последний пролет лестницы, спустилась и через холл направилась к входной двери.

В эту минуту дверь отворилась.

Лючия замерла и осмотрелась, но она стояла посреди холла, уже поздно было прятаться.

– Куда-то идете? – спросил Йен, входя в дом и закрывая за собой дверь.

Худшего не придумаешь. Лючия откинула капюшон и посмотрела на него, готовясь устроить настоящее сражение из-за очевидного факта, что она тайком собиралась повидать мать, но, увидев его лицо, забыла, что попала в затруднительное положение.

Она подошла к нему и ахнула:

– Ma insomnia! – Не раздумывая, она протянула рук и осторожно дотронулась до темно-лилового пятна под его глазом. – О, Йен, кто-то ударил вас.

– Спасибо, что сообщили мне об этом, но я совершенно ясно помню, что произошло час назад. – Он схватил ее руку и отвел ее от своего лица, однако не отпустил.

– Что произошло? – спросила она.

– Я совершил ошибку, встав между лицом лорда Хея и кулаком лорда Монтроуза.

– Что?

– Да. И все из-за вас.

– Из-за меня? Что вы хотите этим сказать?

Он крепче сжал ее руку.

– Вы, кажется, одеты для прогулки. Куда вы направились? Сообщить вашей матери приятную новость?

Его вопрос озадачил ее, чего нельзя сказать о тоне его голоса. Она услышала в нем с трудом сдерживаемый гнев и понимала, что гнев этот направлен на нее.

– Какую новость?

– О вашей помолвке с лордом Хеем, конечно.

– Что? – изумилась Лючия. – О чем вы говорите?

– Бедный Хей. – Йен отпустил ее. – Надеюсь, он чертовски меткий стрелок, потому что очевидно: дуэли непременно станут частью его супружеской жизни.

– А удар Монтроуза не повредил вам мозги? – спросила она, с сомнением глядя на него, – Я не собираюсь выходить замуж за лорда Хея.

– Нет? Хей думает, что да.

Она открыла рот, чтобы опровергнуть такое абсурдное предположение, но Йен не позволил ей что-либо сказать.

– Лорд Монтроуз, – продолжал он, – который подслушал, как Хей сообщал мне радостную новость о вашей помолвке, заявил, что это исключено. Он полагал, что, поскольку вы танцевали с ним три раза на последнем балу, вашими симпатиями и расположением пользуется он, а не Хей. Возник спор, и тут Хей выложил перед нами свой козырь, заявив, раз вы так смело сами поцеловали его на яхте Тремора, то это значит, что вы действительно должны сильно любить его.

Лючия ахнула и закрыла лицо руками.

– Какой кошмар!

– Излишне говорить, – повышая голос, продолжил он, – что это очень удивило меня, поскольку всего лишь два часа назад вы делали все возможные попытки поцеловать меня!

– Что? – Лючия подняла голову, твердо решив, что он должен знать правду, по крайней мере в отношении этого. – Я не целовала вас! Это вы поцеловали меня. Что же касается Монтроуза, да, я несколько раз танцевала с ним. Он смешит меня. Мне нравятся мужчины, умеющие развеселить.

– Если бы вы потрудились почитать книги по этике во время обучения, вы бы знали, что танцевать с одним и тем же мужчиной более двух раз за вечер – это давать повод для предположений о скорой помолвке.

– У меня остается три недели, в течение которых и должна найти мужа, и я не располагаю временем для соблюдения тонкостей этикета! – с жаром ответила она. – Я должна иметь возможность танцевать с теми, с кем мне приятно, чтобы лучше узнать их. А людские сплетни не беспокоят меня.

– Как не волнуют вас и чувства Монтроуза. Эти танцы, дали ему вполне оправданный повод надеяться на вашу любовь.

Она сжала губы, чувствуя некоторую жалость.

– Если это правда, – сказала она, помолчав, – то я сожалею об этом. Я просто хотела получше узнать его, по тому что он мне понравился.

– Кажется, вас привлекает каждый мужчина, находящийся рядом с вами.

Это задело ее, особенно потому, что он уже начинал вызывать в ней очень сильный интерес. По крайней мере до этой минуты.

– Видите ли, я женщина, – напомнила она ему. – Вполне естественно, что особы моего пола тянутся к мужчинам.

– Ясно, что этим мужчинам вы тоже нравитесь. И уже некоторые из них до безумия влюблены в вас. И это только те, о которых я знаю. Я с содроганием думаю, сколько еще страдающих особей мужского пола может появиться здесь.

– Влюбленность – еще не любовь! – сказала она, теряя терпение. – Я говорила вам, что выйду за человека, который полюбит меня. Возможно, лорд Монтроуз и лорд Хей влюблены в меня, но я уверена, они меня не любят.

– Они, черт бы их побрал, увлечены вами настолько, что устроили драку в джентльменском клубе! – прорычал Йен. – А для меня все это кончилось синяком!

– Santo cielo! – воскликнула она, ее собственное раздражение возрастало, отражаясь на ее лице. Как всегда, впадая в ярость, Лючия чувствовала, что английский не способен выразить ее чувства, и переходила на родной язык. – Во все времена мужчины дрались из-за женщин, – по-итальянски сказала она. – Так же, как мальчишки дерутся из-за игрушек.

– Я думаю, что игрушки – это лорд Хей и лорд Монтроуз, – ответил он тоже по-итальянски. – Ваши игрушки.

– Это несправедливо!

– Разве? Хей думает, что вы выйдете за него замуж.

– Я никогда не принимала его предложения!

Он, упершись в бока, сердито посмотрел на нее.

– Тогда, Бога ради, скажите, зачем вам понадобилось целовать его?

– Он попросил меня выйти за него, а я знала, что должна выйти за кого-нибудь замуж, поэтому решила, что мне следует хотя бы подумать над его предложением. Но конечно же, я не могла согласиться на брак с мужчиной, не узнав, как он целуется.

– Конечно, нет.

– Вот мне и пришлось поцеловать его и узнать, смогу ли я когда-нибудь полюбить его. Но нет, после этого поцелуя я поняла, что не выйду за него.

Йен уставился на нее, не веря своим ушам.

– Вы хотите сказать, что поцеловали его ради своего рода дурацкого эксперимента?

– А вы бы женились на женщине, не поцеловав ее сначала? – Она покачала головой, с грустью глядя на него. – Если это так, боюсь, вы безнадежны, англичанин.

Йен схватился за волосы.

– А вы не можете взять да и выйти за него замуж. – почти с отчаянием спросил он. – Тогда я мог бы заняться простыми дипломатическими проблемами. Такими, как турки или греки. Я хочу сказать, что вы сумели бы научить беднягу целоваться, не правда ли?

Она пришла в ужас. Одна мысль, что ей пришлось бы терпеть мокрые, холодные, как рыба, губы Хея до конца своих дней, вызывала у нее тошноту. Должно быть, ее чувства отразились на ее лице, потому что Йен тяжело вздохнул.

– Оставим это, – пробормотал он. – Я понимаю, не стоит и надеяться.

– Я заслуживаю мужа, который умеет целоваться, упрямо настаивала она.

– Так вот что ожидает меня в эти оставшиеся три дели? Вы намерены проверить умение целоваться каждого холостяка в Лондоне?

От этих слов раздражение Лючии сменилось взрывом гнева.

– Я ничего этого не просила! – воскликнула она. – Hе я заявляла, что должна выйти замуж и шести недель вполне достаточно, чтобы найти мужа! Это сделал мой отец.

– Тут уж ничего не поделаешь. Да и вы сами постарались создать такую ситуацию своим поведением в прошлом.

Ее не смутили ни упомянутые им факты, ни неодобрение, с которым он произнес эти слова.

– Мы говорим о моей жизни, моем будущем, и оказывается, что я единственная, кто думает, что это заслуживает серьезного рассмотрения!

С каждым произнесенным словом Лючию все сильнее охватывало отчаяние и ярость от совершенно невероятного положения, в которое ее поставили. Ее гнев выплеснулся наружу.

Лючия огляделась, и ей на глаза попалась стоявшая на столике в холле, рядом с подносом для визитных карточек, ваза с дюжиной красных гвоздик, которые накануне прислал лорд Уолфорд. Лючия выхватила букет из вазы и угрожающе замахнулась на Йена.

– Вы представляете мне мужчин, словно они шляпы в лавке модистки, – сказала она, ударяя его по плечу букетом, с которого капала вода, – так что вы не можете понять меня, что я обращаюсь с ними так, как будто примериваю их. Взять вот этого? Нет, он мне не подходит. Может, этого? Нет, он мне не нравится. А как насчет этого? Нет, мне не по вкусу его поцелуи.

Произнося эту речь, она подчеркивала слова ударами по его голове и плечам.

– Мой отец дает деньги, – возмущенно продолжала она – а вы приводите мне мужчин на продажу. Я не хочу покупать мужчину так, как покупают шляпу!

Йен отмахивался от букета, с которым она нападала на него, как от назойливой мухи.

– Черт побери, женщина, прекратите колотить меня этой идиотской штукой! Сегодня меня уже достаточно побили благодаря вам.

Однако она нанесла свой самый удачный удар, прямо по голове, жалея, что не может проломить его крепкий мужской череп. Она отступила, готовясь к следующему нападению.

– Сейчас мне бы хотелось по-настоящему причинить вам боль, англичанин.

– Мне? – Он презрительно взглянул на жалкие поломанные стебли, которые она держала в руке. – Если вы этого хотите, мисс Валенти, то разумнее было бы воспользоваться чем-то более внушительным, чем пучок гвоздик.

Она не обратила внимания на его слова.

– Моему отцу наплевать на то, чего я хочу. Вам же тоже безразлично. Я единственная, кто защищает мои интересы, и то, что я делаю, справедливо!

– Интересы? Вы, кажется, несколько дней назад очень интересовались Монтроузом. Затем вы подумали, не нужен ли вам Хей. Может быть, в какой-то момент вы даже хотели меня, но очевидно, я был всего лишь еще одним экспериментом в области поцелуев!

– Какие поцелуи? – Она снова ударила его. – Разве это был поцелуй? Это произошло так быстро, что я не уверена, было ли это на самом деле!

Он вырвал букет из ее рук.

– В отличие от ваших снедаемых любовью поклонников мне не нравится, когда на мне играют, как на испанской гитаре, – сказал он, круша пальцами гвоздики, и мне не доставляет удовольствия слушать, как эти мужчины страдают от любви к вам, словно жалкие мальчишки. И еще я не в восторге, когда меня бьют кулаком по лицу.

– Это не моя вина!

– Черта с два, не ваша! – Его глаза сверкнули, и он in бросил гвоздики в сторону.

Он подошел к ней ближе, почти вплотную, и заговорил быстро и яростно по-итальянски.

– Вы манипулируете мужчинами, сами не понимая, что делаете. Они умные, обычно рассудительные британские джентльмены, а вы доводите их до такого состояния, что из-за вас они становятся настоящими дураками, в то время как вам совершенно наплевать на любого из них.

Перед такой вспышкой неукротимой великолепной ярости даже Лючия была вынуждена отступить. Она сделала несколько шагов назад, затем остановилась и чуть приподняла подбородок. Она сглотнула и смерила его взглядом.

– Я имею право найти человека, который по-настоящему полюбит меня, – сказала она, стараясь говорить с чувством собственного достоинства и не показывая ему своего гнева. – Я не вижу причины соглашаться на меньшее, и если вы с моим отцом ждете от меня этого, вы оба можете убираться к черту. Как я уже сказала, Хей не любит меня. И лорд Монтроуз тоже.

– Они прекрасно изобразили это чувство перед всеми, находившимися в клубе, когда до крови молотили друг друга! Их обоих вышвырнули на улицу. Возможно, за это их даже лишат членства в клубе.

– Когда появится человек, который действительно полюбит меня, – продолжала она, словно не слыша его слов, – я почувствую это сердцем.

– Так скажите своему сердцу, чтобы оно поторопилось, и тогда я продолжу жить своей жизнью!

– Что такое здесь происходит? – вступил в их разговор удивленный голос Грейс.

Лючия и Йен повернулись к лестнице, находившейся в противоположной стороне холла, и обнаружили, что собрали толпу изумленных зрителей. Их ссора разбудила не только Грейс, но и Дилана, Изабель и нескольких слуг.

– Боже мой! – ахнула Грейс, взглянув на лицо Йена. – Что это у тебя с глазом?

Йен не успел ответить, его опередил Дилан, которого происходившее не только удивляло, но и еще забавляло.

– Ты ввязался в драку? Ты – мой сдержанный родной старший брат? Боже, просто не могу поверить. Последний раз, когда я видел тебя таким, мне было тринадцать, и я подложил ядовитый сумах тебе в штаны. За этоты тоже здорово отлупил меня, насколько я помню.

– Я не ввязывался в драку, – сквозь зубы пробурчал Йен, на этот раз по-английски.

Он сердито посмотрел ни Лючию.

– Я пытался предотвратить ее, и вот что получил в награду.

Брат хотел расспросить его, но Йен, подняв руку, остановил его. Не спуская глаз с Лючии, он снова заговорил по-итальянски.

– Завтра, – сказал он, – вы встретитесь с лордом Хеем. Вы ему скажете, что произошла ошибка и вы просите прощения за то недоразумение, которое возникло из-за вашего поведения. Вы дадите ему понять, что каким бы замечательным человеком он ни был, вы не можете с чистой совестью выйти за него замуж. В вас столько обаяния, что я предоставляю вам найти причину, не слишком обидную для него.

Йен повернулся и зашагал к входной двери. Открыв ее, он добавил, все еще по-итальянски:

– Между прочим, в «Бруксе» все знают о драке, поцелуе и предложении Хея. Так что в дополнение к тому, что вы им известны в Лондоне как самая неисправимая кокетка, вы еще прославитесь и как обманщица. Поздравляю.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.