"И он ее поцеловал" - читать интересную книгу автора (Гурк Лаура Ли)

Глава 3

Газеты не только приносили Гарри солидный доход, они служили и другим целям, и нынче утром главная из них состояла в защите.

Грубо, конечно, отгораживаться газетой от своих гостей, но Гарри было все равно. Есть предел любому терпению, а с четырьмя дополнительными дамами за столом, на коих сестры смотрели как на потенциальных невест для любимого брата, Гарри просто обязан хоть как-то укрыться. В утро после возвращения из Беркшира он решил спрятаться за экземпляром «Соушл газетт» Барринджера.

К счастью, завтраки в их доме проходили в неофициальной обстановке. На буфете были наставлены разные блюда, и каждый накладывал себе то, что хотел. Такое проведение завтрака становилось все более приемлемым и распространенным, но семья Гарри уже много лет следовала этому порядку. Мать давно оставила надежду приучить сына к домашнему режиму. Сегодня непринужденная атмосфера позволила Гарри убить двух зайцев разом – не обращать внимания на гостей и заняться работой.

Неудивительно, что «Газетт» и ее владелец испытывали финансовые затруднения, думал он, пережевывая бекон. Такую нудятину можно и в «Таймс» прочесть.

– Каково ваше мнение, лорд Марлоу? – поднялся над прочими один голосок.

Над столом повисло молчание, и Гарри опустил газету настолько, чтобы заглянуть в томные карие глазки леди Фелисити. Она и впрямь была красива, этого не отнять, но ведь Диана прекрасно знала его вкусы. Если бы не молодость Фелисити, может, в его душе и вспыхнул бы огонек интереса, однако юные барышни – очень опасные создания. Они ждут брака.

Гарри вежливо улыбнулся:

– Мои извинения, но я не слышал, о чем вы говорили. – Он пошуршал «Газетт». – В данный момент я занят более важными вещами.

– Более важными вещами? – Фелисити указала на газету в его руках. – Неужели, ежедневные новости настолько важны?

– Для Гарри – да, – рассмеялась Вивиан. – Он всегда читает издания своих конкурентов.

– Но не всегда за завтраком, – заметила бабушка с явным неодобрением в голосе, однако Гарри счел за лучшее пропустить его мимо ушей.

Он еще раз взглянул на Фелисити.

– Видите ли, леди Фелисити, – объяснил он, – читать газеты моих конкурентов – очень важная составляющая финансового успеха. Это возможность идти на шаг впереди. Я деловой человек, и мне это нравится.

– Нравится? – рассмеялась Фелисити. – Вы шутите, лорд Марлоу.

– Вовсе нет. Это приносит мне куда больше радости, чем поместье. Собирать земельную ренту – скучное занятие. И малодоходное. Я предпочитаю бизнес.

Фелисити поняла, что допустила промах, и попыталась исправить ошибку.

– Вы предпочитаете бизнес своему поместью? Как… – Она запнулась на мгновение, испытывая явные затруднения с подбором слов. – Как современно!

Гарри заметил, что Диана поежилась, и с усмешкой поднял газету. Значит, она считала леди Фелисити идеальной женой для него? Он непременно подразнит Ди на этот счет.

– Ну да, я очень современный молодой человек, – буркнул он, придав голосу как можно больше самоуничижения.

Не обращая внимания на недовольное фырканье бабушки, Гарри бросил взгляд на каминные часы и воскликнул в притворном удивлении:

– Уже половина десятого?! – Он свернул газету, изо всех сил стараясь напустить на себя извиняющийся вид. – Прошу простить меня, леди, но мне пора идти зарабатывать на жизнь.

– Не опаздывай сегодня, дорогой, – сказала мать, пока он собирал газеты и почту, которую дворецкий положил у его тарелки. – После обеда у нас будет музыкальный вечер Нэн споет для нас.

Гарри одарил музыкальную Нэн улыбкой.

– Как мило, мама. Я очень постараюсь, но не могу обещать ничего определенного. – Он поклонился и скрылся за дверью прежде, чем мать успела ответить.

Вздохнув с облегчением, Гарри направился в холл.

– Экипаж, Джексон, – распорядился он. – И сообщите, когда он подъедет. Я буду у себя.

– Хорошо, милорд.

Дворецкий подал знак лакею. Гарри пересек холл, зашел в кабинет и поспешно избавился от «Соушл газетт», бросив ее в корзину для мусора. Довольно надутого самодовольства для одного утра, больше ему уже не переварить. Первое, что он сделает, когда купит это издание, – вольет в него жизнь. А он непременно купит. Чуть больше современности, и газета начнет приносить доход. К тому же расположение конторы Барринджера очень удачное – четырехэтажное кирпичное здание находится прямо напротив. И конечно, переиграть Барринджера само по себе приятно. Рано или поздно граф уступит. Это вопрос времени.

Он открыл портфель, собираясь положить в него газеты других конкурентов, чтобы почитать их по дороге в контору, но остановился, увидев пачку отпечатанных листков, перевязанную шпагатом.

Новая книга мисс Дав.

Он обещал полистать ее в Беркшире, но совершенно забыл об этом, считая рыбалку куда более приятным времяпрепровождением, чем чтение опусов мисс Дав. Кучер подаст экипаж только минут через десять. По предыдущему опыту Гарри знал – это на девять с половиной минут больше, чем требуется для того, чтобы выполнить обещание и убедиться в своей правоте.

Он достал рукопись из портфеля, сел за стол и развязал шпагат. Потом поддел пальцем несколько листков и раскрыл наугад.

«Даже самую крошечную квартирку, в которую не проникает ни единого солнечного лучика, можно превратить в уютное гнездышко за небольшие деньги, если незамужняя девушка обратится к своему врожденному вкусу и изобретательности. И конечно же, если она в курсе, где делать покупки».

Гарри отложил рукопись. Он так и знал. Скучно, как кухонное полотенце этой самой незамужней девицы. Бедная мисс Дав не в состоянии понять, что такая чушь никого не интересует.

Он завязал шпагат, опустил рукопись в портфель и извлек на свет дневник деловых встреч, который был предусмотрительно доставлен вчера к нему домой и послушно ожидал возвращения хозяина. Все предстоящие встречи были аккуратно занесены в него каллиграфическим почерком секретаря.

Он поморщился, увидев первую запись. Совещание с его редакторами. Это ежемесячное заседание всегда было «сплошным удовольствием». Гарри хотел пропустить его, в, конце концов, он же владелец компании. Но если он не придет, чтобы направить сотрудников на путь истинный, они окончательно выйдут из-под контроля и напечатают бог знает что. Даже подумать страшно. Когда Джексон объявил о прибытии экипажа, Гарри взял шляпу и, смирившись с неизбежностью, отправился в контору. Благодаря поспешному бегству из-за стола он приехал на Бувери-стрит с большим запасом временя.

Мисс Дав встала, стоило ему переступить порот.

– Доброе утро, сэр. Вы сегодня рано.

– Сам удивляюсь, – улыбнулся он. – Домашние неурядицы, мисс Дав.

– Очень грустно слышать это. Если ваша экономка или дворецкий нуждаются в пополнении штата, могу порекомендовать несколько хороших агентств…

– Дело не в этом. Боюсь, эту задачку не в состоянии решить ни одно агентство, если только оно не отыщет мужей для всех моих сестер и тем самым не избавит меня от них. – Он помолчал минутку, словно взвешивал все «за» и «против». – И для матери тоже, если подумать. Ее вполне можно выдать замуж. Например, за шотландского пэра. Шотландия далеко, как минимум два дня поездом.

– Можно и за ночь, если сесть на экспресс. – Мисс Дав всегда принимала все его слова за чистую монету и реагировала соответствующим образом – непреложный факт, вынудивший Гарри прийти к заключению, что его секретарша абсолютно лишена чувства юмора.

– Мне кажется, в городе имеется парочка агентств, помогающих обрести спутника жизни, – с сомнением протянула она, – но я не думаю, что вашим сестрам требуется помощь. И разве ваша старшая сестра не помолвлена с лордом Ратборном?

Он с улыбкой склонился к ней через стол.

– Я просто пошутил, мисс Дав.

– О! – Выражение ее лица не изменилось. – Понятно – Но было ясно, что ничего ей не понятно.

Гарри махнул рукой. Подтрунивать над секретаршей бессмысленно, она все равно не понимает шуток. В любом случае он просто тянул время, откладывая неприятные новости.

Он сделал глубокий вдох, поставил кожаный портфель на ее рабочий стол, щелкнул замком и открыл его.

– Я взглянул на вашу новую книгу, – сказал он, доставая рукопись. – Но боюсь, что загвоздка все та же. Чтобы книга этикета принесла доход, она должна кишеть новыми и неизбитыми идеями, быть свежей и отличаться от всех прочих, выделяться каким-то образом.

– Да, сэр. – Эмма поджала губы и склонила голову, пытаясь скрыть от него свое разочарование. – Вы правы, но я надеялась…

– Знаю, – перебил он, желая покончить с этим как можно скорее. – Мне очень жаль. – Он протянул ей перевязанные шпагатом листочки.

Она несколько мгновений тупо смотрела на них, потом забрала у него рукопись и положила в выдвижной ящик.

– Хотите кофе?

– Да, спасибо.

Она покорно подала кофе, именно такой, как Гарри любил, – крепкий, горячий, без молока и сахара. Потом, пока не пришли редакторы, он продиктовал ей несколько писем. Три часа спустя Гарри проводил двух собеседников до коридора, стараясь держаться доброжелательно, хотя никак не мог взять в толк, почему у его редакторов начисто отсутствует деловое чутье. Они неизменно проходили мимо выгодного произведения и хватались за литературные шедевры, всякий раз заводя Гарри в тупик к концу ежемесячного совещания. Если книга не привлекает массового читателя, ему все равно, насколько чудесны содержащиеся в ней метафоры, как тонки ее художественные намеки и глубока тема, Гарри все равно не опубликует ее.

По возвращении в контору он увидел, что секретарь надевает шляпку.

– Уходите, мисс Дав?

– Да, сэр.

Он наклонился, заглядывая под широкие поля ее соломенной шляпки.

– Без обид, надеюсь? – посмотрел он ей в глаза.

– Конечно. – Она ответила ему вымученной улыбкой, изо всех сил стараясь казаться веселой. – Причины вашего отказа мне ясны, но я буду стараться.

У него не хватило решимости сказать ей, чтобы она больше не утруждала себя.

– Вот это сила духа! Говорят, настойчивость всегда вознаграждается.

– Я рассматриваю это очередное «нет» как избавление от еще одного препятствия, – сказала она, натягивая перчатки. – Преодоление всех «нет» рано или поздно приведет к «да», как говорит миссис Бартлби.

– Кто?

Эмма замерла, озадаченно уставившись на него.

– Миссис Бартлби, – повторила она так, словно это имя должно быть ему известно.

Он нахмурился, пытаясь припомнить даму по имени Бартлби. Через секунду Гарри покачал головой:

– Прошу прощения, мисс Дав, но я с ней не знаком.

– Но… – Она замолчала, глядя на него широко распахнутыми карими глазами, губки приоткрылись, озадаченное выражение лица сменилось откровенным изумлением.

Ее вид потряс его до глубины души, так не похожа была она в этот момент на холодную, невозмутимую помощницу, много лет работавшую рядом с ним.

– Мисс Дав, с вами все в порядке?

– Вы не знаете, кто такая миссис Бартлби, – как-то странно проговорила она, будто пыталась принять невероятный факт.

Гарри стало не по себе.

– А должен? – Он одарил ее улыбкой. – Что-то я никак не могу припомнить эту даму. Вы не освежите мою память? Может, один из моих конкурентов напечатал ее книгу, а мне это неизвестно?

– Нет. – Она судорожно сглотнула и отвела взгляд, неподвижная, точно статуя.

Неловкость Гарри плавно перетекла в тревогу. Не собирается ли она упасть в обморок? Он не представлял себе мисс Дав в обмороке, но все когда-то случается впервые.

– Вы белая как полотно. Вам плохо?

– Нет. – Она потрясла головой, выходя из оцепенения. И так быстро превратилась в прежнего секретаря, что он засомневался – а не померещился ли ему этот изумленный застывший взгляд? – Спасибо за ваше мнение о моей рукописи, – сказала она. – Поскольку сегодня суббота и время уже далеко за полдень, я пойду, если у вас нет других поручений?

Не дожидаясь ответа, она зашагала к выходу.

– Мисс Дав? – окликнул Гарри.

Она остановилась. Немного повернула голову, оглядываясь через плечо, но не задерживая взгляд на его лице.

– Да, сэр?

– Кто такая миссис Бартлби?

Ответила она только через несколько тягучих секунд.

– Не важно.

Эмма вышла, громко хлопнув дверью. Он нахмурился, глядя на закрытую дверь. В душе по-прежнему клубилась смутная тревога. Эмма, несомненно, разочарована, но он никак не мог понять, какое отношение имеет ко всему этому загадочная незнакомка па имени Бартлби.

Гарри тряхнул густой шевелюрой, выкинув из головы непонятный разговор. Мисс Дав всегда плохо воспринимает отказ напечатать ее очередной опус, но она это переживет. Впрочем, как обычно.

Он никогда не читал ее книг. Эмма снова и снова повторяла себе это, шагая по Чансерилейн, но никак не могла осознать произошедшего. Он не прочел ни одной ее книги.

Но вдруг она ошибается? – мелькнула мысль и тут же пропала. Невозможно. Если бы Марлоу читал ее труд, он бы знал, что миссис Бартлби – псевдоним Эммы, выдуманный автор ее книг. Господи, да это имя было напечатано прямо на титульном листе! Как он мог не заметить его? К тому же упоминания о покойном мистере Бартлби разбросаны по всему тексту. Нет, ошибки быть не может.

Все ее время, вся ее кропотливая работа, все преданно исполняемые ею обязанности в его конторе… а он даже не удосужился прочитать заглавие?

Потрясение обернулось яростью, обжигающим огнем, полыхающим у нее в груди. Эмма никогда не была так близка к убийству. Все это время, все эти годы он делал вид, что критикует ее произведения. И все это оказалось ложью.

Ей хотелось бросить правду ему в лицо. Так и следовало поступить, но поначалу она была слишком ошеломлена. У нее язык к нёбу прирос, пока она стояла за своим письменным столом, глядя виконту в глаза и осмысливая горькую истину. Только сейчас, после того как Эмма покинула здание, туман рассеялся, она вновь обрела дар речи, но было уже слишком поздно.

Нет, не поздно. Она остановилась на углу Хай-Холборн, развернулась и направилась обратно к Бувери-стрит. Она сделает это. Она предстанет перед ним, уличит его во лжи, скажет все, что думает о его двуличности..

Эмма представила себе эту сцену и поняла, как глупо она будет выглядеть. Он уволит ее. Никакой хозяин не потерпит подобной дерзости.

Дело того не стоило. Эмма снова притормозила, получив в награду недовольный возглас шедшего за ней молодого человека. Она стояла на тротуаре, тяжело дыша. В мозгу билась мысль – она не сможет обвинить Марлоу. Она не смеет позволить себе потерять работу ради минутного удовольствия.

Расстроенная своим собственным здравомыслием, Эмма сжала руку и с возгласом отчаяния ударила кулаком по раскрытой ладони. Она злилась и жаждала дать волю своим чувствам. Кричать, плакать, кидаться вещами – но все это лишь пустые фантазии. Она стоит посреди оживленной улицы, вокруг люди, а леди на публике никогда не теряет над собой контроля.

Она пойдет домой. Эмма шагнула назад и вернулась на перекресток. Дома она сможет бросать вещи, рыдать и визжать, сколько ей заблагорассудится. Только бы не бросить и не разбить что-нибудь дорогое и милое сердцу, о чем она потом пожалеет. Да и хозяйка услышит шум и решит, что к ней в дом забрался вор. Даже за полицией может послать. Какой кошмар!

Не зная иного способа избавиться от раздражения, Эмма сделала несколько глубоких вдохов и пошла бродить по городу. Она шагала по Хай-Холборн, и ее каблуки стучали по тротуару в ритме рассерженного паровоза.

Надо уволиться, решила Эмма. Первым делом в понедельник она войдет в контору, спокойно объявит о своем уходе, отработает положенные две недели, проглотив гнев, попросит рекомендательное письмо. Это будет благоразумно.

«Ничего подобного», – предупредил ее внутренний голос. Увольнение неблагоразумно. Она зарабатывает семь фунтов шесть пенсов в месяц. Кто еще ей столько заплатит? Люди, полагающие, что женщина-секретарь должна получать столько же, сколько ее коллега-мужчина, встречаются реже, чем единороги. У нее есть уютная квартирка в респектабельном районе, уверенность в том, что ее не выкинут с работы на улицу, и постоянно растущий счет в банке, приносящий три с половиной процента в год – деньги, отложенные на старость.

Эмма опять остановилась и привалилась спиной к кованой ограде, окружавшей Королевский мюзик-холл. Из груди вырвался вздох. Время от времени, вот как сейчас, благоразумие казалось ей тяжким бременем. Она постояла несколько минут, не зная, что делать, и пребывая в состоянии крайнего возбуждения, наверняка рассердившего бы ее строгого отца-военного.

Человек не обязан быть благоразумным все время. Порой неплохо поддаться сумасбродному импульсу, позволить безрассудству взять над собой верх, но у нее никогда это не получалось. А как бы ей этого хотелось!

Она оттолкнулась от забора и шагнула к бордюру в ожидании первого попавшегося автобуса. Долой благоразумие! Она едет на Мейфэр за веером из павлиньих перьев и ей все равно, сколько он стоит. Каждая женщина имеет право почувствовать себя прекрасной и экзотичной в свой день рождения.

Маленький дверной, колокольчик антикварной лавки Доббса звякнул, приветствуя мисс Дав, но мистер Доббс не заметил этого. Он беспокойно суетился вокруг стайки молоденьких девушек, столпившихся у витрины в центре зала.

Эмма замерла на пороге. Одна из леди, юная блондинка в розовом платье, держала в руках веер. Ее веер.

Блондинка помахала им в сторону одной из своих приятельниц.

– Как думаете, подойдет для бала у Уоллингфордов? – рассмеялась она, игриво присев в реверансе.

Каждая клеточка Эммы закричала, выражая протест. Она сделала шаг вперед и остановилась. Что она может сделать? Если только силой вырвать веер из рук юной блондинки. Остается смотреть и ждать.

Словно чудесные бабочки, покупательницы кружили по залу в прелестных утренних платьях пастельных тонов, по очереди забавляясь с веером из павлиньих перьев, а Эмма топталась у входа, скрестив пальцы за спиной и моля Бога, чтобы они положили веер на место и ушли. Она слушала их веселую болтовню про предстоящий бал, про кавалеров и карточки для танцев.

– Ну так что, брать или нет? – спросила в итоге блондинка, немного повысив голос над щебетом подружек. Тут же было единогласно решено, что павлиньи перья идеально подойдут к бирюзовому бальному платью.

Эмма с отчаянием смотрела, как блондинка расплачивается за веер. Поселившаяся в душе боль была явно несоразмерна ситуации, и Эмма попыталась смириться с утратой. Это же просто веер, повторяла она сама себе, и блондинке он куда больше пригодится, чем ей. Даже если бы Эмма купила его, что бы она с ним делала? Повесила бы на стену собирать пыль?

«Блондинка молода, это весна ее жизни», – напомнила себе Эмма. Время, когда веер из павлиньих перьев будет как раз кстати, пора вечеринок, танцев и романтических отношений, пора грез и надежд, когда строятся планы на будущее – светлое, веселое будущее, когда тебе открыты все дороги.

Ее собственная молодость давно осталась позади, если вообще была.

Эмма мысленно вернулась на дюжину лет назад. Вспомнила себя в восемнадцать, девятнадцать, двадцать – как отчаянно она была влюблена, как надеялась, что мистер Паркер отвечает ей взаимностью, как ждала объяснения в любви и предложения руки и сердца, да так и не дождалась. Он женился на другой.

А потом заболела дорогая тетушка Лидия. Эмма подумала о пяти долгих годах у ее постели, пяти годах ожидания и отчаянных надежд на выздоровление тети. Но она умерла, и ее гроб опустили в могилу.

А теперь лорд Марлоу, который и не собирается печатать ее книги, который даже не читал их. Пять лет надежд и беспросветного труда, пять лет еженощного сидения, за печатной машинкой кончились ничем.

Вот такая у нее жизнь. Всю свою молодость она провела в ложных ожиданиях и надеждах. А сегодня ей стукнуло тридцать.

Покупательницы потянулись к выходу. Эмма отошла в сторонку и отвернулась, краешком глаза наблюдая за тем, как экзотический, экстравагантный веер выплывает в дверь вместе с новой владелицей, и внутри у нее что-то сломалось.

Слишком поздно, поняла она. Она столько лет откладывала жизнь, что стало слишком поздно.

Эмоции, которые она сдерживала с той самой минуты, когда покинула издательский дом, заклубились в груди. Она прижала к губам затянутый в перчатку кулачок, тщетно пытаясь совладать с собой. Вся ее ярость и все отчаяние вырвались наружу, точно бурный водный поток, сносящий по пути возведенные человеком дамбы. К несказанному ужасу, Эмма зарыдала.