"Преступники и преступления. Законы преступного мира. Побеги, тюремные игры" - читать интересную книгу автора (А. В. Кучинский)

Кунсткамера

Питерские «Кресты» — едва ли не самая крупная тюрьма в Европе. Она же и одна из самых старейших и именитых. СИЗО № 1 стоит почти в центре города, однако пейзаж отнюдь не портит. Старинный допр на берегу Невы, который возводился восемь лет, и мрачный, и живописный одновременно. Он даже имеет свой герб, где панорама тюрьмы со всеми ее архитектурными достоинствами придавлена чистым голубым небом. Увековечен на гербе и купол тюремного собора, который администрация взялась отреставрировать. На другом берегу Невы Андрей Шемякин успел разместить двух бронзовых зловещих сфинксов и бронзовый крест, посвященный жертвам «исправительного» произвола.

Ныне в «Крестах» обитает свыше десяти тысяч зеков, каждый десятый — хозслужащий, то есть «шнырь». В тюремной кухне ежедневно моется, чистится, варится пять тонн картофеля, три тонны капусты, полторы тонны моркови, тонна лука. Каждый день ворота СИЗО принимают караван из шести автомашин с надписью «Хлеб». Двести узников — бывшие менты. Нетрудно догадаться, что их содержат отдельно от уголовников. В одиночных камерах парятся лишь сексуальные маньяки и прочие нелюди, которые в общей камере прожили бы в лучшем случае до утра.

Первых узников каменные стены увидели в 1892 году. С тех пор через «Кресты» прошел ряд знаменитостей — Павел Судоплатов (бывший начальник иностранного отдела НКВД, автор многих терактов и диверсий на территории иностранных государств, первый наставник разведчика Николая Кузнецова), Николай Заболоцкий, Лев Гумилев, Георгий Жженов… Нынешняя знаменитость — Дмитрий Якубовский, терпеливо ждущий этапа. В своей камере № 83 Дмитрий Олегович устроил настоящий террор. Его сокамерник Христич прибыл в санчасть, ковыляя и держась за правый бок. Рентген выявил у пациента два сломанных ребра, над которыми трудилась нога «генерала Димы». Ему услужливо помогал кулак зека Сидорова. Все началось с того, что однажды Якубовский обнаружил у Христича странную сексуальную ориентацию. Мгновенно вспомнилось вековое тюремное правило: «Пидора — к параше!» Бывший российский адвокат заставлял зека становиться на четвереньки, чтобы удобнее было взбираться на второй ярус. Не стесняясь в выражениях, Дмитрий Олегович на суде объяснил причину травли. Однако судьи, не став закрывать глаза на неформальные тюремные обычаи, заметили, что те же «петухи» спят и питаются отдельно. Христич же не только спал напротив «генерала Димы», но и ел за общим столом. В конечном итоге Дмитрий Якубовский получил от Калининского райнарсуда Санкт-Петербурга еще один приговор — два года лишения свободы.

Факты побегов из питерских «Крестов» меркнут перед случаями попыток к побегу. За десять месяцев до захвата заложников в корпусной 9-го отделения из камеры-одиночки вырвался налетчик Мадуев по кличке Червонец. Получив пистолет из рук следователя, Мадуев попытался вырваться через тюремный двор. Он даже рассчитывал захватить самого полковника Демчука — начальника СИЗО № 1, проработавшего в «Крестах» свыше двадцати лет. В пылу схватки Червонец тяжело ранил офицера. На втором выстреле случилась осечка, и бандит вновь оказался в камере. Тот же Мадуев, но уже в 1994 году получил от «вертухая» нож и отвертку, но их отобрали при очередном обыске.

В глубине тюремного двора находится музей «Крестов», который рядовому гражданину недоступен. В его почетных экспонатах фигурируют предметы, которые создавались для побегов: «кошки», заточки, напильники, отвертки, режущие полотна. Более интересны муляжи пистолетов и гранат из хлебного мякиша, выкрашенные сажей. Но настоящие шедевры — служебные удостоверения капитана милиции и следователя прокуратуры. Их смастерили из распущенных красных носков, газет и парафина. Хранит музей и безобидные вещи. Скажем, татуировочную машину, переделанную из механической бритвы. Или копию памятной медали, которую вручили десятитысячному заключенному (оригинал зек законно присвоил себе).

Тюремный музей — явление редкое. Чтобы его создать, одного желания мало. Нужна история тюрьмы. История, которая сама бы подбрасывала бесценные экспонаты. Второй подобный музей находится лишь во Владимирском централе, имевшем некогда статус ТОНа — тюрьмы особого назначения. В его стенах содержались спецзаключенные, то есть те, которые, по мнению ГПУ-НКВД, представляли особую социальную опасность и кого необходимо было изолировать от общей массы осужденных. В разряд тайных узников попадали иностранцы, разжалованные чекисты, диссиденты и т. п. В 50-х годах во Владимирскую тюрьму стали определять и лидеров уголовного мира: МВД наконец-таки оставило надежду их «перековать». За четыре десятилетия через централ прошли свыше семисот воров в законе, из которых две трети — кавказцы. Здесь провели свои лучшие блатные годы патриарх уголовного мира Василий Бабушкин (Бриллиант), Александр Захаров (Шурик Захар), Гена Корьков (Монгол) и т. д.

Владимирский централ был построен при Екатерине II в 1783 году и считался обычной тюрьмой. Центральные тюрьмы появились после 1905 года, когда карательному аппарату России понадобились допры с особой укрепленностью и особым режимом содержания. В 1918 году к централу пришло новое имя — губернский исправительный дом. Сюда хлынул поток рецидивистов, которых молодая страна Советов намеревалась исправить лекциями и художественной самодеятельностью. Эта игра в доброго воспитателя продолжалась почти десять лет. В конце 20-х годов Владимирский централ стал политической тюрьмой, ведомством госбезопасности (такие специзоляторы арестанты называли политзакрытками).

«Будни убойно-красильного цеха переходящих красных знамен». Карикатура заключенного, 1956 год

По экспонатам здешнего музея можно изучать историю СССР. Здесь сидели первый председатель Президиума ЦК РКСМ Ефим Цейтлин (его этапировали в Ивановский допр, где и расстреляли), отец Юлиана Семенова Семен Ляндрес (проходил по «бухаринскому делу»), Даниил Андреев, создавший в тюремной камере «Розу мира». Его соседом по камере был не кто иной, как академик Парин, руководивший медподготовкой первых советских космонавтов. По некоторым данным, весь архив Андреева попал в руки начальника оперчасти, который и передал его супруге Даниила. Через централ прошли Лидия Русланова, Галина Серебрякова, Зоя Федорова, певица Большого театра Михайлова, Владимир Буковский, Натан Щаранский (нынешний министр Израиля). Имя Павла Судоплатова фигурирует не только в музее «Крестов», но и в здешних архивах.

Именно во Владимирском централе глава советских диверсантов провел почти семь лет.

В режиме особой секретности содержались родственники Сталина — Анна Аллилуева и Евгения Аллилуева. Заключенные такого ранга значились в делах и картотеках лишь под номерами. Сын вождя Василий Сталин, угодивший в централ в разгар хрущевских разоблачений, значился как Василий Васильев. За ним велся особый надзор. В музейных архивах хранится копия секретного донесения Никите Хрущеву, подписанного Председателем КГБ Шелепиным и Генеральным прокурором СССР Руденко (за 7 апреля 1961 года):

«В. И. Сталин за период пребывания в местах заключения не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца. Считаем целесообразным в порядке исключения из действующего законодательства направить Сталина после отбытия в ссылку сроком на пять лет в Казань. Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию».

Легендарным узником по праву считался и американец Пауэрс, решивший немного пошпионить над нашей Родиной. В 1997 году во Владимирскую тюрьму приезжал сын знаменитого летчика-шпиона. Он пожелал взглянуть на камеру, где жил отец, и подарил тюремному музею книгу Пауэрса-старшего. В этой книге много воспоминаний о централе, о здешнем режиме, меню и обычаях.

Побеги из Владимирской «крытки» можно пересчитать на пальцах. Наиболее громкий и скандальный связан с Михаилом Фрунзе. Среди попыток к побегу выделяется история сорокалетней давности. Глубокой ночью двое авторитетных урок в момент подачи какого-то предмета (вероятно, записки) через дверную кормушку ухитрились схватить охранника за руку и затащить эту руку по локоть в камеру. Они полоснули по венам заточенной ложкой и приказали открыть дверь (до 1953 года камеры были под двумя замками. Ключи хранились у надзирателя и дежурного). «Вертух» колебался недолго. Когда зеки пообещали искромсать ложкой венозные сосуды и держать кисть до тех пор, пока охранник не истечет кровью, ключ пополз к замку. Пленник, согнутый у кормушки в три погибели, долго не мог открыть дверь. Наконец она приоткрылась, и надзирателя заволокли в камеру. Грозя заточкой, урки приказали ему снять мундир, в который облачился один из зеков. Полосой простыни охраннику связали за спиной руки, вывели в коридор, подошли к телефону прямой связи с дежурным по корпусу и сняли трубку. Пленник попросил дежурного, имевшего ключ от двери тюремного корпуса, срочно прибыть на его пост. «Труп в камере, — кратко объяснил он. — Судя по всему, самоубийство».

Дежурный поднялся на пост и остановился перед решеткой. Среди коридора в тусклом свете лампочек стоял охранник, припав глазом к глазку камеры. «Иди сюда, посмотри на это чудо!» — крикнул лжеохранник голосом настоящего «вертуха», которого держали по ту сторону двери с удавкой на шее. Пленник кричал в приоткрытую кормушку. Дежурный открыл решетку и подошел к «коллеге», все так же стоящему вполоборота. Молниеносный удар в кадык свалил офицера на пол.

Отстегнув у хрипящего капитана связку ключей и затащив его в камеру, зеки закрыли дверь и заспешили к выходу из корпуса. Но открыть вторую решетку они не смогли: второй ключ имелся лишь у дежурного помощника начальника тюрьмы. Тащить оглушенного капитана на пост к телефону и вызывать дежурного помощника было делом хлопотным. Пока урки возились у зарешеченных дверей, пытаясь раскурочить замок, охранник пришел в себя и с помощью капитана развязал себе руки. Он добрался к окну, где уже давно не было стекла, и начал кричать: «Вторая вышка! Побег! Вторая вышка! Побег!»

Охранник на вышке услышал крики и позвонил начальнику караула. Два автоматчика поднялись к решетке, от которой зеки уже бежали обратно в камеру, и пустили по коридору две очереди. Один из беглецов умер на месте, другого добили спустя несколько минут.

Владимирские тюремные экспонаты, впрочем, как и питерские, доступны далеко не всем. Музей — заведение режимное. Исторические архивы и предметы Владимирского централа хранятся в бывшей тюремной камере, в которую попасть можно лишь через сеть постов. Тюрьмы умеют хранить любые тайны, даже самые безобидные.

«Железный римлянин». Политическая татуировка-карикатура Бенито Муссолини