"Пешком через Ледовитый океан" - читать интересную книгу автора (Уолли Херберт)

13 ПОДХОД К ЗЕМЛЕ

23 мая мы увидели землю. Был прекрасный весенний день, на небе ни облачка, если не считать облаков на горизонте над землей. Это был также первый день, когда нас потревожили белые медведи. Чета белых медведей плелась позади нас, но нам удалось отпугнуть их. С того времени нам то и дело попадались на пути к земле эти животные. Они стали угрозой для нас. Каждый день мы видели по меньшей мере двух особей. В это же время чаще, чем прежде, стал встречаться вскрывшийся лед. С появлением сжатий льдины сильно разрушались. Поверхность льда становилась неровной, а вокруг почти всюду была шуга. Трудно было сказать, удастся ли нам вообще добраться до твердой земли. Сезон санного пути кончился, и мы двигались с такой быстротой, на какую только были способны. И все же мы делали лишь от 8 до 10 миль в день.

Прошло много времени, прежде чем земля приблизилась, и часто лед, небо и горизонт сливались друг с другом. Когда погода прояснялась, мы ожидали, что увидим землю гораздо ближе, но она была все так же далеко. Мы шли и шли, но, казалось, совсем не продвигались вперед. Развлечение вносили только белые медведи, и мы убили трех за последние три дня. Иногда они появлялись с подветренной стороны, но обычно подходили сзади и увязывались за нами. Однажды медведь появился в тот момент, когда Фриц оказался в затруднительном положении: он пытался перебраться через полосу ненадежного хрупкого льда. На льду кое-где образовались углубления, заполненные застоявшейся водой. Собаки, увидев неожиданно подошедшего медведя, моментально свернули в сторону и стянули нарты в воду. Нарты лишь закачались на воде, но не затонули. Их удалось вытащить с большим трудом. Медведь, не обращая ни на что внимания, постепенно приближался; Фриц не знал, как поступить: то ли выстрелить в него из ружья, то ли «выстрелить» из фотоаппарата. Собаки других упряжек пришли в неистовство, управлять ими стало трудно. У нас было только три ружья, один из четверых не имел средства защиты – в данном случае это был я. У меня был фотоаппарат с телеобъективом, и я делал снимок за снимком с такой быстротой, на какую только был способен. Однако медведь шел навстречу головным нартам, а Фриц и Кен стояли впереди своих собак. Аллан был непосредственно за ними и удерживал свою упряжку в повиновении, я же находился сзади и снимал всю эту сцену. Фриц и Кен несколько раз выстрелили, но медведь не уходил и продолжал приближаться. Он в сущности не нападал – он просто шел и шел. Иногда нам приходилось убивать медведей, иначе они подошли бы вплотную и покалечили бы нас, но мы никогда не знали, как близко они подойдут, прежде чем повернут и удалятся (если они действительно удалятся).

Убить белого медведя – дело нелегкое. Мы никогда не стреляли в голову, никогда не рисковали стрелять поодиночке и нацеливали на него одновременно по меньшей мере два ружья или даже три. Для нас это был не спорт, а серьезное дело. Мы убивали, чтобы защитить себя и собак, а также чтобы получить пищу для собак, но последнее было отнюдь не главным, так как в это время еды у нас хватало.

Медведи могут вызывать двоякое чувство в зависимости от расстояния, на котором они находятся от человека, – изумлять своей красотой или пугать вас. Когда они вдали, вас прежде всего очаровывает их могучая сила и красота, но когда они подходят все ближе и ближе, то их грозный вид порождает у вас страх. Эти медведи с совершенно бесстрашным видом движутся иноходью прямо на человека. Время от времени они небрежно оглядываются через плечо, как будто ничем не интересуются, но продолжают идти по направлению к вам. Они не смотрят вам в глаза, а идут и иногда подходят очень близко. Прошлым летом белый медведь очутился среди наших собак и причинил им вред. В двух-трех других случаях, когда медведь направлялся к собакам, нам удалось его прогнать.

Мы не могли рисковать и шедшего нам навстречу медведя сразили наповал, когда он был футах в пятнадцати от нас. Ближе к белому медведю я не хотел бы находиться, и мы решили впредь убивать всех этих животных, которые подойдут к нам на расстояние 20 футов, хотя раньше мы всегда пытались их отпугнуть. Мы пробовали различные приемы. Однажды мы все четверо с тремя ружьями на всех пошли навстречу белому медведю, производя как можно больше шума. Но медведь продолжал приближаться. Так как мы шли навстречу друг другу, то расстояние между нами сокращалось быстро. Поступать так далее было бы нелепо. Нам следовало придумать что-нибудь другое, чтобы отпугнуть его.

Белые медведи, по-видимому, боятся людей и собак. Большая часть их бродит повсюду по ледяным просторам, но здесь они как будто сосредоточены вдоль всего побережья Северо-Восточной Земли. Вероятно, охотятся на них в основном летом вблизи северо-западного берега Шпицбергена в открытой воде. А здесь кругом плавучий лед, и суда в эти места не заходят.

Убив белого медведя даже в порядке самозащиты, мы считали неразумным бросать его и поэтому вынуждены были разделать мясо медведя на корм собакам. Это заняло несколько часов и оказалось для всех нас очень тяжелой работой. Но теперь у собак возникла ассоциация между идущим белым медведем и мясом, и начиная с этого времени, как только показывался медведь, их невозможно было удержать. Они приходили в настоящее неистовство, и мы с трудом с ними справлялись.

На следующий день утром, 27 мая, мы вышли на более молодой лед и очень быстро продвинулись вдоль разводья, сделав большой переход. Накануне нам пришлось идти по очень неровному, трескающемуся льду. Повсюду виднелись следы медведей – сотни следов шли буквально во всех направлениях. Можно было видеть, как след приближался к разводью и тут где-то исчезал, затем снова появлялся, и там, где медведь с трудом взбирался на лед, оставались отпечатки его когтей.

Наконец после четырех– или пятичасового перехода мы увидели остров Фипса. Зрелище это было чудесным. Небо над нами было затянуто облаками, но к юго-востоку оно было голубое; переливаясь, свет создавал великолепное зрелище. В солнечном свете сиял остров Фипса. Над ним было голубое небо.

Весь лед между нами и островом Фипса был бледного серовато-голубого цвета, а небо – цвета очень темной сероватой сепии, переходившего над островом в великолепную голубизну. По-моему, таким красивым мы остров Фипса больше никогда не видели. Хорошая дорога тут кончилась, и мы с трудом прокладывали себе путь через сильно всторошенный лед. Пересекая едва проходимую ледовую гряду, мы увидели кровавые следы: белый медведь тащил тюленя из соседнего разводья. Он проволок его ярдов 50, перетащил через гряду высотой примерно 15 футов на другую сторону и там… запировал. От тюленя осталось только несколько костей. Собаки, учуяв запах крови, устремились по следу, и их уже нельзя было удержать. По ту сторону гряды мы очутились на другой льдине, которая простиралась до горизонта. Вдали мы не видели уже никаких признаков ледовых гряд – только остров Фипса, залитый ослепительным светом.

Теперь мы были милях в семи от острова, пройдя добрых четыре мили прекрасной дорогой по совершенно ровной льдине. Это навело меня на мысль, что мы, возможно, достигли припая и сегодня без особого труда доберемся до твердой земли. Впервые за все путешествие я подумал, что мы добьемся своей цели. (Однако, пока мы фактически не вступили на землю, нельзя было быть абсолютно уверенными, что нам это удастся, так как лед все время был в движении и всякое могло случиться.)

Аллан и Кен были далеко впереди. Аллан шел первым; спина совсем не донимала его, и нелепо было держать его все время третьим номером, когда он прекрасно мог идти впереди. Я едва видел его вдали, а Кен держался за ним. Фриц и я двигались параллельно на расстоянии ярдов двадцати друг от друга и разговаривали. Так, сидя на нартах и болтая, мы ехали почти час, затем заметили, что начинаем приближаться к Аллану и Кену. Они находились в трех или четырех милях от острова Фипса и, очевидно, встретили какое-то препятствие, так как стали сворачивать вправо. Приблизившись, мы поняли, в чем дело: оказалось, что льдина кончилась. На остров Фипса мы не попадем. Огромная полоса воды и ледяной каши отделяла его от нас. Нам оставалось только двигаться вдоль края разводья. Мы прошли несколько миль, наконец решили свернуть и пойти по битому льду и… будь что будет.

В это время Аллана сильно напугал белый медведь. Обычно у Аллана не было при себе ружья. Я только несколько раз видел его с ружьем в руке, и это бывало большей частью тогда, когда я фотографировал. Аллан испытал настоящее потрясение. Белый медведь появился внезапно, когда Аллан шел далеко впереди Кена и в качестве орудия защиты у него была только парашютная ракета. Он вытащил ракету из своего мешка и нацелил ее в медведя. Медведь ушел, что крайне удивило нас. Прицелившись аккуратно, Аллан мог попасть в медведя, испугать его и обратить в бегство, однако ракета могла и не оказать никакого действия.

В тот вечер после длинного санного перехода остров Фипса казался нам совсем близким, и мы понимали, что надо искать какие-то пути, чтобы как можно скорее попасть на него. Мы вышли на битый лед и с огромным трудом продвинулись мили на полторы. Один раз мои нарты перевернулись, неудачно столкнувшись с ледяной глыбой, и аккуратно опустились вверх дном в лужу талой воды. Кинокамеры и пленка лежали на нартах поверх всего груза, так как это было для них, несомненно, самое безопасное место. Когда я укладывал поклажу на нарты, мне не приходило в голову, что нарты могут перевернуться вверх дном и ящик окажется в воде, а остальная кладь – над водой. Извлечь нарты стоило адского труда, но в конце концов, основательно повозившись, мы сумели поставить их на полозья. К счастью, ящик с кинокамерой был герметически закрыт; предосторожности ради мы для изоляции выложили его внутри резиной.

Этим вечером мы оказались на маленькой плоской льдине ярдов 150 в поперечнике. Разбили лагерь, поели и решили спать под открытым небом. Установили несколько столбов, маркировочные флаги и направили их на определенные ориентиры на острове Фипса, чтобы можно было определить наше движение по отношению к нему. Примерно через час после того, как мы остановились лагерем на льдине, обнаружили, что движемся с угрожающей быстротой мимо острова Фипса. Мы тогда находились уже в каких-нибудь полутора или двух милях от ближайшей точки острова и за это время даже чуть-чуть приблизились к нему, но нас уносило дрейфом мимо него. За ночь, примерно за восемь часов, нас унесло миль на шесть. Это вселяло тревогу. Если бы мы плыли параллельно острову Фипса, было бы не так плохо; но мы слегка приближались к нему, и весьма вероятно, что мы ударимся о его дальнюю оконечность. При этом льдина, конечно, расколется на части.

Ближайшие льдины были ярдах в 200 от нас, а перебраться по разделявшей нас ледяной каше казалось невозможным. Вернуться назад мы тоже не могли. Пришлось оставаться на месте. Ночью спали не слишком хорошо и все время просыпались. Просыпаясь, я бросал взгляд на остров Фипса, который, казалось, становился все ближе и ближе. Теперь уже были видны возвышавшиеся на нем скалы. К завтраку мы находились в четверти мили от острова, но двигались очень быстро. На глаз казалось, что столкновение неизбежно. Тут же совершили разведку, чтобы убедиться, не удастся ли нам покинуть льдину, но это было невозможно. Вокруг нас тянулись сплошные лужи, и не оставалось никаких надежд перебраться на другую льдину. В течение пяти часов нам ничего не оставалось, как сидеть и ждать, что произойдет.

К северо-западу от острова Фипса, милях в пяти от него, находился островок. Тогда мы не знали его названия, но впоследствии выяснилось, что то был остров Литл-Блэкборд. Основной дрейф льда шел между этим островом и островом Фипса. Когда наша льдина приблизилась к проливу между двумя островами, мы сообразили, что там может образоваться какое-то скопление плавучего льда. Это было чисто теоретическое предположение, и мы решили: «Хорошо, будем готовы». В то мгновение, когда все льдины, столкнувшись, соприкоснутся, мы пойдем. Так и произошло, как предполагали, – случайно ли или потому, что мы рассуждали здраво, можно только гадать. Едва мы очутились посредине между двумя островами, как все льдины, пробиваясь вперед, действительно сгрудились. Мы воспользовались этим, немедленно покинули нашу льдину и направились на северо-запад к Литл-Блэкборду. К тому времени стало ясно, что на остров Фипса нам не попасть. Мы уже миновали его. У нас были резонные основания идти к острову Литл-Блэкборд, но, начав перебираться через движущийся лед, мы вскоре обнаружили, что на нашем пути есть несколько очень плохих участков и некоторые из них весьма опасны. Но у нас был уже большой опыт пребывания в подобных условиях, и нам надо было как можно скорее перебраться на сушу.

Фриц и Кен шли впереди. Я остановился, чтобы зарядить кинокамеры, и отстал. Когда я наконец догнал Аллана, мы увидели, что от остальных двух наших спутников нас отделяет полоса ледяной каши, да и весь район теперь (утром 28-го) был уже испещрен многочисленными лужами. Мы потратили около пяти часов на то, чтобы соединиться с Кеном и Фрицем, и вся эта операция была, конечно, рискованной. Все здесь было в движении. Не раз нам удавалось добираться до какого-нибудь разводья, где плавали многочисленные устойчивые льдины, но все они вращались вокруг нас. Вначале все передвигалось в одном направлении со скоростью примерно двух узлов, затем останавливалось и внезапно начиналось обратное движение со скоростью полтора узла, и так без конца…

Аллан и я тогда находились приблизительно в трех четвертях мили от острова Литл-Блэкборд. Фриц и Кен были по другую сторону разводья. Пока мы выжидали, чтобы лед успокоился, они пошли вперед и попытались добраться до земли. На наш взгляд, они теперь находились от нее в 50 ярдах. Перед ними простиралось разводье, оставшееся открытым благодаря сильному течению, и отдельные льдины перемещались в нем со скоростью примерно четырех узлов. Эта узкая полоса в 50 ярдов была, конечно, непроходима. Кен и Фриц некоторое время выжидали, надеясь, что им все же удастся перебраться. Если бы они пришли туда немного раньше, то, вероятно, были бы уже на твердой земле. Когда они подошли к этому месту, там еще было довольно спокойно, и, перепрыгивая с одной ледяной глыбы на другую, можно было бы добраться, правда с большим риском для себя, до берега. Но они, все еще колеблясь, выжидали, а между тем весь район стал перемещаться, так что о переходе теперь не могло быть и речи. Во многих отношениях это было даже неплохо. Они ведь могли застрять на острове.

Литл-Блэкборд представляет собой гранитную скалу высотой примерно 1000 футов. Это внушительная скала, если смотреть на нее под определенным углом. Когда мы впервые увидели ее, она не произвела на нас большого впечатления, но под углом нашего зрения к ней она представляла поистине величественное зрелище – огромная гранитная башня почти без осыпей. Нижняя граница облаков находилась на высоте от 800 до 900 футов, так что она отрезала верхушку острова. Очень крутые утесы при тогдашнем освещении казались темными. Этот остров выглядел, как огромная черная скала, уходящая далеко в облака, однако облака срезали лишь самую верхушку. Облака отражали все пространство открытой воды, и повсюду на них были темные пятна. Это было очень зловещее и незабываемое зрелище. В поперечнике остров имел, вероятно, четверть мили, но это был все же остров, такой же устойчивый, как Шпицберген. Если мы собирались достичь твердой земли, то вполне могли сделать это здесь.

Мне, вероятно, могут возразить, что, потерпев неудачу в достижении Шпицбергена, я изображаю Литл-Блэкборд чуть ли не как сам Шпицберген. Но и между ними есть что-то общее. Шпицберген тоже ведь не материк. И от него до Европы надо еще добираться. Поэтому если нам удастся выбраться из ледового плена и ступить на эту твердую скалу, то можно считать, что наше путешествие закончено. Но в данный момент оно еще отнюдь не было закончено.

Наконец Аллан и я все же решились рискнуть перебраться через разводье, перепрыгивая с одного скопления битого льда на другое там, где эти скопления уплотнялись. Они уплотнялись за несколько секунд настолько, что вполне могли выдержать нас; этот момент надо было точно уловить и прыгать, так как битый лед затем снова расходился и начинал двигаться. В конце концов нам удалось переправиться и соединиться с Фрицем и Кеном. Но в этот вечер у всех нас было подавленное настроение. Когда мы соединились, я снял несколько кинокадров, и теперь, просматривая фильм, о нашем настроении можно судить по лицам, показанным на фотоснимках.

Глядя вверх на этот очень близкий скалистый остров, мы все еще не надеялись, что попадем на него. За прошлую ночь нас унесло дрейфом примерно на шесть или семь миль, и были все основания ожидать, что сегодня произойдет то же самое: нас унесет течением к северо-западу от острова, и на следующее утро мы окажемся уже в пяти милях от него. Это вполне реально. Итак, вечером мы разбили лагерь, и я послал донесение, что мы находимся в 50 ярдах от земли, от которой прошлой ночью нас отделяли 200 ярдов. Так обстояло дело. Мы не могли добраться до острова, и я сообщил капитану Бьюкенену, командиру «Индьюренса», что на следующее утро мы будем в пяти милях к западу от Литл-Блэкборда. Достигнуть Северо-Восточной Земли нам, мол, не удастся. В том направлении тянулась огромная полоса открытой воды, и лед повсюду был взломан. Поэтому, как я сообщал ему, мы будем держать курс прямо на корабль, и нам понадобится неделя или даже больше, чтобы приблизиться к нему. Попытка ступить на твердую землю может отнять у нас две недели.

В этот вечер меня больше всего угнетала мысль, что мы можем вовсе не достигнуть земли в районе Шпицбергена. Но даже если вместо Шпицбергена нам придется взбираться на корабль, это по сути дела будет означать, что нам все же удалось выполнить план – пересечь огромный Северный Ледовитый океан с одного края до другого.

Несмотря ни на что, эту ночь мы спали не слишком плохо. Как обычно, ночь провели под открытым небом на нартах. Проснувшись на следующее утро, к своему удивлению, обнаружили, что остров Литл-Блэкборд все еще рядом, почти на том же месте. Мы продвинулись на несколько сот ярдов, однако, кажется, не отдалились от острова; скорее всего даже несколько приблизились к нему. И мы пустились в путь, чтобы как следует его разглядеть. Я зарядил кинокамеры и фотоаппараты и взял рюкзак.

Остров находился от нашего лагеря примерно в четверти мили, но от края льдины, на которой мы расположились, до него было около сотни ярдов: со вчерашнего дня полоса битого льда расширилась. Битый лед все время находился в движении, мелкие льдины раскачивались, перемещались и вращались. Как бы там ни было, я зарядил все свои фотоаппараты – два фирмы «Никон» и один «Роллейфлекс» – и обе кинокамеры и зашагал вслед за Алланом и Кеном. Затея была рискованной. Лед был пока в спокойном состоянии, но мы видели слабые признаки движения. Все пребывало в ненадежном равновесии, которое зиждилось на упершейся в остров льдине: она сдерживала полосу битого льда с достаточной силой. В результате лед здесь спрессовался настолько, что льдины не опрокидывались под ногами идущего по ним человека. Достаточно было подвижки на несколько дюймов – и равновесие нарушилось бы самым опасным образом. Фриц остался на краю льдины на случай, если нам понадобится надувная резиновая лодка. Я шел вслед за Алланом и Кеном, которые потратили немного времени на то, чтобы вырубить несколько ступеней на крутом спуске к другой льдине. Я решил, что кому-нибудь из нас надо последить за окружающей обстановкой. Стоя примерно на полпути, я внимательно наблюдал за льдом. Тем временем Аллан и Кен с трудом продвигались вперед, чтобы установить, куда они смогут добраться. Это была рекогносцировка, чтобы выяснить, можно ли достигнуть земли.

Продолжая шагать взад и вперед, проверяя состояние льда, я находился рядом с Фрицем, когда мы увидели, что Кен и Аллан взбираются на остров. Мы видели, как две фигуры карабкаются вверх по скалам. Я сразу же пошел за ними, чтобы попытаться заснять на пленку момент выхода на твердую землю, но, поскольку это событие произошло несколько неожиданно, мне не удалось заранее подготовиться к нему: надо было пройти порядочное расстояние, чтобы начать фотографировать. Я старался идти как можно быстрее, но встретился с Кеном и Алланом, когда они уже были на пути назад. Лед все же не внушал доверия, и совершить второе путешествие на остров только для того, чтобы сделать несколько снимков, было бы слишком рискованно. Пока я размышлял, Фриц крикнул, что лед начал двигаться; всем нам пришлось пуститься бегом к прежнему месту. Обратный путь был очень тяжелым. К этому времени вращающиеся льдины покрылись водой. Но мы благополучно вернулись на нашу льдину, и тут все пришло в движение. Остаток дня мы не могли никуда перебраться. Вот так обстояло дело!

В результате нам не удалось запечатлеть на фотографии исторический момент выхода на твердую землю, но Аллан и Кен оказались достаточно предусмотрительными и принесли с собой два куска горной породы – один маленький, оставшийся у Кена, и второй побольше, величиной с чайную чашку, который они передали мне. Это были, по нашим предположениям, обломки гранита. Критически настроенные люди могут подумать, что это сказки – камни сохранились у нас от Аляски и мы тащили их всю дорогу через Северный Ледовитый океан! Единственным подтверждением наших сообщений, пожалуй, будет посылка на Литл-Блэкборд геолога, чтобы он убедился в истинном происхождении гранита.

Как и при других кульминационных моментах путешествия последнего времени, в данном случае мы также не испытали большой радости: быть может, мы стали маловпечатлительными или потому, что только двое из нас побывали на твердой земле, подобно тому как только Хиллари и Тенсинг достигли вершины Эвереста. Всегда ведь остается какой-то неприятный осадок оттого, что цель достигнута не всеми участниками экспедиции. Чтобы полностью ощутить радость успеха, нужно было, по-моему, чтобы мы все четверо одновременно побывали на острове. Другими словами, все произошло не так, как я представлял себе в мечтах. Мысленно я видел, как, прежде чем взбираться на землю, мы движемся с нартами по плавучему льду, который приводит нас к припаю, идем по припаю до самой приливной трещины, а затем, перемахнув через трещину, попадаем на твердую землю и… останавливаемся. Но так не случилось. Вместо этого оказалось, что лишь двое из нас побывали на земле и состояние льда не позволило нам снова до нее добраться.

Нам предстоял еще дальний путь, пока мы достигнем корабля, и положение наше было совсем не безопасно. В это время корабль находился в 140 милях к юго-западу от нас. Расстояние порядочное, а ледовые условия быстро ухудшались. За последние четыре-пять дней лед взломался не только в данном районе, к северо-востоку от пролива Хинлопен, но и по всей зоне, которая простиралась миль на 15 от северного берега Шпицбергена.

Если бы мы запоздали хоть на один день, то нам, вероятно, совсем не удалось бы достигнуть земли, ну а если бы пришли на несколько дней раньше, то, возможно, попали бы на нее без труда. Поручиться за то или другое, конечно, нельзя. Итак, мы не ликовали, а испытывали лишь чувство удовлетворения от сознания, что два человека, представлявшие всю экспедицию, все же побывали на земле. Дело было сделано почти так, как планировалось. Никто не сможет упрекнуть нас, что мы якобы не завершили путешествия самостоятельно. Тем не менее перед нами тогда было еще немало трудностей, и у меня не было чувства облегчения и радости. Это было такое ощущение, словно на мои плечи все еще давит огромная тяжесть.

Земли мы достигли примерно в десять часов вечера, но для нас это было, скорее, десять утра, так как мы сместили время на целых двенадцать часов: двигались ночью, а спали днем. Здесь привычным способом по солнцу не узнаешь времени суток. Тут, совершая свой ежедневный круговорот, оно и днем и ночью стоит на одной и той же высоте.

Остаток дня я посвятил составлению четырех радиограмм. Их следовало тщательно обдумать и столь же тщательно закодировать. Кен помогал мне в этом. Пока я писал следующую радиограмму, он кодировал уже готовую. Вечером – фактически уже утром 29 мая, примерно в 6.30 утра, – «Индьюренс», как обычно, вступил в радиосвязь: «Внимание, внимание. Говорит военный корабль «Индьюренс». Я хотел, чтобы Фредди первый узнал о том, что мы достигли земли, но это можно было сделать лишь в том случае, если на «Индьюренс» послать закодированную радиограмму. На расшифровку ее им потребовалось бы некоторое время, но до этого мне надо было сообщить Фредди то, что на «Индьюренсе» не поняли бы, но для Фредди было бы ясно. Итак, первую радиограмму я послал для передачи Фредди Чёрчу. Находясь на станции «Т-3», он не мог слышать меня, но слышал радио «Индьюренса». Поэтому через «Индьюренс» я ему просто сообщил: «Фредди, ура!»

Помню, радист «Индьюренса» сказал: «И это все, что я должен передать для Фредди?» Затем он снова связался со мной и спросил: «И больше ничего не надо?» Я ответил: «Да, это все». Тогда он сказал: «О кей, я передам Фредди, но не думаю, чтобы он понял». Он передал мне слова Фредди: «О да, я понимаю, что это значит».

Для остальных радиограмм я воспользовался кодами. Одна радиограмма была адресована председателю комитета сэру Майлзу Клиффорду для передачи королеве, другая – непосредственно принцу Филиппу, покровителю нашей экспедиции, еще одна – для печати и последняя, короткая радиограмма – капитану Бьюкенену.

Текст сообщения, которое должно было быть передано ее величеству, гласил:

А нашему покровителю я передал: