"Певец Преданий" - читать интересную книгу автора (Лау Миллер)

ГЛАВА 18

Около полуночи снова пришли воины и увели еще нескольких человек. Теперь пленники знали — куда и зачем, и оттого было много тяжелее. Лэйку, Родни, Рене и Милли повезло: они оказались в дальней части тюрьмы. Когда опять явились воины, началась паника. Женщины рыдали, прижимая к себе сыновей и мужей. Толпа — всего в шатре было около полутора сотен человек — подалась назад, словно пытаясь каким-то чудом стать невидимой. Тех, кто находился в дальнем конце, могли даже раздавить о стены.

Среди пленников были дети, и по безмолвному соглашению их спрятали среди взрослых. Впрочем, родителям не стоило волноваться: солдаты выбирали в первую очередь крепких и сильных мужчин. Те уходили безропотно, целуя на прощание своих жен, сестер и матерей.

Захватчики сформировали живой барьер из шардов и флэйев, которые выступили вперед, отжимая толпу — более страхом, нежели физической силой. Бежать было некуда, и солдаты спокойно занимались отбором, словно имели дело не с людьми, а со стадом овец.

Воздух шатра был пропитан резким, сильным запахом. Один из углов приспособили под туалет, но человеческие отходы почти не ощущались рядом с этой лишающей сил вонью. Впервые Лэйк осознал, что «запах страха» не просто образное выражение; он действительно существует. Мощное смешение адреналина и ферромонов — неожиданно отвратительное…

Когда мужчин увели, многие сели на пол и безутешно заплакали. Рене тихо всхлипывала, видя, как забирают мужа ее подруги. Лэйк мог только порадоваться, что снаружи темно. Иначе сквозь прозрачные стены пленники увидели бы, что происходит с их сотоварищами.

— Сичей. Сичей… — прошептал он, обращаясь к Родни, однако старик по-прежнему напевал себе под нос. Он занимался этим последние несколько минут, и Лэйк ощутил, как в нем поднимается волна ярости.

— Ради всего святого, сичей! — Он схватил старика за одеяло, накинутое на плечи, и хорошенько встряхнул его. — Надо выбираться отсюда. Прекрати!

Родни не послушался; его губы по-прежнему двигались. Лицо старика было так близко, что Лэйк чувствовал его дыхание у себя на щеке.

— Сынок. — Рене положила руку ему на плечо и притянула к себе. — Он делает то, что имеет для него смысл. Не осуждай его за это.

— Почему? — рявкнул Лэйк. — Я не понимаю, как можно сидеть в углу и не пытаться ничего предпринять.

— А что ты предлагаешь? — Рене спокойно взглянула на сына.

— Не знаю. — Лэйк обвел глазами помещение, прикидывая, сколько здесь осталось дееспособных людей. — Но когда они явятся в следующий раз, мы должны дать им отпор.

В «пустоте» что-то неладно. Талискер неоднократно пересекал ее, и в этом месте всегда царила тишина, недвижность, покой. Бесконечное пространство, где нет ничего. Вполне достаточно, чтобы свести человека с ума.

Теперь все изменилось. В «пустоте» были цвет и звук. Цвет — зубчатая арка изогнутых молний, а звук… Странный, не похожий ни на что, Талискер не взялся бы его описать. Дрожащий, извивающийся, корчащийся звук. Он не порождал эха, потому что не было тверди, от которой звук мог бы отражаться. Правда, он и без того был так невероятно громок, что становилось больно ушам. Талискеру показалось, что «пустота» готова взорваться и разлететься в ничто. Хрупкое равновесие межвременья может не выдержать надвигавшейся катастрофы, каковы бы ни были ее причины. Талискеру не хотелось даже думать о том, что станется в этом случае с ними. Само собой, он не стал делиться опасениями с Малки, который и без того чувствовал себя неуютно.

— И что, мы так и будем болтаться по «пустоте» взад-вперед, пока не напоремся на них, да? — сварливо спросил Малки. — Сколько, по-твоему, это может продолжаться?

— Помолчи, Малк, ладно?

— А когда найдем их — что скажем? Если я правильно помню, они не особо общительны… Или здесь какой-нибудь другой легион мертвецов, который еще не разучился разговаривать и слушать? Черт возьми, они нас даже не увидят!

— Малк, не мог бы ты просто заткнуться?

— Извини. Во всем виноват проклятый шум… У меня от него кожасморщивается.

— Да, я понимаю. — Талискер медленно шел вперед, держа Бразнаир словно фонарь. И камень освещал «пустоту», хотя бесформенное серое ничто было еще более пугающим, нежели тьма.

— Мелисенда думает, что Бразнаир привлечет их внимание… Во всяком случае, заинтересует сидов, и они придут всем стадом.

— Ну да, на стадо они больше всего и похожи. На стадо овец! Хотя нет, пожалуй, у овец все же побольше мозгов.

— Гм…

— Дункан, я не понимаю. Нам говорили, что «пустота» бес… безгранична, так? Значит, тут можно ходить до бесконечности?

— Хм-хм…

— Послушай, этак мы их никогда не найдем. И они могут находиться в тысячах миль от нас. Они просто не почувствуют Бразнаир.

Талискер остановился и обернулся к другу. Бледное лицо горца, освещенное зеленым светом Бразнаира, казалось еще более неживым, чем обычно. Он выглядел изможденным и усталым, щеки провалились, а уголки губ съехали вниз, делая его физиономию похожей на венецианскую «маску печали».

— Хороший вопрос, Малк, — вздохнул Талискер. — Но у меня есть теория, что границы «пустоты» определяются теми людьми, которые в ней находятся. Для каждого она своя. Мы обречены найти потерянные души, и мы их найдем. Что тебя тревожит?

— Ничего, — буркнул Малки. — Мне просто не нравится, что мы шляемся здесь так долго. Помнишь, что сказал Йиска? Тебе не стоит ходить через «пустоту», иначе ты можешь умереть.

— Я же объяснил: меня это не беспокоит.

— Я слышал. Но твоя смерть будет большой потерей — после всего, что ты сделал для Сутры и Эдинбурга… не говоря уже о драконах.

Талискер чуть улыбнулся.

— Да…

— Жаль, что меня с тобой не было. Мне бы хотелось взглянуть на драконов… Если ты умрешь, Дункан, то я скорее всего тоже исчезну. — Малки смущенно отвернулся. — Я знаю, это звучит чертовски эгоистично с моей стороны, однако…

— А так ли это плохо, Молк? Сколько жизней нужно человеку? Насколько я знаю, по большей части хватает и одной.

— Конечно, ты прав. Только я уже умирал и не знаю, как оно получится во второй раз…

Талискер озадаченно посмотрел на друга и собирался ответить, когда вновь появились звук и свет. На этот раз «пустота» ощутимо вздрогнула, будто начиналось землетрясение.

— Черт! Идем, Малк. Лучше бы нам поторопиться.

И в этот момент они снова увидели их — потерянные души. На миг Талискеру подумалось, что именно они каким-то образом разбалансировали «пустоту». Тысячи и тысячи белых изувеченных тел. Черные следы ран, изодранные остатки одежды, спутанные волосы. Они по-прежнему были слепы и бездумны, а меж тем Мелисенда утверждала, что Талискер должен увести их с собой. Заставить вернуться в Сутру. Обратить вспять искажение своих земных тел могут лишь сами потерянные, и это — единственный способ одолеть орды Зарруса. Однако Мелисенда не имела ни малейшего понятия, каким образом можно это сделать. Ей стоило немалых трудов убедить Совет отдать Бразнаир Талискеру, который без особой охоты принял его из рук Вердуса.

Потерянные души безмолвно шли к Талискеру и Малки подобно огромному белому облаку. Малки беспокойно заерзал и вытащил меч.

— Ты что творишь? — прошипел Талискер. — Вздумал нападать на них?

— Нет, только защищаться… Так, на всякий случай… Скажи что-нибудь.

— Что?

— Поговори с ними!

Талискер сделал глубокий вдох.

— Воины, — начал он. — Потерянные души феинов, сидов и… — Талискер оглядел толпу, рассматривая детали одежды и оружия, — … шоретов. Послушайте меня!

Звук его голоса был поглощен «пустотой», однако толпа остановилась.

— Хорошо, — подбодрил Малки. — Они тебя слушают.

— Ты думаешь? А я вот неуверен, что они меня слышат… Вы должны знать, что само существование Сутры ныне находится под угрозой. Не из-за шоретов, ни даже из-за противостояния шоретов и феинов. Причиной тому — злая воля одного-единственного человека. Того самого, кто отправил ваши души в бесконечное путешествие, украв вашу земную плоть. Этот человек — Заррус.

Никакой реакции. Ни малейшей. Ни проблеска понимания. Талискер попробовал зайти с другой стороны:

— Меня прислала Мелисенда. Она полагает, что вы должны последовать за мной в Сутру и потребовать назад свои тела. Лишь тогда вы упокоитесь в мире.

«Пустота» снова вздрогнула. Сдвоенная фиолетовая молния озарила небо — или что там было над головами за спинами потерянных, освещая ряды бледных, искаженных болью лиц. Талискер беспомощно смотрел на них, не зная, что еще можно сказать.

Тем временем толпа зашевелилась, раздавшись в стороны. Высокий воин выступил вперед и остановился напротив Талискера. Вид его был жуток. Сломанная кость ключицы пронзила горло и торчала из шеи под нижней челюстью. Половина лица воина провалилась внутрь, на месте скулы и виска торчали острые осколки костей. Глазное яблоко свисало из раздробленной глазницы. Талискер громко вздохнул и невольно подался назад.

Мертвец заговорил. Голос его был хриплым, исполненным боли и муки. И более всего ошеломили Талискера не жуткий вид мертвого воина и не его призрачный голос, а его слова.

— Мы не хотим возвращаться, — проговорил мертвец. — И не желаем обретать упокоение.

Почти рассвело. Дети и старики сидели у задней стены шатра, в то время как мужчины и многие из женщин переместились ближе ко входу. Они были готовы сражаться.

Само собой, Лэйк находился среди них. У пленников не было оружия, но одна из старших женщин предложила выворотить из пола камни. Земляной пол в шатре тут же превратился в мини-каньон; люди голыми руками раскапывали землю, выискивая булыжники. Вдобавок мужчины разломали принесенную воинами мебель, и Лэйк получил в свое распоряжение шестифутовый шест, который он соорудил, свинтив вместе две ножки походного столика. Люди, не занятые приготовлениями к схватке, выстроились вдоль стен тюрьмы, чтобы скрыть бурную деятельность от захватчиков. Младшие из детей под руководством Милли запели песенку, слова которой были смутно знакомы Лэйку. В ней говорилось об орлице, которая влюбилась в Солнце. Она подлетела слишком близко, и Солнце обожгло ей перья, отчего голова орлицы навсегда осталось белой.

Вскоре после того, как дети закончили, Родни тоже прекратил свой напев. Этому Лэйк мог только порадоваться, поскольку бормотание старика порядком выводило из себя. Впрочем, никто, кроме него, не обратил на это внимания. Лишь Рене спросила у Родни, отчего тот замолчал. А он ответил, что дети поступили правильно, запев об орлице. И что, черт возьми, это должно означать?..

Лэйку хотелось сказать матери что-нибудь ободряющее. Например, как все изменится, когда они выберутся отсюда… Увы, он не мог подобрать слов. Поэтому просто обнял Рене и звонко поцеловал ее в макушку. Она улыбнулась ему, но тоже не нашлась, что сказать.

— Идут, — прошептал кто-то. — По-моему, там четверо этих, с синим светом, и трое без кожи.

— А сколько солдат?

— Человек шесть. Думаешь, собираются забрать еще кого-нибудь?

Это был сугубо риторический вопрос. Никто не ответил, и толпа замерла в напряженном ожидании. Лишь где-то в углу тихо всхлипывала маленькая девочка.

— Не забудьте: надо дождаться, пока они все окажутся внутри, — прошептал Лэйк.

Войдя, шореты нервно огляделись по сторонам и потянули из ножен мечи. Они были опытными воинами и не могли не заметить повисшего в воздухе напряжения.

— Вперед! — крикнул Лэйк.

В единый миг воцаряется хаос и ад кромешный. Люди швыряют в шоретов камни и комья грязи, и те рефлекторно вскидывают оружие, пытаясь защитить лица и головы. Толпа подается вперед — слишком резко. Лэйка едва не сбивают с ног; он едва умудряется устоять, схватившись за чью-то куртку.

Лэйк подскакивает к человеку без кожи и пыряет его своим шестом. Хорошая тактика. Эти твари почти ничего не весят и не могут противостоять подобным ударам. Лэйк знает, что остальные мужчины тоже сражаются, но нет времени оглянуться, чтобы убедиться в этом. Шореты ошеломлены внезапным напором. Одна из светящихся тварей опрокинута массой насевших на нее людей. Время застыло, стало длинным и тягучим, как патока. С начала схватки прошло только несколько секунд, хотя кажется — часы. Толпа наседает и выдавливает шоретов и тварей из шатра. Бой перемещается на занесенную снегом поляну.

Раздается ружейный выстрел. Как раз в этот момент Лэйку удается насадить лишенного кожи человека на острие палки. Лэйк взмахивает шестом и отшвыривает противника подальше от себя. Из его горла вырывается торжествующий крик.

Слышится второй выстрел — совсем рядом. От грохота закладывает уши, в воздухе разливается острый запах сгоревшего пороха. Один из шоретов валится на колени, зажимая дыру в груди; на его лице проступает удивленное, недоверчивое выражение. Лэйк смотрит вокруг — на дерущихся людей и тварей, которые теперь сражаются словно в полнейшей тишине. Их лица искажены яростью.

Что ж, теперь у пленников появилась надежда. По крайней мере они не сдадутся без боя. Лэйк чувствует прилив адреналина, руки и ноги больше не дрожат. Выскочив наружу, он присоединяется к схватке. Снова идет снег, и на снегу лежат мертвецы — люди и твари. Индейцы превосходят шоретов числом, и воины пугаются.

Мало-помалу возвращается слух; фрагменты звуков, которые Лэйк ни за что не хотел бы услышать снова, врезаются в память. Крики боли, отчаянные проклятия… умирающие повсюду.

Краем глаза Лэйк замечает, что Родни забрался на скалы возле пещеры Мумии и танцует… Старый дуралей! Это танец лысого орла: руки старика раскинуты в сторону, и он медленно раскачивается из стороны в сторону. Его движения изображают полет птицы — вот он парит в потоках теплого воздуха… «Да уж, сейчас нам это сильно поможет», — думает Лэйк и бежит к маленькой группке людей, которые зажаты в угол тварью без кожи: их оружие недостаточно длинно, чтобы держать противника на расстоянии.

Все, что он потом будет помнить, — это тела и кровь на снегу.

— Остановитесь!

Словно все звуки слились в одно и выплеснулись наружу в единственном слове. Замирают даже шореты. Это не добровольное действие, но приказу нельзя не подчиниться. Звук всеобъемлющ — он вбирает в себя целый мир. Больно слышать его, больно ушам, глазам и ребрам, звук вибрирует в груди, как отзвуки эха. Все взоры обращены к его источнику.

В центре разрушенного лагеря на лошади сидит человек. Сперва Лэйку кажется, что это предводитель солдат, однако воин выглядит иначе, нежели остальные пришельцы. У него смуглая кожа и темные волосы; он скорее похож на динех, чем на захватчиков. И все же он определенно один из них — на нем такие же доспехи, и еще этот воин умеет колдовать. Вообще-то Лэйк не верит в магию, но трудно отрицать ее существование, когда на твоих глазах человек выпускает из руки молнию. Белый свет ударяет в небеса и выгибается громадным куполом, который закрывает собой все пространство лагеря. На миг Лэйку кажется, что магия причиняет всаднику боль: на его лице появляется странная, болезненная гримаса. Но у людей нет ни времени, ни желания думать об этом, потому что вокруг лошади сгрудились дети, связанные белыми лучами. Беспомощные, они пребывают в полной власти всадника-колдуна.

— Слишком поздно! — Йиске удалось услышать слова Мелисенды лишь потому, что их донес ветер.

Внизу растерзанная армия альянса зализывала раны и хоронила своих мертвых. Завеса черного дыма тянулась от Дурганти в сторону пропасти, закрывая первую секцию Аон Кранна. Когда они подлетели ближе, Йиска сумел разглядеть на мосту сожженные и до сих пор горящие тела. Даже на такой высоте до них доносился запах паленого мяса, и индеец закашлялся, поспешно зажав ладонью нос и рот.

Спустившись пониже, Йиска и Мелисенда были ошеломлены неожиданной тишиной, царящей в огромном лагере. В дыму смутно виднелись шоретские кресты и слышался стук молотков, похожий на далекие выстрелы.

— Я хотела предупредить их, что помощь идет, — растерянно прошептала Мелисенда. — Но мы опоздали. Битва уже закончилась.

Никто не движется. Все это напоминает Лэйку сцену из фильма — какого-то вестерна. Его истерзанный рассудок не может понять, какого именно. А со стороны входа в пещеру Мумии раздается голос:

— Отпусти их, Горза. — Этот голос — женский.

Казалось; после всего, что повидал Лэйк, его уже ничем не удивить. Однако он судорожно сглатывает и оборачивается к пещере.

Первое, что он замечает: Родни по-прежнему танцует. Создается впечатление, что сичей просто не может остановиться. Его движения стали медленнее, словно у орла устают крылья… Может быть, он подлетел слишком близко к Солнцу?

А затем Лэйк видит женщину. Она — одна из них, такая же белокурая и светлокожая, да только восседает верхом на слоне. Нет, это не слон, он покрыт шерстью… Вылитый мамонт! Самый настоящий мамонт белого цвета.

Горза смеется — и уж вот это действительно похоже на фильм: из его горла вырывается воистину демонический хохот.

— Фереби Везул, что ты здесь делаешь? Это не твоя битва. Ступай домой.

— Только вместе с тобой, проклятый убийца.

Женщина съезжает вниз по склону холма. Это только кажется, что мамонт движется медленно, на самом же деле каждым шагом он покрывает огромное расстояние. Теперь все взоры обращены на пришелицу по имени Фереби Везул.

Слышится странный свист — звук огромных крыльев, с невероятной скоростью рассекающих воздух. Снег взвихряется и бьется о магический барьер, созданный Горзой. Конь Горзы испуганно ржет, и ему вторят прочие лошади. Горза поднимает глаза… С небес пикирует громадный орел. Орел сичея. Он несется прямо на Горзу, издавая резкие высокие клики так, что весь каньон наполняется звенящим эхом. Яркая вспышка света ослепляет глаза — орел врезается в купол. Кажется, это ему не вредит, и огромная птица несется дальше. Горза проворно соскакивает с коня и уворачивается от смертоносных когтей, однако орел неимоверно быстр и ловок. Птица хватает Горзу, вздергивает его в воздух и устремляется вверх. Тем временем колдун кричит:

— Убейте их! — и уже невозможно посмотреть, что с ним происходит, потому что битва разгорается с новой силой.

Только на этот раз все иначе. Духи мира динех явились, чтобы спасти их, — другого объяснения нет, по крайней мере для Лэйка. Он отталкивает своим шестом человека без кожи. Тварь отпрыгивает в сторону и идет по кругу, изыскивая бреши в его обороне. Миг — и монстр кидается вперед, протягивая к нему руки. Лэйк вскрикивает от страха, но тут появляется медведь. Он хватает бескожего и просто-напросто отрывает ему голову, оставив изуродованное тело корчиться на земле. Жуткое, отвратительное зрелище, однако у Лэйка нет времени ужасаться. Он спешит к детям.

На бегу Лэйк видит иных духов-хранителей — волков, которые набрасываются на тварей, одну за другой повергая их на землю.

Шореты кидаются к связанным пленникам, стремясь выполнить приказ Горзы — не важно, какой ценой. Некоторые из них выхватили мечи, другие колеблются, не решаясь убивать детей. К счастью, Лэйк не единственный, кто спешит на помощь: по снегу несутся двое медведей, и женщина верхом на мамонте тоже направляется туда. Там и тут возникают стычки, и динех приходится туго. Лэйк видит на снегу неподвижное тело и резко останавливается, узнав своего старого школьного товарища. Кровь сочится из раны на груди, а глаза медленно стекленеют.

— Юджин? — шепчет Лэйк. — Юджи…

— Дэйв. Помоги Шари… мой ребенок… помоги…

Лэйк мчится дальше. Он добегает до солдат как раз в тот момент, когда первый из них замахивается мечом на детей.

Одну девочку уже не спасти. Она коротко, отчаянно вскрикивает и валится на снег, пятная его алым… Лэйк до сих пор не может поверить, что человек осмелился сделать подобную вещь.

— Мразь! Подонок! — рычит он и кидается в драку, размахивая своим несколько укоротившимся шестом. Воины зарубили бы его, но тут подбегают медведи, Фереби и динех.

Все происходящее после помнится Лейку невнятно. Перед глазами стоит кровавая пелена. И пусть они победили — Лэйк никогда уже не будет прежним. Он очнется на следующее утро, вспоминая только искаженное болью лицо одного из шоретских воинов, которому он всадил в живот где-то подобранный меч. Каждое утро он будет мыться под душем так, будто кровь до сих пор на нем, скребя кожу до красноты и зуда. И никогда в жизни ему не забыть ту маленькую девочку с тугими коротенькими косичками.

Его сердце разбито — просто пока еще Лэйк не знает об этом…

Битва закончилась, и на каньон снизошла тишина. Только Лэйк все еще ищет, кого бы убить. Какая-то девушка подходит к Лэйку, берет его за руку и что-то мягко говорит ему. (Лэйк понимает: он выглядит как безумец.) У девушки странный акцент. Она ведет Лэйка к Рене и Милли Таллоак, которые наперебой кидаются обнимать и целовать его, словно он только что вернулся из долгих и дальних странствий. А ведь он нигде не был…

Они хлопочут вокруг него, и, если честно, Лэйк не возражает. Рене стирает кровь влажным жестким полотенцем, и постепенно к нему возвращаются чувства. Он обводит взглядом лагерь. Здесь собрались все динех, а с ними и духи-защитники. Дети нерешительно трогают их мех и перья. Огромный медведь укачивает маленького мальчика, покуда его мать сидит рядом и плачет.

А обездоленные родственники и друзья ищут и обмывают тела павших…

— Мама, где сичей? — Это первый вопрос, который задает Лэйк.

Мелисенда и Йиска были потрясены опустошением, воцарившимся в лагере альянса. Они приземлились в самой его середине, но к ним никто даже не подошел. Несколько минут они стояли в грязи, растерянно озираясь по сторонам.

— Неужели Туланн и тан Сигрид погибли? — спросил Йиска. Мелисенда пожала плечами:

— Все может быть. Пойдем поищем кого-нибудь.

В скором времени им на глаза попался роскошный шатер Туланна. Несмотря на беспорядок в лагере, здесь возле входа стоял часовой.

— Так, уже лучше, — пробормотала Мелисенда. — Эй, ты! Мы должны повидать императора. Дело чрезвычайной важности. Я — эмиссар Совета Темы.

Впрочем, эти слова, очевидно, мало что значили для часового. Он лишь пожал плечами.

— Император велел не беспокоить.

— Впусти их, болван! — донесся из шатра хрипловатый голос. Затем последовал приступ кашля. Часовой посторонился, и Йиска с Мелисендой вошли внутрь.

В центре шатра в кресле сидел человек. Он был обложен подушками и держал в одной руке кубок с вином, а другой пытался поплотнее запахнуть одеяло на груди. Его лицо было сильно обожжено — брови и ресницы исчезли, а остатки волос торчали на голове клочьями. Пепел и грязь покрывали одежду, руки были сплошь в ожогах. Человек проследил за взглядом Йиски и опустил глаза, посмотрев на собственные кисти так, словно видел их впервые.

Йиска осознал, с кем разговаривает.

— Туланн? — нерешительно спросил он. — Я хочу сказать: вы — император?

— Ждали кого-то попредставительнее? — Подняв бокал, Туланн сделал большой глоток. Судя по запаху, там было нечто гораздо более крепкое, нежели вино или эль. — Что вам надо?

Мелисенда подтащила поближе табурет и уселась напротив императора. Йиска был несколько удивлен ее бесцеремонностью. Сам он остался стоять.

— Меня зовут Мелисенда, а это Йиска. Мы представители Совета Темы, пришли сказать тебе, что… — Казалось, тут ее уверенность слегка поколебалась, и Туланн нахмурился. — Что помощь идет.

В первый миг Йиска не понял, что Туланн смеется: звук слишком напоминал булькающий, хриплый кашель.

— Помощь? — выдохнул он. — Помощь идет? Какая? Орлы, медведи и волки? У нас они есть, Мелисенда… У нас их было… гораздо больше. — Туланн отвел глаза и сделал еще один большой глоток. — Они погибли в огне, видишь ли.

— Сэр?

Туланн посмотрел на Йиску слегка рассеянным взглядом.

— Да?

— Я медик… лекарь, сэр. Позвольте мне осмотреть ваши ожоги. Ваши руки очень плохо выглядят. Вам, должно быть, ужасно больно.

— А, да. Болит. — Туланн вытянул руки, видимо, позабыв, что держал кубок. Жидкость пролилась на запястье. «Не так плохо в общем-то, — подумал Йиска. — Какая-никакая, а дезинфекция». Туланн вскрикнул от боли.

Мелисенда нетерпеливо постучала ногой по полу. Очевидно, она была недовольна приемом, который оказал император представителю Совета. Йиску, впрочем, беспокоили сейчас совсем другие вещи.

— Мелисенда, — сказал он, — не могла бы ты раздобыть чистой воды и льняного полотна? — Йиска повернулся к императору и лишь теперь понял, что Туланн потерял сознание. — Слушай, от него будет больше толку, когда он начнет мыслить трезво, а раны перестанут так сильно болеть.

— А как насчет Сигрида? Может, поговорить с ним? Феины выкажут больше уважения к словам Совета.

— Отлично, так и сделай. Если сумеешь его найти и если он в более адекватном состоянии. Но сперва раздобудь бинты.

Сида смерила Туланна презрительным взглядом, и Йиска осуждающе покачал головой.

— Мелисенда…

— Мне жаль, Йиска, да только время поджимает. Помощь действительно идет — готовы они к тому или нет.

Родни нашли там же, на скале, где он танцевал. Старик лежал, зарывшись лицом в снег; его руки были раскинуты в стороны, словно он все еще изображал орла.

— Ох, нет, — простонал Лэйк. — Сичей… Родни…

Он перевернул неподатливое тело на спину, откинул волосы с лица. Родни слабо застонал.

— Все хорошо, сичей. Очнись.

Подошла Рене с кружкой горячего кофе, и Лэйк всунул ее в руки Родни. Старик сильно дрожал, и Лэйк утешал себя тем, что это всего лишь воздействие холода. Он смотрел, как Родни глотает обжигающую жидкость; лицо старика было донельзя изможденным.

— Они пришли? — спросил Родни, допив кофе. — Помощь явилась?

— Да, они пришли.

Родни улыбнулся.

— Иногда магия срабатывает.

— Сичей, я думал, так бывает только в кино. — Лэйк рассмеялся.

— Правда? Ну, теперь ты знаешь больше… Я боялся, что не переживу всего этого.

— Многие мертвы, но их меньше, чем могло бы быть…

— Что сталось с предводителем врагов?

— Не знаю. Наверное, орел забрал его и закинул на солнце.

Родни рассмеялся.

— Не будь ребенком, Дэйв… Лэйк.

— После всего случившегося я готов поверить и в это. Кстати, сичей, вон там сидит большой-пребольшой орел и ждет тебя.