"Плавучий город" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Эрик ван)

Южно-Китайское Море 12° Северной широты — 37° Восточной долготы Зима,1991 — весна 1992

Абраманов приготовился к смерти. «Туполев-104» содрогался словно подстреленный зверь.

Зеленое небо с каждым мгновением темнело, мимо самолета неслись грязно-серые лохмотья туч, тяжелые дождевые капли пулями барабанили по обшивке фюзеляжа.

— Готовься, — сказал пилот Федоров, — машина теряет управление. Если я не справлюсь, мы рухнем вниз.

Абраманов начал молиться. Внизу бушевали волны Южно-Китайского моря, вдалеке виднелась узкая полоска земли. Это, как сказал ему Федоров, был Вьетнам.

Абраманов не был трусливым человеком. За те годы, что он проработал в обстановке полной секретности в Арзамасе-16 — городе атомщиков, не нанесенном ни на одну карту, он привык к опасности.

Расположенный менее чем в двухстах милях к востоку от Москвы, Арзамас-16 даже после развала великой державы оставался кузницей ядерного оружия России. Еврей по национальности, Абраманов тем не менее занимал в свое время высокий пост в Московском институте атомной энергии имени Курчатова, где коллеги-теоретики относились к нему со смешанным чувством страха и подозрительности — в первую очередь потому, что он был гением не только в теории атома, но и в кибернетике.

— Этот еврей чертовски умен, — часто отзывались о нем коллеги.

— Слишком уж умен, — добавлял В.И.Павлов, назначенный директором института весной 1981 года, — а это значит, что к нему непременно проявят внимание наши враги. Надо отправить его в Арзамас-16, туда к нему наши недруги не дотянутся.

Абраманов разделял мнение тех, кто считал, что коммунистический Советский Союз представляет угрозу для всего мира, и поэтому, прибыв в Арзамас-16, начал потихоньку притормаживать военные разработки. Кроме того, несмотря на систему строгого контроля, ему удалось наладить тайный обмен информацией с Дугласом Серманом, коллегой из ядерной лаборатории УНИМО — агентства по разработке военных систем, которое находилось в штате Виргиния США.

Впервые советский ученый повстречался с Серманом, американским ядерщиком-теоретиком, на одной из тех редких международных конференций, куда с большим трудом удалось попасть — в то время Абраманов еще работал в Курчатовском. Стукачи КГБ проглядели, что он подружился с американцем, их больше всего волновало, что Абраманов сможет установить контакты с делегацией Израиля.

Главной темой тайных переговоров Абраманова и Сермана стало получение трансурановых элементов, что раньше было возможным лишь в теории. Интерес к этой проблеме привел Абраманова к сооружению первой в Советском Союзе установки на быстрых нейтронах. Именно на ней был получен 114м.

«Туполев» встряхнуло еще раз, и машина начала терять высоту, продираясь сквозь чистилище надвигающегося шторма. Небо вокруг самолета было уже могильно-черного цвета. Абраманов прервал молитву, и, повернувшись в кресле, окинул взглядом длинный грузовой отсек. Там возле стен были закреплены два контейнера с необогащенным ураном-238. Это был весьма небезопасный груз.

Трансурановый элемент 114м родился в Арзамасе-16, в пекле построенной Абрамановым установки. Установка эта представляла собой куб с бетонными стенами толщиной в пять футов. Его содержимым приходилось манипулировать с помощью стальных рук, которыми управлял оператор, находившийся на внешнем пульте. Камера была оборудована всеми мыслимыми средствами защиты, даже давление воздуха в прилегающих помещениях было повышенным во избежание утечки смертельно опасных частиц плутония и 114м.

На протяжении ряда лет ученые без особого успеха пытались получить устойчивые трансурановые элементы — вещества с атомным весом тяжелее урана. Изотоп 114м был получен путем обстрела кубика плутония плотным потоком ускоренных нейтронов в аргоновой атмосфере. Это пытались делать и раньше, но только Абраманов сумел добиться достаточной интенсивности нейтронного облучения. В результате был получен ряд элементов с порядковым номером 114, но сохранить их не удавалось из-за мизерного периода полураспада. Остался только один изотоп. Ученый назвал его 114м. Его период полураспада по предварительным подсчетам равнялся десяткам тысяч лет. Абраманова и его группу ждали и другие сюрпризы. Элемент отличался большой насыщенностью «горячими» нейтронами — следовательно, его способность к расщеплению была необычно высокой. А поскольку критическая масса 114м была ниже, чем у урана или плутония, его потенциальная ценность была фантастической. По расчетам Абраманова, он открыл самый мощный и эффективный на Земле источник ядерной энергии.

Уникальные свойства 114м подтолкнули Абраманова к тому, чтобы заниматься им в собственных (а также американца Сермана) интересах. Открытие не только обрадовало ученого, но и испугало. Испугало настолько, что он даже не поделился результатами исследований со своими русскими коллегами. Ему страшно было подумать о том, что его открытие сделает абсолютно могущественной тоталитарную страну, в которой он жил и которую, несмотря на то, что ему представлялись все условия для работы, ненавидел. К тому же эта страна распадалась с чудовищной быстротой, на ее территории то и дело вспыхивали межнациональные конфликты, возникали «горячие точки», стремительно росла и социальная напряженность. Неизвестно было, кто придет к власти в России завтра и в чьих руках окажется его выдающееся, но смертоносное открытие. Оставалось одно: бежать из этой охваченной разбродом и волнениями страны.

С большим Трудом Абраманову удалось сохранить в секрете то, что он делает — слежка за сотрудниками в Арзамасе-16 была уникальной. Но все же он смастерил два контейнера из необогащенного урана, которые позволили защитить 114м трехдюймовым слоем тяжелого металла. Это все, что он мог сделать в сложившихся обстоятельствах. Каждый контейнер весил довольно много, облегчить его не удавалось, так как надо было сохранять между блоками элемента зазор в два фута. От одной мысли о том, что может произойти, окажись блоки чуть ближе друг к другу, Абраманова прошибал холодный пот.

...Темная поверхность моря казалась с высоты твердой, как дверца стального сейфа, она грозила гибелью, и Абраманов вдруг осознал, что совершил в своей жизни страшную ошибку — бежал из России.

Он заручился помощью знакомого летчика, полковника ВВС, который подобно Абраманову не хотел больше жить в нищей и нестабильной стране. Вдвоем они разработали план побега. Затем Абраманов буквально чудом — вся корреспонденция в Арзамасе-16 просматривалась — связался с Дугласом Серманом и известил его о скором прибытии.

В это время летчик Федоров получил задание перегнать через всю страну — из Москвы на военный аэродром под Владивостоком — двухместный учебный истребитель МиГ-29УБ, и он предложил ученому лететь с ним. Штат Виргиния, как известно, находится на востоке Америки, Абраманову предстояло проделать большой путь, но выбора не было, и он согласился.

Перед летчиком стояла сложная задача — избежать зоны действия русских и вьетнамских пограничных радаров, Абраманова же больше всего беспокоило, как незаметно провезти с собой контейнеры со смертоносным 114м, Федоров получил во Владивостоке задание перегнать в ремонт «Туполев-104», старый транспортный самолет, и решил лететь на нем сначала в радиусе действия радаров, затем, снизившись над береговой чертой, исчезнуть с экранов. Но перед этим надо было дать сигнал бедствия. План был такой: в то время, когда спасательные самолеты устремятся по этому сигналу на север, он поведет свою машину в противоположном направлении — на юг.

При царившем на аэродроме — как, впрочем, и во всех ВВС, — бардаке, Федорову и Абраманову не составило особого труда незаметно для всех перегрузить контейнеры с 114м в «Туполев». И теперь, когда самолет терпел бедствие, Абраманов с ужасом думал и о том, что может произойти, если блоки 114м соприкоснутся друг с другом или при аварии будут повреждены их защитные контейнеры.

— Не могу справиться с машиной, — крикнул Федоров, подтвердив худшие опасения Абраманова. — Мы падаем!

Полковник поспешно отстегивал ремни, ученый все сидел, парализованный ужасом. Думал не о себе — о 114м.

«Туполев» завалился в сильный крен, его нос опустился словно груженный свинцом. Самолет швыряло во все стороны.

— Надо прыгать! — крикнул Федоров в ухо Абраманову. Тот словно в трансе покачал головой, не сводя взгляда с контейнеров.

— Груз...

— На хер твой груз, кретин! — рявкнул Федоров, толкая ученого к люку. — Автопилот не удержит машину. Еще две секунды — и прыгать будет поздно!

Летчик открыл люк. Дождь и ветер пулеметной очередью ворвались внутрь самолета, на мгновение оглушив Абраманова.

— Ну! — крикнул Федоров.

— Я не могу! Я...

Летчик вывалился из люка, и Абраманов словно во сне увидел, как раскрылся его парашют. Через секунду ученого вышвырнуло из машины и понесло в самое сердце урагана. Кувыркаясь словно игрушка, оглохший, насквозь промокший, ученый никак не мог нащупать вытяжное кольцо. Его охватила паника, но все же он успел увидеть, как недалеко от него мелькнуло и куда-то исчезло темное брюхо «Туполева». Наконец Абраманов поймал пластмассовую скобу и дернул за нее. Резкий рывок затормозил падение. Под ногами бурлили волны, а где-то правее белел купол парашюта Федорова. Напряжение, которое сковало ученого, постепенно спадало, но тут он увидел, как бешеный порыв ветра швырнул летчика в сторону, купол его парашюта лопнул по швам и мгновенно превратился в лохмотья. Федоров камнем полетел вниз. Абраманов жутко закричал, но его никто не услышал. Его начало рвать. Он думал о том, что Федорову повезло — его смерть оказалась мгновенной. Ему же самому еще долго придется барахтаться в волнах, конец же будет все равно один — он утонет... Однако парашют Абраманова выдержал. Ветер гнал его над морем. И тут ученый снова увидел над собой китовую тушу «Туполева». Через секунду самолет врезался носом в воду. Сквозь рев урагана Абраманов услышал скрежет рвущегося металла, ощутил ударную волну как от взрыва бомбы и коснулся воды — недалеко от самолета и его опасного груза. Что-то хрустнуло, боль пронизала его тело. Он сломал ногу, но не успел этого осознать — налетевшая волна подмяла Абраманова под себя.

— Мы почти на месте, — проговорил Абраманов.

Рок полной грудью вдохнул морской воздух, наполненный ароматами фосфора, соли, гниющих водорослей и рыбы. Катер раскачивался на сине-зеленых волнах.

Рок оторвался от своего любимого занятия — чистка автоматической винтовки М16А1, с которой он никогда не расставался, бросил взгляд на ученого, ковылявшего по палубе и подумал о том, что их путешествие было недолгим, хотя, с другой стороны, до его конца еще многое могло случиться.

Рок провел в Азии столько лет, что она стала для него второй родиной. Свою первую родину он вспоминал редко, но каждый раз со смешанным чувством страха и гнева. До сих пор ему снился отец — пьяный, вновь потерявший работу.

— Ну что? — орал ему он. — Нас с тобой двое, малый, ты да я, и никакой мамочки, чтобы защитить твою вонючую задницу!

Отец срывал с мальчишки одеяло и отвешивал ему такую затрещину, что Рок чуть не вылетал из кровати. Избиение продолжалось. Было ли это только во сне, или на самом деле?

Рок вспоминал день, когда он сквитался с отцом, приехав в первый и последний раз домой, отслужив в армии. Стремительный хук левой — и отец рухнул на мостовую перед домом в Питтсбургском гетто, где прошло детство его сына.

— Отец только мрачно ухмыльнулся и сплюнул кровь.

— Долго же я, твою мать, этого ждал! — выговорил он наконец. — И помни, малый, это я сделал тебя таким, какой ты есть.

Теперь, стоя на качающейся палубе, Рок смотрел на ученого, вспоминая о том, как полгода назад один из его патрульных катеров выловил русского из штормовых волн. Тогда нога у Абраманова была сломана во многих местах. Рок устроил его в хорошую клинику, где ученого вылечили. Абраманов немного хромал, но это была ерунда по сравнению с тем, что сделал для него Рок — спас от неминуемой гибели и дал возможность оправиться от всего пережитого. За это ученый был безгранично ему благодарен.

Рок облокотился о борт рядом с Абрамановым, снял темные очки и прищурился. Первые ряды дождевых облаков наползали на солнце; свет померк и приобрел свинцовый оттенок.

— Если погода не станет хуже, мы в течение часа спустим робот к самолету.

Рок уставился в воду, пытаясь разглядеть русский самолет, лежащий на краю подводной расселины. Но, конечно же, ничего не увидел — вода была непроницаемо темной.

Когда они выходили в море, шторм уже приближался. Капитаном патрульного катера Рока был маленький вьетнамец, знавший эти воды лучше иных старожилов.

— Надвигающийся шторм будет свирепым, — произнес он своим певучим голосом. — Но если мы сейчас повернем, то окажемся в самом пекле, а мне бы этого не хотелось.

— Мне тоже, — кивнул Рок. — Удерживай катер на месте, а мы начнем работу. — Он повернулся к Абраманову. — Как поведет себя робот в такую погоду?

В благодарность за спасение ученый долгие месяцы, пока выздоравливал, занимался конструированием глубоководного робота — семифутовой титановой скорлупы, которая была нафарширована мини-компьютерами, инерционными системами, эхолотом, оборудована водометными соплами, манипуляторами с замысловатыми пальцами-клешнями, видеокамерами, резервными литиевыми аккумуляторами и прочими подобными штуками. Все это чудо техники управлялось компьютерами с борта катера по волоконно-оптическим кабелям.

Разработка такого робота была для Абраманова детской забавой, тем более что большую часть его компонентов Рок взял с принадлежавшего ему склада списанного военного снаряжения. Самые сложные детали — манипуляторы — почти в точности воспроизводили соответствующее оборудование камеры, построенной Абрамановым в Арзамасе-16.

— С роботом все будет в порядке, — ответил ученый. — Он же опустится на глубину в шестьсот футов, так что на волнение ему наплевать. Если разразится шторм, нам придется хуже. Если мы не удержимся на месте и не сможем вовремя поднять робот, трос порвется, и мы его потеряем.

— Надо немедленно спустить его за борт, — сказал Рок.

— Но...

— И побыстрее, пока волны еще не слишком высоки.

Дождь с каждой минутой усиливался, небо совсем потемнело. По нему стремительно неслись лохматые тучи, Погода явно портилась, и Рок подал сигнал людям у лебедки. Неуклюжий белый предмет начал спускаться за борт. Когда волна ударила аппарат о борт катера, послышался скрежет, у всех перехватило дыхание, но робот благополучно ушел в глубину. Какая судьба ждала его там?

Робот, построенный Абрамановым, был по сути продолжением его самого — его подводными глазами и руками. Машина обладала большими возможностями, но не имела разума для их использования. Заставить этот симбиоз стали, керамики и волоконной оптики целенаправленно работать мог только сам ученый.

— Половина погружения позади, — сообщил Абраманов Року, спускаясь в рубку. От качки ученого тошнило, и он поспешил прилечь. — С роботом все нормально. Там, внизу, спокойно.

Рок подошел к капитану сверить координаты. Несмотря на ухудшавшуюся погоду, тот уверил хозяина, что сможет удержать катер на месте. Немного успокоившись, Рок вернулся к Абраманову, который чувствовал себя уже лучше и возился с пристегнутым к поясу пультом дистанционного управления. Нервно покосившись на Рока, ученый надел наушники и щелкнул выключателем.

— Там, внизу, очень темно. Практически нулевая видимость. Включаю прожектора.

— Ну что, волнуешься?

— Еще как. Мы так близки к цели.

— Понимаю, тебе не меньше моего хочется поднять свой груз. Боишься, что какое-нибудь землетрясение расколет контейнеры?

— Боже сохрани! Последствия могут быть самыми ужасными.

— Ну да, ты же говорил. Робот на дне?

— Нет еще.

Рок поднял капюшон своего плаща и вышел на палубу. По ногам хлестнула набежавшая волна; катер выпрямился, и вода стекла с палубы. Когда Рок вернулся в рубку, Абраманов продолжал управлять роботом.

— Ну как?

— Почти на месте, — ответил ученый, не отрывая глаз от экранов. — В двадцати футах над хребтом.

— Но эхолот показывает скалы, которые могут порвать трос, — проворчал Рок. — Хорошо, если нам удастся опустить робот хоть немного пониже.

Дождь со страшной силой хлестал по иллюминаторам. Волнение усилилось, и катер, казалось, вот-вот сорвется с якоря. Рок покосился на капитана, но тот был слишком занят, отдавая команды.

— Мы на хребте.

Рок повернулся к Абраманову, неотрывно следившему за потоком информации, поступавшей с датчиков робота.

— Ну и как там?

— Тихо. Спокойно. Не то, что здесь. Сейчас покажу.

Абраманов включил видеокамеру и настроил изображение. На мониторе появилась отчетливая картина морского дна.

— Вижу. Давай дальше.

Изображение двинулось, и Року показалось, будто он сам идет вдоль подводного хребта, а над головой у него огромная толща воды, способная раздавить любой рукотворный объект. Словно угадав его мысли, ученый заметил:

— С роботом все в порядке, и склоны оказались не очень крутыми.

— Если верить эхолоту, картина изменится, и очень скоро.

— Да, да, знаю. — Ученый был совершенно поглощен управлением. Он словно слился с машиной, и Рок подумал, что для такого человека, как Абраманов, это, наверное, самое большое на свете наслаждение.

— Осторожнее!

Пейзаж морского дна на экране начал меняться. Лучи прожекторов выхватывали из темноты зазубрины сланцевого хребта, ожерелья планктона, частицы породы и ила, которые, двигаясь, поднял со дна робот. Перед камерой проплыл и скрылся в темноте маленький прозрачный кальмар.

— Спускаемся еще глубже, — сообщил Абраманов. — Живой водолаз давно получил бы кессонную болезнь.

Беспорядочное нагромождение длинных сланцевых плит обрывалось на краю подводной расселины, и Рок спросил:

— Неужели робот сможет спуститься в эту пропасть?

— Нет проблем.

Рока внезапно охватило чувство невесомости, и он схватился за косяк. Затем на экране вновь появился сланцевый хребет, и неприятное ощущение прошло. Склон оказался более пологим, чем ожидал Рок. Он ждал, качаясь вместе с пляшущим под ударами шторма катером.

— Похоже, начинаются проблемы.

Мышцы живота Рока непроизвольно напряглись, но сумасшедшая качка была тут ни при чем.

— В чем дело?

— Посмотри лучше сам.

Изображение на экране дернулось, и Рок вновь испытал неприятное головокружение. Затем картинка успокоилась, и он увидел прямо по курсу робота пучки острых как лезвия плит сланца.

— Робот может их преодолеть? Мы так близки к цели, надо найти какой-то выход!

— Препятствие можно обойти. Но это сложно. И все-таки я попытаюсь раскачать робот на тросе.

— Попробуй, — выдохнул Рок.

— Есть риск, — предупредил его ученый. — Когда робот пойдет мимо выступов, можно порвать трос.

— И тогда мы потеряем робот?

— Да.

— Какие шансы пройти невредимым?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Альтернатива?

— Боюсь, никакой, — пожал плечами Абраманов. — Ясно, что водолаз к самолету не пройдет, не говоря уж о том, что не сможет вернуться с грузом. Робот — наш единственный шанс.

Рок махнул рукой.

— Начинай.

— И тут Абраманов удивил его. Позже Рок вспоминал, что именно с этой минуты он начал доверять русскому по-настоящему.

— Все расчеты уже готовы. Я ввожу программу в компьютеры.

Капитан нетерпеливо прикоснулся к рукаву Рока.

— Что вы собираетесь делать?

— Заткнись! — огрызнулся Рок. — Держи катер на месте, а то...

— Но, сэр...

Рок повел стволом автомата.

— Если мы сдвинемся хоть на сантиметр, я сам пристрелю тебя. — И обернувшись к Абраманову, спросил. — Готов?

— Да.

— Валяй, — его сердце, казалось, остановилось, когда ученый нажал на кнопку.

Сначала в лучах прожекторов заметались как сумасшедшие только обрывки водорослей. Затем на экране вновь появился хребет, — робот откачнулся от него и понесся над расселиной. На него, как секира палача, стремительно надвигались лезвия сланца.

«Достаточно ли ученый отвел робот? — лихорадочно думал Рок. Правильны ли его расчеты? Похоже, аппарат летит прямо на эти штыки». Вдруг сланцы исчезли. Перед камерой роились только взбудораженные ярким светом крохотные морские создания и тут же исчезали. Их относил в сторону поднятый роботом вихрь воды.

Катер рвануло, Рок покачнулся и вцепился в плечо русскому.

— Трос цел!

Робот продолжал медленно погружаться в бездну, но вдруг остановился.

— Что случилось?

Склон хребта был теперь почти вертикальным. В глубине пробитого в сланце колодца свет отражался от какого-то большого блестящего предмета, покрытого слоем ила.

— Вот она, наша цель!

Сердце Рока подпрыгнуло в груди.

— Есть еще трудности?

— Никаких.

Изображение на экране не двигалось.

— Тогда в чем же дело?

Абраманов оторвался от пульта и повернулся к Року.

— Послушайте, а не отказаться ли нам от нашей затеи?

— Но почему? Думаешь, в контейнерах трещины? Радиация повышена?

— Радиация в норме.

— Совесть мучает?

Абраманов вздохнул.

— Я ведь человек...

— Бери пример с меня. Совесть — это химера! И вообще, мы просто обязаны поднять твой 114м из этой опасной зоны. Я говорил тебе, в прошлом году здесь было серьезное землетрясение. А небольшие — чуть не каждый месяц.

— Да, конечно. Именно поэтому мы здесь. Но учти, 114м очень токсичен. Любой контакт — будь то вдох, глоток или поглощение сквозь кожу — смертелен для человека. И я знаю, даже при всех мерах предосторожности 114м сможет вырваться за пределы зон повышенной безопасности.

Рок непонимающе уставился на русского.

— Как это?

Ученый усмехнулся:

— Ты же не физик. Что тебе объяснять? Все равно не поймешь, — он вновь сконцентрировал внимание на приборах. — Пошли дальше. Вскрываю фюзеляж.

Из-под неуклюжего торса аппарата выдвинулись манипуляторы, их пальцы пробежались по обшивке самолета и принялись за работу.

— Фюзеляж вскрыт. Вхожу внутрь.

Экран вспыхнул пятнами света — прожектора осветили внутренность разбитого самолета.

— Где контейнеры? — Рок с трудом сдерживал волнение. Ведь самолет разломало на куски, и контейнеры могли утонуть в пучине...

— Вижу груз.

Рок бросил взгляд на экран: суставчатые руки робота держали небольшие металлические ящики. Но вдруг изображение на экране задрожало. Робот выбрался из фюзеляжа и начал раскачиваться. В любую минуту трос мог оборваться.

— Я же сказал, мудак, держи катер на месте! — рявкнул Рок, наводя на капитана автомат.

— Это не шторм, — не оборачиваясь заметил Абраманов. — Это подвижка дна.

— Подводное землетрясение!

Изображение на экране задергалось, затем взорвалось искрами как от головешки.

— Робот на что-то напоролся! На самолет или на скалу! Водометы не действуют.

— Вытаскивай его, ну же!

— Не могу! — ученый взмок от напряжения. — Попытайтесь поднять робот лебедкой!

Рок бросился на палубу, отдал распоряжение матросу, сам встал за пульт управления лебедкой и начал медленно поднимать робот на поверхность. Он беззвучно твердил заклинания, глядя сквозь струи дождя на циферблаты приборов, контролирующих подъем.

Вскоре Рок передал управление одному из матросов, а сам бросился обратно в рубку.

— Сэр, я больше не могу удерживать катер! — взмолился капитан.

Но Рок его не слушал. Обернувшись к Абраманову спросил:

— Как идут дела?

Робот уже над хребтом. Только бы не обронить контейнеры!

Рок чувствовал, что этого не случится. Еще немного, и 114м окажется на борту, потом же бесценный элемент и его создатель будут надежно укрыты в специальном бункере, а он отдаст Абраманову последний приказ — или ультиматум. Да, Рок сделает все от него зависящее, чтобы овладеть этим замечательным материалом, найдет ему нужное применение. Его ждут баснословные прибыли, побольше, чем от мака, который его люди выращивают в бирманских горах Шань. И новое дело будет похлеще, чем торговля опиумом! Отныне в его руках самый мощный и компактный источник ядерной энергии, и такие возможности, от которых захватывает дух. Современный мир уже не тот, каким он был всего несколько лет тому назад. Россия потерпела поражение в холодной войне, и превратилась в нищую страну с разрушенной армией и промышленностью. Ее никто уже не боится. А это значит, что настала эпоха локальных межэтнических войн, наступил расцвет терроризма. И Абраманов даст Року самое эффективное оружие, на которое всегда найдется покупатель. Рок почти захлебывался слюной от возбуждения: в его руках было идеальное оружие для террориста — фантастически мощное и компактное. Более того, у него в руках был единственный человек, способный такое оружие изготовить.