11. ПРОИСХОДИТ СОВРЕМЕННАЯ СЕМЕЙНАЯ ДРАМА, ПОСЛЕ

ЧЕГО ДЖЕРРИ ФИНН ЗАБИРАЕТ ЧЕМОДАН И УХОДИТ

Начинающий профессор хиропрактики Джерри Финн после основательного исследования нашел, что главное повреждение было в четвертом позвонке. Считая снизу. Копчику, этому атавистическому напоминанию о стародревних временах, когда наши прародители жили еще на деревьях и ходили на четвереньках, тоже досталась небольшая контузия. Там и сям по спине Джоан были рассыпаны синяки и кровоподтеки, что напоминало сделанный на тонком пергаменте набросок географической карты.

Джерри помассировал хребет своей жены. Позвонки весело постреливали под его пальцами, как кофейные зерна на сковороде. Джоан, лежа на животе, тихонько стонала:

– Не впивайся так сильно, Джерри! Я умру…

Но Джерри продолжал суровую процедуру. Пересчитав позвонки раз двадцать и пройдясь по всему хребту маленькими щипочками, он положил в области четвертого позвонка согревающий компресс и укрыл больную стеганым одеялом. Затем закурил и присел на пуфик возле кровати. Наступило долгое молчание. Джоан задремала. Лицо ее приняло невинное детское выражение, вполне гармонировавшее с ее духовной незрелостью. Джерри почувствовал горячее желание видеть свою жену всегда спящей. Насколько спокойнее и счастливее был бы тогда их брачный союз! Ибо всякий человек хорош, когда спит. Даже законная супруга.

Убедившись в подлинности жениного сна Джерри поспешил вернуть коляску. Мистер Конелли посмотрел на часы и заметил, что средство передвижения было в пользовании три часа и десять минут. Но у ветерана войны была все-таки широкая душа: он удовольствовался одним долларом, а десять минут подарил Джерри. Джерри дал десятидолларовую бумажку и получил – целую кучу мелочи, нищенских медяков.

– Что же доктора нашли у вашей супруги? – спросил мистер Конелли, когда Джерри собрался было уходить.

– Ничего страшного, – ответил уклончиво Джерри, а затем добавил почти свирепо: – А если и есть что-нибудь более серьезное, так выяснится при вскрытии трупа.

– Все-таки надо бы обратиться к какому-нибудь специалисту, – заметил герой войны, которому шел седьмой десяток и который не привык шутить со здоровьем.

– Я так и сделал. Мы обошли не один десяток специалистов.

– Очень хорошо. Я слышал, кстати, что вы недавно приехали из Европы.

– Да, немногим больше месяца.

Жена ветерана тоже вышла в переднюю и бросала на Джерри любопытные взгляды. Послушав несколько минут болтовню супругов, Джерри понял, что весь дом был в курсе его семейных дел.

– Я знаю вашу супругу очень хорошо, – сказала миссис Конелли. – Джоан уже более трех лет живет в этом доме. Слышала от миссис Говард с шестого этажа, что вы хотите взять щенка.

– Я?

– Да. Миссис Говард сказала, что вы – бывший собачий доктор и скоро вступите в бруклинский Спаниель-клуб.

– Совершенно верно. Это правда, – ответил Джерри рассеянно.

– И у нас тоже была собака – такой славный пес, – сказал ветеран печально. – Но он умер…

– Убили, – поправила жена. – Какой-то бездушный человек накормил его крысиным ядом.

– Умный был пес… – вздохнул мистер Конелли.

– Его звали Фидо, – заметила жена.

– Совершенно верно. Фидо был умен. Однажды произошел очень интересный случай. Мы пошли в город за покупками. Это было три года назад…

– Да не три, а два, – поправила его жена. – В августе исполнилось ровно два года.

– Ты права, – согласился муж. – Да, два года назад мы втроем: моя жена, я и Фидо – отправились на Прогулку…

– Мы отправились за покупками.

– Вот именно. Мы пошли за покупками…

– В лавку мистера Кроникопелоса. Вы, наверно, его знаете. Он грек. Вы как-то купили у него маленький молоточек.

Джерри почувствовал, что краснеет, и пробормотал:

– Да, кажется, припоминаю… Действительно я, должно быть, купил…

Мистер Конелли продолжал свой рассказ, который, хотя и прерывался несколько раз, был тем не менее целой историей.

– Итак, мы направились в лавочку Кроникопелоса кое-что купить, так как у нас в кладовке завелись крысы…

– Мыши, – поправила жена.

– Совершенно верно. Поскольку в нашей кладовке были мыши и нужно было достать для них яду…

– Ты перепутал, Джон. Мы ходили не за ядом, а за мышеловкой. Хорошо. Можешь продолжать.

– Итак, мы купили мышеловку…

– Извини, Джон. Это же я купила!

– Да, купила ты. Значит, моя жена купила мышеловочку – такой маленький капканчик, – и мы вернулись домой. И как-то вдруг мы замечаем…

– Я же заметила!

– Моя жена заметила, что мышеловки-то и нет. Стали искать; искали, искали – и наконец находим…

– Я же и нашла!

– Значит, моя жена ее и нашла. Да, и угадайте, где? На хвосте у собаки. Мы не могли понять, когда и как она туда попала, во всяком случае, она висела на хвосте, и Фидо страшно визжал.

– Кстати, это было хорошим уроком, – снова перебила жена.

– Да, конечно. Это было для Фидо хорошим уроком, чтобы не совал свой хвост куда попало.

– Это было уроком для тебя, чтобы ты был осторожнее с опасными предметами.

– Ну да, действительно. Это было уроком для меня.

– И, конечно, для Фидо тоже.

– Но потом Фидо заболел…

– Через два месяца.

– И мы повезли его к доктору…

– Я его повезла. Ты тогда был занят – деньги зарабатывал.

– Именно так. Моя жена повезла собаку к доктору – но уже было поздно.

– Дело вовсе не во мне, – резко оборвала его жена. – Я сразу повезла Фидо к доктору.

– Да, так оно действительно и было. Но доктор установил, что собака съела…

– Что ее накормили!

– Что собаку накормили крысиным ядом. И это был конец Фидо. Мы очень горевали.

– Я горевала больше, – подчеркнула жена.

– Джерри искренне посочувствовал их горю и сделал новую попытку откланяться. Он восхищался великой кротостью ветерана и высокоразвитой способностью его жены разрубать фразу, как морковку. Супружеская чета проводила Джерри до дверей, где его снова задержали.

– Только я надеюсь, мистер Финн, вы не англичанин? – спросила миссис Конелли.

– Нет, я не…

– Это хорошо. Я терпеть не могу англичан, и Джон тоже не слишком их любит.

– Вовсе не выношу, – подтвердил муж.

– Вы ведь не француз, мистер Финн?

– Нет, нет…

– Это еще лучше. Я ненавижу французов. И Джон точно также.

– Да, конечно, – согласился кроткий муж.

Джерри сделал было еще шаг-другой, но чета следовала за ним.

– Простите, мистер Финн, но только вы ведь не немец и не русский? – спросила миссис Конелли с опаской.

– Нет. Я гражданин вселенной.

– О, это еще лучше. Я совершенно не перевариваю ни русских, ни немцев. И Джон их не слишком переваривает.

– Это правда, – поддержал мистер Конелли, – нисколечко не перевариваю. Америка была бы гораздо счастливее, если бы здесь жили одни ирландцы.

– Да, видите ли, мистер Финн, я ирландка, а Джон – стопроцентный американец.

– Прошу прощения, – вежливо сказал Джерри, – но меня ждет жена. Вы были исключительно добры.

– Все ирландцы очень добры, – ответила миссис Конелли. – И если вам снова понадобится кресло-коляска, так вы приходите и берите. Джон пользуется им только по вечерам…

Джерри поспешил к своей больной, думая о том, что люди изредка бывают гуманными существами. Джоан уже проснулась и снова выглядела вполне здоровой.

– Где ты был? – осведомилась она настороженно.

– Отвез коляску хозяевам.

Джоан приняла сидячее положение и задала следующий вопрос:

– Джерри, теперь я желаю знать, для чего ты утаил от меня десять долларов? Пожалуйста, сейчас же давай их сюда!

– Теперь у меня уже только девять.

– Девять!

– Да. Один доллар я уплатил мистеру Конелли за прокат коляски.

– Это совершенно напрасно. Ты бы мог сказать, что заплатишь как-нибудь в другой раз. Положи те, оставшиеся девять долларов в мою сумочку, а потом сядь со мною рядом.

Джерри выполнил приказание. Из него уже начал постепенно вырабатываться кроткий Фидо семейства Финнов, который мог есть из рук и лежать, распластавшись на полу у ног хозяйки.

– Ты чувствуешь себя лучше? – спросил он.

– Да, лучше, но спина снова начинает болеть, как только я пытаюсь ходить. Поцелуй меня.

Это было как раз то, чего Джерри не надо было воровать. Он уже приобрел в этой области известный опыт, за который ему следовало быть благодарным своей учительнице. Джоан обладала несомненными педагогическими способностями, с которыми она удачно сочетала современную технику. С какой ловкостью во время поцелуя ее маленькая ручка скользнула во внутренний карман его пиджака, извлекая оттуда страховой полис!

– Я спрячу это у себя, – сказала она затем совершенно спокойно. – Ты можешь потерять документы. Джерри, ты меня любишь?

– Отдай страховые бумаги мне! – заявил Джерри твердо. – Я хочу отказаться от страховки. Она идиотски велика. Мне такая страховка не нужна.

– Ты думаешь только о себе. Ты жесток.

По лицу Джерри забегали мрачные тени. Он устремил требовательный взгляд прямо в зеленоватые глаза Джоан и сказал решительно:

– Джоан, мне не до шуток. Если ты не отдашь мне бумаги, я сам возьму их.

– Тогда я закричу.

Джерри не стал дожидаться. Правой рукой он стиснул запястье Джоан, а левой ладонью закрыл ее рот. Документ выпал из руки любящей жены, которая и ахнуть не успела, и вновь укрылся в кармане мужа. Для верности Джерри включил радио, создавшее громогласный музыкальный фон для семейной драмы. Джоан и не пыталась перекричать радио, а бросилась на кровать и выразила свое чувство слезами. Но гидравлическая сила слез на этот раз нисколько не подействовала на мужа. Он был хладнокровен, точно химик, видящий в слезах лишь воду с известной примесью хлористого натрия, называемого в просторечии поваренной солью.

Джерри Финн не был садистом, хотя и повидал десятки кинофильмов, ведущей темой которых был прелестный садизм. Нет, он ненавидел садизм! Однако он тем не менее относился равнодушно к рыданиям Джоан и к раствору поваренной соли, который струился по лицу женщины, попадая в ямочки на щеках и на подбородке… Конечно, эта холодность имела свою причину: ведь они были женаты. Джерри теперь ясно увидел печальную истину: они должны разойтись. Сурово и решительно стал он укладывать свои вещи в небольшой чемодан, в то время как рыдания его жены стремились заглушить вой радио.

Гражданин вселенной никогда не вбивает колышки своей палатки слишком крепко, поскольку нигде, ни на каком градусе широты у него нет ни дома, ни родины. Джерри был готов к отъезду, готов сказать своей жене последнее «прости» и дать своей больной последние врачебные указания. Он вынес чемодан в прихожую, убавил громкость радио и подошел к постели Джоан как муж и хиропрактик.

– Тебе нужно дня два полежать и ставить на больные места согревающий компресс, – начал он спокойно. – Затем приобрести себе небольшой плотный шар – лучше всего теннисный мяч. Три раза в день будешь проделывать следующую процедуру: лечь навзничь на пол, чуть выгнув спину, подложить под поясничные позвонки мяч, затем опираясь на него всей тяжестью, двигаться таким образом, чтобы мяч коснулся поочередно каждого позвонка…

Джоан слушала очень внимательно, но не Джерри, а радио. Наконец она воскликнула:

– Джерри! Тише! Это поет Бинг Кросби, разве ты не слышишь?

Джерри начал отступать к выходу. Бинг Кросби пел последнюю музыкальную новинку: «Любовь моя горит в ночи Арабистана…» Джерри вспомнил, что арабские женщины не имели права видеть своего супруга до свадьбы. В Америке наоборот: женщины очень редко видят своих мужей после свадьбы.

Бинг закончил песню и предусмотрительно уступил место диктору для рекламы лучших в мире телевизоров. Джерри услышал зачарованный голос Джоан:

– Ах, какой мужчина! Изумительный!..

В это время Джоан заметила Джерри, стоявшего в дверях в полной походной готовности.

– Куда это ты собрался? – спросила она удивленно. – Ты разве не думаешь готовить ужин?

Джерри не шелохнулся и не произнес ни звука. Джоан продолжала в упоении:

– Скажи, разве ты не влюблен в голос Бинга? Он мировой король пения. У него настоящий ирландский тенор. Ирландцы славятся на весь мир как лучшие певцы. О боже, как я люблю Бинга!

Джерри молчал. Он вновь обнаружил в своем образовании огромную брешь – целую пропасть, на дне которой пели ирландские теноры. Он медленно подошел к жене и сказал бесцветным голосом:

– Джоан, нам нужно с тобою разойтись.

– Разойтись! Из-за чего? – удивилась Джоан.

– Из-за того, что мы муж и жена. И потому, что мы совершенно не подходим друг другу. У меня страшно тяжелый характер.

Джоан забыла свою боль, вскочила с постели и бросилась на шею мужу. Джерри был теперь начеку, опасаясь, что рука жены невзначай опять скользнет в его карман.

– Нет, Джерри, ты вовсе не тяжелый, – говорила Джоан. – Том и Эрол были гораздо тяжелее тебя. Они не понимали меня совершенно, хотя и родились, как я, в Америке. Их, наверно, раздражало то, что я так умна. Хотя мой отец был только фермер, он постарался дать мне образование. И Чарльзу тоже.

Рука Джоан тихонечко направилась в карман мужа. Но Джерри помешал этому движению, схватив жену за оба запястья. Глядя ей прямо в глаза, он печально произнес:

– Джоан, ты слишком хороша для меня. Я просто очень низменная натура. Почти всю жизнь я сидел в тюрьме.

– Джерри, милый, это же ничего не значит! И Чарли тоже сидел в тюрьме два раза. Да и Эрол! Он тоже был в тюрьме. За какую-то аморальность, кажется, а может – за воровство. Я уже не помню точно. Ах, Джерри, как я сейчас люблю тебя!

– Я совершил тяжкие преступления, – продолжал Джерри мрачно. – Я гангстер.

– О-о, я обожаю гангстеров! Они такие смелые и сильные! Они не бояться даже смерти.

– Вот то-то и оно. А я боюсь…

– Тебе пока нечего бояться. Недели две по крайней мере. Мне нужно скорее поговорить с Чарльзом.

– О чем?

Джоан запнулась и не знала, что отвечать. Джерри почти грубо оттолкнул ее и сказал леденящим душу голосом:

– Актриса!

Джоан быстро обрела равновесие:

– В детстве я всегда мечтала стать актрисой. У меня находили способности, а кроме того, я похожа на Джоан Кроуфорд. Джерри, у тебя золотое сердце!

– Да, это так. Оно такое же твердое и желтое. Теперь его не возьмет и бриллиант. Ты сообщница в преступлениях своего брата. Сначала вы навязали мне чудовищно огромную страховку, а сейчас планируете несчастный случай и мою неожиданную гибель.

– Это неправда! – воскликнула Джоан. – Мы еще ничего не наметили. Ты просто выдумываешь. У тебя воображение… О, как ты жалок! Теперь я верю, что все европейские мужчины – трусы. Они хвастаются своей культурностью и не умеют драться.

– О чем идет речь? – раздался вдруг низкий голос Чарльза.

Он открыл дверь своим ключом и вошел, на замеченный обоими супругами. Джерри невольно коснулся заднего кармана. Молоток был на месте. Он проверил и внутренний карман пиджака. Страховые бумаги были при нем.

– Что это за чемодан там, у дверей? – спросил Чарльз. – Я чуть об него ноги не поломал. Джоан, глоток виски у тебя найдется?

Чарльз, зевая, уселся на тахту и сдвинул шляпу на затылок.

– А в самом, деле, о чем это вы тут болтали? – спросил он снова, когда получил свое виски.

Джоан и Джерри молчали. Лениво отхлебнув, Чарльз опять спросил:

– Что у вас, телефон испорчен? Я звонил весь день, и никто не подходил.

– Нас несколько часов не было дома, – проговорила Джоан как-то робко. – Джерри возил меня в больницу…

– Он что, бил тебя? – спросил Чарльз настороженно.

– Нет… Я упала на лестнице и сильно ушибла спину. Но теперь мне уже лучше, гораздо лучше. Только голова болит ужасно.

– Не надо так много курить, – посоветовал брат и перевел взгляд на Джерри.

– Ну, как твой бизнес? – спросил он молчаливого шурина. – Много сгреб сегодня чистенькими?

– Джерри немного устал, – поспешила объяснить Джоан. – У него сегодня был тяжелый день.

– Деньги никому легко не даются, – заметил Чарльз. – Кстати, я пришел сообщить, что страховка – о'кэй.

– Мы знаем это, – ответила Джоан, взглянув с опаской на мужа.

– Что творится с твоим супругом? – спросил Чарльз. – Ведь эти монголы такие болтуны! На другое-то они и не способны.

– Не обижай Джерри, – сказала Джоан.

Джерри стоял, не двигаясь с места, и смотрел на дверь, что звала на свободу. Джоан подошла к нему и спросила примирительно:

– Милый, ты хочешь виски?

– Нет, – коротко ответил он.

– Твой муж не понимает хороших вещей, – заметил Чарльз, встал и, потягиваясь, подошел к Джерри. – Ну, старина, что ты скажешь теперь, когда твоя жизнь застрахована? Я действовал быстро и…

– И глупо, – закончил Джерри, вспоминая афоризм мистера Риверса.

– А-а, вот ты как? – проговорил Чарльз, меняя тон. – Если ты начнешь слишком раскрывать рот, я тебя живо успокою. Здесь страна сильных людей. У нас делать бизнес и драться – всегда готовы. Давно у тебя последний раз брали кровь на анализ?

Джоан поспешила вмешаться.

– Чарли, что ты так петушишься? Сядь на место и оставь Джерри в покое.

– Я голоден, – ответил братец. – Пошли своего мужа на кухню.

Джерри стиснул зубы так, что хрустнули скулы; затем он решительно направился к дверям и взялся за чемодан.

– Не думаешь ли ты убраться назад, к себе на родину? – осведомился Чарльз.

Джерри в ответ на это только презрительно усмехнулся.

– Прощай Джоан, – произнес он с горечью и стал отпирать дверь.

Но Чарльз в два прыжка оказался возле него и крикнул, загораживая дверь:

– Не вздумай только со мною шутить! Со мною и с моей сестрой! Если ты имеешь что-нибудь сказать – давай поговорим! Снимай пиджак и поговорим!

– Джерри, не уходи, – взмолилась Джоан, – я люблю тебя! Чарли, не дай ему уйти.

– Брось чемодан! – крикнул Чарльз. – Я готов.

– Я не дерусь с дураками, – ответил Джерри сухо.

– А я дерусь! – заревел Чарльз и выхватил чемодан у Джерри. – Я готов драться когда угодно с европейцами, а тем более с англичанами.

– Джерри не англичанин, он из Финляндии, – закричала Джоан, пытаясь помещать столкновению.

– Такой страны нет вообще! – ответил разгоряченный брат.

– Есть, есть, – уговаривала Джоан. – Это возле Кореи… Ах, боже мой, ну помиритесь как-нибудь! Как нехорошо, когда родные дерутся!.. Чарли, сядь, успокойся. А ты, Джерри, – пойдем на кухню. Я помогу тебе.

Решение Джерри было бесповоротно:

– Я ухожу!

Но едва лишь он нагнулся за чемоданом, как получил такой удар в подбородок, что отлетел на другой конец передней.

– Теперь ты, парень, больше не будешь фокусничать со своим молотком! – крикнул Чарльз ему вдогонку. – Я тебе покажу! Желтая рожа!

Джерри лежал ничком у стены. Одна его рука была согнута под животом, а другая, расслабленная, откинута в сторону. Он был в сознании, но не мог подняться. Закрыв глаза и насторожив уши, он решил притвориться, что лежит без чувств.

– Чарли! Что ты сделал? – закричала Джоан в ужасе.

– Не подходи к нему! Пусть отдохнет: его разморило.

– А вдруг он умрет?

– Ты дурочка, Джоан. Как же я мог убить? Но что это за цирк тут у вас?

– Он хочет развестись со мною, – захныкала Джоан. – А я старалась быть с ним такой хорошей!..

– Ну, он получит развод – недолго ждать! – зло усмехнулся Чарльз.

– Нет, я не хочу расставаться с ним…

– Не хочешь?

– Да, Чарли. Ты должен понять меня. Он что-то чувствует, догадывается… И я не хочу, чтобы с ним случилось несчастье. Чарли… я люблю его…

– Это от тебя и требуется.

– Я люблю его на самом деле. Это совсем не спектакль, Чарли. Сегодня я убедилась, что люблю его. С Джерри ничего не должно случиться. Я хочу быть его женой всю жизнь. Чарли, это опасная игра. Если он вдруг умрет, я не смогу больше жить…

– Прекрати это нытье, Джоан! Ты опять сходишь с ума. Где страховые документы?

– Они у меня…

– Я хочу посмотреть на них.

– Нет, Чарли, я тебе их не дам.

– Я только посмотрю!

– Я не могу показать…

– Джоан, если ты сию минуту не покажешь мне страховку, я больше тебе не брат. Поняла? Я буду просто Чарльз Лоусон. Сейчас же подай бумаги сюда. А не то…

– Они не у меня… Они у Джерри в кармане…

Джерри показалось, что через него пропустили электрический ток. Он собрал всю свою силу воли и приготовился защищаться. Когда Чарльз подошел и толкнул его в бок ногой, он не подал никаких признаков жизни. Только на волосок приоткрыл глаз и позволил Чарльзу перевернуть его. При этом, незаметно для Чарльза, правая рука Джерри оказалась у заднего кармана. Когда затем страховой агент нагнулся, чтобы поинтересоваться его бумагами, Джерри вдруг рывком левой руки нахлобучил врагу на самые глаза его шляпу, а правой пустил в ход свой молоток, – но на этот раз он бил уже не по коленям, а по лбу противника. Все произошло настолько молниеносно, что Чарльз не успел даже уследить за ходом событий. Он пошатнулся от первого удара и сделал попытку поднять шляпу на лоб. Но Джерри натянул ее на голову Чарльзу до самого донышка, продолжая наносить удары. Плотный фетр шляпы, по счастью, их амортизировал. Наконец поверженный противник растянулся на полу во весь свой рост, со шляпой, надвинутой до самого подбородка. Во избежание всяких сюрпризов Джерри наскоро прошелся молоточком по коленям и локтям Чарльза. Затем поправил галстук, причесал растрепанные волосы и направился к выходу.

Джоан свернулась калачиком в углу дивана, закрыв лицо руками. Джерри испытывал к жене глубокое сочувствие и жалость, так как теперь он словно увидел за маской человека.

– Прощай Джоан, – тихо произнес он.

Джоан спрыгнула с дивана, но подошла не к мужу, а к телефону.

– Я позову полицию, – крикнула она. – Тебя задержат, и ты попадешь в тюрьму.

Инстинкт самосохранения заставил Джерри действовать решительнее. Он поспешил к жене, схватил ее в свои объятия, на руках отнес в спальню и уложил на кровать.

– Негодяй, я ненавижу тебя… – шипела Джоан.

– Я больше не чувствую к тебе ненависти, – сказал Джерри спокойно, – но для верности…

С последними словами он проверил рефлексы своей жены и сковал ее по рукам и ногам. Джоан хотела было закричать, но Джерри прижался губами к ее губам и поцеловал так, что она онемела. Затем он чуть ли не бегом помчался в переднюю, схватил свой чемодан и вышел.

Короткая семейная сцена была окончена. Она отличалась от обычных семейных раздоров только тем, что в ней по ходу действия никто не бросал в противника сливочным тортом и не переворачивал мебель.

В спальне Нью-Йорка был вечер. На улицах загорались миллионы рекламных огней. Улица и ночью не знала покоя. Даже ветер уснул где-то на своем насесте, но улица бодрствовала. Прямо в окна квартиры молодоженов светила сказочная полная луна…