"Та, которая видит" - читать интересную книгу автора (Ларк Гленда)

Глава 6

Тор и я расплатились за пиво и двинулись вверх по лестнице.

Хранителя-ремесленника звали Вантедж, и Тор явно предупредил его о моем приходе. Когда, знакомясь, он пожал мне руку, я ощутила мозоли, а оглядев комнату, поняла, чем занимается хозяин: он был сапожником. На стенах оказались развешаны инструменты, а на лавке виднелось несколько пар незаконченных башмаков.

— Вантедж раньше жил в Маргреге, — сказал Райдер. Маргрег, как мне было известно, находился в северной части главного из островов Хранителей. — Я хотел бы, чтобы он рассказал тебе свою историю.

Вантедж предложил нам теплое и жидкое пиво, и мы расселись вокруг стола.

— Не знаю, зачем это Тору, — сказал Вантедж. — Ничего такого уж особенного со мной не случалось. Да и не сказать, чтобы мое житье-бытье было полно приключений, особливо по сравнению с его делишками. Я ж просто сапожник. И папаша мой был сапожник, а мамаша помогала ему. Хорошая была житуха, — тихо добавил Вантедж и потер шею, словно не зная, что еще сказать.

— Вантедж один из нас, обладающих Взглядом, — пояснил мне Тор.

Сапожник кивнул:

— Тор увез меня с островов Хранителей. Вот так мы года два назад и свели знакомство. Он благополучно доставил меня на косу Гортан после суда.

— После суда? — переспросила я, когда он снова замолк. Вантедж откинул волосы и показал мне свое левое ухо.

Мочка оказалась отсечена.

— Лишили меня гражданства. Меня признали виновным в измене. — Тут я почувствовала, что Вантедж начинает меня интересовать. Человека могли выслать с родного острова за многое, но предательство было единственным преступлением, которое наказывалось лишением гражданства навечно, и такие случаи были большой редкостью.

— Я всегда почитал силв-магов, — продолжал Вантедж. — Всегда думал, что они нас защищают от багровых чар, наводят в мире порядок для нашего же блага и все такое прочее. Никогда я не завидовал их богатству, считал справедливым, чтобы они имели денег больше, чем такие, как я. Заметь, мы, простые люди, не так-то часто их и видели. Я по большей части шил сапоги для работяг, а не всякие туфельки из мягкой кожи, какие носят силвы.

Я был еще совсем мальцом, когда мимо отцовской лавки однажды прошли силвы, и тут я заметил, что они светятся серебристо-голубым. Я прямо обмер от такой красоты. Потом я узнал, что другие не видят того же, что и я, — в наших краях не было обладающих Взглядом. Ты, верно, знаешь, как редко такие рождаются среди хранителей. Так что о том, что увидел, я помалкивал. Никогда не хвалился Взглядом, так что только моя семья да ближайшие друзья знали, что я не такой, как все.

Ну а потом папаша помер, и я стал вместо него хозяйство. У одного моего дружка была поблизости мастерская. Он, понимаешь, портняжничал, а уж человек был, скажу тебе, расчудесный. Только не умел он держать язык за зубами и вечно жаловался на налоги. Нам ведь постоянно приходилось за что-нибудь платить: налог на кожу, налог на дратву, налог на каждую сапожную колодку в моей лавке, налог на еду, которую мы покупали, школьный налог — младшего братишку я отправил учиться грамоте, — за каждую проклятую мелочь с нас драли три шкуры. Ну, я-то терпел — в конце концов, нужно ведь прокладывать дороги, строить верфи, изничтожать пиратов и много чего еще делать; вот о том и заботились чиновники из Ступицы. Как за все это платить, если не брать налоги, верно?

Ну а Глок — портной, о котором я говорил, — тот смотрел на вещи иначе. Не нравилось ему, что мы все платим налоги, а силвы все богатеют и богатеют. Так что когда пришло время выбирать городского голову, он решил выставить себя. Дело было неслыханное: головой всегда бывал силв, знаешь ли. Да другие и не совались… Только Глока это не остановило. Друзей у него хватало, да и многие бедняки думали так же, как он. Вот и стало, похоже, что выборы он выиграет… уж как тут начал беситься Фроктор, силв, который тоже выставил свою кандидатуру.

Ты, может, и не знаешь об этом, только по обычаю кандидаты всегда следят за тем, как подсчитываются голоса, — чтобы не было жульничества, понимаешь ли. В счетчики обычно берут известных всему городу людей — почтенных, имеющих собственное дело. Вот Глок и позвал меня смотреть за тем, как идет подсчет. Ты знаешь, как голосуют на островах Хранителей. У каждого кандидата свой цвет, и избирателям дают разноцветные раковины. Ты опускаешь ту, что по цвету соответствует приглянувшемуся тебе кандидату, в корзину для голосования, а остальные кидаешь в кучу отвергнутых.

Ну, так вот, когда я стал следить за подсчетом, тут-то все и пошло наперекосяк. Я-то видел, что творится: силвы своими заклинаниями меняли цвет раковин. Кандидатов было всего двое: Глок с пурпурными раковинами береговичка и Фроктор с розовыми стромбусами. Счетчики опрокидывали корзину на стол и видели перед собой в основном розовых стромбусов — раковины Фроктора. Только я один знал, что большая часть раковин — пурпурные береговички, которые бросили избиратели, поддерживающие Глока. Все они имели серебристый отлив — след силв-магии, которая заставляла их казаться счетчикам стромбусами. Даже мне раковины казались розоватыми, хоть я и мог ясно видеть, что это береговички. Силвы стояли вокруг и ухмылялись, глядя на обманутых их чарами счетчиков. Им и в голову не приходило, что в Маргреге найдется человек, обладающий Взглядом и способный вывести их на чистую воду.

Даже тогда я еще считал, что в жульничестве виноваты только Фроктор и его дружки. Я думал, что остальные силвы не знают об обмане — ведь им результат чьих-то чар казался бы реальностью, верно? Я хочу сказать, что им береговички Глока и, правда, могли представляться стромбусами. Ну, короче говоря, я поднял шум. Я пожаловался действующему городскому голове, но тот обозвал меня лгуном. Только вот что-то в его манере сказало мне, что он с самого начала обо всем знал… Простой народ поверил мне, начались волнения, только ничего у нас не вышло. Власти даже расследование проводить не стали. Я по глупости отправился искать правду в Ступицу. Да, я был глуп, но уж очень мне было обидно. Это же были силвы! Они должны были быть лучше нас! Они были героями, перед которыми нам полагалось преклоняться! Не должны они были так поступать…

Мне было стыдно за них… Можешь ты такое понять? Я думал, мой долг гражданина отправиться в Ступицу и сообщил. Совету, что за люди хозяйничают в Маргреге…

Ступице меня назвали лжецом и подстрекателем. Мне велели отправляться домой и помалкивать. Только я не пожелал этого делать. Меня пытались подкупить, а я бросил деньги в лицо чиновнику. Я был в ужасе. Все, во что я верил, оказалось ложью.

Вантедж печально покачал головой; голос его прервался, и продолжать он не мог. Закончил за него Тор:

— В конце концов, единственным способом заткнуть Вантеджу рот оказалось судить его как предателя, объявить его лжецом и возмутителем спокойствия. Против него выставили лжесвидетелей — сплошь силвов. Гражданства его лишили, лавку конфисковали. Вантедж был навсегда изгнан за то, что сказал правду.

Тор Райдер, говоря все это, пристально на меня смотрел, словно хотел понять, какое впечатление на меня произвела история Вантеджа. Я все еще не могла понять, зачем ему было нужно, чтобы я все это выслушала.

— В некоторых государствах его казнили бы и за меньшее, — сказала я Райдеру.

— Да, — печально согласился Вантедж. — Но ведь считается, что мы, хранители, лучше остальных. — Он сгорбился над своей кружкой и больше не поднимал глаз.

Мы с Тором Райдером вместе вышли от Вантеджа и направились к «Приюту пьянчуги». Моя рука все время лежала на рукояти меча. Райдер, этот безмозглый идиот, все еще разгуливал безоружным; впрочем, вдвоем мы были грозной силой, слишком грозной для местных бандитов. Единственным, кто осмелился к нам приблизиться, оказался нищий, который, судя по вони, не мылся и не менял одежды несколько лет. Он пускал слюни и мычал, так что я решила, что это еще одна жертва политики большинства островных государств — выбрасывать своих безумцев и неизлечимо больных на косу Гор-тан. Райдер кинул монетку в протянутую руку нищего, и тот, хихикая, заковылял прочь.

По дороге я спросила Райдера, зачем он хотел, чтобы я встретилась с Вантеджем.

— Я предположил, что это может заставить тебя задуматься, — туманно ответил он.

Я удивилась еще больше:

— С какой стати такая история заставит меня задуматься? Вантедж не сообщил ничего, о чем бы я не знала раньше, по крайней мере, в общих чертах.

Я искоса взглянула на Райдера и заметила печаль на его лице.

— Неужели подобное двоедушие тебя не смущает? — спросил он.

— С чего бы это? Меня ведь силвы обмануть не могут! Кроме того, в любом случае из силва получился бы лучший правитель, чем из Глока-портного. Дун-магам никогда не удавалось захватить власть на островах Хранителей, как это время от времени случается в других местах, — только потому, что правят там силвы. Что из того, что методы силвов бесчестны, — находясь у власти, они используют свои силы во благо. Существуют правила, ограничивающие использование силв-магии, и обычно они соблюдаются. Если бы Фроктор действовал в одиночку, его бы разоблачили и сурово наказали. Должно быть, он жульничал с ведома Совета.

Райдер посмотрел на меня странным взглядом. Я скорее интуитивно почувствовала, чем прочла на его лице разочарование. Мне это было все равно: я не просила его об одобрении.

Тор Райдер переменил тему и начал говорить о своих родных Разбросанных островах. Как оказалось, я однажды проезжала через маленький городок, где он родился, и мы поболтали о том, каких вкусных жареных осьминогов там продают, и о трудностях судоходства в тех краях.

Распрощались мы в темном коридоре рядом с моей комнатой. Видеть Тора я не могла, но очень остро чувствовала его близость, его мужественность. Я почти ожидала, что он обнимет меня, как-то покажет, что был бы не прочь оказаться в моей постели, но ничего не произошло. Я сама не знала, разочарована я или просто страдаю от ущемленного самолюбия. Какая-то часть меня побаивалась Тора, его странного чувства юмора, сумрачной озабоченности, которую я читала в его синих глазах.

Он был загадкой, а загадки таят в себе опасность.

Всего через полчаса после того как я заснула, меня разбудил громкий стук в дверь.

Я вытащила из ножен меч, после чего отперла дверь — и увидела человека, которого совсем не ожидала увидеть, — Новисса. Может быть, правильнее было бы назвать его Рэнсомом Холсвудом. Он ввалился в мою комнату, трепыхаясь, как выброшенная на берег рыба.

— Пожалуйста, сделай что-нибудь! — запричитал он. — Флейм — она исчезла! Должно быть, с ней случилось что-то ужасное!

Я сунула меч в ножны: невозможно было вообразить, чтобы этот перепуганный мальчишка мог представлять для меня опасность.

— Не начать ли тебе сначала? — предложила я и закрыла за ним дверь.

— Она пошла в… — начал он, покраснел и, наконец, пробормотал что-то, чего я не расслышала.

— Что она сделала? — переспросила я, даже не пытаясь скрыть раздражение. В этом Новиссе-Рэнсоме было что-то, что действовало на меня, как красное на быка.

— Она… э-э… вышла. Пошла в… э-э… уборную. И не вернулась. Я… э-э… ее ждал. Мы были в моей комнате. Мы… э-э… разговаривали, знаешь ли.

— Ну да, я знаю. — Моего сухого тона он просто не заметил.

— Я пошел вниз, чтобы поискать ее, но ее нигде нет. Нигде! Ты должна что-нибудь сделать!

— О Великая Бездна, да ничего я не должна! Я же ей не нянька. Может, ей просто захотелось прогуляться. К утру вернется.

— Но она же сказала, что сразу вернется. — Новисс вцепился мне в руку. — Пожалуйста! Я не знаю, что делать.

Я вздохнула и решила не спрашивать, почему бы ему не поискать Флейм самому. Ответ был очевиден: он дрожал как лист перед возможностью снова стать мишенью дун-мага. Столь же ясен был и тот факт, что спать Новисс мне не даст, пока я не попытаюсь найти его сбежавшую возлюбленную; поэтому я сказала:

— Хорошо, хорошо. Я схожу вниз и посмотрю. Побудь здесь, пока я не вернусь. — Я нацепила меч, сунула ноги в сапоги и оставила мальчишку одного. Он все еще трепыхался от волнения.

Как только я вышла из задней двери гостиницы, на меня обрушилось зловоние дун-магии. Я предпочла бы наткнуться на ведро тухлой рыбы, чем вдыхать эту вонь. Однако осмотреть все было нужно. По утоптанной земле двора во все стороны тянулись мерзкие языки багрового свечения. Я уже решила было, что не сумею найти никаких указаний на то, что тут случилось, когда услышала какой-то шорох из сарая, где хранилось топливо — сушеные водоросли. Я вошла туда, держа в руке обнаженный клинок.

Танн и его облезлый любимчик свернулись на куче водорослей под одеялом, в котором было больше дыр, чем шерсти. Мальчишка зажимал рукой пасть пса, но при виде меня тот отчаянно завилял хвостом.

— Это я, Блейз, — сказала я Танну. — Я ищу цирказеанку. Ты ее не видел?

Глаза мальчишки были широко раскрыты от страха. Он кивнул и забормотал что-то, что почти невозможно было разобрать. Когда мне удалось его немного успокоить, речь его сделалась более разборчивой, но история, которую я услышала, приятнее от этого не стала.

Помесь собаки с ныряльщиком услышала шаги Флейм и разбудила Танна. Сарай, похоже, всегда служил местом его ночлега. Мальчишка посмотрел в щелку и увидел, как Флейм согнулась пополам, словно от ужасной боли («быдто в ейный жвот ткнули горячий вертл», как выразился Танн). Потом она стала кататься по земле, прижав руки к животу. Танн уже собрался выйти, чтобы посмотреть, что с ней приключилось, когда заметил еще кого-то, кто прятался в темноте у стены. Было слишком темно, чтобы разглядеть человека как следует, но у Танна сложилось впечатление, что это был мужчина. Так или иначе, он не делал ничего — только смотрел, как Флейм корчится от боли. Наконец девушка перестала шевелиться, и тогда человек уволок ее в темноту. Оба они какое-то время пробыли там, но что человек делал с Флейм, Танн не видел (я подумала, что это, возможно, и к лучшему). Через несколько минут человек вышел со двора на улицу.

Танн подождал, пытаясь сообразить, что делать, но как раз когда он набрался храбрости подойти к Флейм, во двор вошли несколько человек, подняли ее и унесли. Через минуту или две Рэнсом («Новисс — тутошний крсавчик со щетками вкруг глаз») вышел во двор, держа в руке свечу. Он побывал в уборной, потом ушел обратно в дом, не заглянув в сарай.

Я не особенно радовалась, возвращаясь к Рэнсому.

Как только я открыла дверь, он вскочил с моей кровати.

— Ты ее нашла? — Он был ужасно обеспокоен, и надо признать, имел для того все основания. Он был беззащитен перед новым нападением дун-мага — теперь рядом не было никого, кто его исцелил бы. Впрочем, может быть, я думала о нем слишком плохо. Он казался искренне встревоженным судьбой Флейм. — С ней что-то случилось, да? — простонал он, снова хватая меня за руку. — Ты должна что-нибудь сделать!

— Можешь распрощаться с Флейм, — прямо сказала я ему. — Забудь о ней и как можно скорее отсюда уезжай.

— Я и хотел бы, но ни один корабль сейчас не выходит в море. Мы оба собирались… Пожалуйста, найди ее! У тебя есть меч, ты наемница. Тебе ничего не нужно бояться. Помоги ей!

— Почему, во имя всех рыб в море, я должна ей помогать? Я еле знакома с этой девицей! — Да и она не так уж торопилась мне помочь…

— Ты же тоже женщина. Разве ты не хочешь ей помочь? Она такая добрая, такая красивая… ничего не должно с ней случиться — она ведь спасла мне жизнь.

Я только заморгала, пораженная его своеобразной логикой.

— Ну и что? Может, тебе стоит помолиться.

— Как ты можешь быть такой бессердечной? Она говорила: все, что тебя интересует, — это деньги, и была совершенно права! Да ты к тому же, наверное, и воровка — она говорила, ты обыскала наши комнаты. — Откуда, черт побери, она узнала? Я могла бы поклясться, что не оставила следов — Как можешь ты стоять здесь и позволить похитить ее или еще что-нибудь с ней совершить? Ее захватил этот негодяй дун-маг, да? — Новисс сглотнул и слезливо закончил: — Почему бы тебе ей не помочь? Она стоит шестерых таких, как ты — Да уж, этот молодчик знал, как подольститься к девушке!

Я попыталась вырвать руку из его хватки.

— Что ж, ладно! — воскликнул он, выпустил мою руку и принялся рыться в кошельке на поясе. — Если тебя интересуют только деньги, ты их получишь! Найди ее и верни мне целой и невредимой, и я заплачу тебе.

Ну, это уже было интересно…

— Сколько?

Он перестал рыться в кошельке.

— Сто сету.

— Этого недостаточно, раз тут замешан дун-маг. Новисс с несчастным видом сглотнул и снова заглянул в кошелек, пересчитывая содержимое. Может быть, он и был влюблен в Флейм, но разориться ради нее он не собирался.

— Э-э… двести. Это все, что у меня есть. Нетрудно было догадаться, что он лжет, но я согласилась на его условия. Я решила, что сделать Флейм своей должницей может оказаться выгодно: в конце концов, она была единственной ниточкой, которая вела к Деве Замка.

— Хорошо. Пусть будет двести. — Я извлекла из его кошелька монету в пятьдесят сету. — Пятьдесят вперед — и без возврата в случае неудачи. А теперь возвращайся в свою комнату, — посоветовала я, — и почитай свой молитвенник. А я сделаю все, что смогу, но молитва — единственное, что может спасти твою подружку.

Да помогут мне небеса, если он не покраснел! Тут я вспомнила, что менодиане — и братья, и сестры — должны были хранить чистоту и удовлетворять плотские желания только в браке. На мой взгляд, глупейшее правило…

Ну а Рэнсом Холсвуд определенно оказался не из числа праведников.