Филип Хосе Фармер Отношения

Роджер Тандем, как щитом, прикрылся веером карт. Взгляд его с увертливостью ласки скользил по лицам других игроков в пинокль, сидящих вокруг стола в кают-компании межзвездного корабля «Леди Удача».

– Отец Джон, – сказал он. – Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните. Вы будете очень мило относиться ко мне, отпускать шутки и играть со мной в пинокль, хотя, конечно, не на деньги. Вы даже будете пить со мной пиво. И после того, как я приду к выводу, что вы действительно прекрасный человек, вы подведете меня к этим темам. Вы раскроете их под определенным углом, тактично уходя в сторону, если они будут меня утомлять или тревожить, но не перестанете ходить вокруг и около. И внезапно, когда я потеряю бдительность, вы приподнимете крышку адского котла и пригласите заглянуть в него. И вы считаете, я настолько перепугаюсь, что стремглав кинусь под крыло Матери Церкви. Отец Джон, не торопясь, поднял от карт светло-голубые глаза и мягко сказал:

– Вторая половина вашей последней фразы полностью соответствует истине. Что же до остального... то кто знает?

– Что касается религии, вы очень умны, отче. Но со мной у вас ничего не получится. И знаете почему? Потому что у вас нет правильного отношения. Остальные пять игроков изумленно вскинули брови, которые так и застыли в положении крайнего удивления. Роудс, капитан «Леди Удачи», отчаянно раскашлялся и, наконец, вытерев побагровевшее лицо платком, сказал:

– Черт побери, Тандем, что... м-м-м... что вы имеете в виду, говоря...м-м-м... что у него нет правильного отношения? Тандем улыбнулся как человек, бесконечно уверенный в себе.

– Я знаю, вы подумали, что я явно перегнул палку, употребив это выражение. Роджер Тандем, профессиональный игрок, коллекционер и продавец objets d`art, осмелился упрекнуть падре. Но мне нечего добавить к своим словам. Я считаю, что не только у отца Джона нет правильного отношения. Никто из вас, джентльмены, не обладает им. Все промолчали. Тандем скривил губы в ухмылке, но его партнеры не заметили ее, потому что он прикрывал рот картами.

– Всем вам в той или иной мере свойственно ханжество, – сказал он. – И знаете почему? Потому что вы боитесь воспользоваться теми возможностью, что у вас есть, вот почему. Вы говорите себе, что не знаете, есть ли жизнь после этого существования, но может, и есть. А потому вы решаете, что на всякий случай безопаснее уцепиться за какую-нибудь религию. У всех вас, джентльмены, разное вероисповедание, но всем вам свойственно нечто общее. Вы считаете, что ничего не потеряете, если станете возносить того или иного бога. С другой стороны, если вы будете отрицать его существование, не исключено, что окажетесь в проигрыше. Так почему бы не поклоняться кому-то? Это безопаснее. – Он положил карты, закурил и торопливо выпустил клуб дыма, который вуалью повис у него перед лицом. – А вот я не боюсь пользоваться тем, что у меня есть сейчас. Я играю на большие ставки. Ставлю мою так называемую вечную душу против убеждения, что есть жизнь и после смерти. Чего ради я вечно должен избегать делать то, что мне хочется, занимаясь гнусным лицемерием, когда могу доставить себе удовольствие?

– Вот тут-то, – сказал отец Джон Кэрмоди, – вы и готовы впасть в заблуждение. Я считаю, что как раз вы придерживаетесь неправильных взглядов. Все мы в той или иной мере участвуем в игре, где выиграть можно только одним способом. Обратившись к вере. Но ваш метод повышать ставки, с моей точки зрения, довольно бессмыслен. Пусть даже вам повезет, знать об этом не дано. Как вы получите свой выигрыш?

– Пока я живу, отче, – сказал Тандем. – Этого мне достаточно. А когда я отдам концы, меня не будут волновать упреки, что, мол, я скрылся, не расплатившись с долгами. И кстати, должен сказать, отче, что верой вы оперируете куда лучше, чем картами. Вам же известно, что игрок вы слабоватый. Священник улыбнулся. Его круглое пухлощекое лицо не отличалось правильностью черт, но добродушное выражение придавало ему своеобразное обаяние. Нельзя было отделаться от ощущения, что в нем звучит некий камертон, излучая радость, которую священник приглашает разделить с ним.

Тандему нравилось его общество, если не считать, что он терпеть не мог быть объектом юмора. Он снова скривил губы выражением, которое ему столь часто приходилось прятать за веером карт. В это мгновение громогласно ожил интерком, а над входом в кают-компанию замигала желтая лампочка.

– Прошу прощения, джентльмены. – Капитан Роудс поднялся. – Мне необходимо... м-м-м... вернуться в пилотскую кабину. Мы вот-вот будем завершать Переход. И не забывайте, что как только над входом загорится красный сигнал, мы очутимся в... м-м-м... свободном падении.

Партия так и осталась неоконченной. Карты были убраны в коробку, магнитные присоски которой надежно держали ее на металлической пластинке стола. Игроки, откинувшись на спинки кресел, стали ждать, когда «Леди Удача», выйдя из Перехода, минут на десять окажется в состоянии невесомости, пока компьютеры автоматически не возобновят ее вращение. Если им удастся выйти в намеченной точке, то дальше они продолжат полет с нормальной для космоса скоростью. Тандем обвел взглядом кают-компанию и вздохнул. На поживу в этом рейсе рассчитывать не приходится. Большую часть времени он провел, играя на интерес с отцом Джоном, капитаном Роудсом, миссионером церкви Всеобщего Света и двумя профессорами социологии. Как ни печально, но у его напарников не было денег и они считали себя джентльменами. Играй они по-серьезному, то скорее всего оскорбились бы, предложи кто-нибудь установить над карточным столом индикатор психокинеза или эстрасенсорного восприятия. А Тандем, не задумываясь, пустил бы в ход любой из своих талантов. Он считал, что судьба не случайно наделила его ими. Размышления же, кто конкретно одарил его этими способностями, не отягощали его.

Какие-то деньги он сделал во время прыжка от Беты Велорума до Игрека Скорпии, когда ему повезло завязать знакомство с богатым молодым любителем игры в кости, который просто оскорбился бы, предложи вы такие меры предосторожности. Вот уж кто был настоящий игрок. То есть он понимал, что психокинетик может засечь поток запрещенной во время игры энергии, которую партнер пускает в ход. Но, с другой стороны, он испытывал тягу к восхитительному риску, когда играешь с партнером, который не уступает тебе в силе. Или даже превосходит тебя.

В любом случае, когда двое таких «талантов» садились играть с компанией игроков, не обладающих психокинезом, никто из них не намекал, что второй – жулик. Они вели дуэль между собой, считая себя «аристократами» от игры. Плебс оставался безжалостно обобран, и к концу игры у него не оставалось ни денег, ни сообразительности.

Тандем уверенно обставлял состоятельного молодого человека. Но едва только он вывел его на большие ставки, «Леди Удача» (просто издевательское название для корабля!) вынырнул из Перехода у места назначения, игра закончилась, и вскоре сосунок покинул борт лайнера.

И теперь Тандем был не только на грани срыва, но и, что хуже всего, чувствовал усталость и скуку. Даже долгий спор с отцом Джоном – если можно считать таковым столь мягкий обмен любезностями – не смог завести его. И, может быть, именно неудача попытки почувствовать возбуждение и смутное ощущение, что падре все же одержал верх над ним, подвигнули его на этот поступок. Когда стал мигать красный свет и голос из интеркома призвал пассажиров к осторожности, Тандем расстегнул страховочный ремень кресла и, легко оттолкнувшись от пола, воспарил к потолку. Плавая там, он молитвенным жестом сложил руки, поднеся их к лицу, и принял выражение, в котором удивительным образом сочетались тупость и благолепие.

– Эй, отец Джон! – крикнул он. – Смотрите! Иосиф Купертинский! Обитатели кают-компании, смущенно взглянув на него, позволили себе несколько нервных смешков. Даже поборник церкви Всеобщего Света, для которого падре был соперником и конкурентом, нахмурился при этой демонстрации исключительно плохого вкуса, подумав, что определенным образом она оскорбляет и его верования.

– Неправильное отношение, – пробормотал он, – решительно неправильное.

Отец Джон лишь моргнул, увидев, как Тандем издевается над теми трудностями, которые испытывал знаменитый средневековый святой, обладавший способностью к непроизвольной левитации. Однако ему и в голову не пришло оскорбиться. Он спокойно извлек из кармана блокнот и стал писать. Что бы вокруг ни происходило, он старался извлечь пользу из всего сущего. Явись перед ним даже дьявол, он бы и его поблагодарил за возможность такого знакомства. Шутовские ужимки Тандема навели его на мысль о статье. Если он успеет кончить ее и отправить с судовой почтой, материал может выйти в следующем номере периодического издания ордена. Ее можно назвать «Человек в свободном падении: верх или вниз?».

Тандем испытал краткое искушение сойти с корабля на следующей остановке, на Вайлденвули. Это была девственная невозделанная планета, которая требовала от поселенцев тяжелого труда и не предоставляла практически никаких развлечений. Одним из немногих являлись азартные игры. Но беда заключалась в том, что на Вайлденвули жило не так много людей с хорошим деньгами, и кроме того, ее обитатели обладали болезненной особенностью бросаться с места в карьер. Неизменная удачливость Тандема вызовет у них подозрительность, и, имей они в своем распоряжении индикатор, то, конечно же, пустят его в ход. На способности Тандема прибор не повлияет, но результат его применения может оказаться столь же печален, как внезапная полоса неудач.

В какой-то мере все обладали психокинезом. Индикаторы обычно устанавливали на такой высоте, что те не фиксировали средний энергетический уровень. Тандем же и другие, подобные ему, играя с нормальными людьми, должны были жестко контролировать свои способности. Но почти всегда в ходе игры они заводились, не могли справиться с искушением и пускали в ход свои экстраординарные таланты. Исход зависел от выдержки. Чтобы избегать таких двусмысленных ситуаций, им приходилось полностью подавлять свои способности. А поскольку обитателям Вайлденвули вряд ли удалось бы доказать факт шулерства, они могли прибегнуть к старой привычке брать дело отправления закона в свои руки.

А так как Тандем не испытывал желания оказаться побитым или вывезенным из города на шесте – омерзительное воскрешение давнего американского обычая, – то он решил остаться на борту «Леди Удачи» до посадки на По Чу-И. Планета была населена «небожителями», чьи карманы топорщились от пачек кредитов Федерации, а глаза горели древним огнем предвкушения встречи с Дамой Фортуной.

По пути к По Чу-И лайнер сделал остановку на Вейцмане и взял на борт еще одного богатого молодого человека. Тандем потер руки и выдал сосунку все, на что был способен. Век техники обладает неоспоримыми достоинствами. Но каких бы высот ни достигла наука, всегда можно найти тот самый извечный тип человека, который буквально просит, чтобы его обобрали. Обеспеченный юноша сам нашел несколько партнеров, которые сели играть с ним, постоянно повышая ставки. Тандем, водружая вокруг себя горы фишек, откровенно игнорировал тех, с кем играл раньше – капитана, профессоров и двух достопочтенных священнослужителей. К сожалению, едва лишь корабль снялся с По Чу-И, молодой человек помрачнел, заспорил с Тандемом относительно того, что игра его чем-то не устраивает, и в конце концов поставил ему синяк под глазом.

Тандем не полез в драку. Но сказал юному богачу, что подаст против него иск в земной суд за то, что тот нарушил его свободу воли. Он никому не давал права бить себя. Более того, он готов добровольно подвергнуться инъекции телола. И когда его допросят под воздействием препарата, станет совершенно ясно, что он не жульничал.

В силу какой-то причины, которую он так и не понял, никто, кроме отца Джона, до конца путешествия не вступал с ним в разговоры. Но и сам Тандем не утруждал себя общением с падре. Он поклялся, что на следующей же стоянке покинет корабль, в каком бы мире тот ни опустился.

Но «Леди Удача» нарушила его планы, совершив посадку на планете, которая для землян была терра инкогнита. Никаких земных поселений тут не существовало. Единственной причиной посадки была необходимость залить водой резервуары. Капитан Роудс сообщил команде и пассажирам, что можно выйти на поверхность Кубейи и размять ноги, но забредать на другую сторону озера не рекомендовал.

– М-м-м... леди и джентльмены... м-м-м... так уж вышло, что агенты социологической федерации заключили... м-м-м... заключили с аборигенами соглашение относительно нашего пребывания в данном месте. Мы никоим образом не должны входить в какие-либо отношения с... м-м-м... самими кубейянцами. Местное население имеет специфические обычаи, которые мы... м-м-м... то есть земляне, можем оскорбить – если вы простите такое выражение – своим невежеством. Кроме того, некоторые их привычки и правила носят... м-м-м... если я могу так выразиться, несколько животный характер. Думаю, что умным этого... м-м-м... достаточно.

Тандем выяснил, что для заправки кораблю потребуется не меньше четырех часов. Иными словами, прикинул он, для совершения небольшой прогулки с целью исследования окрестностей времени более чем достаточно. Он хотел составить хоть беглое представление о Кубейе, чему, однако, препятствовало место посадки в небольшой лесистой долине. Но если подняться на холм, а там взобраться на дерево, то можно рассмотреть туземное поселение, белые здания которого блеснули в иллюминаторе, когда корабль опускался на инопланетную почву. Откровенно говоря, если бы не предупреждение капитана, городок бы его не заинтересовал. Но для Тандема указание капитана прозвучало прямым запрещением. А еще в детстве он испытывал особое наслаждение, когда не слушался отца. И став взрослым, никогда не поклонялся авторитетам.

Задумчиво склонив голову и прикрывая рукой рот и подбородок, Тандем неторопливо обошел гигантский корабль, не встретив никого, кто мог бы приказать ему вернуться. Он ускорил шаги. И тут же услышал чей-то голос:

– Подождите меня! Я пройдусь с вами! Он повернулся.

Это был отец Джон. Тандем напрягся.

Священник улыбался, сияя светло-голубыми глазами. Это-то его и смущало. Тандем не доверял этому человеку, потому что тот был непредсказуем. Невозможно было представить, что он сделает в следующий момент. То он был мягок, как банановая кожура, а через минуту становился колюч, как трехдневная щетина.

Игрок опустил руку, чтобы стала видна его полуулыбка-полуухмылка.

– Если я попрошу вас пройтись со мной милю, отче, то, в соответствии с вашими верованиями, вы должны преодолеть со мной, самое малое, две мили.

– С удовольствием, сын мой, если не считать, что капитан запретил подобные прогулки. И как я предполагаю, не без оснований.

– Послушайте, отче, что случится, если мы немного осмотримся вокруг? Для туземцев эти места табу. То есть они нас не тронут. Так почему бы не прогуляться?

– Нет никаких оснований пренебрегать распоряжениями капитана. В данный момент он полновластный хозяин корабля, это его маленький мир, подлежащий его юрисдикции. Он знает свое дело, и я уважаю его приказы.

– О`кей, отче, можете и дальше прятаться под покровами смиренности. Хоть в них и спокойно, но вы никогда не испытаете радость знакомства с другим миром. Я же воспользуюсь возможностью. Пусть даже она мне ничего и не даст.

– Надеюсь, что вы правы.

– Послушайте, отче, да избавьтесь вы от этого скорбного выражения на физиономии. Я просто поднимусь на соседнюю горку и влезу на дерево. И тут же вернусь. Что в этом плохого?

– Вам лучше знать.

– Конечно, – сказал Тандем, снова прикрывая рукой рот. – Все зависит от вашего отношения, отче. Идти вперед, никого не бояться, не прятаться ни от кого и ни от чего – и вы в конечном итоге расстанетесь с жизнью столь же легко и свободно, как и пришли в нее.

– Я согласен, что в конце концов вы покинете эту жизнь так же, как и пришли в нее. Но что касается первой части вашего утверждения, то тут я готов поспорить. В ваших действиях нет смелости. Вы боитесь. Вы прячетесь. Тандем уже было тронулся с места, но, остановившись, повернулся.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что вам все время приходится скрываться от чего-то или от кого-то. Иначе зачем вы все время прикрываете рот рукой или веером карт? А когда вы открываете лицо, его выражение говорит, с каким презрением вы относитесь ко всему миру. Почему?

– Начинается психиатрия! – фыркнул Тандем. – Оставайтесь здесь, отче, и прогуливайтесь по своей тропочке. А я отправлюсь взглянуть, что может нам предложить Кубейя.

– Только не забывайте, что через четыре часа мы улетаем.

– У меня есть часы, – сказал Тандем и, засмеявшись, добавил: – Они будут исполнять роль моей совести.

– Часы могут отказать.

– Как и совесть, отче.

Продолжая посмеиваться. Тандем двинулся в путь. На середине подъема он остановился и обернулся. Отец Джон продолжал стоять на месте, глядя ему вслед – одинокая маленькая черная фигурка. Должно быть, он немного сменил положение, потому что луч солнца, упавший на полукружие белого воротника, ударил Тандему в глаза. Прищурившись, он выругался, закурил сигарету и почувствовал себя куда лучше в облачке синеватого дыма. Чтобы расслабиться и успокоиться, нет ничего лучше хорошей затяжки.

О Тандеме можно было сказать, что он всю жизнь искал паршивых овец, которых можно стричь. И стоит отметить, что находил без особого труда.

С наблюдательной вышки на вершине высокого дерева перед ним открылась соседняя долина. Там он и увидел «паршивых овец». Они водились даже на Кубейе.

У подножия холма двумя концентрическими кругами располагалась толпа аборигенов, и ошибиться относительно цели их занятий было просто невозможно. В малом, внутреннем, кругу все стояли на коленях, внимательно наблюдая за неким предметом в центре окружности. Все остальные сгрудились вокруг, столь же пристально наблюдая за предметом, который напоминал флюгер. Но, естественно, таковым не был. Судя по поведению собравшихся, Тандем догадывался о его предназначении. Сердце у него радостно подпрыгнуло. Ошибки тут быть не могло. Запах азартной игры он чувствовал за милю. Эта несколько отличалась от ее земных разновидностей, но суть была той же самой.

Он торопливо спустился с дерева и стал пробираться меж древесными стволами на склоне холма. Глянув на часы, он убедился, что в его распоряжении еще три с половиной часа. К тому же вряд ли капитан Роудс мог улететь без одного из пассажиров. А Тандем просто обязан ознакомиться с возможностями кубейянской игры. Он, конечно, не станет участвовать в ней, потому что не знает правил, да и местной валюты, которая дала бы ему право участия, у него нет. Он просто понаблюдает за игрой и двинется в обратный путь.

У Тандема гулко колотилось сердце, а ладони повлажнели. Ради этих эмоций он и жил – напряжение, неопределенность и, наконец, восторг. Все поставить на карту. Выиграть или проиграть. Давайте же, кости, катитесь, принесите папочке удачу! Он невольно усмехнулся. О чем он себе думает? Ему не суждено испытать этих радостей. Вполне возможно, кубейянцев так потрясет появление землянина, что игре придет конец. Хотя это вряд ли. Игроки полностью отдаются азарту. И пока на кону есть деньги, которые можно выиграть, ничто, кроме разве землетрясения или полиции, не способно оторвать их от игры.

Не обнаруживая своего присутствия, Тандем присмотрелся к игрокам. Гуманоиды с коричневой кожей, круглые головы покрыты короткой щетиной жестких выгоревших волос, треугольные лица без следов растительности, если не считать шести хрящеватых отростков на длинной верхней губе, черные одутловатые носы, напоминающие формой боксерскую перчатку, черные кожистые губы, острые, как у плотоядных хищников, зубы и массивные подбородки. Вокруг шеи у каждого топорщился гребень выгоревших волос. На всех были длинные черные рубашки и белые бриджи до колен. Шляпу носил лишь один из игроков. Этот туземец, похоже, был кем-то вроде хозяина манежа или, точнее, «крупье», как прикинул Тандем. Он был выше и стройнее остальных и носил высокую, типа митры, шляпу с большим зеленым козырьком. Он стоял неподвижно, разрешая споры относительно ставок и давая сигнал к началу очередного кона. Именно этот «крупье», понял Тандем, сможет смирить возбуждение толпы при виде новичка.

Он перевел дыхание, набрал в грудь воздуха, привычно скривил губы и вышел из-за кустов.

Тандем не ошибался, предполагая, как кубейянцы отнесутся к незнакомцу. Те, что составляли внешний круг, оглянулись, вытаращили раз и навсегда прищуренные глаза и насторожили острые, как у лис, уши. Но убедившись, что пришелец не представляет опасности, вернулись к игре. То ли их культуре был присущ обычай изображать равнодушие, то ли их в самом деле было трудно удивить. Но в любом случае Тандем решил воспользоваться выпавшей ему на долю удачей.

Он попытался осторожно протиснуться среди зрителей и убедился, что они охотно уступают дорогу. Чтобы оказаться в первом ряду, много времени не потребовалось. Он в упор уставился на «крупье», который ответил ему загадочным, но явно заинтересованным взглядом, после чего вскинул над головой обе руки, скрестив по два из четырех пальцев на каждой кисти. Толпа, дружно повторив этот жест, ответила ему хриплым вскриком. Затем «крупье» опустил руки, и игра продолжилась, словно землянин присутствовал здесь всегда. Внимательно присмотревшись к ней в течение нескольких минут, Тандем пришел к убеждению, что понял ее суть, которая в принципе была не чем иным, как усовершенствованной версией земной «бутылочки». В центре внимания находилось шестифутовое изображение кубейянца. Раскинув руки под прямым углом и сомкнув ноги, он лицом вниз вращался на штыре, один конец которого упирался ему в пупок, а второй был надежно укреплен в массивной мраморной плите.

Голова фигуры была выкрашена в белый цвет, ноги – в черный. Одна рука была красной, а другая зеленой. Все тело было серовато-стального цвета.

Сердце Тандема быстро забилось. Фигура, судя по всему, платиновая.

Он продолжал наблюдать за игрой. Игрок ухватился за руку статуи и на своем экзотическом языке затянул речитатив, интонации которого на удивление проходили на те моления, которые возносит игрок на Земле, прежде чем бросить кости. Затем по сигналу «крупье» он с силой раскрутил статую. Та стала вращаться на штыре, отбрасывая красные, зеленые, черные, белые и серебристые отблески. Когда вращение замедлилось, игрок, затаив дыхание, сел на корточки и в ожидании удачи протянул к ней руки, безмолвно взывая к судьбе, что во всей Галактике выглядело одинаково, на каком бы языке ни возносились моления. А тем временем игроки и зрители делали ставки. Каждый имел при себе одну или несколько уменьшенных копий статуи. Пока та вращалась, все оживленно жестикулировали, переговариваясь друг с другом, и подбрасывали свои фигурки, заставляя их кувыркаться в воздухе. Тандем был уверен, что и они из платины.

Вращение центральной фигуры прекратилось. Зеленая рука указывала на одного из игроков. Толпа взревела. Многие, проталкиваясь вперед, складывали свои фигурки у ног счастливца. Тот снова толкнул «вертушку», как Тандем окрестил изображение. Теперь землянину предстояло проанализировать правила и ход игры. Итак, ты берешь одну из своих маленьких фигурок и кидаешь в воздух. Если она втыкается головой или одной из конечностей в землю, а остановившаяся «вертушка» указывает на тебя рукой или ногами того же цвета, тебе достаются все статуэтки, что легли по другую сторону или пришлись не тем цветом.

Если же «вертушка» указывает на тебя, но твоя «ставка» воткнулась в землю не тем цветом, ты остаешься при своих интересах и получаешь право еще на одну попытку. Затем испытывает удачу следующий за тобой.

Мысленно потерев руки, Тандем протянул соседу часы и дал понять, что хотел бы обменять их на фигурку. Увидев величественный кивок «крупье» наивный туземец согласился на обмен и, похоже, остался весьма доволен.

Пока еще не выделяясь из толпы, Тандем сделал несколько ставок и выиграл. Обзаведясь фигурками, он смело протолкался во внутренний круг и, утвердившись там, спокойно пустил в ход свою психокинетику, заставив «вертушку» замедлить вращение и остановиться в нужном месте и на нужным цвете. Он был достаточно умен, чтобы не останавливать ее перед собой несколько раз подряд; большую часть своего стремительно растущего богатства он собрал за счет случайных ставок, находясь в толпе зрителей. Порой он проигрывал сознательно, порой случайно. Он не сомневался, что многие аборигены обладают подсознательными психокинетическими способностями, которые, стоит им сосредоточиться на каком-то цвете, могут принести удачу. Тандем то и дело ощущал легкие энергетические всплески, но не мог четко определить их местонахождение. Они терялись в общей сумятице.

Впрочем, это неважно. Туземцы не обладали его отточенным и отшлифованным талантом.

Забыв обо всем, Тандем предался созерцанию толпы. Он был в одиночестве среди инопланетян и замечал, как те мрачнели, когда он начинал стабильно выигрывать. Чтобы они успокоились, он был готов начать проигрывать или же, если это не поможет, обратиться в бегство. Только он никак не мог сообразить, каким образом удастся удрать, таща с собой столь увесистый выигрыш. Но не сомневался, что как-нибудь выкрутится.

Но ничего из того, чего он с такой тревогой ждал, не произошло. Туземцы перестали хищно щериться, и в их налитых кровью глазах появилось даже дружелюбное выражение. Когда он выигрывал, его по-приятельски хлопали по спине. Кое-кто помогал складывать кучу статуэток. Тандем поглядывал на играющих краем глаза, дабы никому из туземцев не пришло в голову сунуть часть его выигрыша под длинную черную ворсистую рубаху, напоминающую земной стихарь. Но никто не предпринимал таких попыток.

День тянулся и блестел переливами красного и зеленого, белого, серебряного и тускло-черного цветов. Постепенно груда фигурок у ног Тандема превратилась в небольшую горку.

Сохраняя внешнее спокойствие, в глубине души он чувствовал восхитительное опьянение. Но он был не настолько поглощен азартом, чтобы время от времени не посматривать на часы, красовавшиеся на волосатой кисти одного из туземцев, которому он их сторговал. И неизменно убеждался, что остается время сыграть еще кон.

При всей своей поглощенности игрой он успел заметить, что толпа зрителей растет. Игра походила на все азартные игры, где бы они ни происходили. Стоит кому-то завестись, и каким-то тайным психологическим образом, недоступным для понимания, все вокруг впадают в это же состояние. Туземцы узкими тропками пробирались в эту небольшую долину, протискивались среди зрителей поближе к игрокам, громко болтали, свистели, аплодировали, издавая странные каркающие звуки, и от сгрудившихся под жарким солнцем потных волосатых тел шли густые ароматы. Блестели щелочки глаз с красноватыми белками; настороженно дергались остроконечные уши; топорщились гривы выгоревших волос на шеях; длинные красные языки с зеленоватыми утолщениями на концах облизывали тонкие черные губы; то и дело к небу характерным жестом вздымались руки с перекрещенными двумя из четырех пальцев. Тандем ни на что не обращал внимания. Он лишь слышал – и обонял – толпу как нечто неизменное. Выигрывая, он был преисполнен буйной радости.

Пусть «вертушка» крутится и дальше! Пусть порхают в воздухе статуэтки! Пусть растет у его ног груда добра! Вот она, жизнь. Никакая выпивка, никакие женщины не могут сравниться с этим ощущением!

Настал момент, когда перед ним осталось лишь четверо аборигенов, у которых еще имелись статуэтки. Настал черед Тандема раскручивать «вертушку». Он подбросил свою фигурку высоко в воздух, отметил, что она воткнулась в мягкий песок черными ногами, и сделал шаг вперед, чтобы придать вращение основной фигуре. Искоса глянув на «крупье», он увидел, что покрасневшие белки его глаз заплыли слезами.

Тандем удивился, но даже не сделал попытки понять, что стало причиной столь странных эмоций. Он хотел лишь играть, чтобы окончательно разделаться с оставшимися туземцами, и ждал лишь сигнала к началу кона.

Но едва он коснулся жесткой зеленой руки изображения, как услышал отчаянный крик, который перекрыл гул толпы, так поразив его, что он замер на месте.

То был голос отца Джона.

– Остановитесь, Тандем! – надрываясь, кричал священник. – Ради любви к Господу Богу, остановитесь!

– Какого черта вам тут надо? – рявкнул Тандем. – Хотите мне все испортить?

– Ради вас я одолел вторую милю, – сказал отец Джон. – Что может пойти вам только на пользу. Еще секунда – и с вами было бы покончено.

Струйки пота текли у него по широким скулам, пятная некогда белый воротничок, который сейчас стал серым от пыли и испарины. На щеках проступили гусиные лапки покрасневших вен.

Выражение голубых глаз напоминало о неизменном камертоне, звук которого как бы излучало полное тело отца Джона, но на сей раз его тональность была далека от благодушия.

– Отойдите, Кэрмоди, – сказал Тандем. – Это в последний раз. Затем я возвращаюсь. Богачом!

– Нет, вы этого не сделаете. Послушайте, Тандем, у нас мало времени...

– Прочь с дороги! Эта публика может воспользоваться вашим вмешательством и прекратить игру!

Отец Джон в отчаянии устремил взор к небу. «Крупье» покинул место, с которого не сходил всю игру, и с распростертыми руками направился к падре. Выражение отчаяния на лице отца Джона уступило место надежде. Обратившись к «крупье», он с полной серьезностью произвел несколько жестов.

При всем раздражении Тандему не оставалось ничего иного, как лишь наблюдать за происходящим, надеясь, что занудный священник получит приказ убираться отсюда. Он настолько вышел из себя, что был готов разрыдаться от отчаяния, когда окончательная победа, которая, можно сказать, находилась у него в руках, ускользала по милости этого длинноносого ханжи и пуританина. Отец Джон не обращал внимания на Тандема. Не отрываясь от влажных красноватых глаз «крупье», он показал на себя, на Тандема и обвел рукой круг, включающий в себя их обоих.

Выражение лица «крупье» не изменилось. Не смущаясь его бесстрастностью, отец Джон показал пальцем на туземцев и обвел окружность вокруг них. Этот жест он повторил дважды. Щелки глаз его собеседника внезапно расширились, блеснув розоватыми белками. Абориген слегка покрутил головой, что, по всей видимости, должно было означать утвердительный кивок. Он явно понял, что старался внушить ему падре: оба человека относились к другому классу существ, нежели кубейянцы.

Затем отец Джон ткнул указательным пальцем в «вертушку» и переместил его в сторону «крупье». Снова был описан круг, который на сей раз недвусмысленно включил в себя туземцев и установленную лицом вниз фигуру. Очередная окружность опять содержала в себе землян. После чего отец Джон предъявил всеобщему обозрению висящее у него на шее распятие.

Толпа издала единодушный вопль. Но почему-то полный разочарования, а не удивления. Туземцы подались вперед, но «крупье» рявкнул, и все сдали назад. Сам же он подошел к отцу Джону и внимательно рассмотрел символическое изображение. Закончив изучение, он посмотрел на отца Джона, ожидая дальнейших знаков. Из глаз его текли слезы.

– Что вы делаете, Кэрмоди? – хрипло спросил Тандем. – Вас что, оскорбит, если я выиграю что-нибудь ценное?

– Помолчите, человече. Я почти достучался до них. Скорее всего нам удастся унести ноги. Хотя не уверен... вы завязли в игре по уши.

– Когда я доберусь до Земли или ближайшего крупного порта, то подам на вас в суд за то, что вы ограничиваете мою свободу волеизъявления!

Тандем знал, что обещание было пустопорожним, ибо к данным случаям закон был неприменим. Но, высказав угрозу, он почувствовал себя как-то лучше.

Однако отец Джон не услышал его. Теперь он самозабвенно изображал процедуру распятия на кресте – руки раскинуты, ноги сведены, лицо искажено судорогой мучительного страдания. Убедившись, что «крупье» закрутил головой в знак понимания, падре снова показал на Тандема. «Крупье» удивленно воззрился на него; черная вислая груша его носа дернулась, выражая некое непонятное чувство. Он типичным галльским жестом пожал плечами и вскинул руки ладонями наружу.

Отец Джон расплылся в улыбке; все его тело, казалось, завибрировало в унисон с невидимым камертоном. На этот раз его звучание было преисполнено блаженства.

– Вам повезло, сын мой, – сказал он Тандему, – что вскоре после вашего ухода я вспомнил одну статью, которую прочел в «Межпланетном журнале сравнительных религий». Ее написал антрополог, который провел некоторое время на Кубейе, и... «Крупье» прервал священника серией решительных жестов, давая понять, что отец Джон неправильно истолковал суть их общения. Лицо священника осунулось.

– Оказывается, этот парень тоже слышал о свободе волеизъявления, – простонал он. – И требует, чтобы вы сами решили, хотите ли и дальше... Тандем не стал дожидаться окончания фразы и издал торжествующий вопль:

– Джентльмены, продолжаем игру!

Он не услышал протестующего вскрика падре, когда, схватившись за зеленую руку «вертушки», крутанул ее и та стала стремительно вращаться на штыре, упирающемся ей в пупок. Он вообще забыл о существовании отца Джона, поглощенный ожиданием того момента, когда вращение начнет замедляться, и он серией осторожных подталкиваний подведет фигуру к той точке, в которой черные сомкнутые ноги укажут точно на него.

Фигура «вертушки» описывала круг за кругом, и, пока она вращалась, взлетающие статуэтки игроков поблескивали на солнце. То ли фортуна была на стороне туземцев, то ли отвернулась от них. Тандем застыл, полуприсев, полный уверенности, что проиграть не может. Все четверо, которые противостояли ему, ни в малой доле не обладали его способностями. Вот! Теперь «вертушка» еле ползла, все медленнее и медленнее описывая последний круг. Мимо проплыла зеленая рука, затем скользнули ноги. Легкий, еле заметный толчок заставит их продолжить вращение, затем останется их чуть-чуть подтянуть, совсем немного, потом последует лишь намек на стопор, чтобы вращение окончательно замерло.

Так и надо действовать. Вот они приближаются, длинные черные конечности с изуродованными ступнями, вытянутыми в одной плоскости с голенями. Они подходят, подходят, спокойнее, так, так, мягче, мягче... а-а-ах!

Ха!

Толпа, затаившая дыхание, единым мощным порывом перевела дух, разразившись криками удивления и разочарования.

Тандем так и застыл, полуприсев, не в силах поверить своим глазам. Волосы на затылке стали дыбом, когда он вдруг почувствовал неодолимую силу, которая, появившись непонятно откуда, продолжала раскручивать фигуру, пока ее ноги не миновали его, а зеленая рука не указала на одного из соперников.

Очнулся он лишь тогда, когда отец Джон встряхнул его и сказал:

– Уходим, человече. Вас выпотрошили.

Онемев, Тандем увидел, как обливающийся слезами «крупье» подал знак туземцам, и те, набросившись на груду фигурок, стали перетаскивать их по другую сторону круга к ногам победителя. Теперь, хотя Тандем этого еще не осознал, правила поменялись. Победитель получал все.

Прежде чем земляне двинулись в обратную дорогу, «крупье» подошел к падре и протянул ему одну из фигурок. Помедлив, отец Джон снял с шеи цепочку и вручил туземцу распятие.

– Чего ради?

– Профессиональная вежливость, – объяснил падре, ухватив Тандема за локоть и таща его сквозь толпу завывающих и прыгающих кубейянцев. – Он хороший человек. И отнюдь не ревнив. Тандем даже не сделал попытки понять собеседника. Его гнев, придавленный было грузом поражения, от которого игрок онемел, прорвался наружу.

– Черт побери, эти дикари скрывали силу своей психокинетики! Но даже в этом случае они не вывели бы меня из равновесия, не останови вы игру в самый неподходящий момент, что дало им возможность собраться с силами и навалиться на меня всем скопом! Лишь по чистой случайности они стали действовать воедино! И не будь вы такой пуританской собакой на сене, я бы точно выиграл! И стал бы богатым! Богатым!

– Принимаю на себя всю ответственность. Тем не менее разрешите мне об... осторожнее!

Тандем споткнулся и шлепнулся бы ничком, не подхвати его отец Джон. Вырвавшись, Тандем еще больше разозлился. Он не хотел быть обязанным падре абсолютно ничем.

В молчании они миновали густые заросли, пока не вышли на опушку. И тут, повинуясь отцу Джону, мягко придержавшему спутника за локоть, Тандем повернулся. Сквозь узкую просеку между деревьями перед ним открывался прекрасный вид на долину.

– Так вот, Роджер Тандем, я прочитал ту статью в журнале. Она была озаглавлена «Позиции», и, к счастью для вас, наш предыдущий разговор на эту тему вызвал ее у меня в памяти. И в тот же момент я решил – если вы простите некоторое самовозвеличивание данного утверждения – «пройти вторую милю». И даже третью в случае необходимости.

Понимаете ли, Роджер Тандем, увидев эту публику, вы истолковали открывшуюся перед вами сцену в привычных для вас знаках и понятиях. Вы увидели туземцев, собравшихся вокруг устройства, явно предназначенного для азартных игр. Что подтверждали и все остальные доказательства: стоящие на коленях люди, отчаянные пари, внимание, устремленное к вращению фигуры, вы слышали мольбы и возгласы, устремленные к Даме Фортуне, стоны разочарования и крики восторга, сетования проигравших. Вы видели перед собой церемониймейстера, главного игрока, хозяина казино.

Но вот чего вы не поняли: существует определенное сходство между звуками и жестами, принятыми в азартных играх, и теми, что характерны для собраний адептов некоторых фанатичных религиозных сект, где бы во вселенной они ни проходили. Они очень напоминают друг друга. Понаблюдайте за жестами игроков, охваченными азартом, и сравните их с ужимками сектантов, участвующих в первобытном праздновании возрождения. Большая ли в них разница?

– Что вы имеете в виду?

Отец Джон указал в проем просеки.

– Вы чуть было не стали новообращенным.

Победитель гордо высился над грудой статуэток, сваленных у его ног. Чувствовалось, что все его существо до мозга костей преисполнено восторгом по случаю победы, ибо он застыл в благоговейной неподвижности, опустив руки. Но длилось это недолго. Сзади к нему подошли несколько крепких коренастых игроков. Его распростертые в стороны руки привязали в деревянному брусу. Еще один такой же брус, под прямым углом к первому, пришелся под спину победителя. Ему надежно привязали голову, кисти и лодыжки. Потом распятие подняли и понесли. В то же время «вертушку» сняли со штыря.

Даже сейчас Тандем не осознавал, какой участи избежал, – пока туземцы не перевернули распятого лицом вниз и не насадили пупком на острый конец штыря. Когда тот пронзил тело насквозь, войдя в деревянный брус за спиной, распятый стал вращаться под речитатив толпы.

Отец Джон молился вполголоса.

– Если я вмешался, то лишь из-за любви к этому человеческому созданию и потому, что не мог не подчиниться зову сердца. Я знал, Отче, что один из них должен умереть, но сомневался, что человек готов к такому исходу. Может, и создание этого мира тоже не было готово, но сие мне знать не дано. Он вступил в игру, прекрасно понимая, на что обречен в случае выигрыша, а этот человек, Тандем, пребывал в неведении. Но Тандем создан по нашему образу и подобию, Отче, и, поскольку я не получал никаких ясных знамений, свидетельствующих об обратном, то не мог поступить иначе ради его спасения, дабы пришел день, когда он сам спасется. Если же я впал в заблуждение, то лишь в силу невежества и чрезмерной любви.

Закончив молитву, отец Джон повел бледного Тандема, которого продолжала колотить дрожь, по склону холма.

– Банк всегда выигрывает, – сказал отец Джон, лицо которого тоже было покрыто легкой бледностью. – Тот, кого вы приняли за «крупье», был их верховным жрецом. Слезы, что вы сначала увидели на его глазах, были вызваны радостью от возможности заполучить новообращенного, а потом он заплакал от разочарования, когда вы проиграли. Он страстно хотел, чтобы вы одержали победу в этом тысячелетнем ритуале. В случае выигрыша вы стали бы первым землянином, представляющим их божество, которого необходимо принести в жертву таким достаточно болезненным образом. И весь ваш выигрыш был бы погребен вместе с вами как подношение божеству, чьим живым воплощением вы стали.

Но, как я сказал, банк никогда не остается в накладе. Попозже первосвященник выкопал бы его и присоединил к другим сокровищам церкви.

– Вы считаете, что жесты, которые вы делали перед "кру... перед жрецом – убедили его, что я...

– Да. Что вы поклоняетесь богу Вертикального Креста. А не Горизонтального. И я почти убедил его, что он обязан принять во внимание мысль о свободе волеизъявления и дать вам возможность самому вступить в его секту. А я, как вы успели заметить, не очень стесняюсь, когда необходимо вмешаться.

Тандем остановился и закурил сигарету. Руки у него еще дрожали, но, сделав несколько затяжек и окутавшись синеватым дымком, он почувствовал себя лучше.

Расправив плечи и вздернув подбородок, он сказал:

– Послушайте, отец Джон, если вы считаете, будто эта история настолько напугала меня, что я вприпрыжку кинусь под крыло матери Церкви, то ошибаетесь. Значит, я сделал ошибку? Но заблуждение было лишь частичным, потому что они в самом деле играли. Да тут любой оказался бы в дураках. Во всяком случае, в вашей помощи я не нуждался.

– В самом деле?

– Ну, не могу отрицать, что появившись, вы сделали благое дело... Хотя нет. Я проиграл. Да и не мог выиграть, когда эта четверка сплотилась против меня. Так что я потерял? Я хорошо провел время и благополучно унес ноги.

– Вы потеряли свои часы.

Похоже, отец Джон так и не оправился от печали, которая пала на него, когда он увел Тандема из долины. Тональность его камертона была мрачна и окутана тьмой.

– Слушайте, отче, – сказал Тандем, – давайте оставим все эти рассуждения о морали и символах. Ладно? Между моими часами и моральным обликом нет ничего общего, и не надо их сравнивать. Вы же знаете, что склонны придавать таким вещам непомерно большое значение.

Увидев перед собой обводы гигантского корпуса корабля, он ускорил шаг, чтобы оставить священника за спиной. Но оторвавшись от него, остановился. Мысль, которая смутно копошилась в глубинах памяти, внезапно прояснилась.

Развернувшись, он пошел обратно.

– Скажите, отче, как относительно тех четверых, что остались? Готов поклясться, что и все вкупе они не обладали...

Тандем запнулся. Отец Джон стоял спиной к нему ярдах в двадцати пяти. Плечи его поникли, и что-то в осанке дало понять, что камертон начал вибрировать на более высокой ноте.

Тандем лишь смутно осознавал, что происходит. Все его внимание было приковано к отцу Джону и его действиям.

Священник подбросил статуэтку в воздух и проводил ее глазами, пока та не воткнулась в землю черными ногами. Он повторил бросок четырежды. И каждый раз статуэтка приходила ногами к земле.

Даже на таком расстоянии Тандем чувствовал мощь той силы, которая управляла ею.