"СОНАТА МОРЯ" - читать интересную книгу автора (Ларионова Ольга)

* * *

– Аппаратура в котором контейнере? – кричал мулат в кожаных штанах, скаля на солнце тридцать два золотых зуба и запрокидывая голову, чтобы голос его долетел до носовой части гигантского корабля, такого одинокого и чужеродного на этой нецивилизованной планете.

– В шес-то-о-ом! – донеслось из поднебесной вышины. – Скажи кибам, чтоб платформу подавали!

– Я са-а-ам!

Обладатель кожаных штанов обернулся и только тогда увидел Варвару, еще не вышедшую из кабины пассажирского лифта. Несколько секунд он оторопело взирал на нее, потом почесал за ухом и достаточно нелюбезным тоном изрек:

– Так. А дед где?

Варвара поймала себя на том, что ей тоже хочется почесать за ухом. Хм, дед. Пилот-механик был по-старчески брюзглив, штурман-пилот – бородат, механик-штурман – лыс, но седина подразумевалась. Значит, дедом могли назвать любого.

– Дед наверху, – коротко ответила она.

– Превосходно!!! – возопил мулат, словно в одном факте существования "деда" уже заключалось нечто феерическое.

На сем диалог прервался, потому что он метнулся в кабину громадного контейнеровоза – такого Варвара ни разу на Большой Земле не видела, – прогнал оттуда золотого членистоногого киба (да что у них тут, золотые россыпи, что ли?) и начал осаживать грузовик прямо к швартовочным опорам корабля с такой демонстративной лихостью, которая довела бы земного инспектора по технике безопасности до невменяемого состояния. "Вот сейчас либо машину покалечит, либо груз примет мимо платформы, – с непонятно откуда взявшимся раздражением подумала Варвара. – Ну, а мне-то что? Мне вот давно пора совершить исторический шаг и ступить, наконец, на девственную почву этой первой в моей жизни далекой планеты, занесенной в звездные каталоги под именем Земли Тамерлана Степанищева. А то я торчу тут на пороге лифта, как вечерняя фиалка, повергая космодромный персонал в изумление своей нерешительностью…"

И она совершила исторический шаг.

Правда, девственная почва оказалась рукотворным шершавым бетоном, а космодромного персонала вообще не было видно, но что могли значить такие мелочи перед счастьем стоять на твердой земле? Несмотря на усиленные тренировки, Варвара, не без основания считавшая себя человеком крепким и закаленным, перенесла полет без восторга, а процедура посадки оказалась и вовсе тошнотворной маятой. И вот теперь ее тело, совсем недавно сжатое перегрузкой в нервный. ощетинившийся комок, только-только начало обретать былую чуткость и восприимчивость. Глаза широко и удивленно раскрывались. Ветер доносил непредставимые доселе запахи. Кожа теплела под тугим напором лучей. Вот она, чужая земля. Враждебная? Дикая? Нет, скорее наоборот – дружелюбная, доверчивая, как ластящееся животное.

Она еще немного постояла, проверяя, прошло ли головокружение. Прошло. Тогда она шумно вдохнула пряный прохладный воздух и пошла к веренице ожидающих погрузки контейнеровозов.

– Э-э, осторожненько! – крикнули сзади.

Она обернулась, и прямо в глаза ей ударил ослепительно желтый луч света. Не медовый, не лимонный – золотой до осязаемости. "Прямо не космодром, а танцплощадка какая-то", – подумала Варвара. Ни танцев, ни цветной иллюминации она отродясь не терпела. Пришлось заслониться ладошкой и попятиться так, чтобы навязчивый маскарадный прожектор оказался за массивным корпусом еще испускавшего тепло звездолета.

И тогда она вдруг поняла, что это вовсе не прожектор, а знаменитое тамерланское солнце, прижатое к самому горизонту многослойным шоколадным облаком. Из средней части корабля, загибаясь книзу, выползли два уса – разгрузочные направляющие; перечеркнув облако, они коснулись земли и растворились в быстро густеющих сумерках. Черной почкой выпятился первый контейнер, отделился от борта и заскользил вниз, навстречу фыркающему в полутьме грузовику. В какой-то момент контейнер попал в конус закатного света, и по всему космодрому разметнулся веер причудливых бликов, словно на бетон вытряхнули целый невод золотых разнокалиберных рыбок.

Бронзовый киб, напоминающий членистоногого кальмара, наблюдал за всей этой процедурой целым ожерельем видеодатчиков, опоясывающим его вычислительный бурдюк. Контейнер лег на платформу, и грузовик, натужно рыча, пополз прямо на Варвару. Она посторонилась; из кабины вывалился шофер, гаркнул:

– Повторять мое движение! – и звонко поддал киба по бурдюку, словно тот нуждался в начальном импульсе.

Киб, до сих пор не шелохнувшийся, внезапно ожил, догнал плавно идущую машину, запрыгнул в кабину на освободившееся место и повел контейнеровоз в голову колонны. Поставив машину (у Варвары появилось подозрение, что он водворил ее на прежнее место с точностью до миллиметра), он выключил мотор, пересел на следующий грузовик и покатил "повторять".

– Какой исполнительный рыжий! – невольно вырвалось у девушки, когда она заслышала шаги приближающегося шофера.

– А почему – рыжий?

Действительно, почему? Теперь, когда солнце село и включились настоящие прожекторы, стало ясно, что и киб этот был не бронзового цвета, а обычного серебристого, и мулат – не мулат, и зубы у него самые обыкновенные… Фокусы неземного солнца, вот и все, а она попалась, как первокурсница, еще не проходившая космической практики. Впредь надо держать язык за зубами, а то еще не раз вот так сядешь в галошу…

– Извините, – проговорила она, кляня себя за оплошность, – действительно, кибы – это не по моей части.

– А что – по вашей? Кто вы, собственно говоря, такая?

– Что вас конкретно интересует? – взъерошилась Варвара.

– Ваша профессия, если вы позволите, затем степень причастности к данному рейсу – может, вы тут только транзитом? У нас ведь из пассажиров ожидался только один дед, мы его, знаете ли, жаждем видеть в качестве свадебного генерала…

Почему искомого деда он упорно называет пассажиром? Ведь кроме нее на борту были только члены экипажа. А, не ее дело.

– Я радиооптик, – скупо обронила она. – Зовут Варварой. Сюда по распределению, то есть на два года. Земных.

После каждой пары слов она делала маленькую паузу – проверяла: не сказала ли чего лишнего? Вроде бы нет, не сказала.

Шофер, уперши руки в бока, разглядывал ее крепкую, мускулистую фигурку.

– Огнестрельным оружием владеете? – спросил он быстро и как будто без малейшей связи с предыдущим.

Да что он пристал, как банный лист?

Ведь все, готовящиеся к работе на дальних планетах, сдают зачет по стрельбе. Вероятно, его интересовал не сам факт, а степень совершенства.

Но что здесь, на Тамерлане, считается совершенством?..

– Стреляю. Сносно.

Он вдруг развеселился, хлопнул себя по кожаным штанам:

– Знаете что, познакомлю-ка я вас прежде всего с нашим собственным дедом! У вас примерно одинаковая степень контактности. Мы-то поначалу думали вашего деда с нашим объединить, а то наш что-то совсем в грусть впал. А сейчас думаю, лучше вас ему пары и не надобно!

Варвара в очередной раз сдержалась, позволила себе только сухую реплику:

– Я бы не сказала, что испытываю желание быть с кем-то объединенной.

– А что нам тогда с Лероем делать? – взорвался вдруг шофер, переходя на тот естественный тон, каким обсуждают наболевшую проблему с хорошо знакомым человеком. – Связать его по рукам и ногам и сантранспортом на Большую Землю? Да? Или подстеречь его с гипноизлучателем где-нибудь в кустиках? Так он исключительно по пляжу вышагивает, кусты далеко, а со скал излучатель не возьмет. И варианта тут два: если так будет продолжаться, он либо помрет от неизвестной тоски, либо свихнется. Вас это устраивает?

Собственно говоря, в словах его присутствовала железная логика: если уж ты, голубушка, здесь не транзитом, а по распределению, то с первой же минуты твоего пребывания на Тамерлане тебя все должно касаться – от неведомого деда Лероя до последнего сигнального фонаря на грузовом прицепе. Так положено у нас, на дальних планетах.

Свойственный ее характеру жесткий самоконтроль поставил еще одну галочку в невидимой графе "промахи". Хотя – что ей было отвечать? Что-де всегда готова? И на все? Не умеет она так, даже если это здесь и принято. И вероятно, не научится.

Так что будет трудновато.

– Последняя платформа, – проговорил шофер уже совсем другим тоном, словно несколько минут вовсе и не он кричал на девушку, размахивая кулаками и скаля сияющие обманным золотом зубы. Экспансивен не в меру, определенно – дитя субтропиков. Кто там в группе Сусанина, куда ее распределили? Из мужчин – Параскив и Келликер, как говорили на Большой Земле. Но этот определенно не подходит ни под одну из этих фамилий.

Она утвердительно кивнула, радуясь тому, что хоть на этот раз ей ничего не надо отвечать. В это время кабина пассажирского лифта, незаметно ускользнувшая вверх, задребезжала в коричневой вышине, сверху обрушились сразу три зычных голоса, и определенной смысловой нагрузки эти крики явно не несли, а служили только увертюрой к предстоящей встрече. В кабинку что-то со скрежетом затаскивали, всем не терпелось, и хозяин кожаных штанов, так и не потрудившийся представиться Варваре, тоже издал восторженный вопль, запрокинув голову и щуря свои и без того узенькие глазки. Словно в порыве естественного восторга он поднял над головой свои внушительных размеров лапищи, соединив их в приветственном жесте, и так же непринужденно уронил тяжкую левую ладонь на плечо Варваре.

Вот этого она терпеть не могла. Плечико у нее было крутое и для ее невеликого роста весьма сильное, так что одного движения было достаточно, чтобы прекратить подобное панибратство и притом заработать предубеждение к повторению опыта.

Но шофер и ухом не повел, словно под его ладонью мышь трепыхнулась; наоборот, рука его на Варварином плече стала еще тяжеловеснее: стой, где стоишь. Варвара замерла, но вовсе не потому, что подчинилась. Просто бывают такие моменты, когда перед глазами происходит что-то невероятное, алогичное и нужно все силы бросить на то, чтобы не упустить ни одну деталь, оценить происшедшее и понять, что же нужно делать именно тебе. В такие секунды замираешь, и со стороны может показаться, что это – страх; но это другое, потому что такое приходит раньше страха. И Варвара замерла, потому что правая рука ее собеседника нетерпеливо выдирала из незастегнутой кобуры тяжелый пистолет с граненой насадкой на дуле. "Вы, значит, стреляете, – процедил он сквозь зубы, и лицо его было совсем не прежним, смеющимся, – стреляете сносно…"

Если бы не эта неожиданная смесь отчаянья и усталости, она попросту подумала бы, что он хочет пальнуть вверх от избытка чувств. Может, у них так принято. Но она по-настоящему перепугалась, когда в какой-то миг ей показалось, что этот ненормальный сунет пистолет ей и заставит стрелять в кого-то…

Ничего подобного. Он вскинул руку, и она, невольно следуя за его движением, глянула влево, вдоль корпуса исполинского корабля, и на фоне золотисто-коричневого закатного облака увидала силуэт великолепного оленя, который небезуспешно разносил довольно шаткую ограду космодрома. Белоснежные рога подымались над изящной головой так легко, что казалось – над черной развевающейся гривой бьет живой фонтан. Гривистый олень, значит. Чудо-то какое! В каталогах Сусанина, успевших дойти до Большой Земли, его не значилось, да и много ли могло поместиться в двух компактных катушках феррографа! Да еще к тому же сколько места отнимал постоянный рефрен: специалистов, специалистов, и именно по дальним планетам!

Впрочем, этого требовали со всех осваиваемых планет…

Выстрел хлопнул совсем негромко, и тотчас же впереди, там, где сильные ноги оленя крушили бревенчатый заборчик, полыхнул столб веселого, брызжущего искрами огня. Огромная бенгальская свеча вымахала чуть ли не в ползвездолета, и в ответ из кабинки опускающегося лифта тоже принялись радостно и беспорядочно палить, отчего в небе послушно расцвели многоцветные укропные зонтички. Вольно или невольно они были направлены в одну и ту же сторону, если только Варвара не ошибалась, то на здешний юг, и вскоре оказалось, что все правильно, потому что там, за кромочкой бурых гор, тоже затеплилось ответное радужное сияние. Значит, увидели и тоже палили от избытка чувств. Конечно, этому зареву могло быть и другое объяснение, но оно как-то не приходило в голову.

Все правильно, говорила она себе, здесь такие порядки, такие законы. Надо оглядеться, прикинуть все на собственных ладонях (она даже приподняла свои широкие суховатые ладошки, словно взвешивая на них невидимое добро и зло). И стрельба под ноги этому сказочному оленю, несколько веков назад приснившемуся великому причуднику Карло Гоцци, тоже в порядке вещей. Ладошки непроизвольно потерлись друг о друга – не то стряхивали что-то постороннее, не то зудели… Нет, не принимало Варварино нутро некоторых здешних традиций. Категорически.

Бенгальский столб медленно опадал, на посадочной площадке становилось совсем темно. Там, где несколько секунд назад пронзительное желтое солнце выметывало лучи прямо из-под брюха исполинского оленя, уже никого не было. Только далекие косые жердочки поломанного забора перечеркивали тусклую лунообразною краюшку светила, затуманенного надгорным облаком. Горы, со всех сторон горы. Под снижающимся кораблем она тоже видела одни скальные массивы. И почему, отправляя ее, Полубояринов как-то задумчиво проговорил: "Это ведь еще та степь…"

Кабинка лифта со скрежетом плюхнулась на амортизатор, и только тогда Варвара почувствовала, что на ее плече больше нет властной чужой руки.

– Осьмуха, забор чинить! – рявкнул шофер кибу-осьминогу и ринулся навстречу прибывшим.

В темноте возле лифта что-то восторженно кипело, фыркало, хлопало. Одним словом, бурлила радость. Выражалось это в том, что трое мужчин обнимали четвертого. Неужели каждые два месяца, когда прибывает звездолет, возникают такие необузданные эмоции? Ведь ничего особенного, почта прибыла, и только.

Хотя, может, и не всем удается в следующий раз выйти в космос – возраст, здоровье…

Мимо Варвары на полной скорости пронесся механический осьминог с жердиной в щупальцах – вероятно, забор чинить. Забор у космодрома! Помереть можно было бы со смеху, если б космодром был земной. А здесь привыкать нужно ко всему, в том числе и к этому. Потому как – дальняя планета.

Четверка, басовито и нечленораздельно выражавшая непреходящую радость встречи, возникла из темноты буквально в двух шагах от девушки, и тут только шофер, отделившись от общей массы, гулко хлопнул себя по лбу и горестно возопил:

– Летяги! Деда-то забыли!

"Летяги" недоуменно переглянулись.

– Какого еще деда? – недоуменно осведомился кто-то из экипажа, кажется, механик-штурман.

– Да деда же, этого самого… чучельника!

– Дедов не возим.

Варвара с удовлетворением почувствовала, что наконец-то и этот шофер-весельчак прилюдно сел в галошу.

– Как же так? Меня Солигетти стопроцентно заверил, что он этого деда – впрочем, скорее, дед его – в сорок восьмом году на Белой Пустоши из анабиоза вытаскивал! И фамилия-то еще запоминающаяся, такая рыбная… А, Навага!

– Норега, – сказал пилот-механик. – Так это она.

Наступившая пауза страдала излишком мелодраматизма. '

– Та-ак, – констатировал шофер с теми неподражаемыми модуляциями в голосе, с которыми невоспитанный директор инопланетной базы комментирует прибытие манекенщицы Дома Галактических Мод, присланной (даже без злого умысла) вместо заказанного противометеоритного кибер-снайпера. – И в котором же контейнере ваш багаж, картины-корзины-картонки?

Варвара позволила себе еще одну томительную паузу.

– Мои контейнеры ВСЕ. Кроме разве что пятого и шестого.

– Ну, спасибо, летяги, – сокрушенно проговорил шофер, кланяясь в пояс. – Привезли мне подарочек. Просил специалистов, прислали барышню. С приданым. Пошли спать по этому поводу, завтра повезу вас ни свет ни заря.

Четверка снова обнялась и двинулась куда-то в темноту, дружно брякая содержимым карманов. Варвара пожала плечами и направилась следом, сосредоточенно глядя под ноги, чтоб не споткнуться. По мере того как они отходили к краю площадки, дальние прожектора медленно отключались. Впрочем, толку от них было немного. Гостиничного типа домик вырос навстречу, слева и справа в его стены упирались толстые жерди деревенского забора. Все правильно, бетон ведь, наверное, возят с Земли.

Мужчины посторонились, пропуская девушку, массивная цельнометаллическая дверь откатилась с визгом, свидетельствующим о нерадивости хозяев. За дверью следовал неожиданно уютный холл, выстланный синтетическим ковром. Ковер тоже не холили, от входа, расходясь латинской "пятеркой", вели две грязноватые тропочки: к левой внутренней двери – едва заметная, деликатная, к правой – протоптанная широко и добротно.

Владелец кожаных штанов, все еще хмурый и разочарованный, сделал широкий жест, приглашая Варвару проследовать в левые апартаменты. Вероятно, там было все, что нужно для отдыха, потому что он только неприветливо буркнул:

– Разбужу.

– Спокойной ночи, – корректно ответила она и притворила дверь. В маленькой комнатке действительно было все, что нужно: узкая, как и на звездолете, кровать, откидной столик и холодильник, рассчитанный отнюдь не на аскета, – сквозь его прозрачные стенки проглядывали аппетитные колбасы явно неземного происхождения, химический стакан с молоком и целая тарелка чего-то пузырчатого, отливающего свекольным цветом. Далее в задней зеркальной стенке отражалось смуглое насупленное личико со скифскими скулами и решительно очерченным ртом. Над верхней губой едва обозначался нежный темный пушок, как это бывает у очень смуглых девушек, придавая им редкостное своеобразие; но Варвара, как это случается в пору излишней к себе придирчивости, возвела едва уловимую поросль в ранг усов, свалила на них все свои реальные и мнимые несчастья и раз и навсегда возомнила себя окончательным уродом.

Это усугубило ее природную замкнутость и отвратило от девического пристрастия к верчению перед зеркалами.

Вот почему она несколько помедлила перед холодильником, выбирая между сомнительным удовольствием еще ближе очутиться к собственному ненавистному отражению и несомненной радостью вкусить не запретных, но абсолютно неизвестных плодов.

Второе пересилило.

Дверца распахнулась со старомодным звоном, и по внутренним стенкам заплясали малиновые блики. Варвара, как зачарованная, извлекла ледяную тарелку, на которой алели четыре ягоды, по форме и цвету напоминавшие шелковицу, но вот по габаритам сравнимые разве что с вернинским апортом. Если бы не сказочный аромат и упругое подрагивание живой кожицы, их можно было бы принять за елочные игрушки.

Варвара выпрямилась, коленом захлопнула дверцу. Вот тебе и "та степь"! Да если бы перед комиссией по распределению стояла бы такая вот тарелка, то весь курс запросился бы на Землю Тамерлана Степанищева. И не пришлось бы некоторым здешним плакаться по поводу отсутствия специалистов.

Стоя посреди комнаты, она взяла верхнюю ягоду за короткий хвостик, намереваясь разом отъесть добрую треть, и…

Кажется, раздался небольшой взрыв. В следующее мгновение девушка поняла, что звука, конечно, не было, а просто нормальный землянин не в состоянии даже представить себе такой обонятельный и вкусовой удар, который обрушился на нее. Все ароматы садов Шахрезады одним залпом!

Она попыталась утереться ладошкой – сок побежал по запястью и дальше, под обшлаг комбинезона. И конечно, в дверь тут же постучались. Вовремя, ничего не скажешь.

– Не заперто! – крикнула она.

– И напрасно, – проговорил штурман-пилот, просовывая в дверь клочковатую бороду. – Разве вы не обратили внимание на то, что все здешние двери как раз и созданы для того, чтобы запираться, и понадежнее. Но раз вы этого еще не сделали, то не присоединитесь ли к нашему ужину?

Он смотрел на ее рожицу, заляпанную алым соком, как на что-то совершенно естественное. Пожалуй, из всего экипажа он был если не самым приятным, то наиболее воспитанным человеком.

– Спасибо, я уже, – сказала она, переводя взгляд на стену и обнаруживая там созвездие свежих пламенеющих клякс.

– Жаль, – искренне огорчился штурман. – Кстати, здешние ягоды не едят, а пьют. Соковыжималка на полочке. Ну, запритесь на ночь, и земных вам снов.

Он бесшумно притворил за собой дверь. Варвара поглядела ему вслед и, вспомнив массивную титановую плиту и амбарные засовы на входной двери, несколько удивилась. Подошла к окну – так и есть, тяжеленные ставни. В комнате было прохладно и отнюдь не душно, но у нее уже автоматически включился врожденный комплекс противоречия, руки сами собой нащупали примитивные запоры, и ставни распахнулись.

Малиновый запах почти осязаемым потоком ринулся вон из комнаты. "Не слетелись бы птички-бабочки", – подумала Варвара, усаживаясь на подоконник.

Полноцветные крупные звезды нависали прямо над самым домом, образуя незнакомые созвездья; к горизонту плотность их заметно увеличивалась – видимо, так уж проходил здешний Млечный Путь. И кромка бархатных гор была чуть-чуть иной, чем на Большой Земле, – то ли пики острее, то ли злее и причудливее срезы обрывов… И звон – мелодичный, сладкоголосый, словно здешние цикады весь день объедались сказочным медом.

Впрочем, если судить по произрастающим тут ягодам, цветы, им предшествовавшие, должны быть фантастическими.

Внезапно где-то под окном, внизу и правее, захрустело и заскреблось. И было в этих звуках такое настойчивое отчаянье – а может, и не только в звуках, – что Варвара, перекинув ноги через подоконник, бесстрашно спрыгнула в темноту. Впрочем, если бы там ее подстерегала опасность, она почувствовала бы.

Гладкие, будто обглоданные жерди упирались торцами в стену домика, а дальше, сразу же за этим импровизированным забором, уходил вниз, в непроглядную темень, неопределимой глубины обрыв. Девушка оперлась на теплое еще и такое земное дерево, нагнулась – внизу снова по-лошадиному зафыркали. И что-то белое, раскидистое, тонкопереплетенное, словно ветви только что расцветшей яблони, шевелилось там, силясь подняться. Варвара присела на корточки – снизу пахнуло теплым хлевным духом, и купа белоснежных рогов всплыла вверх, вознесясь до первой жердины забора. Олень стоял на задних ногах, а передние скребли камень, и тот повизгивал, словно копыта были железными. Лиловый фосфорический блеск широко раскрытого в темноте глаза мерцал жалобно и влажно, и Варвара, не удержавшись, просунула руку сквозь жерди и положила ее на шелковую подрагивающую шею. При этом движении рассеянный свет из окошка достиг, наконец, ночного пришельца, и девушка увидела клыкастую кабанью морду, увенчанную неподобающими ей королевскими рогами.

Должен был возникнуть страх – и не возник. Рука, доверчиво и естественно лежащая на гриве, не отдернулась.

– Бедненький ты мой, – проговорила Варвара нараспев и почесала безобразную морду между светящихся глаз.

Девушка уже немного привыкла к темноте и теперь разглядывала первого повстречавшегося ей тамерланского зверя с каким-то бабьим состраданием, как смотрят на уродов. А ведь это никакой не урод. По тутошним меркам, наверное, даже красавец. Король-олень. А если хорошенько приглядеться, то и на земной вкус он не так уж безобразен. Грива, как у яка, рога… не классической формы рога и пупырышками, точно приготовившаяся цвести верба, и такие теплые на вид. И глаза колдовские…

За спиной, в домике, что-то хлопнуло – то ли пробка, то ли дверь. Варвара быстро поднялась с колен.

– Давай-ка ты отсюда, – торопливо зашептала она, а то этот чудак опять палить начнет…

Она перелезла обратно. Нет, в комнате никого не было. Ложная тревога. Но спать хотелось просто смертельно – видимо, сказалось предфинишное напряжение. Она подвинула койку к окну, отстегнула пояс с неразлучным охотничьим ножом, стянула с плеч комбинезон. Руки цепенели – так и заснула бы полураздетая. Нет, не одно только волнение было причиной этого изнеможения: тело, привыкшее ежедневно к нескольким часам активного плаванья, над водой или под нею, просто изнывало без воды. Она согласилась лететь на Тамерлану только потому, что база, как ей пообещали, располагалась на самом берегу теплого и совершенно безопасного моря. Она жадно оглядывала его контуры сверху, при посадке – теперь оно было далеко, разве что завтра к полудню удастся добраться.

Что ж, потерпим до завтра.

В последний миг она нащупала на стене распределительный щиток и, блюдя правила безопасности, включила в оконном проеме поле силовой защиты.

Желтые звезды затуманились, значит, поле было мощнейшим. И что они тут так страхуются – ведь в инструкциях, которые она изучала перед полетом, говорилось абсолютно уверенно, что на Земле Тамерлана Степанищева – точнее, в обозримых окрестностях береговой базы – опасных для человека животных форм не имеется. И тем не менее…

Да, вот тебе и "та степь".

Она потыркала кулачком слежавшуюся подушку, вытянулась на прохладных простынях, пробормотала невесть откуда взявшееся: "На новом месте приснись жених невесте" – и заснула.

Приснился птеродактиль.