"Чик Боудри – техасский рейнджер" - читать интересную книгу автора (Ламур Луис)

Проездом…


У Боудри не было абсолютно никакой причины оспаривать авторитет "Шарпса" пятидесятого калибра, чье дуло высовывалось из-за дверного косяка.

– Стойте там, где стоите, мистер!

Голос был юным, но звучал повелительно, а нажать на спуск винтовки может не только взрослый. Чик Боудри дожил до своих лет, потому что знал, когда надо остановиться. Он остановился.

– Я не знал, что кто-то есть дома, – мирно сказал он. – Я ищу Джоша Петтибона.

– Его здесь нет, – с вызовом произнес юный голос.

– Ты можешь положить винтовку, малыш. Я пришел не со злом.

Ответа не последовало, и дуло не дрогнуло. Чику совсем не нравилось смотреть в эту черную дырку, однако его восхитила решительность юнца, стоящего по ту сторону винтовки.

– Где Джош?

– Он… его забрали. – Чику показалось, что голос мальчика дрогнул.

– Кто забрал?

– Шериф пришел и увел его.

– С какой стати шерифу понадобился Джош Петтибон.

– Говорят, он отравил лошадь Ниро Татума, – сказал мальчик. – Но он ничего такого не делал!

– Татум из "Длинного Т"? Положи-ка лучше винтовку, малыш, и давай поговорим. Я не враг твоему отцу.

После минутного размышления винтовка опустилась на пол, и вышел большеголовый мальчик с револьвером за поясом. Рубашка на нем явно принадлежала отцу. Было ему лет двенадцать, не больше, и был он очень худой.

Боудри внимательно посмотрел на мальчугана, но болезненный вид его не обманул. Пусть он молод и худ, но совсем не трус и может взять на себя ответственность. В небогатом словаре Боудри "ответственность" была самым важным словом.

Мальчик медленно и настороженно дошел до ворот, но не подумал открывать их.

– Твой папа отравил лошадь Татума?

– Нет! Мой папа никогда ничей скот не травил!

– Я так и думал, – согласился Боудри. – Расскажи-ка мне об этом.

– Ниро Татум ненавидит папу, а папе наплевать на Татума. Он два или три раза хотел согнать папу с земли, все время говорил, что нечего, мол, тюремным пташкам гнездиться рядом с его землей.

Когда мальчик произнес "тюремная пташка", он быстро поднял глаза на Боудри, чтобы посмотреть, как тот это воспримет, но Чик, казалось, ничего не заметил.

– А потом папа получил от Пита Свагера племенного быка, и это разозлило Татума еще больше. Татуму очень хотелось заполучить его у Свагера, он предлагал ему большие деньги. Пит знал, что папе хочется иметь такого быка, а Пит был кое-чем обязан папе, поэтому недорого продал его нам. Пит покидал наши края.

Чик Боудри знал, чем Пит Свагер был обязан Джошу Петтибону. Пит поехал по делам в СанАнтонио и там заболел. Его жена осталась на ранчо одна с маленьким ребенком, и через два дня после отъезда Пита они тоже заболели оспой. Джош Петтибон приехал, чтобы ухаживать за ними, и к тому же выполнял всю работу по ранчо. Услуга была немалая, а Пит Свагер – не из тех, кто забывает долги.

– Вороная кобыла Татума взяла да померла, а он обвинил папу, что тот ее отравил.

– Какие у них есть улики? – спросил Боудри.

– Кобылу нашли рядом с нашей изгородью, когда она умирала: у нее шла пена изо рта, и она ужасно дергалась. Тогда Татум обвинил папу, а потом Фосс Дил сказал, что видел, как папа давал ей яд.

– Успокойся, малыш. Нам надо все хорошенько обдумать. У тебя есть кофе?

Лицо мальчика вспыхнуло.

– Нет. – А затем, увидев, что Чик собирается спешиться, он сказал:

– У нас в доме нечего есть. Вы лучше поезжайте в город.

Боудри улыбнулся.

– Ничего, если я воспользуюсь твоей печкой, сынок? У меня с собой есть чуток еды и немного кофе, а я проголодался.

Неохотно, часто поглядывая на Боудри, мальчик открыл ворота. Он взглянул на чалого.

– Он ведь быстро скачет, да?

– Как заяц, но только он может скакать по многу миль и никогда не устает. А бывали такие времена, когда ему приходилось скакать по-настоящему.

Мальчик быстро посмотрел на него.

– Вы в бегах, мистер? За вами тоже охотится закон?

– Нет. Я понял, что жить по закону выгоднее. Пару лет назад у меня вышла стычка с довольно лихими ребятами, и некоторое время я вроде как был в бегах. Нет ничего романтического в том, чтобы быть преступником, сынок. Сплошные неприятности, а к ним и еще неприятности. Ты никому не можешь доверять, даже тем преступникам, с которыми ездишь вместе. Ты всегда опасаешься, что тебя кто-нибудь узнает, у тебя нет настоящих друзей, потому что ты боишься, что они тебя могут предать или ограбить. Вся беда преступника в том, что ему приходится вращаться в плохой компании.

Когда они подошли к дому, Чик услышал внутри легкий шорох, а когда вошел, тонкая занавеска в дверном проеме, ведущем в соседнюю комнату, слегка колыхалась. Темнело, и Чик снял с лампы плафон, зажег ее и поставил плафон на место.

Мальчик с неловким чувством смотрел на него, время от времени кидая взгляд на занавеску.

– Скажи сестре, чтобы она вышла. Я ей не сделаю ничего плохого, к тому же она, наверное, тоже хочет есть.

Из-за занавески нерешительно вышла девушка лет шестнадцати, с такими же, как у брата, большими грустными глазами и таким же тонким лицом, она была красивой. Чик улыбнулся ей, затем начал откалывать лучинки для печи.

Чик взглянул на мальчика.

– Тебе не трудно поставить мою лошадь, сынок? Если хочешь, возьми с собой сестру, а когда будете возвращаться, прихватите заодно мою винтовку.

Пока они занимались делами во дворе, он разжег огонь и, обнаружив ослепительно чистый кофейник, поставил кофе. Затем, покопавшись в походном мешке, вытащил кусок бекона, несколько картофелин и диких луковиц. К тому времени, как они вернулись, еда стояла на плите, а в комнате вкусно, по-домашнему пахло кофе и беконом.

Расскажите мне про папу, – предложил он, – и уж раз зашла об этом речь, скажите, как вас зовут.

– Ее зовут Дотти. А меня Том, – ответил мальчик.

Когда Том начал говорить, Чик обнаружил, что знает почти все.

Три года назад Джоша Петтибона арестовали и посадили в тюрьму. Как и многие другие рейнджеры, Чик считал его наказание незаслуженным.

Петтибон повалил изгородь, закрывавшую путь к воде для его стада, и был осужден за злостное хулиганство. Ни один судья на Западе не осудил бы его, но в этом случае подавляющая часть присяжных "принадлежала" Багсу Татуму, брату Ниро. Судья и обвинитель были друзьями Татумов, к тому же Джош, не имея денег на адвоката, защищался сам. Чик Боудри не был ни судьей, ни присяжным заседателем, но он верил тому, что знал об этом деле.

– Когда начнется суд? – спросил он.

– Послезавтра.

– Ладно, завтра вы с сестрой как следует принарядитесь, выкатите повозку, и мы с вами поедем в город. Может, вам удастся помочь вашему папе. – А пока, – добавил он, – утром я поеду один и разведаю обстановку.

Работа рейнджеров заключалась не только в том, чтобы поддерживать закон и порядок и делать все возможное для защиты граждан; подчас им приходилось выступать в роли судьи или присяжного в малонаселенных округах, где судов не было, а также там, где они были, но доверять им можно было с трудом. Слишком часто суды контролировались крупными скотовладельцами и защищали только их интересы.

Чик Боудри знал, что Джош Петтибон был неплохим человеком. Упрямый, яростно независимый и часто вспыльчивый, Джош догадывался, что ограда у источника была поставлена только в пику ему, Джошу. Отгородив ручей, Татум перекрыл дорогу только стаду Джоша, все остальные стада могли приходить и уходить, как им заблагорассудится. Багс Татум хотел заполучить землю Джоша и, пока тот был в тюрьме, владел ею.

Освободившись, Джош забрал детей у родственницы, которая присматривала за ними, и подал заявку на новую свободную землю. Здесь ему также повстречался один из Татумов: Ниро владел обширным поместьем к северу от нового участка Петтибона.

Фосс Дил тоже посматривал на этот участок и злился на Петтибона за то, что тот застолбил его раньше.

Еще не рассвело, а Боудри уже ехал по дну каньона. Том тщательно проинструктировал его, и Чик знал, куда ехать. Он нашел мертвую лошадь, лежащую около заболоченного, поросшего водорослями источника в каньоне, отходившем от каньона Блю. Это была отличная кобыла, вне всякого сомнения.

Боудри задумчиво оглядел скалы и стены каньона, наконец подошел к источнику и тщательно осмотрел траву, росшую поблизости. В вязкой земле на берегу источника, в густой траве пряталось множество растений, чье разнообразие объяснялось близостью воды.

Сев на корточки, он вытянул одно растение, с перистыми листьями и клубневидным корнем. Вернувшись к коню, он уложил добычу в седельную сумку, отвел чалого подальше и, держа руку поближе к револьверу, вспрыгнул в седло.

Боудри уже почти доехал до ранчо Петтибона, когда послышались выстрелы, а в ответ – глухое буханье "Шарпса".

Послав чалого в галоп, он выскочил из каньона и увидел, как дом огибают четыре всадника, а затем услышал пронзительный крик из конюшни. Высоко подняв руку, он въехал во двор.

Один из всадников выехал ему навстречу.

– Езжай своей дорогой, парень. У нас свои проблемы, они тебя не касаются.

– Не парень, а рейнджер! – сказал Боудри. – А теперь спрячь винтовку в чехол и отзови своих псов, иначе я вышибу тебя из седла!

Всадник презрительно рассмеялся.

– Да я могу…

И вдруг на него уставился "кольт".

– Хватит! – сказал Боудри. – Хватит, убирайся!

Визг, раздавшийся из конюшни, подстегнул Боудри. Чтобы не подставлять спину врагу, он резко послал коня вперед и ударом револьвера выбил всадника из седла. Резко развернувшись, он въехал в конюшню.

С Дотти боролся мужчина с искаженным от ярости лицом и расцарапанной окровавленной щекой. Заметив Боудри, он отшвырнул девушку и потянулся к оружию, но чалый хорошо знал свое дело: когда Боудри пришпорил коня, он плечом ударил человека, повалив его на пол.

Чик тут же очутился рядом, схватил его за рубашку, выбил из рук оружие, а затем нанес второй удар – по голове.

Боудри сорвал с бандита оружейный пояс и уже поворачивался, когда увидел, что в амбар вбежали двое. Он навел на них револьвер.

– Бросьте оружие! Бросьте оружие, быстро!

Медленно и осторожно, чтобы не сделать роковой ошибки, они расстегнули пряжки оружейных поясов.

– Теперь шаг назад!

Из дома вышел Том Петтибон с "Шарпсом" наготове.

– Возьми их на мушку, Том. Если кто-нибудь из них пошевелится, сделай из него фарш!

– Эй, мистер, – запротестовал было один из двоих. – У малыша могут сдать нервы!

– Тогда стойте и молитесь, чтобы не сдали, – предложил Боудри.

Он подошел к человеку, которого сбил револьвером, разоружил и связал его. Когда он вернулся в конюшню, Дотти с вилами в руках стояла над нападавшим на нее человеком.

– Спасибо, Дотти. Я с ним справлюсь.

Рывком подняв человека на ноги, он связал ему руки и вывел во двор.

– За то, что ты тут натворил, – провозгласил один из нападавших, – Ниро Татум снимет с тебя шкуру!

– Так вы ребята Татума? Не успели отца этих ребятишек посадить в тюрьму, а вы уже здесь. Что вам надо?

– А тебе очень хочется знать? – насмешливо ухмыльнулся один из них.

Чик улыбнулся.

– Я узнаю. Намерен разузнать. Посмотрите-ка на меня внимательно, ребята. Мое лицо вам что-нибудь напоминает?

– Ты похож на проклятого апачи!

Чик снова улыбнулся.

– Так подумайте вот о чем, – сказал он и повел рукой. – Мы далеко от ближайшего жилья, а я только что поймал вас за тем, что вы приставали к девушке. Вы ведь знаете, что техасцы такого не любят. Вы думали, что вам это удастся, и никто ничего не узнает. Так вот: прежде чем я закончу работать с вами, вы не только расскажите мне все, о чем я спрошу, но более того – границы Техаса покажутся вам слишком маленькими. В Техасе все будут знать, какая вы ползучая мразь. – Может быть, – добавил он, – вас повесят. Я рейнджер, и мне не положено допускать суда Линча, но я могу и отвернуться. Конечно, с точки зрения индейца апачи, повешенье – слишком легкая для вас смерть.

Пока Том сторожил связанных по рукам и ногам мужчин, Дотти выкатила повозку.

Тем временем Чик насобирал палочек и немного соломы из амбара и разжег огонь. В костер он положил клеймо. Пленники смотрели то на него, то на костер.

– Эй, ты чего? Какого дьявола ты…?

– Вы мне не поверите, с каким твердым характером иногда встречаются люди, – сказал как бы между прочим Боудри. – Представьте себе: иной раз приходится напрочь сжечь человеку два-три пальца, а то и ухо, чтобы он, наконец, разговорился.

Боудри неожиданным рывком поставил на ноги мужчину, нападавшего на Дотти.

– Вот ты, например. Я хочу поглядеть, насколько ты крепкий.

Он взглянул на остальных.

– Запах горящего мяса вас, ребята, не смущает? Иногда он беспокоит даже меня. Но не сразу. Через некоторое время.

– Послушай-ка…! – запротестовал один.

Чик посмотрел на Тома, глядящего на него широко открытыми глазами.

– Если кто-нибудь из них дернется, сразу стреляй.

– Постой минутку. – Человек, который произнес это, был небольшого роста, жилистый, неопрятного вида. – Я не верю, что ты это сделаешь. Я не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь, а вот когда ты привезешь нас в город, нам придется предстать перед судом и…

– А суд у Татума сидит в заднем кармане, – ухмыльнулся другой.

Боудри глянул на него.

– Я передам твои слова в суде, и молодые люди тоже. После этого у него не будет суда в заднем кармане. Он сам сядет в тюрьму. Я всего лишь один из рейнджеров. Если со мной что-то случится или мне нужна будет помощь, рейнджеры примчатся отовсюду. Мы начали работать над этим делом, когда Джош Петтибон был в тюрьме, и у нас достаточно улик, чтобы перевешать вас всех до единого, но Татумы будут первыми.

Жилистый мужчина прервал его.

– Я уже сказал, что не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь. – Он поглядел в жесткие черные глаза Боудри и покачал головой. – А с другой стороны, может, и поджаришь. Я вот что хочу сказать: если я заговорю, то смогу ли выпутаться? Допустим, я подпишу признание и предоставлю улики? Ты дашь мне возможность бежать?

– Дам.

– Ларидо! Ради бога!

– Нет. Вы, ребята, делайте, что хотите! Я с этим делом завязываю. Я не собираюсь, чтобы мне из-за кого-то растягивали шею, и тем более не собираюсь стоять перед судом.

– Дотти? – сказал Боудри. – Возьми карандаш и бумагу и запиши все, что расскажет этот человек. Потом он подпишет. Но вначале… – левой рукой Боудри залез в седельную сумку и достал оттуда маленькую библию, – вначале пусть поклянется.

Остальные ждали в молчании. Один из них в тревоге дернулся.

– Ларидо, подумай, что ты делаешь!

– А я уже подумал. Если меня поставят перед судом, то кто-нибудь меня обязательно узнает. Что мне сделали такого хорошего эти Татумы, чтобы я за них висел? Они мне платили, а я отрабатывал каждый цент. Они мне остались должны за несколько дней, но пусть они подавятся своими деньгами.

Ларидо начал говорить.

– Нас послали на ранчо Петтибона, и Татум сказал, что ему наплевать, что будет с юнцами, ему не хочется, чтобы они путались под ногами. Он приказал выгнать их отсюда или еще что-нибудь такое, он сказал, что Джош все равно не вернется. Вот что сказал нам Ниро Татум.

Ему дали лист, на котором записывали его показания, и он подписался. Не говоря ни слова, Боудри срезал веревки и показал на лошадей.

– Бери свою и убирайся!

С минуту все молчали.

– А как насчет меня? – спросил жестокого вида человек в рубашке с грязным воротничком. – Мне можно подписать и уехать?

– Будь ты проклят, Бад! – Один из оставшихся рванулся к нему, но поскольку он был связан по рукам и ногам, смог только боднуть его головой. Бад отпихнул его.

– Ладно, Бад. Подписывай и уезжай, но ты будешь последним.

– Что? Это нечестно! Послушайте, вы…

– У вас всех была возможность. Теперь ее нет. Вы пойдете под суд.

Почти все население Меските, которое составляло триста пятьдесят два человека, собралось на улице рядом с танцевальным залом, служившим одновременно и залом суда. Никто из собравшихся не видел, как вчера поздней ночью в город въехала повозка. Поклажу сгрузили в заброшенной конюшне, и Чик остался сторожить ее.

Видевшие Боудри перед конюшней удивлялись, что делает здесь этот человек в черной шляпе с низкой тульей и двумя револьверами на оружейном поясе. К нему присоединился худощавый рыжеволосый ковбой, который тоже стал охранять конюшню.

Костлявый судья Эрни Уолтерс, судья милостью Ниро Татума и еще двух крупных землевладельцев, объявил о начале заседания. Как всегда, заседания шли вне всякой процедуры и в основном зависели от знания законов судебными властями или от отсутствия оного.

Клод Баттен, обвинитель, представлял суду дело против Петтибона.

Уолтерс ударил в гонг и строгим взглядом оглядел зал.

– Если кто-то тут вздумал устроить суд Линча, то пусть выкинет это из головы. Петтибона ждет справедливый суд, суд закона, а уж потом мы его повесим. Объявляю заседание открытым!

Начал Баттен:

– Ваша честь, господа присяжные и публика, суд собрался, чтобы выслушать показания и вынести приговор этому никчемному воришке Джошу Петтибону, который обвиняется в отравлении великолепной вороной кобылы нашего хорошего друга и примерного гражданина Ниро Татума. Петтибон уже сидел год в тюрьме за преступление против Багса Татума, брата Ниро. Освободившись, он приехал сюда, отхватил кусок земли рядом с владением Ниро Татума и ждал своего часа, чтобы расквитаться. Он отравил лучшую племенную кобылу, какую только можно найти отсюда до Сан-Антонио!

Сверкающим взором он оглядел собравшихся, остановившись на мгновение на бесстрастном лице Чика Боудри – единственном незнакомом лице в зале.

– Фосс Дил! – приказал Баттен. – Выйдите сюда!

Дил вышел и сел на свидетельское место. Он причесался, пригладив смоченные водой волосы, однако побриться не удосужился. Его жестокие голубые глаза остановились на Петтибоне.

– Фосс, расскажите суду, что вы видели.

Дил откашлялся.

– Я ехал искать отбившийся скот и видел, как Петтибон отравил моргановскую кобылу Татума. Он дал ей яд, и через несколько минут лошадь упала и померла!

В зале суда послышался шум.

Баттен оглядел присутствующих.

– Слышали? По-моему, этого достаточно! Судья, предлагаю передать дело на обсуждение присяжных!

– Одну минуту, ваша честь!

Боудри встал. Уолтерс, Баттен и Татум давно обратили внимание на худощавого молодого человека с твердым выражением лица и ломали голову, кто он, поскольку чужие редко заезжали в Меските. Городок лежал в стороне от главной дороги, и они не ожидали, что кто-нибудь вмешается в их дела. До сих пор им легко удавалось проделывать подобные штучки.

– Кто вы? Какое вы имеете право прерывать заседание?

Боудри улыбнулся, улыбка осветила его лицо и сразу расположила к нему присутствующих.

– В этом деле, ваша честь, я выступаю в роли защитника. Вы говорили, что суд над Петтибоном будет справедливым. Если это правда, то ему надо дать возможность высказаться, а адвокату – опросить свидетелей и, возможно, представить доказательства его невиновности.

Уолтерс в нерешительности посмотрел на Ниро Татума. Татум сказал, чтобы заседание прошло как положено, однако в незнакомце было что-то такое, что обеспокоило судью и подсказало, что в судебных разбирательствах он не новичок.

– Что он еще может сказать? – зашумел Баттен. – Фосс Дил видел, как обвиняемый отравил лошадь!

– Это еще вопрос. Он видел, как кобыле давали яд?

– Мы не обязаны слушать все, что вы надумаете высказать, – сказал Уолтерс. – Садитесь!

– В таком случае, джентльмены, я вынужден написать подробный рапорт о данном разбирательстве и направить его губернатору Техаса!

– А? – Уолтерс испуганно встрепенулся. Губернатор был силой, хотя и далекой, но внушавшей благоговейный трепет. Он взглянул на нахмурившегося Ниро Татума.

– Собственно кто вы такой, молодой человек?

– Меня зовут Чик Боудри. Я – техасский рейнджер.

Если бы в зале взорвалась бомба, она произвела бы меньший эффект. Татум поймал взгляд Уолтерса и кивнул головой. Клод Баттен сел, с беспокойством глядя на Фосса Дила. Прокурор с самого начала возражал против суда, но не из принципа, а потому, что дело было шито белыми нитками. Он ни на секунду не обольщался насчет Фосса Дила и не верил в это смехотворное подобие процесса. Уже не раз он пытался растолковать Татуму, что время произвола прошло.

– Ладно уж, – проворчал Уолтерс, – допрашивайте свидетеля.

Боудри подошел к Дилу, который смотрел на него с вызывающим презрением.

– Какой это был яд? – спросил Чик.

– А? Что вы сказали?

– Я спросил, каким ядом он отравил лошадь?

– Откуда я знаю? Я с ним рядом не стоял.

– Откуда же вы знаете, что это был яд?

– Ну уж яд-то я сумею различить!

– Вы очень счастливый человек, – сказал Боудри. Он вынул из кармана два маленьких бумажных пакетика и развернул их. В каждом лежала кучка белого порошка.

– Вот вам, мой друг, два пакетика. В одном – сахар, в другом – смертельный яд. Решайте, что есть что, и докажите нам вашу правоту, выпив то, что вы не считаете ядом.

Фосс Дил, не мигая, смотрел на пакеты. Потом облизал губы. Сидя спиной к Татуму, он не знал, что предпринять. Он заерзал на кресле, подыскивая подходящие слова.

– Ну же, мистер Дил! Вы ведь умеете различать яды. Мы полагаемся на ваши суждения.

Баттен вскочил на ноги.

– Что вы задумали? Хотите отравить свидетеля?

– Конечно, нет! – сказал Боудри. – Здесь же нет никакой опасности! Ведь этот свидетель только что дал показания, что узнал яд с расстояния в двести ярдов!

– Нет! Я такого не делал!

– Если вам знакомо то место, где пала кобыла, то вы должны знать, что в радиусе двухсот ярдов нет никакого укрытия, из-за которого можно было бы наблюдать, оставаясь незамеченным!

– Правильно! – сказал кто-то из присутствующих. – Я и сам об этом подумал!

– Порядок в суде! – сердито закричал Уолтерс.

– Послушайте, – сказал Боудри, – а разве вы не хотели согнать Петтибона с участка, чтобы потом самому получить его?

– Ничего подобного!

– Значит, – продолжил Чик, – если Петтибона осудят, вы не будете подавать заявку на его землю?

Дил покраснел.

– Ну, я…

– Ну да ладно, – сказал Боудри. – Вы говорили, что видели, как Петтибон отравил кобылу? Или во всяком случае, как Петтибон что-то дал кобыле.

– Точно.

– Он был один?

– Да, он был один.

– Дил, где вы были позапрошлым вечером?

– А?

Дил торопливо глянул на Баттена, но помощи не получил. Настроение у Клода Баттена совсем испортилось. Меньше всего он ожидал появления техасского рейнджера. До сих пор все дела подобного рода шли гладко, не вызывая ничьих протестов. А теперь ему хотелось умыть руки и побыстрее смотаться. Ниро Татум зашел слишком далеко, и независимо от того, как повернется дело, Боудри придется написать рапорт. И вообще, если Баттен правильно понимал тактику рейнджеров, то все говорило о том, что рапорт уже написан, а Боудри просто исполняет приказы властей.

– Где вы были в пятницу вечером? – настаивал Боудри.

– Ну, я был… я точно не помню.

– Я могу этому поверить! – сказал Боудри. Он повернулся к присяжным. – Джентльмены, я готов доказать, что данного свидетеля вообще не было в районе Меските или ранчо Петтибона в интересующий нас день. Я готов представить свидетелей, которые присягнут, что Дил лежал смертельно пьяным в конюшнях О'Брайена в Валентайне!

Дил выпрямился в кресле. На его лице был написан ужас.

– Вы отрицаете, – сказал Боудри, – что вы были в конюшне О'Брайена вечером в пятницу? И что завтракали в "Ма Кеннеди" на следующее утро?

Фосс Дил хотел что-то сказать, остановился, затем попытался обернуться, надеясь поймать взгляд Татума. Татум отвел глаза. Ему уже хотелось только одного – выйти из этого дела. Выйти как можно быстрее и как можно тише. Баттен предупреждал, что рано или поздно подобное должно случиться. Ему следовало прислушаться к тем словам.

– Ваша честь, – сказал Боудри, – я требую, чтобы этого человека задержали за лжесвидетельство.

Прежде чем кто-нибудь успел что-то сказать, он подошел к столу, за которым сидел судья, вынул из кармана пакет и, развернув его, показал растение, которое выкопал на краю источника, где пала кобыла Татума.

– Ваша честь, леди и джентльмены, я не знаю толком, как ведется судебное заседание. Я пришел, потому что хотел справедливости, хотя есть и более опытные рейнджеры, которые сделали бы это лучше меня. Это растение называется водяной болиголов. Оно из того источника, где пала кобыла Татума, там его много. Вы знаете, что животные обычно остерегаются его, но ранней весной – это единственная зелень. Его листья и плоды скот может есть без вреда, но корни водяного болиголова ядовиты. От этого растения больше страдает скот, чем лошади, хотя и лошади тоже гибли, как и эта кобыла. Оно зеленеет ранней весной, в это время земля рыхлая, и его легко выдернуть с корнем. Первые признаки отравления болиголовом – пена у рта, затем судороги, очень болезненные, затем животное умирает. Никто не давал яд кобыле Татума, а Фосс Дил, как стало ясно, соврал. Кобыла отравилась водяным болиголовом, и если вы разрежете ей желудок, вы его там обнаружите. Если у мистера Баттена нет больше других свидетелей, я предлагаю прекратить дело!

Судья Эрни Уолтерс нерешительно посмотрел на Татума и Баттена, которые шептались между собой.

– Ничего не имею против, – сказал Баттен. – Мы закрываем дело.

Когда владелец самого большого в округе ранчо поднялся, Чик Боудри сказал:

– Ниро Татум, вы арестованы!

Лицо Татума побагровело.

– Послушайте, молодой человек, вы зашли слишком далеко! Я допускаю…

– Мистер Татум…

– Слушайте, молодой человек, это уж слишком. У меня есть друзья в столице. Я сделаю так, что вас выгонят!

– Нет, не сделаете, мистер Татум. Я вас арестовываю за поджог, преступный сговор и еще по нескольким обвинениям. У меня есть показания, подписанные вашими людьми, и ваши люди хотят выступить свидетелями на стороне обвинения, что освобождает их от ответственности. Я отведу вас в тюрьму.

Прежде чем Татум успел опомниться, Боудри подошел к нему и надел наручники. Затем Боудри взял скотовода под локоть и повел по улице к тюрьме.

– Послушайте! – сказал Татум, когда они подошли к зданию тюрьмы. – Вы свою часть отыграли. Теперь давайте поговорим. Забудем о Петтибоне. Пусть живет, где живет. Что же касается нас с вами, то у меня есть деньги…

– Нет, мистер Татум. Вы сядете в тюрьму. Вы отдали приказ сжечь ранчо Петтибона и приказали своим людям, чтобы они избавились от его детей любым способом.

Боудри вернулся на улицу. Спеша упрятать Татума за решетку, он позабыл про Фосса Дила. А его следовало найти, ибо нет более тяжкого преступления против справедливости, чем лжесвидетельство.

Надо признать, что Боудри повезло: после того как он привез детей Петтибона в город, ему повстречался Билли О'Брайен, грубоватый, добродушный владелец конюшен в Валентайне, соседнем городишке. Когда О'Брайен услышал, в чем Дил обвиняет Петтибона, он сразу же бросился искать Боудри. Фосс Дил потому и чувствовал себя в безопасности, ибо знал: О'Брайен редко выезжал из Валентайна, стоявшего далековато от Меските.

С прибытием Татума население тюрьмы пополнилось, но Боудри собирался добавить для коллекции и Фосса Дила.

Перейдя улицу, рейнджер вошел в салун. Бармен, долгое время терпевший хамство ковбоев Татума, с удовольствием приветствовал Боудри.

– За счет заведения! – сказал он любезно. Когда Чик взял у него кружку пива, бармен прошептал: – Будьте осторожны. У Дила есть ружье, и он клянется, что убьет вас, как только увидит.

Протирая стакан, он добавил:

– Когда Фосс примет стаканчик-другой, он становится злым. Ну а хуже всего то, что Багс Татум в городе. Он поклялся, что снимет с вас скальп, и с Петтибона тоже.

Дверь распахнулась, и вошел Джош Петтибон.

– Боудри, у меня не было возможности отблагодарить вас, но Татум с Дилом охотятся за вами, и я пришел помочь.

– Лучше идите к детям и оставайтесь с ними. Фосс Дил, чтобы отомстить, не остановится и перед убийством детей. Это моя игра, и я буду играть один.

Единственная улица в городе внезапно опустела. Боудри достаточно хорошо знал западные городишки, чтобы понять: игра началась. Он также понимал, что от ее исхода зависела не только судьба двух его врагов. Багс Татум с Дилом были больше, чем простые пешки, в организации Ниро Татума, контролирующей эту часть Техаса, организации, разгромить которую было давним желанием рейнджеров.

Если Боудри убьют, то открывшаяся тайна погибнет вместе с ним. У Татума были влиятельные друзья, он умел пользоваться властью, а Боудри был главным свидетелем, и убрать его значило для них многое, даже несмотря на рапорты, которые он написал.

Чик прожил достаточно долго, чтобы знать, что никакие благие намерения не оправдывают убийство, но здесь и сейчас оружие являлось последним средством решения вопросов, последней инстанцией, к которой приходилось апеллировать. Боудри представлял здесь закон штата Техас, и теперь ему предстояло провести последние аресты.

Чик понимал, с кем ему пришлось столкнуться, и знал, что от его умения обращаться с оружием зависит все, в том числе жизнь. Его собственная жизнь, жизнь Джоша и детей. Город затаился и ждал, кто одержит победу: закон Техаса или закон Татума.

Боудри вышел на улицу, нырнул в тень здания и осмотрел дорогу в обе стороны. Веяло приятной прохладой: между домами пробегал легкий ветерок.

Перед колесом фургона спиной к Боудри сидел на корточках незнакомый человек. Судя по движениям, он смазывал ось. Скрипнула дверь, но Чик не двинулся с места. Послышался шаг, еще один. Звук доносился из дома, стоящего справа. Окон на ближней стене не было, и тот, кто находился внутри, чтобы увидеть Боудри, вынужден будет появиться на улице.

Прислушиваясь к малейшему шороху, Чик уловил, как человек, смазывавший колесо, если это было тем, чем он занимался, повернулся к нему боком.

На другой стороне улицы между домами скользнула тень, а в пустом здании магазина, рядом, скрипнула половица. Если Чик повернется к человеку, выходящему из магазина, то подставит спину человеку у фургонного колеса.

Скрипнула дверная петля, и Боудри принял решение: он быстро проскочил сквозь качающиеся двери в салун, крадучись проскользнул через зал и выскочил через заднюю дверь. Бегом обогнул дом, где услышал шум, и пробрался с дальней стороны к фасаду.

Когда он подходил к углу дома, кто-то сказал:

– Куда он делся? Где он?

Чик показался из-за угла.

– Вы меня ищите, джентльмены?

Человек из пустого дома и другой, прятавшийся между домами в переулке, резко обернулись: Багс Татум и Фосс Дил.

Ситуация коренным образом изменилась – такого они не ожидали, но как по команде потянулись за револьверами. У Чика Боудри было преимущество внезапности: его противникам понадобилось мгновение, чтобы сориентироваться в изменившейся обстановке. Револьвер Боудри был на долю секунды быстрее, руки – тверже, ум – холоднее.

Правый револьвер подпрыгнул, и Багс Татум умер, едва успев дотронуться до рукоятки своего. Выстрелив в Фосса, Боудри почувствовал, как возле лица воздух прорезала пуля, а другая взбила облачко пыли у его ног, – это стрелял человек у колеса.

Боудри ответил, и пуля выбила щепку над головой незнакомца. Тот сразу растянулся в пыли.

Фосс Дил был ранен и, качаясь из стороны в сторону, старался поднять револьвер для выстрела. Боудри рванулся к нему и одним ударом вышиб из рук оружие.

Багс Татум лежал в пыли лицом вниз и не двигался. Дил старался подняться, хотя и полу-чил тяжелое ранение. Подходя к нему, Боудри случайно бросил взгляд на человека у фургонного колеса. Тот уже стоял на ногах и поднимал револьвер. Со стороны тюрьмы прогремел выстрел, и человек у колеса вытянулся и рухнул на землю.

Рыжеволосый мужчина, охранявший пленных бандитов, подошел к нему с винтовкой в руках.

– Спасибо, Мак-Кивер, – сказал Боудри.

– Ты работал чересчур быстро, я не успел и к двери подойти, как ты уже все кончил.

– Важнее было охранять пленников. Я боялся, что их попытаются освободить.

– Рапорт напишешь ты или я? – спросил Мак-Кивер.

– Давай вместе, – сказал Боудри. – И на суде будем вместе.

Над Дилом стоял Джош Петтибон.

– Похоже, этот жить будет, но оправится еще не скоро!

Дотти стояла перед магазином вместе с братом.

– Мистер Боудри, – сказала она, – я должна вас кое о чем спросить. Вы и в самом деле сожгли бы руку у того человека?

Он пожал плечами.

– Не думаю, чтобы мне пришлось это сделать, Дотти. У человека, в котором столько трусости и подлости койота, чтобы обидеть такую славную девушку, как ты, вряд ли хватило бы мужества вытерпеть такое.

Он перезарядил револьвер. Здесь предстояло еще много дел, но сердцем он уже был на тропе. Сильнее всего ему хотелось быть там, куда бросают тень облака, а вокруг расстилаются мили и мили прерий. Говорят, что там, дальше, стоят высокие горы со снежными шапками и леса, в которых не бывал ни один человек.

Ну, ни один белый человек. Индейцы побывали везде. Когда-нибудь, когда все это закончится, может, он туда и съездит. Может, даже найдет себе место, где можно подставить лицо прохладному ветру и посмотреть на лежащий внизу мир.