"Социализм. Золотой век теории" - читать интересную книгу автора (Александр Шубин)

Глава V. Первый Интернационал и Парижская коммуна

Возникновение Интернационала.

Несмотря на то, что социалистическое движение существовало уже не один десяток лет, а рабочие выступления потрясали Великобританию, Францию, Германию и другие страны, где индустриальное общество входило в свои права, до 1864 г. практически не существовало организации, которая стала бы общим полем международного социалистического и рабочего движения. После окончания европейской реакции 50-х гг. вопрос о консолидации рабочего движения с участием социалистических течений встал в повестку дня. О создании международной рабочей организации договорились во время международной выставки 1863 г. представители британских профсоюзов и рабочие делегаты Франции. Они были избраны с согласия Наполеона III, искавшего (как и Бисмарк) в рабочем движении новый ресурс своей власти.

28 сентября 1864 г. в Лондоне открылось учредительное собрание Международного товарищества рабочих (МТР), или коротко – Интернационала. МТР учредили представители рабочих (прежде всего Британии и Франции), но присутствовали участники революционных, социалистических и коммунистических течений из разных европейских стран, в том числе – К. Маркс.

Интернационал стал идейной лабораторией, где должен был произойти синтез различных социалистических учений, и в то же время инкубатором классового сознания европейского рабочего класса. Женевский конгресс 1866 г. провозгласил одной из величайших целей Интернационала добиться того, чтобы «рабочие различных стран не только чувствуют, что все они – братья, но осознают себя объединенными частями одной освободительной армии»[508]. Вчерашние ремесленники из Франции, крестьяне из Силезии, рудокопы из Шотландии должны были осознать себя частью единого целого с общими интересами. И с этого момента пролетариат становился фактором мирового развития, сопоставимого по силе, а затем и превосходящего королевские дома, транснациональные корпорации и литературные течения.

С самого начала рабочие лидеры понимали, что успех Интернационала зависит от привлечения в его ряды социалистической интеллигенции, то есть мыслителей, выступающих за коренное изменение общественного строя, устранение эксплуатации и угнетения рабочих. Интернационал должен был быть достаточно широк в идейном отношении, в нем должны были «поместиться» все важнейшие социалистические течения Западной Европы того времени – прудонисты, марксисты, лассальянцы, бланкисты и др.

Интернационал был создан рабочими лидерами, и с самого начала ему не хватало квалифицированных интеллигентов, способных обеспечить квалифицированную организационную и идеологическую работу. Одним из них стал Маркс, приглашенный на учредительное собрание МТР своим другом И.Г. Эккариусом (через несколько лет он будет объявлен «оппортунистом» за несогласие с действиями по расколу Интернационала). Вопреки более поздней марксистской мифологии Маркс не был основателем Интернационала, но он быстро стал одним из его лидеров, заняв две важные функциональные ниши – написание проектов идеологических документов и переписка с кадрами в разных странах. Для этого Маркс обладал хорошей квалификацией как публицист и полиглот. К тому же как раз в середине 60-х гг. улучшилось материальное положение Маркса и Энгельса, что позволило им больше времени уделять общественной работе. До конца 60-х гг. Маркс и Энгельс были для Интернационала незаменимы.

Позиции Маркса укрепились и благодаря тому, что он поддержал прудонистов в вопросе об уставе, отстояв федералистскую структуру организации против централизма мадзинистов. После этого мадзинисты прекратили свое участие в Интернационале, и Маркс занял освободившуюся нишу вождя централистской фракции.

Маркс отверг составленный прудонистами проект манифеста МТР и предложили свой – насыщенный статистикой и экономическими рассуждениями. Важная мысль манифеста – никакое совершенствование производительных сил не может обеспечить устранение нищеты, пока не будут изменены социальные условия. Эта мысль, выраженная Марксом, соответствует общему пафосу социалистического движения, и в то же время проводит черту между экономическим детерминизмом Маркса (экономические процессы определяют политические) от более примитивного технологического детерминизма, распространившегося в конце ХХ века, когда распространение компьютеров объявляется критерием «пост-индустриальной информационной революции».

Вопреки международному статусу товарищества проект манифеста, написанный Марксом, страдал пробританским «флюсом» и по материалу (речь в нем идет о британских проблемах), и по пафосу – Маркс приписал «героическому сопротивлению рабочего класса Англии» честь предотвращения европейской интервенции против США. Впрочем, главная угроза по его мнению исходила со стороны России (хотя она, как раз, поддерживала в это время США). Здесь чувствуется стремление Маркса к тому, чтобы новая организация стала играть роль дипломатического фактора в интересах одних держав против других. Проанглийское направление текста позволило Марксу заручиться поддержкой английских тред-юнионистов против французских прудонистов при проведении именно своего проекта.

Оказавшись в центре идеологического синтеза МТР, Маркс показал себя как гибкий политик. Маркс допускал в своем проекте манифеста сосуществование различных социалистических идей. С одной стороны здесь присутствует марксистская мечта об “общественном производстве, управляемом общественным предвидением”,[509] с другой – в манифест включен настоящий гимн кооперативному движению: «Мы говорим о кооперативном движении, в частности о кооперативных фабриках, основанных без всякой поддержки усилиями немногих смелых «рук». Значение этих великих социальных опытов не может быть переоценено. Не на словах, а на деле рабочие доказали, что производство в крупных размерах и ведущееся в соответствии с требованиями современной науки, осуществимо при отсутствии класса хозяев, пользующихся трудом класса наемных рабочих; они доказали, что для успешного производства орудия труда вовсе не должны быть монополизированы в качестве орудий господства над рабочим и для его ограбления и что, подобно рабскому и крепостному труду, наемный труд – лишь преходящая и низшая форма, которая должна уступить место ассоциированному труду, выполняемому добровольно с готовностью и воодушевлением»[510]. Но победить кооперация может лишь тогда, когда станет развиваться в общенациональном масштабе на общенациональные средства. Фрагмент манифеста о кооперации — заметная уступка прудонизму, британскому кооперативизму, идущему от оуэнизма, и немецкому лассальянству.

Интернационал был основан почти одновременно с гибелью на дуэли Фердинанда Лассаля (1825-1864), сторонники которого сумели в 1863 г. создать массовую рабочую организацию в Германии – Всеобщий германский рабочий союз (ВГРС). Мечта Маркса о возникновении сильного рабочего движения сбылась, но не под тем знаменем. Хотя Лассаль считал себя соратником Маркса, между ними имели место некоторые личные и идеологические трения.

Маркс и Энгельс считали ошибкой Лассаля «железный закон заработной платы», о котором мы уже говорили в связи с Прудоном. Из «закона» следовала бессмысленность стачечной борьбы (что противопоставляет Лассаля Марксу и, скажем, Бакунину). Лассаль также считал неприемлемым подчинение рабочих либеральному движению, он резко раскритиковал идеи популярного в то время пропагандиста Шульце-Делича, надеявшегося улучшить положение рабочих за счет их сотрудничества с предпринимателями, постепенного накопления средств за счет собственной заработной платы в кредитных обществах и потребительской кооперации (своего рода крайне правый прудонизм). Как же быть, если рабочий класс не может достигнуть успеха с помощью оружия стачки, не накопит средств, выкраивая гроши из своей жалкой зарплаты? Так каков же путь к освобождению от эксплуатации?

Лассаль обращает свой взор к государству. Но, в отличие от Маркса, он не спешит призывать к его свержению. Современное германское государство еще не является вполне буржуазным, у него есть собственные бюрократические интересы, которые могут отчасти противостоять интересам буржуазии. А раз так, рабочие могут вступить в союз с монархией против буржуазии. Для Маркса и Энгельса, несмотря на некоторую симпатию к бисмарковской «революции сверху», такая тактика была неприемлема. Со времен революции 1848 г. они предпочитали тактику союза с буржуазией против «феодального» государства. Контакты с монархическим правительством, которые позволял себе Лассаль, Маркс считал нравственно неприемлемыми. Лассаль не видел ничего зазорного в том, чтобы попытаться убедить Бисмарка ввести всеобщее избирательное право и социальное законодательство. Во время их бесед в январе 1864 г. Бисмарк и Лассаль обсуждали даже детали будущего законодательства, и только напористость Лассаля и его претензии на власть в будущей германской империи заставили Бисмарка пока прекратить переговоры[511].

Но после смерти Лассаля оказалось, что он все-таки убедил Бисмарка ввести всеобщее избирательное право и приступить к введению мер социальной защиты (этому способствовал и успех аналогичной политики Наполеона III в 60-е гг.). И хотя в Германии в XIX в. не была достигнута ни демократия, ни полноценное социальное государство, агитация Лассаля способствовала развитию страны в этом направлении. Лассаль, таким образом, развивал реформистскую линию государственного социализма, которая будет иметь большое будущее в истории социал-демократии.

Но Лассаль не считал нужным ограничиваться подачками социального государства. В 1861 г. он взял на вооружение теорию Л. Блана о создании самоуправляющихся государственных предприятий (ассоциаций). Лассаль заявлял: «работник и мещанин… вправе требовать, чтобы государство помогло ему добиться большего и более обеспеченного дохода, а с ним и возможности умственного образования и, следовательно, истинно человеческого существования»[512]. Рабочая организация будет требовать, «чтобы государство помогло их ассоциации нужным капиталом, то есть нужным кредитом»[513].

Лассаль считает, что как только государство будет демократически преобразовано и станет проводить политику создания производственных ассоциаций, оно изменит свой социальный характер: «государство – это вы, великая ассоциация беднейших классов!». Лассаль называл такое государство народным, имея в виду, что оно опирается не только на рабочих, но и на другие беднейшие классы.

Таким образом, по Лассалю «свободная индивидуальная ассоциация работников, но осуществленная с помощью и покровительством государства, есть единственный выход из беднейшего положения рабочего сословия»[514].

Каждое рабочее предприятие – кооператив. Все вместе они – взаимосвязанная ассоциация. Маркс готов рассматривать кооперацию под тем же углом. Кооперация — одна из форм ассоциированного труда, но она с точки зрения Маркса не сможет облегчить жизнь работников, пока не будет осуществляться в общенациональном масштабе на общенациональные средства, для чего необходима поддержка государства (только, в отличие от Лассаля – именно рабочего государства)[515].

Пока Лассаль был жив, разногласия не мешали Марксу сотрудничать с ним. После гибели Лассаля Маркс попытался наладить сотрудничество с новым лидером ВГРС Ж.-Б. Швейцером, убежденным последователем Лассаля, согласился участвовать в журнале Швейцера «Социал-демократ». В программе издания содержались откровенно лассальянские формулировки, включая «единое свободное народное государство», которое позднее вызывало гнев Маркса. В декабре 1864 г. – феврале 1865 г. Маркс и Энгельс были готовы сотрудничать в издании при условии, что оно будет придерживаться собственной программы (то есть тогда разногласия с лассальянством считались вполне допустимыми для сотрудничества). Однако позднее последовал разрыв, Маркс и его сторонники развернули кампанию против ВГРС и тени Лассаля. Поводом стали положительные отзывы «Социал-демократа» о политике Бисмарка. Швейцер считал, что причиной стало нежелание руководства ВГРС сделать Маркса преемником Лассаля в качестве идейного лидера рабочего движения[516]. Те программные положения, которые раньше Маркс считал хоть и неверными, но терпимыми, теперь провозглашались совершенно недопустимыми (этому способствовала и критика Бакуниным немецких государственников – и Маркса, и лассальянцев, причем Марксу, как увидим, доставалось и за лассальянство). Так или иначе, в 1865-1875 гг. рабочее и социалистическое движение Германии развивалось в условиях конфликтной конкуренции лассальянцев и сторонников Маркса (также, впрочем, испытывавших влияние лассальянства), которые в 1869 г. создали Социал-демократическую рабочую партию.

Могут ли самоуправляющиеся предприятия противостоять капиталу без поддержки государства? Ко времени возникновения Интернационала развитие самоуправляющихся предприятий уже имело свою историю. Последователи Оуэна не складывали оружия. В 1854 г. Рочдейльское кооперативное промышленное общество выкупило фабрику. Большинство акций стало принадлежать рабочим. Фабрика пережила промышленный кризис 1857-1858 гг. Была сокращена зарплата, но не было увольнений. Однако по мере успехов в период экономического подъема Рочдейльская фабрика превратилась в обычное капиталистическое предприятие. Для расширения производства фабрика привлекла новых акционеров. Был нарушен важнейший принцип коллективного предприятия — человек является хозяином в той степени, в какой является работником предприятия. Вскоре только часть работников стало владельцами акций, а большинство осталось обычными пролетариями.

Пример показательный. Причем сразу в трех отношениях. Во-первых, фабрика оказалась конкурентоспособной в условиях кризиса. Во-вторых, она все-таки была поглощена средой, что вроде бы доказывает невозможность такого выхода из капитализма. В-третьих, поглощение фабрики состоялось в результате отказа от ее кооперативных принципов. Рабочие предпочли стать капиталистами. Это был их выбор, но он не диктовался железной необходимостью. Подобные метаморфозы происходили с лидерами любых социалистических направлений (включая самые радикально-коммунистические), которые сначала противостояли капитализму как системе, а потом, в силу идейной эволюции или человеческих слабостей превращались в чиновников этой же системы.

Несмотря на то, что в 80-е гг. XIX века потребительская кооперация Великобритании отказалась от поддержки создания кооперативных предприятий (чтобы не отвлекать капиталы от торгового бизнеса — потребительская кооперация далеко ушла от социалистических принципов), производственная кооперация превратилась в постоянный, хотя и скромный фактор экономической жизни. В 1882 г. возникла Кооперативная производственная федерация, отпочковавшаяся от потребкооперации.

В 1893-1905 гг. в Англии и Уэллсе существовало более 100 производственных кооперативов, но после войны их число упало почти в два раза и продолжало снижаться. Во Франции в 1885 г. работало 94 производственных ассоциаций, в 1887 г. их число временно упало до 25, но и при этом на предприятиях работало 4000 человек, а капитал составлял до 4 млн. франков[517].

После Первой мировой войны производственная кооперация пережила подъем во Франции (274 предприятий в 1919 г., 385 — в 1933 г.). Рост числа кооперативов продолжался и после Второй мировой войны (703 в 1947 г., затем снижение до 494 в 1966 г. и новый подъем до 537 в 1975 г.) . Эти колебания во многом связаны с перипетиями социальной борьбы в стране (волны революционных настроений после мировых войн и в конце 60-х гг. способствовали антикапиталистическим экспериментам). Аналогичные процессы можно видеть в Италии. Не угасла производственная кооперация и в Великобритании.

В России процветала артельная традиция. К 1914 г. существовало около 500 постоянных производственных артелей, в том числе такие крупные, как Павловская ножевая и Нижне-Исетская механическая. Во время войны 1914-1918 гг. и революции 1917-1922 г. количество производственных артелей выросло в 20 раз. Это был неплохой выход для работников в условиях социальной катастрофы и примитивных технологий. Затем большевистская власть вытеснила кооперацию в сферу потребления и сельского хозяйства.

Кооперация XIX – первой трети ХХ вв. — это попытка рабочего спастись от бедствий, будь то безработица, невыносимо низкая зарплата, тяжелые условия труда, либо социальная катастрофа, подобная гражданской войне в России. Рискованное решение вступить на путь коллективного предпринимательства рабочий мог принять под действием социалистических идей либо уже существующего на его глазах примера. А.И. Калганов считает, что «смягчение противоречий капитализма… в индустриально развитых странах ослабило и стимулы кооперативного движения»[518]. Но это не соответствует приведенной им же статистике (например, приведенным выше колебаниям числа кооперативных предприятий во Франции — ведь в 1919 г. условия жизни были гораздо тяжелее, чем в 1975 г.). Стимулы несомненно изменились, но говорить об их ослаблении не приходится.

В XIX в. создать и вести коллективное предприятие было неизмеримо труднее, чем во второй половине ХХ в. Ведь во времена Прудона и Маркса рабочий был крайне беден и гораздо хуже образован. Даже если рабочим удавалось скопить средства на фабрику или получить их от какого-нибудь филантропа, бедность становилась роком самоуправления — «нищенские доходы рабочих того времени нередко подталкивали их к обращению прибыли в предприятия на увеличение зарплаты, а страх перед безработицей, означавшей если не физическую, то социальную гибель, препятствовал техническому обновлению производства»[519] — комментирует ситуацию А.И. Калганов.

Не могло развиться и полное самоуправление, компетентное участие рабочих в принятии управленческих решений. В силу отсутствия соответствующих знаний и навыков рабочим приходилось нанимать специалиста-управленца, который правил ими по капиталистически. Модель государственного «социализма» в миниатюре. Но именно в силу миниатюрности самоуправляющиеся фабрики были все же ближе к социалистическому идеалу. Управленец должен был объяснять свои действия коллективу, утверждать свою стратегию на его собраниях, где каждый мог задать вопрос и высказать возражения, не опасаясь быть уволенным (скорее, уволить могли директора). Соответственно менялся и уровень демократической культуры на таких предприятиях, больше была «уверенность в завтрашнем дне». В то же время действовали и негативные факторы с точки зрения эффективности. Демократическое управление как правило менее оперативно, чем авторитарное. Например, предприниматель не мог свободно заменять нерадивых и неумелых работников. Но такие факторы не были фатальными, так как действовало моральное давление коллектива на «отстающих» (ведь они отставали за счет коллег, влияя на доход каждого более непосредственно, чем при общегосударственном «социализме»).

Вероятно, именно самоуправляющиеся предприятия смогли ближе всего «подтянуть» социальный порог господства к культурно-технологическому порогу.

Тем не менее, существование этого порога не позволяло рабочим полностью совместить функции производителя и творца, работника и хозяина своего труда.

Для Маркса кооперативные фабрики не были воплощением социализма, но они – положительное явление, так как доказывают, что выполнение управленческих функций капиталистом излишни. Рабочие (или зависимые от них менеджеры) справляются с этой задачей не хуже. Это позволяет отделить “труд по управлению трудом” от капитализма[520]. Здесь Маркс идет за Оуэном и Прудоном. “Дирижер-капельмейстер отнюдь не обязательно должен быть собственником инструментов оркестра, и в его функции как дирижера не входит спекуляция на издержках по содержанию членов оркестра, вообще он не имеет никакого отношения к “заработной плате”[521]. Доходы должны распределяться в соответствии с решением коллектива.

Маркс придает особое значение отделению предпринимательского дохода от оплаты управленческого труда, которое производится в кооперативной фабрике. В результате “труд по надзору утрачивает свой антагонистический характер, так как управляющий оплачивается рабочими”[522]. Кто платит, тот и заказывает музыку? «Революция менеджеров» второй половины XX века показала, что это не вполне так. Менеджер, даже формально не являющийся собственником, все равно имеет преимущества в информации и правах, особенно в условиях несовершенства демократических механизмов. Власть важнее оплаты. Маркс не учитывает, что в отношении власти структура распределения доходов может быть вторична, а не первична.

Маркс считает самоуправляющиеся предприятия, которые принадлежат работникам, переходной формой «от капиталистического способа производства к ассоциированному»[523]. В них много общего с марксовым социализмом, они похожи на него как модель на гигантское воплощение. Но они расходятся в главном – в подчинении деятельности человека высшей экономической целесообразности. Для Маркса самоуправление, работающее на свой страх и риск – переход к социализму, школа рабочего управления в масштабах страны и даже мира.

В третьем томе капитала Маркс вернулся к вопросу о кооперации. С одной стороны, кооперативные фабрики являются «первой брешью» в капиталистической системе. В пределах фабрики «уничтожается противоположность между капиталом и трудом». Но в целом рабочие как ассоциация эксплуатируют сами себя.

Маркс считает, что акционирование и кооперация – две переходные формы к ассоциированному способу производства. Правда, к кооперации Маркс относится несколько лучше, поскольку в нем «противоречие снято» положительно. Однако полис не может существовать без поля, которое также должно быть устроено без противоречия. Маркс считает необходимым организовать общество в целом как единый кооператив. Кооператив – это модель будущего общества по Марксу, а не его элемент.

Анализ поля капиталистических отношений также вызывает у Маркса оптимизм. В развитии кредитной системы Маркс также видит «уничтожение капиталистической собственности главным образом в отношении промышленного капитала»[524]. Между тем пути через самоуправление и через централизацию капитала вели к разным общественным моделям: к обществу самоуправляющихся ассоциаций работников, или к централизованной структуре, организованной как транснациональная корпорация. Второй путь вполне соответствовал тенденции развития капиталистического поля, разрушавшего тем самым социалистические полисы. Развитие кредитной системы приведет к вступлению развития капитализма в финансово-промышленную империалистическую фазу. Как мы увидим, это уже заметил Бакунин, видевший в этом препятствие для социализма. В начале ХХ в. это «переоткроют» ученики Маркса. Они увидят в этом новый шаг к социализму, понимаемому как экономический централизм.

Развитию кооперативного сектора препятствовала сама логика индустриального общества. Можно согласиться с А.И. Калгановым в том, что «на коллективном предприятии полного снятия отчуждения не происходит. Технологическая дисциплина фабрики остается, что не позволяет выйти за рамки противоречия между управляемым и управляющим, между работником и менеджером, поддерживающим единство и непрерывность технологического процесса. Отчасти коллективное предприятие создает условия если не для преодоления, то для значительного смягчения этого противоречия путем передачи ряда функций производственного управления в его технологическом аспекте в руки самих работников и их микроколлективов»[525]. Марксистский исследователь видит корень проблемы в конфликте «между возможностью совместного контроля работниками условий производства внутри предприятия и невозможностью осуществить такой контроль за его пределами»[526]. Намек на то, что если бы самоуправляющиеся предприятия были встроены в единую плановую систему, то работники контролировали бы внешнюю среду, определяющие их жизнь экономические обстоятельства. Но решение этой проблемы заключено не в поле, а в полисе. Из вышесказанного видно, что технический уровень индустриальной эпохи не позволяет работнику преодолеть отчуждение от принятия решений не только в обществе в целом, но даже на своем предприятии. Тем более никакие плановые институты не позволят ему контролировать бюрократов, распределяющих продукцию и ресурсы по плану, таким образом «ограждая» предприятие от «стихии рынка», то есть от потребителя.

В этом отношении противоречия нет — работник в условиях индустриальных отношений может осуществлять лишь частичный контроль над управлением (при чем имеет тем больше возможностей, чем меньше масштаб коллектива), а коллектив (включая менеджера, часто опосредующего права работников) имеет лишь частичные возможности для контроля за внешними обстоятельствами. Возможности эти заключаются не в создании планирующего центра (то есть экономической бюрократии, господствующей над предприятиями) по Марксу, а в установлении правил обмена, стабилизирующих и демонополизирующих рынок — по Прудону.

Различие во взглядах участников Интернационала не воспринималось как нечто вечное. МТР был идейной лабораторией, где должен был произойти синтез различных социалистических теорий. До 1871 г. лидеры Генерального совета считали, что «общность действий, установленная Международным Товариществом Рабочих, обмен идеями, облегчаемый органами печати различных национальных секций, и непосредственные дискуссии на общих конгрессах должны постепенно привести к созданию общей теоретической программы»[527].

На первых конгрессах МТР в центре идеологической полемики стояли взгляды прудонистов. На Женевском конгрессе 1866 г. прудонисты и британские тред-юнионисты вступили в спор о целесообразности стачек. Британцы видели в МТР организацию международной солидарности, в том числе и в стачечной борьбе. Прудонисты доказывали, что стачки ничего не изменят, нужно всеобъемлющее преобразование общества, налаживание структур обмена, беспроцентного кредита, статистики – по существу параллельной экономики, способной подорвать сами основы капиталистического общества. Этот спор привел к обсуждению целей стачечного движения – прежде всего 8-часового рабочего дня. Прудонисты с оговорками (против государственного вмешательства в социальные отношения) поддержали эту идею, не считая такое требование окончательным, и предложили дополнить его требованием минимума заработной платы. Так формировалась будущая программа-минимум социал-демократии.

Конгресс обсудил и вопрос о кооперации, поддержав идейный синтез: с одной стороны, кооперативы были признаны одной из форм преобразования общества в «систему ассоциаций свободных и равных производителей»[528] (отметим, что слово ассоциации употреблено во множественном числе), а с другой – что такая система может быть создана путем перехода власти в руки рабочих (риторика, более характерная для государственного социализма). Важным принципом производственной кооперации, предотвращающим ее перерождение, делегаты провозгласили равноправие всех, кто занят на предприятии.

Снижение, а возможно — и преодоление технологического порога господства возможно только по мере преодоления индустриальных отношений. Однако уже споры социалистов XIX в. вскрыли две противоположные стратегии – полное обобществление, преодоление всякой частности, слияние всех работников в едином производственно-общественном целом; либо предоставление трудящимся возможностей элиты на их собственных производствах и территориях.

Самоуправление (общественное, производственное и территориальное) – один полюс социальной организации. Если этот полюс преобладает, человек хотя бы участвует в принятии решений, он может искать свою дорогу в обществе, перед ним открыт путь развития. Другой полюс — государственность. Решения принимает не сам человек, за него думает элита, которая вольна не разъяснять своих решений или делать это в самом общем виде, без «вопросов на понимание» и возражений снизу. В этом случае человек превращается в инструмент, в пассивный полуавтомат. Он лишается саморазвития и подчиняется искусственным, механическим законам управления. Между этими полюсами идет постоянное противоборство, которое и создает все известные формы общества. Расширение возможностей управления в индустриальную эпоху поставило мир перед перспективой полного поглощения общества государством, ликвидации самоуправления в принципе — то, что позднее назовут тоталитаризмом. Идея централизованного управления всеми экономическими процессами, отстаиваемая Марксом, вполне могла привести к такой перспективе. Но давление антиавторитарного социализма смягчало и максимы Маркса. Включившись в поле Интернационала с его широким спектром идей, Маркс стал вбирать их в свою концепцию – пусть как «переходные» и вспомогательные. Социализм стал превращаться в целостное течение, в котором марксистский централизм и прудоновский федерализм стали превращаться из полюсов противостояния в поле синтеза.