"Княжий остров" - читать интересную книгу автора (Юрий Сергеев)ГЛАВА IIIК Москве катились эшелоны не с полушубками для немецких солдат, не с теплым обмундированием, а с новенькой парадной формой для торжества на Красной площади поверженной столицы русских. Гремели жестокие бои под Москвой, — и Скарабеев был направлен Ставкой на самый ответственный участок фронта для организации обороны. Он приехал в небольшой городок, где разместили штаб армии, потерявший связь и контроль над войсками, и увидел, как конвоиры выводят из здания летчика со связанными за спиной руками. — В чем дело? — спросил он холеного майора НКВД, сопровождавшего арестованного. — Паникер… Берия лично приказал арестовать и расстрелять без суда. — За что? — Известил штаб, что к Москве идет по шоссе колонна танков немцев и что она уже за Можайском. — Это правда? — резко обернулся Скарабеев к летчику, шедшему с поникшей головой, без ремня. — Правда… час назад я сам видел… пятьдесят один танк, машины с пехотой. — Паникер, товарищ генерал армии, — зло проговорил майор и толкнул арестованного в спину. — Отставить! — приказал Скарабеев и тут же добавил: — Рядом аэродром, садитесь на спарку и немедленно проверить. Вы полетите с ним, майор! — Товарищ генерал, я исполняю особый приказ своего начальства, он увезет меня к немцам. — Я прикажу немедленно вас расстрелять, немедленно, — жестко и презрительно-тихо проговорил Скарабеев и приказал летчику: — Слетать и тут же вернуться… если это правда… там нет у нас никаких частей и истребительных заслонов. Садитесь в мою машину и дуйте на аэродром. Я буду ждать. Немедленно вернуть пилоту ремень и личное оружие… я ему верю. — Товарищ генерал армии, я и на самолете ни разу не летал, — заикнулся было майор, но осекся, поймав грозный взгляд, и понял, что шутки кончились… Через час машина Скарабеева вернулась, и в штаб влетел все тот же майор, испуганный и запыхавшийся, доложил: — Сведения подтвердились, уточнили… пятьдесят четыре танка, колонна бронемашин и грузовиков с солдатами идут прямым ходом на Москву. Я сам считал, нас обстреляли… — Где летчик? — На улице. — Позвать сюда, — когда пилот вошел и козырнул, он сказал: — Вы заслужили Орден Красного Знамени! Спасибо, браток, выручил… — и сам вручил ему награду. — Служу Советскому Союзу! Можно идти? — Идите, — Скарабеев улыбнулся, видя радость на лице спасенного им человека. Когда они вышли, Скарабеев сурово оглядел лица присутствующих военачальников и проговорил: — Что будем делать? Немцы идут к Москве… Довоевались? Как вы могли не укрепить стратегически важное шоссе, танкоопасное направление?! Такую колонну трудно остановить… невозможно выбросить войска им наперерез… они почти в дамках. Есть бомбардировщики на аэродроме? — Есть, но израсходованы бомбы… есть транспортные самолеты ТБ-3, можно послать в Москву на склады… — оправдываясь промямлил генерал-летчик. — Не успеть… — Скарабеев задумался, еще прошелся по комнате и приказал: — Готовить десант… — Нет парашютов, — опять подал голос летчик. — Готовить десант! — опять повторил Скарабеев… — когда я ехал сюда, видел на марше свежий полк сибиряков недалеко от аэродрома, задержать его и повернуть к самолетам. Едем туда… Когда решили еще несколько важных вопросов и прибыли на аэродром, полк был уже выстроен невдалеке от транспортных самолетов. В новеньких белых полушубках, хорошо вооруженный полк замер. — Братья!!! — зычно крикнул Скарабеев, — колонна немецких танков прорвалась к Москве и скоро будет в столице… Нет средств их остановить, а надо это сделать, чтобы не посеять панику и не пролить невинную кровь мирных людей. Я вам не могу приказать пойти на такое… я прошу вас… Нужны только добровольцы… Вот в тех машинах собраны противотанковые ружья и гранаты, взрывчатка… Ставлю задачу, равной которой не было в истории войн… Вы видите, что сама природа встала на защиту святого Отечества и навалила много снега. На бреющем полете из транспортных самолетов надо выбросить десант перед танковой колонной и остановить ее… Нужно будет прыгать в снег без парашютов — их нет… Нет у нас и иного выхода… Добровольцы! Три шага вперед… Колыхнулся… и единым монолитом сделал три шага весь полк… ни единого человека не осталось. — С Богом! Таких солдат нет ни в одной армии мира… и никогда не будет, — Скарабеев низко поклонился солдатам и приказал: — Раздать противотанковые средства… Транспортные самолеты тяжело отрывались от земли и брали курс на Можайск. Скарабеев печально смотрел им вслед, заложив правую руку под шинель. Обеспокоенный ординарец спросил: — Что, с сердцем плохо, товарищ генерал армии? — Все нормально. Скарабеев судорожно сжимал на сердце во внутреннем кармане панагию, губы его неслышно шептали молитву. Потом не страшась никого, когда оторвался от земли последний самолет, резко перекрестился и тяжело пошел к машине. Усаживаясь проговорил шоферу: — Можайский десант, я почти уверен, что далеко и надолго спрячут будущие фальсификаторы истории этот священный подвиг русского солдата, равного которому нет… Я не могу представить ни немца, ни американца, ни англичанина — добровольно и без парашюта прыгающего на танки… Немецкая колонна ходко неслась по заснеженному шоссе. Вдруг впереди появились низко летящие русские самолеты, они словно собирались приземляться, стлались над самой землею, сбросив до предела скорость, в десяти-двадцати метрах от поверхности снега, и вдруг посыпались гроздьями люди на заснеженное поле рядом с шоссе, они кувыркались в снежных вихрях, а следом прыгали все новые и новые бойцы в белых полушубках и казались врагу, охваченному паническим ужасом, что не будет конца этому белому смерчу, этой белой небесной реке русских, падающих в снег рядом с танками за кюветом, встающих живыми и с ходу бросающихся под гусеницы со связками гранат… Они шли, как белые привидения, поливая из автоматов пехоту в машинах, выстрелы противотанковых ружей прожигали броню, горело уже несколько танков… Русских не было видно в снегу, они словно вырастали из самой земли: бесстрашные, яростные и святые в своем возмездии, неудержимые никаким оружием. Бой кипел и клокотал на шоссе, немцы перебили почти всех и уже радовались победе, увидев догнавшую их новую колонну танков и мотопехоты, когда опять волна самолетов выползла из леса и из них хлынул белый водопад свежих бойцов, еще в падении поражая врага… Немецкие колонны были уничтожены, только несколько броневиков и машин вырвались из этого ада и помчались назад, неся смертный ужас и мистический страх перед бесстрашием, волей и духом русского солдата. После выяснилось, что при падении в снег погибло всего двенадцать процентов десанта… Остальные приняли неравный бой… Вечная память русскому воину! Помолитесь за них, люди… Помяните Можайский десант… Скарабеев дозвонился по ВЧ Лебедеву и приказал: — Не успеваем сделать то, что было в Ленинграде, нет времени… Срочно подготовить самолет и облететь Москву с иконой, потом уже идти крестным ходом… Нет времени. Выполнять немедленно! Считайте это приказом Ставки. На подмосковном аэродроме остановились машины, из них вышли люди и двинулись к самолету с работающими моторами. Егор первым подсадил Васеньку по лесенке и помог подняться Илию. Мошняков и Селянинов бережно несли завернутую в холстину икону, несколько бельцов и священников подавали укрытые в полотно хоругви и кресты. Вася уже привычно зажег толстую свечу; когда все уселись вдоль стенок на узкие железные скамейки, сняли покрова с иконы, зажглись еще несколько свечей и зазвучал знаменный распев под рев моторов. Выглянувший летчик вытаращил от изумления глаза и открыл рот, увидев все это, дурашливо потер лицо руками и попытался шутить: — Прям в рай махнем, граждане попы?! - Прекратить шуточки, — строго оборвал его Лебедев, — взлетай и полный круг над столицей. А еще лучше три круга… для верности. Самолет разбежался и оторвался от земли, вслед за ним поднялись девять истребителей охраны. Мессеры появились внезапно, словно свалились из предутренней мглы. Закружилось огненное колесо в небе, враги упорно прорывались к транспортному самолету, несколько очередей прошло трассерами вдоль тихоходной машины, и пилот стал маневрировать, теряя высоту. Самолет болтало, в гуле боя и моторов не прерываясь звучала молитва, ровно горели свечи, икона покачивалась в руках Мошнякова, и Егору вдруг показался облик Богородицы в трепетном свете ярким, ожившим, почудилось движение ее рук, еще крепче прижавших к себе маленького Спаса. Ручонки его шевелились, обнимая Матерь, он умиротворенно прижался к ней щекою… Один из «мессершмиттов» все же прорвался и пошел наперерез, он не стрелял, выцеливая русский самолет наверняка. Лебедев был с летчиками в кабине и понял, что через миг их самолет превратится в огненный клубок и рухнет на землю… немец не стрелял. Он несся уже встречным курсом в лобовую атаку все стремительнее и ближе и вдруг словно наткнулся на невидимую преграду, нелепо заскользил вверх, как по крутой ледяной горе, переваливаясь на бок… Тут его срезал наш истребитель. Немец вспыхнул, косо пошел к земле, из кабины вывалилась темная фигурка и раскрылся парашют. — Передай по рации нашим, — приказал Лебедев, — он нам нужен живым. Сообщи квадрат его приземления, и пусть доставят пилота мне… по снегу он далеко не уйдет. Ничего не пойму… почему он не стрелял? Он нас мог сбить десять раз… — Может быть, патроны кончились? — предположил летчик. — Вряд ли… скорее всего отказало все оружие… Это мне и надо знать… У нас на борту самое секретное оружие. — У нас нет вооружения, — опять удивился пилот. — Есть… да еще какое! После первого круга заходи на второй… — А если они вызвали подкрепление? — Не бойся… оно им не поможет, пусть поднимут хоть всю авиацию, — Лебедев вернулся в салон и встретился взглядом с Богородицей. Она несла бережно свое Дитя высоко над землею, храня его и свой земной дом — Россию белокаменную — чистой небесной силою, побеждающей тьму и татей пришлых… Моторы самолета мерно пожирали бензин и пространство. После третьего круга машина пошла на посадку и вскоре благополучно приземлилась и вздох облегчения вырвался у всех. Некоторое время сидели молча, потом Илий озорно проговорил Лебедеву: — Вот никогда не мыслил, что доведется вознестись в небеса на этом зловонном железе… Слава Богу… Свершилось! Быть России без ворога! — Быть России без ворога! — троекратно, как особый молитвенный устав повторили радостно бельцы. Звонкий голосок Васеньки вплелся в этот победный клич. Он все еще сжимал в ручонках горящую свечу и от света ли ее, от сознания ли необычности происходящего и щемящего чувства особого братства с этими людьми дивно преобразился: мерцающий, как лампада, огонь возжегся в небесных глазах Васеньки, и все разом обратили на него внимание и поразились бесстрашию и в то же время монашеской кротости его облика. Егор не выдержал, подхватил его на руки и закружился подле самолета, подкидывая его высоко в небо с громким хохотом, и этот безудержный смех разрядки повлек за собой всех, даже летчики покатились со смеху, даже смиренномудрый Илий смеялся и ликовал, вторя и вторя благословенные слова: «Быть России без ворога»… Немца доставили прямо на аэродром. Рослый и выхоленный майор в кожаном теплом плаще и желтых высоких ботинках брезгливо оглядывался на конвоиров, спесиво смотрел поверх голов русских солдат. Когда он в землянке расстегнул плащ и небрежно кинул его на топчан, Лебедев увидел многие награды фашистского аса. — У меня к вам будет один вопрос, — проговорил Лебедев по-немецки, — почему вы не сбили транспортный самолет? — Дайте закурить, — вдруг по-русски проговорил немец. — Вы знаете русский язык? — Это уже второй вопрос, — вяло усмехнулся ас, — я не намерен отвечать. — Ответите, да я и сам скажу… у вас отказало вооружение… Ведь так? — Да… но вы откуда знаете? — Я был в кабине транспортника и заметил, как вы несколько раз прицеливались, но выстрелов не последовало. - То, что отказала техника, — пустяк… В этом бою свершились более интересные вещи, — озадаченно промолвил немец. — Я испугался! Я увидал над вашим самолетом на фоне утренней зари во всю ее ширь облик Девы Марии и сразу понял, почему оружие отказало. У меня десятки побед в воздухе, начиная с Испании, но никогда я не испытывал такого страха и не терял самообладание. — Я вам верю, — утвердительно кивнул головой Лебедев, — это все, что я хотел знать. Дальше вами займутся другие люди. Вы уже отвоевались, господин майор, и ведите себя достойно… Вы проиграли эту войну и радуйтесь, что остались живы… помилованы… Небом… — Меня не расстреляют? — удивился он. — Я думаю, что нет. Мы военнопленных не расстреливаем, в отличие от вас… Какая у вас была гражданская специальность? — Инженер-строитель… — Вот и будете восстанавливать все, что порушили. И все же, где так ловко выучились по-русски? — Я помогал вам строить завод, где был создан истребитель, который меня сбил. — Неисповедимы пути Господни… — усмехнулся Лебедев. * * * Все дороги исходили из монастыря и все дороги сходились к монастырю… Все дороги… Новая сотня бельцов обучалась за крепкими стенами; учились воевать и молиться, жить с Богом в душе. Крепь Православной Армии вершилась денно и нощно, неугасимая лампада в келье старца Илия грела многие сердца, великие пространства заснеженного Отечества, путеводной ясной звездой лучилась она и вела к победе над ворогом лютым. Русское старчество стоит у истоков великой реки народного духа. Издревле, издавна, с достопамятных времен льется этот хрустальный поток необоримого духа русского, великие старцы просветлили, вымолили и выковали многие победы над кочевниками и прочими незваными татями и основали русское православное царство… Они бессмертны на фресках и иконах, мощи их нетленны, прозорливость удивительна, учительство святое живо и верится, что сами они взирают на нас с горних высот от престола Господа и являются в мир во спасение и наставление заблудшим душам, в помощь земле родимой своей… Бродят по Руси странниками убогими, неся мудрость и свет целительный, силу богатырскую Креста Господня… После возвращения из крестного полета вокруг Москвы Никола Селянинов во время короткого отдыха вновь увлекся поисками книг в глухих подвалах и подземельях монастыря. Он словно предчувствовал, что в этой древней монашеской обители хранятся многие тайны, кои именно сейчас нужны. Пришел срок им выйти на свет. Эта жажда к древностям появилась у него после лекций Окаемова и познания Казачьего Спаса, позволивших открыть в себе невероятные способности к учебе, а уж пытливости ему было не занимать… Поиск он начал с благословения Илия и многих часов молитв в соборе, поста и исповеди с причастием. Он бродил целыми днями по территории, огороженной кирпичными стенами, обошел кельи, зная, кто из монахов и в какие века в них жил, кто почил на кладбище, где чья могила, изучил огромный архив, чудом сохранившийся в затхлом подвале-склепе. Тайна не давалась ему, но восторгнувшаяся её разгадкой душа вологодского парня не чаяла покоя, природное упорство не давало отдыха. И вот ему приснилось, что в старой монастырской иконной мастерской, на чердаке, в дальнем углу, стоит пыльный ящик с хламом и ветхими одеждами, а на дне ящика лежит удивительной работы икона в серебряном окладе и что в этой иконе есть ключ к разгадке особого знания, его щемящей тайны. Он проснулся перед утром в смятении. Быстро оделся, взял свечей и выскочил во двор. Снег скрипел под ногами, мороз обжигал щеки. А Никола птицей летел к старинному деревянному строению, превращенному в сарай после разора монастыря. Никола залетел внутрь, зажег свечу и стал выискивать люк на чердак, но потолок, сложенный из толстых плах, был ровный и без признаков хода наверх. Иной бы человек успокоился и пошел досыпать, но не таков был уроженец села Барского и той окраинной русской земли, где не знали крепостного права и почитали свои рода — боярскими. Он нашел жердь и с ее помощью взобрался на крышу, где было замерзшее окно. С большим трудом выставил раму, отогнув пальцами поржавевшие гвозди и вполз в чердачную пыльную мглу. Здесь было не так холодно, загоревшаяся свеча высветила серебристые от инея причудливые полотна старой паутины, и Селянинов понял, что на этот чердак верным делом никто не поднимался с прошлого века. Поверх плах потолка чердак был завален слоем слежавшихся дубовых листьев, тоже укрытых толстым слоем вековой пыли. Недалеко от печной трубы, как книги на полке, рядами стояли старые иконы и заготовки, какие-то ящики и прочий инвентарь, невесть когда и кем упрятанный сюда. Разорители монастыря в своих набегах не побывали тут, и Никола с замиранием сердца стал искать тот ящик, что увидел во сне. Он осторожно поднимал крышки сундуков и перебирал изветшалые монашеские одежды, стоптанную обувь, смазанную дегтем и закаменевшую от времени лошадиную сбрую, хомуты и заготовки кож, пока не прошел в дальний угол и не увидел то, что искал. В куче пеньковых запыленных веревок, деревянных ведер и граблей со сломанными зубьями просматривался крепко сработанный из лаковых досок небольшой рундучок с горбатой крышкой. Укрепив свечу на деревянном колесе от телеги, Селянинов освободил его от веревок и с содроганием сердца попытался открыть. Крышка не поддалась. Он стер пыль с нее и стал внимательно разглядывать секрет запора. Рундук был гладкий, ровный, с двумя ржавыми ручками по бокам, но без всяких следов замка. Хорошо приглядевшись, Никола заметил, что крышка просто прибита четырьмя толстыми самоковаными гвоздями. Он вытащил рундук ближе к свету, пошарил вокруг и нашел старинный обломыш бердыша — широкого топора на ручке. Осторожно поддевая крышку, со скрипом стал ее отдирать и скоро достиг цели. В рундуке увидал аккуратно сложенную полуистлевшую шитую серебром и золотом священническую одежду, тяжелый медный крест, еще какие-то рубахи и кафтаны, а на самом дне он нащупал что-то тяжелое, завернутое плотно в холстину. Дрожащими руками он вынул загадочный предмет, уже зная, что это, и, перекрестившись, развернул холст… Прямо в лицо его глянул удивительный образ с древней иконы. Это был Пантелеймон целитель с открытой шкатулкой в левой руке и с ложечкой в правой. Чеканный серебряный оклад обрамлял икону. Селянинов внимательно ее осмотрел, опять завернул в холст и спустился с крыши сарая. Тусклый зимний рассвет серебрил снег. Купола поднебесные монастыря ало зардели от зари, звезды угасали, меркли на чистом небе. Прибежав в свою келью Селянинов зажег десятилинейную лампу, положил икону на стол и вновь ее развернул. Согревающееся серебро заросело мельчайшим бисером влаги, Никола стирал мокроту куском бинта, пытливо вглядываясь во все яснеющий образ целителя Пантелеймона. Но он безмолвствовал, икона была обычной, и Селянинов не мог понять разгадки своего сна. Прочел молитву перед нею и решился снять серебряный оклад. Чтото мешало ему сделать этот шаг… вдруг сама собой со скрежетом растворилась дверь кельи, стала коптить лампа и уж совсем неожиданно гулко треснуло от мороза стекло в окне. Захотелось нестерпимо спать, и вдруг он с ужасом осознал, что кто-то незримый вторгся в его келью и стоит рядом, — от него веяло смертным холодом и такой жутью, что у Николы волосы зашевелились. Он мгновением ввел себя в состояние Казачьего Спаса, представив на сердце своем золотой сияющий крест, как учил Егор, и, шепча вслух молитвы, услышал мерзкий всхлип, стук и хруст убегающих ног. Смятенно затворил дверь, осеняясь крестом, и почуял, что ее кто-то вырывает из рук, дергает… Спешно задвинул засов и вернулся к столу. Теперь уже не казалось святотатством лезть внутрь иконы, раз явились бесы помешать этому… Он решительно, но осторожно вынимал мелкие гвоздики оклада и стал его снимать. Оклад был полный, даже обратная сторона иконы необычно щедро покрыта тонко раскатанным до жести серебром. Когда он снял весь холодный и отпотевший металл, то увидел с тыльной стороны темной доски вклеенную в тело иконы более светлую латку из широкой тонкой дощечки. Селянинов долго не мог решиться поддеть ее ножом, суеверно оглядывался и крестился, шептал молитвы, и все же непомерное любопытство довело до греха и нож легко отколупнул деревянную латку. На стол выпал плотно сложенный и облитый темным воском пакет, перевязанный суровой ниткой. Никола быстро развернул его и увидел бисерно исписанные старинным полууставом бумаги, а на отдельном тонком пергаменте разглядел план монастыря, всех его подземных потайных ходов, запасных колодцев и складов с припасами. Он стал внимательно изучать план, а потом единым духом прочел старинное описание монастыря: когда и что построено, кем освящены церкви и собор, кто жертвовал на монастырь деньги. Многое из этого он уже знал, но никак не мог постичь самой главной загадки, что не давала ему покоя. И тут он увидел на схеме собора едва приметный крестик, он был даже не нарисован, а легонько выдавлен в пергаменте. Этот крестик привлек его особое внимание, и Селянинов решил будить Окаемова. Илья Иванович долго и благоговейно перебирал желтые листочки, все прочел и подивился обширной информации, уместившейся на них. — Пошли в собор, — нетерпеливо переминался с ноги на ногу Никола, — поглядим эту стеночку, где крестик нацарапан. — Если в стене что-то замуровано, то без благословения Илия нельзя. — Пошли за Илием… — Да откуда ты взял, что там что-то есть, — недоумевал Окаемов. — Мне ведомо только то, что надо идти и глядеть… — Ну пошли, глянем, — усмехнулся Окаемов. Уже совсем рассвело, и Илия они застали в соборе на молитве. Не тревожа старца, прошли в дальний угол, сверяясь со схемой, остановились перед сумеречной стеной. Никаких примет на ней не было, ровный слой окрашенной штукатурки, разрисованной орнаментом. Селянинов в нетерпении ощупал стену руками и даже простучал костяшками пальцев. — Ничего там нет, кирпичная кладка, — проговорил Илья. — Должно быть, — не унимался Никола и решительно направился к старцу, закончившему молебен. Илий выслушал его сбивчивую просьбу и воспротивился намерению «колупнуть стенку». Но Селянинов не унимался, волнующее видение несло его к неведомой цели через загадочную стену храма. Он все же вымолил разрешение еще раз простучать кладку и притащил березовое полено. Приложив ухо к стене, он сильно ударял торцом полена и вдруг радостно вскричал: — Есть! Вот тут пустота, кирпич глухо отдает… там что-то гудит, как в бочке. Окаемов сам послушал и молча обернулся к старцу. Илий внимательно наблюдал за ними, молитвенно сложив руки на груди, и наконец произнес: - Про ухорон сей не ведаю, но, знать, пришел час его вскрыть, раз так повело вас сюда… Благословляю… Пробейте малую дыру, потом заделайте ее и закрасьте… Да будет воля Божья. Селянинов притащил из машины зубило и молоток, постелил на пол кусок брезента и взялся откалывать штукатурку. Под нею открылась ровная кладка древнего тонкого кирпича. Один из них Никола стал крошить на куски. Наконец кирпич зашатался и упал куда-то внутрь. Селянинов засунул вслед за ним руку и торжествующе с трудом извлек длинный узкий сверток, потом завернутую в кожу плоскую папку. Окаемов стряхнул пыль с нее и открыл. Все увидели прекрасно исполненную документацию собора, чертежи и расчеты, использовавшиеся при строительстве, и даже схемы алтаря с названиями икон. Старец же очень осторожно развернул длинный, воском облитый для сохранности сверток и вдруг испустил удивленный вздох. Взглянув на него, Окаемов оторопел и выронил бумаги на пол. Он сразу узнал первописные пергаменты-харатьи из тонкой кожи специальной выделки. С дрожью в руках стал их осторожно разворачивать и воскликнул: — Боже! Да ведь это древнейшее письмо русским алфавитом задолго до Кирилла и Мефодия! Как расшифровать эту вязь? Смотрите, строки не имеют просветов и словно подвешены к черте сверху, как в санскрите… это невероятно! Селянинов, ты посмотри, какие красочные рисунки, каллиграфия! Это шедевр… что за заголовок здесь начертан, ты этим занимался, а ну помоги прочесть… возможно, надо читать справа налево… Ну? Никола покачивался, входя в пьянящее состояние Спаса, напряженно морщил лоб, шевелил губами, опасливо посмотрел вокруг и по складам прочел: - Радо-нежья… свя-тили-ща Белые Боги моле-ния лю- бо-мельные… — Святилища Белые Боги! — встрепенулся Окаемов… — моления медовые?! Это что же, языческие обряды упрятаны в храме православном? — он вопросительно оборотился к старцу Илию, но тот его словно не слышал, стоял с закрытыми глазами и что-то невнятно шептал. Вдруг Илий просиял ликом и бережно взял харатьи из рук Селянинова, благословляюще перекрестил их и промолвил: — Сей Божий клад первопустынника; ученика Сергия, и я слышал о нем… Это послание нам и русской земле. Надо помолиться и прочесть сии харатьи в храме, не выходя никуда, и ежели Богу угодно, он откроет тайну святую. Читайте далее и разбирайте ниспосланные письмена… В поисках Окаемова Егор зашел в собор и застал их с Селяниновым в необычайном возбуждении перед алтарем. Илий вел молитвы стоя рядом с ними. На высокой тумбочке был развернут какой-то свиток, и они расшифровывали его, Окаемов быстро записывал в тетрадь текст. В светлом озарении почудились они Быкову, а когда приблизился, Илья Иванович недоуменно взглянул на него и таинственно прошептал: — Быстро позови Ирину, она обладает даром прозрения, и закройте за собой двери храма на запор. — В чем дело? — подивился Быков. Но Илья отмахнулся от него и опять впился глазами в строки древнего письма. Прочтение двух свитков закончилось только к Обеду. Окаемов внимательно пробежал глазами свои записи, правя их и увязывая в единый текст, а потом у окошка все начисто переписал в тетрадь. Из всех его восклицаний, старинных слов и непривычного звучания Егор с трудом улавливал суть; он понял, что найдено нечто уникальное и важное, неведомое даже академически образованному Окаемову. Для старца, видимо, это открытие имело особое значение: глаза его были зажмурены, лик озарен небесным светом, а мысли его вознеслись за незримые пределы в умной молитве. Окаемов проговорил: — Это идеографическое ведическое мышление, потому я сразу переводил и слагал в строфы молитвенные песни, чтобы было понятно… ибо нами утеряно это космическое мышление и полное слияние с природой. Так слушайте же: РАДОНЕЖА, СВЯТИЛИЩА БЕЛЫЕ БОГИ МОЛЕНИЯ МЕДОВЫЕ… Егор с Ириной стояли рядом и жадно внимали древнему языку, постигая слог и смысл послания… И зрили воочию картину светлых дубрав — Боголесья — и осьмигранный храм Яви на Сиян-горе Радонежья и Белых Богов — первостарцев мудрых Святой Руси… Исток веры православной… Само звучание, даже переведенное отчасти на современный язык, было удивительно мелодичным, одухотворенная поэзия русского моленного мира, солнечным светом истекала с уст Окаемова и наполняла храм, раздвигала его до самого неба, до пределов земли отчей, и вставал древний сиянный храм Яви-жизни могуч и волшебен, словно из чудесной сказки возведенный добрыми силами дворец Духа Святого… Хрустальным ключом с живой водою целились души Словом и образами, радостью и любовью к земле и небу, лесам и водам, к красоте бушующей былой Руси… Песнь первая Паче снега Правдой убелились Бгарусь… три стрелы вонзим мы в тучи черной грудь, татей не страшимся — мы разгоним их, древо жизни вечно — Исварога мир… ветви три, три корня Готоры-Ясна, разожжем моленных три больших костра, суры выпьем чашу — утолим сушну и по нитке дыма утечем в весну… Жертвенные кони нас зовут к стадам, мы пойдем за ними, где живень-вода, мы пройдем сквозь степи стенные от трав, там пути уходят через Сваргу в Правь… Голубые травы сходятся с землей, там ступени в Ирий нас зовут домой, там Отец Единый божеств и людей, там источник святый от любых смертей… Молния — моленно-Древо во Сварге — спустит мост на землю и по Рай-дуге, мы уйдем от мраза, хлада и врага, их к себе не пустит синяя Сварга… Там дыханьем Правды усладимся вмиг, там покой и праздник и веселый пир… Все там как земное только не робей, воины-герои там пасут коней, злачны травы росны, пищи много там, девы бродят босы по твоим пятам, нет там ни печали, вздохов и обид — только радость Божья наполняет мир… Свет не меркнет вечный, лето и цветень, воздух чист и млечный в реках там кисель, райский сад увешан во плодах земных, сирины поют там танец див-дивных… Нет там глада с жаждой, болестей и битв, не стареют люди, не несут обид, там Живой Водою сыты на века, Хлебушком Небесным, да млечна река… Прабабы и прадеды рядышком живут, старцу Исварогу песнь свою поют, присный день на небе Основы-божества, травы голубые, вечная листва, Золотые Овцы в искрах на лугах, их стада бессчетны и пышна дарбга… Отступила темь, Сварга порадуйся — проснулся День! Мы рвем зеленую земную траву — бросаем вверх и Бога славим… Вот комонь рыжий на небе ярый, и в жертву Богу приносим ярку, ягнец наш златый — руно Сварги… Отец, Бог белый, нас береги… Храни нас, Боже, от стрел и ран, прости нас, Боже, за лень-обман, ущедри, Боже, тебя узрить, даруй нам, Боже, тебя любить. Златую ярку тебе даем, ячменный хлеб и суру пьем… Заря мать добрая пришла с востока, злых сил полет от нас исторгла… Взлетело Солнце и гонит мраз, все силы черные и хладный мрак… Все духи злые побеждены! Бгарусы мы — твои сыны… Заступник наш, Творец Небес, рожден Златым Яйцом Бел-Бог Отец… Песнь вторая Слава Единому Белому Богу, Великому седому Старцу во Прави царящему, предстоящему всякому Движению, всякому Числу, всякой Гармонии, Достатку, Добру, Зверям и Злакам… Благий Яро-красный над голубой Сваргой… Царство праведное перед тобой… Из вечной вечности, в седой дали, над человеками крюк-костыли… Идут до самого Сварожья Пояса те пастухи, дивья высокие. Каймою синею отдалена Земля от небушка — то их страна. С Земли ступают на неба синь, у стад овечьих их — златы власы… Это Велесичи — Сварожьих рун, певцы боянушки гуслярных струн… Как Боги Белые они идут — из их следов цветы растут… Их песнь волшебная течет с небес, их струны резвые, так любит Влес… На рыжем комони Дажьбог летит, на темном западе День сладко спит… в златой телеге он, у к-Рай Земли… вот всадник огненный в лучах Зари… Бежит, спасается от света Песнь третья Обожжен на Перуна костре Бел-алтарь камень Сиян-горы, в Огнебожьем костре во Лазурной Сварге. Стань в молитве пред ним и знай, что подует Господь Духом Святым на тебя, если увидит, что три его завета есть у тебя, его триоружье: Добрая Мысль, Доброе Слово и Доброе Дело… Боголесья Закон на земле от веков. Окрестися мечом неустанной рукой, заступись за добро, порази зло и мраз, уповай на себя, если встретится враг, уповай на друзей и на Род свой смотри, исцели червоточину у себя во нутри, воскреси доблесть предков, честь и славу отцов, смело зри без лукавства правде горькой в лицо, упокой стариков, нарожай сыновей, ущедри путь нелегкий лады верной своей, сохранись ото лжи, устранись ото зла, Бог все видит и слышит про земные дела, отыщи свет душе, радость в деле любом, не ленись, не бранись, уповай на любовь, не кичись, не ворчи и на чад не кричи, сердцем крепок будь, телом и думами чист… Не придет к тебе зло, паче злата добро, не жалей для калек и детей серебро… Во спасенье свое, во спасение их — будь достоин Небес и за них заступись. От напастей беги и соблазнам не верь: Черный свет — Черных солнц душу бдит твою Зверь… Ману — книгу законов почитай и храни, семь спиц Коло люби — знаки солнца они, с ворожбой не балуй — в лик Луны не гляди, бойся ведьм, чужеземцев и ласковых див, риг колосья храни до весны в семена, омовенья твори и молитвы сполна… Белый Конь в храме Яви копытами бьет, запрещенье тебе на семь действий дает: не пьянись, не тучней, не блуди, не груби во словах, не груби во делах, без нужды не охоться и зверье сберегай и насилье отринь к побежденным врагам… Третью песнь читал Егор, потому что Окаемов схватил опять один из свитков и продолжил дешифровку не поддавшегося с первого раза текста. Когда Быков закончил чтение, Васенька вдруг тронул их с Ириной руками и с серьезным видом обратил внимание всех на старца Илия, даже Окаемов отвлекся и замер. Старец громко читал Символ веры… К нему подбежал Васенька и звонким чистым голосом, возносящимся под купола, вторил ему, и это моление было удивительно слаженным и высоким: — Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденного прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцом и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь. Егор с Ириною переглянулись и поняли друг друга без слов, думая о Васеньке. В этом молитвенном порыве виделась такая самоотдача и вера, умиление и послушание Господу их обретенного дитя, что Ирина заплакала; это были слезы гордости и печали, они поняли, что их духовный ребенок принадлежит уже иному миру, спасительному. И старец умиленно учительствовал чаду малому, отворял занавес ему в этот духовный мир, православный… Когда Илий сошел к ним и на немой вопрос Окаемова, держащего свитки в руках, тихо ответил недолгой проповедью: — Благословляю… ты человек ученый и все вы должны понять, что в сим писании нет ереси, хоть есть отступления от канонов и иные, забытые боги вспоминаются… В сих свитках не язычество, а свидетельство национального воплощения библейской истины… Мы имеем древний источник веры в единобожие — Основы… Моление Единому Богу… Тут же поведано — Един Бог во многих лицах… В начале было Слово и это Слово было Бог… Уже позже к нам принесены множественные богопонимания, перешедшие потом в глумление, хулу и хаос… Крещение Руси и обретение Христа легло на благодатную почву — восстановлена русская основа православного мышления… Борьба Света и Тьмы — есть суть всякой борьбы… Исследуйте далее сии письмена — исконно русские гимны Отцу Творения. Вам и в назначенный срок в храме православном открылось Начало Пути… Грядите с Богом… Илий ушел в свою избушку, а чтение текста, дешифровка самого трудного и старого письма на одном из свитков продолжились. Это был отрывок книги ариев «Законы Ману»… И чем дальше они постигали смысл текста, тем шире и мощнее открывались горизонты великого прошлого, той самой забытой древней цивилизации, космического мышления ариев, истоки вед и древнего миропонимания… Вселенная представлялась в форме яйца; тысячи невидимых колонн святых держали небо над землею, все звезды узнавались — северные… Узанас-Сукра — Венера… Космогония древних была одушевлена, таинственна. Разъяснения Окаемова, его поразительные знания приближали, делали понятным для слушающих мир пращуров. Он горячо говорил: — Наши далекие предки не боялись смерти, у них в сознании не имелось понятия ада, поэтому были непобедимы. Смерть для них — это уход во времени по степи за своими стадами и слияние с пространством божественным Сварги на краю горизонта… В степи и лесах, везде русич был наедине с Богом и не было многобожия, политеизма, ибо природа подчинялась Единому Божеству, а остальные Боги воспринимались как помощники, апостолы Великого Белого Старца. Ариец стоял в степи среди пахучей от цветов дарбги-травы, а головою улетал в небо и все явления природы — Ветер, Гром, Дождь, Солнце, Заря, Ночь, Огонь, Звезды — были им одухотворены и были созданием Высшего Творца, высшей силы… Зримая им борьба Тьмы и Света, Жизни и Смерти, Добра и Зла — учили его символическому мышлению, он синтезировал мир, мыслил космическими категориями… В этом и есть доныне основная сила духа русичей, непостижимая для наших материалистических врагов, нас невозможно втиснуть в рамки алчности, наживы, эгоизма, ростовщика, ибо мышление наше генетически духовно, у нас более глобальный путь борьбы Основы — Единобожия со злом, созидательная философия свидетелей творения Мира… Мы великий народ! — В Казачьем Спасе основная молитва Стос, она вводит характерника в Ману — особое состояние духа. Не связано ли это с написанными тут законами Ману? Что это за законы? — спросил Быков. — Любопытно… Несомненно есть связь. Сведения о цивилизации Ма есть в индийских, китайских, тибетских и прочих документах, интересны остатки цивилизации Майя в Америке… Ведь там до сих пор не обнаружено никаких останков обезьян — это говорит не в пользу теории Дарвина, да и вся его теория — блеф и не выдерживает никакой критики. По многим источникам, майя пришли в Америку с нашего материка и наибольший расцвет культуры имели в начале новой эры… Потом они словно испарились, оставив загадочные города, пирамиды, обсерватории и таинственные барельефы на камне… На одном из надгробий изображен человек в каком-то летательном аппарате, похожем на яйцо. По легендам и сведениям ученых, многие города там были построены белыми людьми со светлыми волосами и голубыми глазами, то же самое на острове Пасха; племя айнов было и на нашем востоке… А уж в России мы имеем во сто крат больше загадок, но они тщательно скрываются, факты извращаются и прямо уничтожаются… «звери» очень боятся, что русские узнают, кто они на самом деле, узнают свою историю и корневую преемственность… Повторяю, история — это большая политика, а знание народом своего прошлого, своих героев дарует гордость и стойкость, укрепляет национальное самосознание и дух, сплачивает в единое целое перед врагом. — Значит, мы не напрасно хлеб едим? — спросил Никола. — Мы на передовой России, и еще такие пули станут свистеть, что только уворачивайся в круговой обороне… Мы по твоей воле сейчас перед одной из таких великих тайн — святилищем Белые Боги… Возможно, разгадка ее не менее важна, чем победа в сражении, и урон принесет противнику страшный… Откуда знали арийцы-землепашцы и скотоводы, что звезды — это Солнца? Откуда они знали о Черных Солнцах? В нашем понимании — это ад, только теперь астрономы предположили, что в космосе есть черные дыры, с невероятной плотностью материи и магнетизмом, которые поглощают целые галактики и даже солнечный свет? Ну а теперь о династии Ману… Эта цивилизация была около трехсот тысяч лет назад на нашей планете, пусть это будет в десять раз меньше, но все равно есть источники о ней и даже материальные свидетельства… Мне довелось в Эфиопии видеть изразцовые таблички, залитые необычайной глазурью, и на них тонко и выразительно изображены картины многотысячелетней давности. Идет бой между войсками, меж колонн видны машины, похожие на танки, в небе парят аэропланы, видны взрывы типа шрапнельных снарядов… Что это? Но только не подделка, все это извлечено с многометровой глубины невдалеке от первохристианского храма в пустыне… В ведах тоже описаны летательные аппараты тяжелее воздуха… Вернемся к Ману, этой допотопной цивилизации, именно всемирный потоп смыл с лика земли гигантскими волнами, насыщенными илом и грязью, многие следы древних культур, были и другие не менее страшные беды: останавливалось вращение Земли, менялись полюса при столкновении с огромными астероидами, и все же крупицы сохранились. Ману — это 14 эпических героев Арии, из которых каждый царствует на Земле до восьми тысяч лет, в конце царствования наступает катастрофа и мир частично погибает… По некоторым сведениям, мы живем в восьмом Ману… Это священная книга Законов, моральный долг гражданина, социальное устройство общества. Восьмитысячелетняя цикличность очень любопытна и совпадает с многими мировыми катастрофами. Культ ведизма один из древнейших памятников этой цивилизации, надо очень тщательно изучить свитки, несомненно, они нас приведут к еще более интересным тайнам, одна из них — святилище Белые Боги. Необходимо срочно провести экспедицию в район Радонежья в поисках храма Яви… на Сиян-горе. Не отсюда ли похитили идею храма Яхве на Сион горе? На Святой земле, близ древнего Рус-али-Ма… - Тебе не кажется, Илья Иванович, что ты стараешься все национализировать? — пошутил Егор. - Егор Михеевич, я как раз занимаюсь теми временами, когда наций не было, а все были люди… Лю-ди-и! И я горжусь этим! А уворована у нас вся древняя символика: крест, звезда, письменность, Матерь-Сва и другое. Слава Богу, что Крест Святой вернулся на прародину. Мы наследники цивилизации лю-дей… И ночным знамением вот этого скромного вологодского тракториста открыта русская цивилизация, но она все равно уходит корнями в такие века и тысячелетия — где были только люди… люди разумные, талантливые, владевшие дивными знаниями и стоявшие на таком техническом уровне, что нам это кажется сказкой. Пример тому аэроплан в Эфиопии, как минимум, восьмитысячелетней давности… Там были арийские города, в войсках фараонов служили наемниками русичи, если нас занесет в Эфиопию, то обратите внимание тогда на прекрасные лица эфиопок… Они сохранили гордые арийские черты… Гении случайно не рождаются… Возьмем нашего Пушкина. Он сам писал, что одна ветвь его идет от прусского славянина Радши — (Раджи), приехавшего в Россию при Невском. Вторая ветвь, вернее, второй корень, из арийских глубин Эфиопии, и они дали могучее древо таланта на земле предков, в России, такую стихию языка и образов, вернувшие народу исконное мышление и создавшие великую литературу России. Очень любопытен «муж честна и благороден», а значит — знатен, Радши… В переводе с санскритского Раджи — царственный, и туда уходит корешок рода Пушкина… - И что же, когда придет девятый герой Ману, на Земле вновь будет катастрофа и все погибнут? — с тревогой спросила Ирина. — Возможно, с пришествием дьявола, об этом написано в святых книгах, впрочем, древние иудеи их много раз переписывали и подгоняли под свое разумение, не понимая величия разума Белых Богов. Ясно одно, мы наследники той цивилизации, что была в Радонежье… Надо искать и изучать, находить ответы в древних знаниях. Только в ведах зашифровано такое, что жизни не хватит все постичь. Да поможет нам Глас — автор вдохновения, один из мудрых помощников-божеств Великого Белого Старца… Нам нужна истина для борьбы со злом, чтобы спасти мир и победить того самого Зверя, о котором ты мне говорил, Егор. Да поможет нам Бог и Пречистая Богоматерь, заступники и хранители земли Русской… Мы приобщаемся к великому разуму и являемся Белым воинством: ноги наши в траве, а голова — в Небе… и пусть страшатся враги России нас, страхом греков перед кентаврами — русичами на конях. Конь наш белый… живет в храме Яви на Сиян-горе, вспрянем на него и поскачем по степи к прошлому, растворимся точкою в синеве Сварги у горизонта, станем едиными с нею и вернемся к своему народу с такими знаниями, которые спасут его от мора и войн, помогут одолеть Зверя и не сгореть в черном свете Черного солнца… — Все так сложно, — обронил Егор, — ты проще можешь сказать, что нужно делать? - А мы уже это делаем. Мы сохраняем Православную цивилизацию, она спасет Россию и через нее весь мир, погружающийся все больше в хаос. Я встречался с далай-ламой в Тибете, и на мои вопросы о Шамбале и тайнах Гималайских культур он очень просто и убежденно ответил: «Центр мировой цивилизации в России»… Смиренно сидевший в углу Васенька подошел к Егору и Ирине, их опять поразил свет любви всепонимающей, появившийся в его глазах, он кротко спросил: — Мамушка, батюшка, отпустите меня к дедушке Илию? — Зачем? — Мне с ним так хорошо… я пойду молиться за вас. |
||
|