"Библейские холмы" - читать интересную книгу автора (Церен Эрих)

АШШУР

Невдалеке от Вавилона расположены развалины Борсиппы. Первые исследователи считали их частью городской территории Вавилона.

Там, в Борсиппе, возвышались остатки храма, которые наилучшим образом рассказывают о том, каким способом вавилоняне и ассирийцы воздвигали когда-то свои башни. В бурные годы становления археологии возникло представление о том, что эту башню из Борсиппы можно отождествить с известной всему миру Вавилонской башней, которая упоминается в Библии. Поэтому в Борсиппе английские исследователи сменяли французских, а французские — немецких. В 1902 году немецкая экспедиция предприняла кратковременную поездку в  Борсиппу.

В составе этой экспедиции находился и 27-летний архитектор из Лейпцига Вальтер Андре, с 1899 года работавший вместе с Кольдевеем в Вавилоне. Его можно отнести уже к третьему поколению, которое ломало голову над многочисленными тайнами месопотамских холмов.

В Борсиппе немцы разбили свои палатки прямо у башни, среди развалин храма, который полвека назад с большим или меньшим успехом раскапывал Ормузд Рассам. Теперь немцы смотрели на огромные культовые помещения храма и его необыкновенно мощные стены. С давних времен остались на них следы пожара — катастрофы, дотла разрушившей храм.

Совсем рядом с палатками круто вздымалась храмовая башня. Эта башня также сильно пострадала во время пожара.

Нельзя найти объяснения тому, откуда взялся такой жар, который не просто раскалил, но и расплавил сотни обожженных кирпичей, опалил весь остов башни, все ее глиняные стены.

Когда это случилось? Сколько лет прошло? Было ли это во времена Авраама или во времена мифического Нимрода? И кому удалось разжечь такой пожар?

Арабские предания о демонах и страшных духах ничего не говорят ни о времени этого события, ни о его причинах.

О башне из Борсиппы было сказано, что семь ее ступеней, поднимающихся вверх, соответствуют планетам небесной сферы, и потому она окрашена семью красками: черной, белой, пурпурно-красной, синей, ярко-красной, серебристой и золотистой, то есть в цвета семи планет, включая Солнце и Луну.

Золотой шпиль башни был обращен к солнцу, серебряный — к луне и т. д. Таким образом, начинающаяся от шпилей башни из Борсиппы небесная сфера и находящиеся на ней планеты обозначали уже обычную для нас сегодня семидневную  неделю.

С раздумьем смотрели немцы, так же как полвека назад француз Френель и англичанин Роулинсон, на развалины башни. В 1852 году оба они, и француз и англичанин, считали необходимым под всю постройку, сплавившуюся от пожара в плотную массу, подобную расплавленному стеклу, подложить «мину, взрыв которой расколет башню и вскроет ее изнутри». Для них этот путь казался самым простым, дающим возможность раскрыть тайну башни, сэкономив при этом средства и время. Однако впоследствии они сами отказались от этого смелого  плана.

А сейчас немцы ломали голову у башни из Борсиппы. Арабы утверждали, что это Бирс Нимрод, башня Нимрода, могучего властителя и охотника, который основал вавилонское царство таким, каким его знает Библия. Иосиф называет его строителем Вавилонской башни, преступником перед богом. Нет почти никакого сомнения в том, что еврейский историк Иосиф, как задолго до него и Геродот, имел при этом в виду большую храмовую башню из Борсиппы—Бирс Нимрод. На мощном основании некогда поднималось семь, суживающихся кверху башен. Вместе с основанием их было восемь. Еще и сегодня остатки этой огромной, по-видимому, самой большой храмовой башни в Месопотамии, поднимаются из развалин на  46   метров  в   высоту.

Отчего начался этот ужасный пожар? Библия ничего не говорит об этом. В ней сообщается лишь, что господь «сошел вниз» и «смешал» языки всех строителей башни. Они перестали строить башню и были рассеяны по разным странам (I кн. Моисея,   11).

Заставил ли их бежать этот гигантский пожар, охвативший башню? Наверное, так оно и было. Катастрофа, очевидно, и «смешала» их языки. Строители башни пытались найти слова, но больше уже не смогли понять друг друга.

Итак, катастрофа пришла с неба. Был ли это разряд молнии страшной силы, поразивший башню? Все говорит в пользу объяснения, которое дал Вильгельм Кениг (член немецкой экспедиции в Варка); оно представляется наиболее вероятным: «Обычные строительные кирпичи могут расплавиться только в очень сильном огне. Но как это могло случиться на открытом воздухе? Что же послужило причиной? Где был источник энергии, которая смогла расплавить кирпич? Даже если поступить совершенно безрассудно, а именно: обложить весь зиккурат[8] легко воспламеняющимся материалом и потом поджечь его, то, как же все-таки могла бы расплавиться внутренняя часть этой массивной кирпичной постройки? И все-таки случилось именно так. Свидетели этого еще и сегодня, через тысячелетия, открыто лежат на земле... Я невольно подумал о мощных, обычных для этой страны разрядах молний — и спутанные предположения постепенно принимали определенную форму: да, это был как раз тот самый источник энергии, которая смогла бы расплавить массивный зиккурат до основания, что соответствует и нашим сведениям из области естественных наук. Разряды электричества, образующиеся в результате скопления водяных паров или облаков пыли, характерны для Ирака в определенное время года. Электрические разряды в воздухе там зачастую настолько велики, что, например, у лошадей, которые имеют естественные изоляторы — копыта из рогового вещества,— во время грозы длинные хвосты стоят подобно щеткам для мытья бутылок. Следовательно, при каких-то неизвестных обстоятельствах атмосферный заряд вызвал огромную молнию, которая попала в башню, где высокая степень влажности создала подходящие условия для возникновения электрического разряда. При этом влага оказала гигантское сопротивление, способствующее возникновению такой температуры, что внутренняя кирпичная обшивка массивной постройки расплавилась, а вода, скопившаяся на стенах башни, испарилась и вызвала многочисленные взрывы. Взрывы разрушили большую часть каменной кладки, которая обрушилась с высокой террасы, и горящее расплавленное ядро  переместилось  вверх».

От этого времени, то есть приблизительно с VII века до н. э., сохранились остатки высоких стен, расщепленных сверху донизу так, словно исполнилось предсказание пророка Иеремии (51, 25—26): «Вот я на тебя, гора губительная, говорит Господь, разоряющая всю землю, и простру на тебя руку Мою, и низрину тебя со скал, и сделаю тебя горою обгорелою. И не возьмут из тебя камня для углов и камня для основания, но вечно  будешь запустением...»

Иеремия жил во времена вавилонского пленения. В то же время археологии известно, что во времена Навуходоносора, который разрушил Иерусалим и обрек детей Израиля на изгнание, строительство башни в Борсиппе продолжалось. Пророчество Иеремии, таким образом, относится к событию, которое произошло в VI веке до н. э. Восходит ли библейский текст о построении башни в Вавилоне к столь позднему времени? Действительно ли ее поразила молния?

Об этом и размышляли немцы у подножия Вавилонской башни. Далеко на горизонте, там, где простирался Вавилон, лежали бесконечные цепи холмов щебня, которые они раскапывали уже в течение трех лет без тени надежды на какой-либо серьезный  успех!

Следовало попытать счастье в другом месте!

Может быть, в этом случае успех придет быстрее? Нельзя, конечно, совсем отказаться от раскопок Вавилона, но что им помешает начать раскопки севернее города, в основной области  обитания  ассирийцев?

Хотя Ниневия, Дур-Шаррукин и Калах были уже открыты, до сих пор не найден еще город, от которого получили свои имена Ассирия и ее главный бог Ашшур. Где же лежит Ашшур?

В ста километрах ниже по реке от Мосула и Ниневии лежит на широкой излучине Тигра пустыня Калат Шергат. Здесь расположен один из тех заманчивых для исследователя холмов, которые безжалостно скрывают блеск и нищету далекого прошлого. Под этим холмом из Калат Шергата еще Рассам, открывший библиотеку в Ниневии, искал документы и скульптуры ассирийцев, но он вскоре бросил эти  раскопки.

Скопища мух днем и скопища комаров ночью, жаловался Вальтер Андре, сразу же отравляют жизнь в этом «лунном краю, лишенном растительности». Только изредка проходят здесь караваны из Мосула или из Багдада. Кто хочет жить и работать в этой пустыне, должен запастись всем, вплоть до куска хлеба и капли воды. Он должен запастись терпением и проявлять огромный интерес к своей работе. Он должен научиться переносить весной, летом и осенью мучительные укусы песчаных мух, вызывающие сильный зуд; от этих мух не защищает ни одна противомоскитная сетка. Он должен преодолеть возникающую от этих укусов лихорадку, которая сопровождается болями в суставах, сильной потливостью и температурой выше 40 градусов. Он должен, наконец, перенести ужасную болезнь — так называемую багдадскую шишку, которая продолжается не менее года и начинается, вероятно, под влиянием тех же укусов песчаных мух. Багдадская шишка появляется большей частью на открытых частях тела, на руках, ногах и лице. Для начала болезни характерно фурункулезное воспаление, сама шишка вырастает лишь через несколько  месяцев.

Боли, жажда, потливость, укусы, лихорадка (чаще всего малярия!), воспаление глаз — все это приносит с собой пустыня. Археологи не могут сбежать от нее, ибо как раз в пустыне, в мертвом уединении этого лунного края, выполняют они свою основную задачу. Вальтер Андре провел здесь одиннадцать лучших лет своей жизни — с 1903 года до начала первой мировой войны 1914 года. За это долгое время пребывания в чужой стране он, наверное, не один раз рассказывал удивленно слушавшему его арабу о том, что на его родине есть деревья, зеленые деревья, даже целые леса и луга, покрытые зеленью почти в течение всего года, и тихие ручьи, по берегам которых растут белые и красные цветы.

Только привыкнув к однообразию пустыни, где нет ни кустика, ни деревца, по-настоящему начинаешь понимать, что такое рай на земле. В пустыне знают цену зелени. И знают, что такое настоящий ветер. В раскаленном мерцающем воздухе по твердой глинистой земле несет он облака пыли из мелкого красного песка пустыни. Этот горячий и сухой ветер, насыщенный пылью, проникает под одежду, в волосы, в глаза, нос и рот. Он приносит с собой не только болезни, но и жажду, вечную жажду.

Это страна фата-морганы. «Я вижу перед собой воду,— говорит Вильгельм Кениг,— прекрасную голубую сверкающую воду. Но только на короткое время, потом она появляется где-то в другом месте, исчезает, опять приближается ко мне, издеваясь над умирающим... Нарушается способность определения и восприятия расстояний, глаза больше не видят. Нежные спокойные очертания холмов расплываются в тумане мелкого несущегося песка пустыни, увеличиваются, грозят исчезнуть — проходит совсем немного времени, и этот таинственный мираж пропадает, все вновь принимает свой прежний вид. Фантастический великан растворяется в воздухе, превращается в маленький камень; козы, овцы оказываются кучками засохшей глины».

Безуспешные вначале раскопки Вавилона привели Кольдевея к решению копать в Калат Шергате. В начале 1903 г. вместе с семьями арабских рабочих он отправляется из Вавилона за 400 километров от него, к новому месту раскопок. В это же время возвращается из Германии, где он проводил свой отпуск, отдыхая после Вавилона, Вальтер Андре. Вместе с ним приехал молодой Эрнст Герцфельд.

Оба они относятся уже к тому поколению археологов, которое изучало, как надо проводить раскопки. От них-то и пошло меткое выражение: «Ничто так недолговечно, как яма».

Для этого нового поколения стало ясно, что не так уж важно раскопать среди щебня древних развалин возможно большее число экспонатов, которыми потом в прохладных залах музеев будут по воскресеньям любоваться посетители. Гораздо важнее наблюдать в самой земле за ходом развития культуры и истории. Эти молодые археологи критически и даже с неудовольствием смотрели на поспешные и беспечные «копания» своих предшественников; они считали, что такие «копания» принесли не меньше вреда, чем варварские разрушения, причиненные столетия и тысячелетия назад ордами жестоких и беспощадных врагов, усугубленные позднее грабительским кладоискательством. Оно, это молодое поколение, уже знало, что каждое неосторожное движение лопатой в этом мертвом, погребенном мире навсегда разрушает что-либо ценное и поэтому должно быть сделано с максимальной осторожностью.

Это новое поколение специалистов-археологов училось читать следы на земле, которые неспециалист никогда не смог бы заметить; они развивали методы консервирования, которые напоминают приемы работы современных криминалистов, изучающих следы на месте преступления. Они знали, что даже там, где время и климат обратили работу человеческих рук в пыль, да, именно там, где ни один осколок не напоминает о бывших деревянных постройках или о забитых столбах, можно обнаружить следы этих построек путем тщательного исследования земли. И что там, где однажды слои земли по какой-то причине были нарушены — потому ли, что здесь строилась стена или вбивался столб,— следы человеческих рук не могли исчезнуть, ибо ничто на свете так недолговечно, как яма.

Эти молодые архитекторы умели читать клинопись. У них было известное преимущество перед кабинетными учеными; приблизительно такое же, какое имеют солдаты на фронте по сравнению с тыловиками. Они в какой-то мере были воспитанниками Роберта Кольдевея и понимали, так же как и он, что время беззаботных приключений прошло. Они археологи по призванию, они знают свои научные задачи еще до того, как сделают свое первое движение лопатой. Они усвоили, что выполненные ими задания будут потом тщательно проверяться внимательным взором многих поколений ученых.

В этой обстановке 28-летний Вальтер Андре в конце октября 1903 года получил из рук Кольдевея задание начать раскопки Ашшура в пустыне Калат Шергат на Тигре.

Как и в Вавилоне, Вальтер Андре интересовался здесь в основном раскопками и исследованиями крупных общественных зданий. Потому что не в жилых районах, а лишь во дворцах и храмах Ашшура можно было по-настоящему познать дух и культуру прошлого, а может быть, даже и объяснить  их.

В течение одиннадцати лет Вальтер Андре пытался разыскать эту культуру в холмах желтого ада Калат Шергата на  верхнем  Тигре.

Он обнаружил стены дворцов, облицованные большими алебастровыми пластинами и окрашенные в пурпурно-красный цвет с перемежающимися черно-бело-черными полосами на углах. На рельефах были изображены крылатые существа с орлиными или человеческими головами. Человеческие головы опять-таки, как мы это часто видели в Двуречье, увенчаны рогами  быка.

Одна из этих удивительных фигур держит на руках молодого козла, а может быть, козу или барашка. На культовом столбе, датируемом XIII веком до н. э., Андре прочитал имя

ассирийского царя Тукульти-Нинурта I. Здесь же были изображены человеческие фигуры, несущие знамена и колеса с восемью спицами. Изумительный мир! Какие идеи кроются за этими символами?

Это должны были быть именно идеи! Идеи, с которыми мы встречаемся во многих местах! Идеи, к разгадке которых, если их вообще можно разгадать, имеется лишь один-единственный путь — путь сопоставлений во времени:   через   Библию.

Разве не встречались нам в Ветхом завете такие же золотые быки? Разве не было там бога, который вознес свой народ на  крыльях  орла?

Поразительно!

Потом Андре нашел вход в склепы «дворца отцов». Это подземные погребальные камеры с куполообразными потолками. Монументальные и в то же время простые, они занимают площадь, представляющую собой квадрат со сторонами по 7 и высотой 4 метра. Полукруглые своды облицованы долеритовыми пластинками. В стенах устроены ниши для ламп. На долеритовых пластинках восемнадцать раз выбито имя царя.

В одном из этих подземных склепов Андре нашел остатки гроба. Все его содержимое бесследно исчезло из погребальной камеры. Сам гроб разлетелся на многочисленные куски.

Андре собрал остатки гроба и отослал их в Берлин. Там его с трудом восстановили. Некогда этот гроб состоял из единой восемнадцатитонной долеритовой глыбы длиной 3,85 и шириной около 2 метров. Этот сверхпрочный каменный гроб имел высоту приблизительно 2 метра и на одну треть был вкопан в землю царского склепа в Ашшуре.

Очевидно, его облили нефтью, а затем подожгли, чтобы раскалить камень. Потом лили на него холодную воду, и гроб раскололся. Техника! Техника трехтысячелетней давности.

После того как в Берлине восстановили царский гроб, археологи Берлинского музея прочитали последнюю из начертанных на нем надписей: «Дворец Ашшурнасирпала, царя Вселенной, царя Ашшура, сына Ададнирари, царя Вселенной, царя Ашшура».

Ничего, даже как будто совершенно несокрушимого восемнадцатитонного каменного гроба, не осталось от всего этого.

Вероятно, гробница была ограблена в период крушения ассирийской державы в конце VII века до н. э.; царский труп сожгли или бросили в Тигр, гроб взорвали и сам склеп, в конце концов,  разрушили.

В таком виде, разграбленными и разрушенными, нашел Андре гробницы некоторых ассирийских царей, перед которыми когда-то трепетал весь мир. И не один раз у исследователей Ашшура в пустынной излучине Тигра возникала мысль: так проходит бренная слава в этом мире.

В течение тех долгих лет, которые Вальтер Андре провел на выжженных солнцем мертвых полях Ашшура, постепенно выявлялся план застройки города. В Ашшуре тоже была ступенчатая башня. К ней примыкала пристройка, тянувшаяся до  берега  Тигра.

Там находились священные барки, на которых в праздник Нового года во время торжественных процессий приносили изображения богов из храмов Ашшура. На барках боги покидали город, чтобы через несколько дней снова вернуться в свои святилища. Для этой цели от берега Тигра до храмов была проложена «дорога процессий».

Перед городскими воротами находилось культовое помещение, до которого доходила процессия верующих. Это здание украшалось на особый лад на протяжении жизни нескольких поколений вплоть до падения державы. На площадке размером 16 000 квадратных метров в каменистом грунте по приказу Санхериба были вырублены глубокие ямы, которые потом соединили подземными каналами. Затем всю площадку засыпали землей и посадили деревья, получавшие обильную влагу из подземных каналов. Двор храма с колоннадой озеленили  таким   же  способом.

Как Белля-Мардук для Вавилона, так и Ашшур для Ассирии стал национальным богом. Однако не Ашшур, а богиня звезд Иштар почти целое тысячелетие господствовала в ассирийском пантеоне.

Самое древнее святилище, которое, очевидно, существовало уже с самого начала ассирийской истории, было посвящено Иштар. Крутой въезд вел к большому двору. К нему примыкало длинное прямоугольное святилище, в котором находились изображения богов и небольшие алтари. В середине двора был бассейн.

Древнейший храм Иштар был варварски разрушен. Неизвестно, сделали ли это враги, временно подчинившие Ашшур, или сторонники веры, враждебной культу богини Венеры.

Во всяком случае, в конце XIII века до н. э.— приблизительно во времена библейского Моисея — царь Тукульти-Нинурта I велел сравнять остатки древнего храма Иштар с землей. Вместо того чтобы сохранить комплекс святилищ на традиционном месте, как это было принято, царь заменил древнее святилище новой большой постройкой.

Примерно через 400 лет — в IX веке до н. э.— царь Салманасар III восстановил храм Иштар. Он поместил его на старое место, но строил по образцу святилищ четырехсотлетней давности. Три века спустя на развалинах этого храма последний царь Ашшурбанапал еще раз построил храм, достойный  богини  Иштар.

В то время как пророки Израиля проклинали звезду Венеру — мать всех людей Иштар — и эти проклятия проникали в сердца детей Израиля, ассирийские цари продолжали ей благоговейно поклоняться. Гимнов и молитв Иштар было великое множество. Но в ассирийском пантеоне существовали и многие другие боги. Их культ сохранялся главным образом потому, что религии была еще чужда нетерпимость. Ни одного прежнего бога не изгнали из пантеона, ни одну богиню не подвергли опале. Хотя священный гимн царя IX века до н. э. Ашшурнасирпала II и начинался словами «Владычице страны, самой великой госпоже, первой на небе и на земле, царице всех богов», подобные же пышные эпитеты и атрибуты относили и к другим богам, не придавая этому никакого значения.

И все-таки нельзя не заметить, что в ассирийской религии Венере-Иштар уделялось особое внимание. Амулет богини — изображение обнаженной женщины с косами, ниспадающими на грудь,— часто попадался  археологам  на земле Ашшура.

Археологи нашли также следы существовавшего некоторое время особенного культа животных. Он отличался — по крайней мере, тот, признаки которого обнаружили в залегавших на значительной глубине древнейших слоях,— от хорошо известного культа крылатых лунных быков и львов.

Хотя при раскопках в Ашшуре и были найдены деревянные скамьи, ножки которых напоминали копыта, а на самих скамьях были изображены быки, козы и овцы, но в последующую эпоху в религиозном культе им на смену, видимо, пришло совершенно иное животное — змея.

Змеи в росписи на керамике, змеи на культовых предметах и жертвенниках, один из которых был также еще и украшен изображениями  голубей.

Итак, змея и голубь. На нашем языке — Луна и Венера, библейские  Адам   и   Ева.

Ассирийцы назвали их Син и Иштар.

Только тогда, когда знаешь, что змея — это лишь иной символ лунного серпа, подобного бычьим рогам,— так же, как рыба,— становится ясно, как народная фантазия на протяжении истории культуры видоизменяет и преобразует свои верования и представления. К этой истории, полной таинственности, относится смешение священных символов, появление синкретических существ[9] — козы-рыбы, рогатых львов и рогатых змей и, наконец, быков с человеческими головами, львов, змей,   рыб  и  «драконов».

Такие синкретические существа объединяют трех или четырех различных символических животных той же самой лунной религии в единый священный образ.

Человек, по крайней мере, в Месопотамии, еще не дошел до такого состояния, чтобы убивать своего соседа, если тот почитает рыбу, а не рогатого быка, а может быть, змею или овцу, козу, льва или орла. Более того, он объединяет эти образы. Он еще терпим в своей вере.

Таким образом, становится понятным, почему в Ашшуре одно время почитали не только змею, но и равную ей рыбу. У святилища Ашшура, близ храмового колодца, находился четырехугольный бассейн из долерита. На его наружных стенах (надписи датируют бассейн VIII в. до н. э.) изображены боги, окруженные жрецами в рыбьих масках. Тела этих жрецов  покрыты   рыбьей  чешуей.