Глава VIII КАЛЬМАРСКАЯ УНИЯ И ЕЕ ПРЕДПОСЫЛКИ. МАРГАРИТА, ЭРИК ПОМЕРАНСКИЙ И ЭНГЕЛЬБРЕКТ (1363–1434 гг.)

Когда немецкие ландскнехты Альбрехта Мекленбургского покончили с Фолькунгами, можно было ожидать, что немцы немедленно начнут эксплуатировать Швецию. Альбрехт вовсе не был слабым и малоспособным правителем, как его изображали противники (этот образ стал традиционным): он добился довольно значительных внешнеполитических успехов, в частности временно захватил у Дании Сконе; государственный совет вел с ним постоянную борьбу и одерживал над ним верх с большим трудом.

Одно время наиболее влиятельный член государственного совета Бу Юнссон Грип, дротс, то есть самый высокопоставленный чиновник при короле, собственник крупнейших ленов, был сильнее Альбрехта. Но когда Бу Юнссон умер (1386), король, по-видимому, решил осуществить большие реформы. Мекленбургско-шведское правление Альбрехта становилось все более опасным для дворянства и для других общественных групп. Снова вспыхнула борьба между королевской властью, стремившейся к абсолютизму, — на этот раз при сильной поддержке иностранцев — и той частью шведского общества, которая оберегала конституционные свободы.

В течение XIV в. военное дело в Швеции быстро развивалось в направлении, намеченном еще при Фолькунгах. Повсюду возводились мощные замки, особенно при Альбрехте, который еще у себя на родине оценил их военное значение. Эти замки служили одновременно и центрами управления: все прилегающие к ним земли передавались крупным феодалам в лен на различных условиях (служебный лен, подответственный лен, лен под залог). Новые владельцы несли ответственность за порядок на пожалованной им земле и за ее военную охрану, получив взамен право взимания податей в данной местности.

Возможно, иноземцы, придворные Альбрехта, ввели новые правила управления леном. Недаром памфлеты того времени, направленные против Альбрехта, с особой ненавистью клеймят зверские методы взимания податей. Много крупных замков и ленных владений попало в годы правления Альбрехта в руки его отца и других мекленбуржцев. Поэтому естественно, что центральным вопросом в борьбе между королями и шведскими феодалами, с особой силой разгоревшейся в конце 1380 г., был вопрос о владении замками и ленами. Король непосредственно контролировал лишь очень незначительную часть своей страны; он хотел во что бы то ни стало вернуть те земли, которые в свое время были отданы на правах лена под залог Бу Юнссону и другим феодалам.

В этой обстановке шведские феодалы обратились в 1388 г. с просьбой о помощи к Маргарите, королеве Дании и Норвегии, дочери Вальдемара Аттердага и вдове короля норвежского Хокана, сына Магнуса Эрикссона. В феврале 1389 г. при Осле в Вестерйётланде войска Маргариты одержали победу над войсками Альбрехта; сама Маргарита была объявлена «полноправной госпожой» Швеции, и ей достались все оставленные мекленбуржцами замки и лены.

Но на этом борьба с немцами еще не кончилась. В Стокгольме летом 1389 г. немцы, оставшиеся верными Альбрехту, убили многих известных горожан во время резни в Чеплинге. Сторонники Альбрехта — виталийцы — разбойничали на Балтийском море. Маргарита взяла Стокгольм только в 1398 г., а остров Готланд — в 1408 г.; сын Бу Юнссона, Кнут Буссон, формально состоявший на службе у Альбрехта, сохранял свою независимость в Финляндии вплоть до 1399 г. Фактически же три скандинавских государства — Швеция, Дания и Норвегия — получили в лице Маргариты одного правителя и объединились теперь в личной унии. Политика Маргариты с самого начала была отмечена печатью династических интересов. Но скандинавские народы были близки друг к другу по крови; кроме того, Швецию и Данию объединяла общая непосредственная борьба, которую они вели против сильного немецкого влияния.

Но если королева Маргарита желала превратить случайные династические связи между тремя скандинавскими государствами в прочный союз, ей надо было подумать о будущем. Так как Улоф, единственный сын ее и Хокана Магнуссона, умер, она решила сделать своим преемником сына своей племянницы Эрика Померанского. Еще в 1388 г. Эрик был избран наследником норвежского престола, а в 1396 г. ему присягнули на верность Дания и Швеция. В середине лета 1397 г. в крупнейшем городе Южной Швеции — Кальмаре, неподалеку от датской границы, представители датской, шведской и норвежской знати должны были принести ему присягу и короновать его. На это торжество съехались из Швеции, Дании и Норвегии члены государственных советов всех трех стран, рыцари, епископы и прелаты.

Подробного описания того, что происходило в Кальмаре, у нас нет, но в нашем распоряжении имеется один документ, составленный, очевидно, в то время. С помощью этого документа мы можем почти полностью восстановить ход событий.

Эрик был коронован королем Дании, Швеции и Норвегии в троицын день. Присутствовавшие при этой церемонии представители всех трех государств, каждый от имени своего государства, поклялись в верности новому королю. Все это было изложено в основной грамоте, написанной на пергаменте, и скреплено печатями присутствующих. Документ этот, безусловно подлинный, рисует только внешнюю сторону событий. Он не дает возможности проникнуть во все тайные переговоры, споры, интриги, которые, несомненно, имели тогда место. Тем более интересным и даже интригующим представляется нам другой, составленный там же, документ, комментировавшийся рядом шведских и датских ученых — Палудан-Мюллером, Рюдбергом, Эрслевом, Вейбуллем, Карлссоном и многими другими. В этом документе, хранящемся в датском государственном архиве, затронут, между прочим, вопрос об общей для всех трех государств конституции, которая должна была регулировать важные государственные вопросы. Эрик Померанский должен был быть королем пожизненно, и после него все три государства должны были иметь одного общего короля и никогда не разделяться. Избирать короля предписывалось из числа прямых потомков Эрика. В случае, если бы таковых не оказалось, короля должны были выбрать «по совести, в тесном согласии друг с другом» члены государственных советов всех трех стран. Была провозглашена до известной степени единая внешняя политика: в случае если война или агрессия со стороны чужеземцев угрожала одной стране, это касалось всех трех; давались общие директивы для внешних переговоров с иностранными государствами; преступники, изгнанные из одной страны, изгонялись из всех трех, а все споры, распри и недоразумения, имевшие место до тех пор между тремя государствами, отныне считались аннулированными и никогда более не должны были возобновляться. И в то же время каждое государство сохраняло свои внутренние законы, свое право и свою форму Управления.

Это была попытка установить раз навсегда тесное политическое сотрудничество под единым руководством, иными словами, создать унию, но с сохранением политических традиций, законов и прав каждой страны. Конечно, выразить идею такой унии в простой, ясной и не допускающей кривотолков форме трудно. Не вполне удалось это и авторам документа. И тем не менее этот документ является образцом тонкой политической мысли и вообще высокой политической культуры. «Это гениальное государственное мышление, отличающееся широтой, чувством нового и умной сдержанностью», — так характеризует этот документ один из шведских историков [27].

Относительно ценности этого документа не может быть двух мнений. Но смысл его толкуется по-разному, и иногда расхождения во мнениях очень значительны. Был ли этот документ действующим актом об унии или только проектом такого акта? Чьи интересы он выражал: королевы или ее противников? [28]

Документ об унии отличается рядом поразительных особенностей. В нарушение имевшегося предписания в отношении важных законодательных актов он был написан не на пергаменте, а на бумаге. Вообще он носит характер наброска. Печати, которые в средние века играли роль нынешней подписи, стоят непосредственно на бумаге, причем буквы на них так слились, что исследователи проявили незаурядные способности, когда разбирались в этих плохо сохранившихся кусках воска. Из перечисленных в начале грамоты лиц, присутствовавших при скреплении документа, а именно — семи шведов, шести датчан и четырех норвежцев, являвшихся наиболее важными сановниками соответствующих государств, только семь шведов и трое датчан приложили свои печати; печати остальных трех датчан, а также всех норвежцев отсутствуют. По-видимому, эти представители не получили определенных полномочий от своих правительств. Более того, в грамоте сказано, что она будет переписана в шести экземплярах, на пергаменте, в таком виде, «как здесь выше написано», однако этого сделано не было. Достоверно лишь одно: здесь речь не идет о каком-то неизменном решении, о настоящем акте унии. Соглашение между тремя государствами после коронования носило временный характер; оно было в силе до смерти Эрика Померанского. Это решение так никогда и не было зафиксировано «навечно», в форме официального документа. Сохранившийся акт свидетельствует лишь о больших замыслах, о серьезных планах и переговорах.

Но как бы то ни было, уния существовала — пусть временно — в период правления Маргариты и Эрика. Сторонники унии имелись во всех трех странах. Для феодалов, которые владели наследственными или благоприобретенными землями в двух и более странах — а таких феодалов было много, — этот акт представлял несомненные выгоды. Но стоял серьезно вопрос, окажется ли прочным это сотрудничество при различии интересов трех стран, при различии их внешнеполитических традиций (Дания больше думала о Юге, Швеция издавна больше интересовалась Востоком). Конечно, в условиях усиленного натиска немцев на Швецию в конце XIV в. сотрудничество было возможно и даже необходимо. Но сохранится ли этот союз и тогда, когда этот натиск ослабнет? Могла ли в рамках унии прекратиться или хотя бы стихнуть давняя вражда между королем и аристократией? Все это зависело от того, какой путь изберет в своей дальнейшей деятельности наследник Фолькунгов и Вальдемара.

В своей внешней политике Маргарита стремилась прежде всего изгнать немцев из Скандинавии и расширить границы Дании к югу. Что касается внутренней политики, то Маргарита стремилась укрепить государство и навести финансовый порядок с помощью системы управления местных фогдов, непосредственно подчиненных центральной власти. Именно этого в Швеции так и не смогли добиться Магнус Эрикссон и Альбрехт. Маргарита проводила свои планы с большой последовательностью, и благодаря гибкой политике ей удалось избежать столкновений с высшей шведской знатью. Еще тогда, когда Швеции грозила опасность со стороны Мекленбурга, знать пошла на большие уступки королеве — в 1396 г. в Нючёпинге. Теперь, воспользовавшись этими уступками, Маргарита провела в Швеции фактическую «редукцию» (возвращение в казну феодальных земель), осуществив таким образом программу, которую безрезультатно пытался осуществить Магнус Эрикссон. В особенно тяжелом положении оказалось духовенство, так как редукцией его земель занималась под контролем Маргариты верхушка шведских феодалов. Маргарита, обладавшая удивительной способностью проводить свои планы без излишних трений, старалась не давать шведских замков иностранцам. Королева подолгу жила в Швеции: в период с 1398 по 1412 г. она провела там, вероятно, значительно больше времени, чем в Дании. Король Эрик раза два посещал Финляндию. Маргарита очень искусно воздействовала на общественное мнение Швеции, умело используя при этом влиятельный монастырь Вадстену, основанный в 1346 г. Биргиттой (1300–1373).

Маргарита умерла в 1412 г. После ее смерти единственным правителем остался Эрик Померанский. Однако у него не было ни той способности привлекать на свою сторону общественное мнение, какая была у покойной королевы, ни ее огромного авторитета, укрепленного быстрыми успехами. Он энергично и в общем успешно проводил ее программу во внутренней и внешней политике, но из-за своего резкого и негибкого характера постоянно наживал себе врагов. Не помогали ему и частые поездки в Швецию его жены, королевы Филиппы — сестры Генриха V Английского, которая даже не раз совещалась с членами государственного совета. Места фогдов стали занимать преимущественно датчане и немцы, и шведские крупные феодалы чувствовали себя оттесненными на задний план, тем более, что в их распоряжении находилось сравнительно небольшое количество замков и земель. Кроме того, они не имели большого влияния на управление страной: Эрик — это было очевидно для всех — стремился к неограниченной власти. Он вмешивался в назначение кандидатов на церковные должности, не считаясь со стремлением церкви к самоуправлению. Особенно острый характер имело его столкновение с церковью в 1432 г., во время выборов архиепископа в Упсале.

Недешево обходилась Швеции и внешняя политика Эрика, стремившегося к захвату земель на юге; эта политика вела к непрерывному росту налогов. Попытка Эрика увеличить доходы государства путем реорганизации налоговой системы, так же как и его денежная политика, возбудила острое недовольство среди крестьян. Вообще сознательное стремление Эрика превратить свое государство в монархию с единовластным правителем встретило упорное сопротивление, а его экспансия по отношению к герцогству Голштинии, вовлекшая Швецию в длительную и дорогостоящую войну, имела хотя и косвенные, но очень серьезные последствия для Швеции.

Основными предметами шведского экспорта в то время были железо и медь Бергслагена. Вывоз этих товаров находился в руках ганзейских купцов, которые издавна были заинтересованы в добыче и обработке шведских руд. Война Эрика с Голштинским герцогством привела в конце концов к тому, что Ганза присоединилась к врагам Эрика (1426). Ганзейские купцы прибегли к своему традиционному методу ведения войны: они блокировали всю торговлю в странах, управляемых Эриком. Таким образом, прекратилась доставка в Швецию соли и других необходимых продуктов; особенно пострадали при этом горные районы Бергслагена, продукция которых лишилась рынков сбыта. Положение было тяжелое.

В 30-х годах началось движение недовольства среди горняков, в связи с чем в объединенном государстве Эрика произошли крупные изменения. Ведущую роль в политической жизни Швеции начинают играть новые провинции; если ранее эта роль принадлежала областям Упланда, Ётским областям (особенно Эстерйётланду) и долине Меларна, то теперь, как бы в результате мощного взрыва, на историческую сцену Швеции выступают жители области Вестманланда и Далекарлии.

Бергслаген, единственный «промышленный край» Швеции в это время, естественно, был передовой в экономическом отношении областью. Поэтому здесь более остро, чем в чисто земледельческих районах, ощущались резкие экономические сдвиги. Особая организация этой области и многочисленное свободное сословие горнорабочих налагали на Бергслаген своеобразный отпечаток, делавший эту область похожей на городские общины континента. Во время кризиса 30-х годов XV в. эта область выдвинула из своих рядов собственного вождя, стражника Энгельбректа Энгельбректссона. Старинный род свободных рудокопов, к которому принадлежал Энгельбрект, происходил из Германии, но уже несколько поколений этого рода жило в Швеции — в последнее время в железорудном районе Нурберг. О ранних годах жизни Энгельбректа мы знаем очень мало. Неизвестно даже, сколько ему было лет, когда он неожиданно появился на исторической сцене.

В Бергслагене население уже давно жаловалось на жестокость фогдов, представителей централизованной власти Эрика. Особенно бесчеловечным был фогд Ёссе Эрикссон из Вестероса, которому подчинялись области Вестманланд и Далекарлия. Население его лена и совет добились его ухода еще до начала восстания. Но устранения фогда оказалось недостаточно для того, чтобы ликвидировать взрыв недовольства; для этого недовольства имелось много глубоких и веских оснований, о которых мы говорили выше.

В 1432 г. Эрик Померанский заключил перемирие с Ганзой, но брожение в Швеции не улеглось и после этого. В начале лета 1434 г. вспыхнуло восстание. Толпы крестьян окружили усадьбу фогда в Борганесе, в Далекарлии, и захватили ее. Отсюда восставшие двинулись на Чёпинг, овладели его крепостью и направились к Вестеросу. Затем движение перекинулось на основные районы Бергслагена, и именно в этот момент во главе восставших встал Энгельбрект. К движению крестьян присоединились рыцари и низшее дворянство (свены — дворяне, не принадлежавшие к рыцарскому сословию), а также крестьяне других областей и горняки. Восставшие захватили Вестерос, и крепость была передана одному из самых знатных участников движения — упландскому лагману, рыцарю Нильсу Густавссону (Боту). Далее восставшие направились через Упланд к Упсале и к Стокгольму. Движение перекинулось также и на побережье Норланда, на Аландские острова и в Финляндию.

Сохранилось первое описание армии восставших и ее руководителя в тот период, когда восставшие стояли под стенами Стокгольма. Это краткое описание основано лишь на поверхностных сведениях, но все же оно является документом большой ценности. Некий купец из Данцига, по имени Бернард Озенбрюгге, находившийся в конце июля в Стокгольме, отправил 1 августа муниципальному совету Данцига письмо, в котором писал:

«Здесь находится человек по имени Энгельбрект Энгельбректссон, швед, родившийся в Далекарлии, где добываются медь и железо. Он собрал вокруг себя 40–50 тысяч человек, и если бы захотел, то мог бы собрать еще больше. Эти люди захватили в свои руки и сожгли много городов, замков и деревень. Когда они подошли к Стокгольму и расположились лагерем, подобно тому как гуситы у Данцига, город и крепость мужественно приготовились к защите. Однако штурма не последовало… Далекарлийцы хотят лишь одного: иметь собственного короля в Швеции и изгнать датского короля из всех трех государств, они хотят сами быть господами. И вместе с тем они хотят восстановить в Швеции старые порядки, существовавшие еще при короле Эрике, который теперь здесь почитается как святой. В его время не взималось пошлин, налогов или поборов с крестьян, как теперь; поэтому они хотят теперь иметь те же права, что и в прежние дни».

Косвенным доказательством правильности этого сообщения о программе Энгельбректа в отношении налогов и пошлин служит найденная в Линчёпингском приходе церковная запись на латинском языке, где говорится, что крестьянство совершенно отказалось от уплаты части церковных податей «после правления Ангильберта».

Войскам Энгельбректа так и не удалось занять Стокгольм; но он заключил с наместником Эрика Померанского в Стокгольме, начальником гарнизона крепости Гансом Крепелином, перемирие до ноября месяца. Сам Энгельбрект вместе со своими главными силами двинулся дальше, сначала по направлению к Эребру. Здесь было заключено соглашение, по которому крепость должна была сдаться Энгельбректу, если к осажденным не подоспеет помощь в течение шести недель. Из Эребру Энгельбрект пошел на Нючёпинг, где заключил точно такое же соглашение с фогдом Нючёпингского округа, после чего двинулся далее, в Эстерйётланд. Это направление Энгельбрект избрал несомненно, с совершенно определенной целью: в Вадстене в то время собрался государственный совет Швеции для обсуждения различных важных дел, и народный вождь хотел установить контакт с членами государственного совета. Все действия Энгельбректа до сих пор сводились главным образом к отмене налогов. Силы восставших непрерывно увеличивались. Но для того чтобы их усилия принесли какие-то результаты, восставшие войска и их вождь хотели войти в соглашение с опытными в политике государственными деятелями Швеции [29]. Уже та борьба, которая разгорелась в Упсале в связи с выборами архиепископа, по-видимому, показала Энгельбректу, что даже среди высшей шведской знати были противники стремления Эрика Померанского к неограниченной власти. Оппозиция церкви была, правда, сломлена: за год до этого три шведских епископа, находившихся в Дании, под влиянием серьезных угроз короля отправили римскому папе письмо, в котором признавали себя сторонниками Эрика; правда, впоследствии они от этого письма отказались.

Вначале церковь называла движение Энгельбректа «дьявольским огнем» и сравнивала его с движением гуситов — именно так писали в своем письме из Дании летом 1434 г. епископы Сигге и Томас. Но эта точка зрения церкви вскоре сменилась противоположной ввиду того, что у церкви и у Энгельбректа была общая цель. Светские представители феодальной знати из государственного совета, по-видимому, решили извлечь определенные выгоды из союза с Энгельбректом. И когда его войска приближались к Вадстене, члены государственного совета не покинули город и стали ждать прибытия Энгельбректа.

После встречи с Энгельбректом феодалы и Энгельбрект решили вести борьбу совместно. Феодальная знать переложила на восставших ответственность за те решительные меры, которые теперь принимались по отношению к королю, и заявляла, что Энгельбрект вынуждает ее принимать эти меры, угрожая в противном случае прибегнуть к насилию, подобно тому как за год до того король аналогичными средствами вынудил епископов пойти на уступки. Но вскоре государственный совет составил документ, содержавший подробное, юридически обоснованное обвинение короля в том, что он нарушил «основной закон», то есть статьи государственного закона, посвященные вопросу о наследственной власти. Так объединились в борьбе против принципов единовластия церковная оппозиция, феодалы и войско Энгельбректа. Эрик Померанский, положение которого осложнялось враждой с голштинцами и Ганзой, испытывал большие затруднения. А восстание тем временем все разрасталось и охватывало все новые районы Швеции. В течение осени Энгельбректу и другим военачальникам сдавались крепость за крепостью, город за городом: Рингстадахольм и Стекеборг в Эстерйётланде, Румлаборг, Троллеборг и Пиксборг в Смоланде. Стекехольм и Кальмар были осаждены, но еще держались. Замок Эребру в Нерке капитулировал и был передан в руки брата Энгельбректа, Нильса. Аксвалль в Вестерйётланде был окружен, Оппенстен и Эрестен, старые пограничные крепости в той же области, пали, как и ряд других, более мелких крепостей и городов в Далекарлии и Вермланде. Два шведских полка, один из них под предводительством самого Энгельбректа, вторглись в Халланд. Следуя по побережью Дании, Энгельбрект продвинулся из Варберга далеко вперед, вплоть до Лахольма, и здесь, при Лагане, заключил перемирие с посланными против него из Сконе войсками. В этих военных походах и осадах, кроме крестьянских войск, принимали участие также отряды, посланные шведскими епископами, и много знатных шведских феодалов. Так крестьянские дубины, топоры и стрелы объединились с копьями и железными пиками дружинников и рыцарей. В этой войне как с той, так и с другой стороны применялись даже пушки; впрочем, средневековая артиллерия делала много шума, но причиняла мало вреда.

В сентябре Энгельбрект прислал из Аксвалля епископу Томасу Стренгнесскому и упландским феодалам письмо, в котором настаивал на необходимости организовать оборону на море от ожидавшегося нападения со стороны короля Эрика. «Я же, — писал им Энгельбрект, — с помощью бога и святого Эрика возьму на себя заботу об обороне со стороны суши вплоть до Эресуна». Результаты восстания за истекшие три месяца были поистине грандиозны. Вопрос был в том, как на это будет реагировать Эрик Померанский[30].