Брайан Ламли Некроскоп III: Источник

Глава 1 Симонов

Михаил Симонов лежал на полоске заснеженной земли, окруженной белесыми валунами, на западном участке того, что когда-то являлось Печорским ущельем, расположенным на Среднем Урале. Он рассматривал в ноктовизор серебрящееся ровное дно ущелья — площадь примерно в два акра. В неверном лунном свете поверхность эту нетрудно было принять за лед, однако Симонов знал, что это не ледник и не замерзшее озеро. Это был металлический монолит длиной в четыре сотни футов и шириной почти в две сотни. Неровные боковые стороны монолита, плавно вписывавшиеся в каменные стены ущелья, и его оконечности, упиравшиеся в массивные бетонные стены, были “всего” шестидюймовой толщины, однако в середине этой массы толщина ее слоя достигала двадцати четырех дюймов. Так, во всяком случае, следовало из разведданных американских спутников, они же сообщали, что сооружение это является крупнейшей в мире рукотворной конструкцией из свинца.

quot;Все равно, что смотреть на гигантскую полузарытую бутыль, запечатанную свинцом, — подумал Симонов. — Этакий волшебный сосуд — только в данном случае пробка уже вылетела и джинн оказался на свободе”. Агенту как раз и предстояло выяснить природу этого самого беглеца.

Он тихонько фыркнул, отбросил метафоры и вновь сосредоточил внимание на происходящем внизу.

Дно ущелья в свое время по несколько раз в году затоплялось водами разливавшейся реки. Теперь верхний бьеф перекрывался бетонной дамбой, образовывая искусственное озеро, поверхность которого тоже была покрыта свинцом — но только поверхность. Под ней вода направлялась в четыре подземных канала и появлялась вновь в виде четырех мощных потоков, извергавшихся из отверстий нижней плотины. От воды поднимался пар, летели брызги, и все это оседало в виде инея и льда на скалы, окружавшие древнее русло реки. Под свинцовым щитом располагались четыре бездействовавшие гидротурбины — водные потоки следовали мимо них по обводным каналам. Бездействовали они около двух лет — с того момента, когда русские в первый и последний раз испытали свое новое оружие.

Несмотря на предпринятые меры по технической дезинформации, испытания эти тоже были своевременно обнаружены американскими разведспутниками. Что именно они заметили, так и осталось информацией, предназначенной лишь для очень узкого круга высокопоставленных лиц, однако полученных сведений хватило для того, чтобы концепция “Звездных войн” воплотилась в реальные действия.

В весьма узких, весьма влиятельных и весьма скрытных кругах западных спецслужб начало проявляться беспокойство по поводу так называемых орбитальных ускорителей частиц, лазеров с ядерной и плазменной накачкой и даже того, что иногда называли “Магма-мотором?” — теоретически возможной конструкцией, черпающей энергию из черной дыры, существующей, по мнению некоторых ученых, в глубинах Земли и питающейся и одновременно подпитывающей планету. Дискуссии эти, правда, носили чисто умозрительный характер. Из самой России не поступало никаких существенных данных — за исключением тех, что получали через спутники; не было сведений и из традиционных каналов поступления разведданных. И все потому, что с некоторых пор печорский регион Уральского хребта стал еще более секретной зоной, чем был Байконур на заре космической эры. Причем секретность эта стала еще жестче после проведения единственного, давшего пугающие результаты испытания.

Симонов поежился под белой меховой курткой, аккуратно протер линзы ноктовизора и еще плотнее прижался к промерзшему клочку ровной поверхности меж скал. Ветер разогнал облака, и почти полная луна предательски высветила его фигуру. Здесь было холодно даже в пору, считающуюся летом, а сейчас — поздней осенью — стоял кромешный ледяной ад. Осень... При некотором везении ему не придется еще раз зимовать здесь. Нет, мысленно поправил он себя, не при некотором, а при большом везении. При чертовски большом!

В ярком лунном свете пейзаж засиял серебром, однако объективы ноктовизора автоматически подстроились к изменившимся условиям освещенности. Теперь Симонов мог разглядеть сам проход, а точнее то, что являлось проходом до того, как менее пяти лет тому назад возник Печорский Проект.

Здесь, на восточной стороне ущелья, один из притоков Северной Сосьвы, впадающей в районе Березова в Обь, пробил русло в горном отроге. На западной стороне ущелье рассекало горную седловину. Образовавшийся проход шел более или менее параллельно Каме и проходящей в двухстах пятидесяти милях к югу железной дороге Киров — Свердловск с областным центром — Пермью.

В течение сорока лет, предшествовавших появлению этого Проекта, проход использовали в основном лесорубы, охотники и старатели; через него в обе стороны доставлялись кое-какие товары и продовольствие. В те времена прямой путь приходилось буквально прогрызать в скальном грунте, и до недавней поры он так и оставался прямым и узким проходом через горный хребет. С возникновением Печорского Проекта, однако, ситуация изменилась.

С постройкой западной железнодорожной ветки до Серинской и участка железной дороги Ухта — Воркута проход потерял свое прежнее значение и стал использоваться лишь немногочисленными местными жителями, чьи судьбы мало что значили в масштабах страны. Жителей этих попросту переселили. Произошло это четыре с половиной года назад. Тогда, с размахом, присущим предприятиям сверхдержавы, проход был спрямлен, расширен и снабжен дорогой с металлическим покрытием. Дорога эта не предназначалась для общественного использования. Более того — пользование проходом было строго запрещено.

В целом, завершение проекта заняло три года, в течение которых советские спецслужбы аккуратно поставляли дозированную дезинформацию, касающуюся “реконструкции и расширения Уральского тракта”. Эта официальная версия должна была помешать установлению истинной картины происходящего на основе спутниковых наблюдений. Для того, чтобы Проект выглядел совершенно невинно, в этих местах проложили нефте— и газопроводы, связавшие Ухтинское и Обское месторождения. Что было невозможно скрыть и чему не удалось придать невинный характер, так это созданию плотин, переброскам огромных количеств строительной техники, созданию мощного свинцового щита, покрывшего бывшее русло реки, и, что, видимо, самое важное — постепенному превращению этого района в зону сосредоточения военных соединений. Не могли остаться незамеченными и огромные объемы взрывных, земляных и туннельных работ, перемещение тысяч тонн скальных пород, частично вывозившихся на грузовиках, а частично — сбрасываемых в соседние ущелья. Была отмечена и установка больших количеств сложного электрооборудования и какой-то аппаратуры.

Сведения эти, полученные, в основном, из космоса, интриговали и прямо-таки будоражили западные разведслужбы. Как всегда, Советы не облегчали им жизнь. Что бы они там ни затевали, происходило это в почти недоступных местах, в ущелье трехсотметровой глубины — это означало, что для получения хоть каких-то разведдянных спутник должен был оказаться практически в зените над местом событий.

Запад терялся в догадках. Существовало множество версий происходящего. Возможно, русские вели какие-то секретные горные работы. Возможно, они нашли на Урале залежи богатых ураном руд. С другой стороны, они могли заниматься созданием каких-то ядерных устройств, упрятав экспериментальные установки в толщу гор. А может быть, они готовились испытать что-то совершенно новое, принципиально отличающееся от всего, что известно? Так уж случилось, — когда это действительно случилось, — что правы оказались сторонники последней версии.

... И вновь внимание Михаила Симонова привлекли рядом текущие события — на этот раз низкий рев дизельных двигателей тягачей, гулко отдававшийся в ущелье, заглушавший тонкое подвывание ветра. Как раз в этот момент луна вновь скрылась за облаками, так что свет фар колонны машин, втягивающихся в ущелье через узкий V-образный западный проход, стал отчетливо виден. Огромные, кажущиеся неуклюжими машины находились на расстоянии мили и пятьюстами футами ниже наблюдательного пункта Симонова. Он инстинктивно еще теснее прижался к земле и слегка отполз назад — под прикрытие огромных валунов. Это было контролируемой, выполненной автоматически, почти рефлекторно, реакцией на возможную опасность, но никак не паническим отступлением. Симонов был очень хорошо подготовлен — на него не пожалели средств.

По мере того, как колонна продвигалась по ущелью, въезжая на плавно опускавшееся шоссе, на его отвесных стенах начали оживать батареи прожекторов, ярко освещавших превосходную дорогу. Симонов как зачарованный вслушивался в рев дизелей, работавших на малых оборотах, продолжая наблюдать за процедурой хорошо организованного приема колонны.

Не снимая окуляров ноктовизора, он сунул руку в карман и, достав из него миниатюрную камеру, прикрепил ее к нижнему краю прибора. Затем он нажал кнопку фотокамеры и продолжил наблюдение. Теперь все увиденное им каждые шесть секунд автоматически фиксировалось на пленку, что в результате позволяло получить за три с половиной минуты сорок пять кадров высококачественных снимков. Нет, он не ожидал увидеть нечто новое, он уже знал, какой груз доставил караван, так что снимки должны были лишь подтвердить его предыдущие наблюдения — к удовлетворению его соратников на Западе.

Четыре тяжелых грузовика. Первый везет полный комплект электроограды трехметровой высоты, два следующих везут запасные части и боекомплект для трех спаренных тринадцатимиллиметровых бронебойных пушек системы Катушева, четвертый и последний везет комплект дизель-генераторов. Относительно содержимого груза вопросов не возникало. Возникал другой вопрос: если русские собираются защищать Печорский Проект, от кого они собираются защищать его?

От кого... или от чего?

Камера Симонова щелкала почти неслышно; сам он внимательно следил за всем происходящим внизу. Он сознавал, что находиться здесь можно еще в течение десяти, в крайнем случае — пятнадцати минут, из-за высокого фона радиации; однако мысли его частично были заняты совсем иным. Съемка прибытия каравана вызвала у Симонова воспоминания о совсем другой пленке, которую демонстрировали ему в Лондоне люди из MI6 и из американской разведки — не просто фотоснимки, а настоящий кинофильм, хотя и совсем короткий.

Он слегка расслабился. Он справлялся со всеми поставленными задачами и мог позволить себе на минутку предаться воспоминаниям. Да и трудно было, увидев однажды этот фильм, не вспоминать его регулярно.

Фильм зафиксировал события, происходившие ровно через семь недель после Печорского инцидента, получившего кодовое название “Пи” или “Пилюля”. Проглотить такую пилюлю было чертовски трудно. А развивались события примерно таким образом.

...Раннее утро в середине октября, восточное побережье США. Станции раннего предупреждения единой системы ПВО США и Канады уже в течение трех часов регистрируют беспокоящие данные. Пара разведывательных спутников, с частично перекрывающимися зонами наблюдения — районы Карского и Баренцева морей и территории от Архангельска до Урала и Игарки — передали на станции слежения в Канаде и на авиабазы в штатах Мэн и Нью-Гэмпшир сообщения о неопознанном объекте, двигающемся через Северный полюс в направлении американского континента. Вашингтон, получив эту информацию, ввел состояние несколько повышенной боевой готовности на своих ракетных базах в Гренландии и на авиабазе Фоке на Баффиновой Земле. О происходящем уведомили других союзников. Великобритания проявила к сообщению умеренный интерес и запросила более подробные данные; Дания, как обычно, проявила беспокойство (по поводу Гренландии); Исландия “пожала плечами”, а Франция не потрудилась подтвердить получение сообщения.

Потом события стали развиваться несколько живее. Разведывательные спутники, первыми отметившие вторгающийся объект, потеряли его из виду (“вторгающимся” считался всякий летающий объект, направлявшийся через бассейн Арктики к границам Америки), но к тому времени цель уже была захвачена радарами ПВО, просматривавшими полярный бассейн в различных направлениях, в основном по азимуту острова Королевы Елизаветы. Более того, было известно, что русские подняли в воздух с авиабазы в Кировске Мурманской области пару перехватчиков-МИГов. К этому времени беспокойство Дании начали разделять также Швеция и Норвегия. США очень заинтересовались происходящим, однако не обеспокоились (поскольку объект двигался со слишком малой скоростью для того, чтобы представлять собой какую-либо угрозу). Тем не менее, один из самолетов системы АВАКС изменил свой обычный маршрут патрулирования и пошел на курс перехвата цели, а с авиабазы в Фэрфилде, штат Мэн, поднялись два истребителя.

К этому времени прошло уже четыре часа с того момента, как объект (НЛО?) был впервые замечен над Новой Землей, и пока он успел покрыть расстояние немногим более девятисот миль, пройдя западнее Земли Франца Иосифа и направляясь, похоже, к острову Элсмир. Примерно к тому времени МИГи догнали объект, хотя данное выражение не полностью отражает ситуацию. В общем-то они оказались в одних географических координатах с ним, однако истребители достигли своего предельного потолка, а объект пребывал двумя милями выше! То есть... они могли наблюдать его, а он — их.

Дальнейший ход событий не удалось восстановить полностью, поскольку авиабаза Кировска приказала своим летчикам сохранять режим радиомолчания. Однако на основании происшедшего позже можно получить общее представление о случившемся. Объект стал снижаться, одновременно увеличивая скорость и атакуя самолеты: МИГи, очевидно, открыли по нему огонь за несколько секунд до того, как превратились в облако конфетти. Их обломки рухнули в снег примерно в шестистах милях от Северного полюса и на таком же расстоянии от Элсмира...

Вот теперь объект стал действительно “вторгающимся” ! Скорость его возросла примерно до трехсот пятидесяти миль в час, а курс он держал как по ниточке. АВАКС сообщил, что МИГи исчезли с экранов радаров и предположительно сбиты, но звонок из Вашингтона в Москву по “горячей линии” дал обычный в подобных случаях результат: “Какие МИГи? Какой объект?”.

США продемонстрировали некоторое недовольство:

«Данный летательный аппарат вышел из вашего воздушного пространства и вторгся в наше. Он не имеет права находиться здесь. Если он продолжит следовать прежним курсом, будет осуществлен перехват, и мы потребуем, чтобы он совершил посадку в указанном нами месте. Если он откажется подчиниться или продемонстрирует какие-либо враждебные намерения, возможно, мы будем вынуждены уничтожить его...»

От русских последовало неожиданное: “Прекрасно! Что бы вы там ни видели на своих экранах — мы к этому не имеем отношения. Делайте все, что сочтете нужным!”.

Гораздо более детальные сообщения поступили со станции радионаблюдения в Хаммерфесте. Объект, предположительно, появился первоначально в районе Лабытнанги, на Северном Урале, на широте Полярного круга, плюс-минус сотня миль к северу или югу. Если бы речь шла о трехстах милях к югу, сообщение оказалось бы более точным, поскольку именно там и находился Печорский проход. К сожалению, в противоположном, северном направлении от Лабытнанги находилась Воркута, самая северная советская ракетная база, связанная железной дорогой с Ухтой. Вот теперь американцы перешли от легкого раздражения к серьезной озабоченности. Что еще выдумали Советы? Может быть, они запустили какую-то экспериментальную ракету и утеряли контроль над ней? Если так, то снаряжена ли она боеголовкой? Или несколькими боеголовками ?

Вот теперь боеготовность повысили сразу на две ступени и стали бомбардировать Москву тревожными запросами по горячей линии. Советы, хотя и продемонстрировали нервозность, продолжали от всего открещиваться.

С другой стороны, поступающие сообщения стали вполне конкретными. Теперь цель вели одновременно спутники, наземные радары и АВАКС. Признаков того, что объект управляется людьми, пока не отмечалось, но иных данных поступало в избытке. Спутниковые данные говорили о том; что объект может представлять собой плотное скопление птиц. Но кто слышал про птиц, перелетающих через Северный полюс со скоростью триста пятьдесят миль в час? Столкновение со стаей птиц действительно могло погубить МИГи, однако...

Сверхсекретные радарные станции сети ПВО сообщали, что речь может идти либо о крупном самолете, либо... о сошедшей с орбиты космической станции. Кроме того, объект отличался необычайно низким, а точнее — нулевым содержанием металла! Аналитики разведслужб отказывались согласиться с возможностью существования самолета (не говоря уже о космической станции) двухсотфутовой длины, но сделанного из парусины. АВАКС сообщил, что объект перемещается с помощью коротких импульсов реактивной тяги — наподобие гигантского летающего осьминога. А ведь АВАКСы, как правило, поставляют более или менее точные разведданные.

Прошел уже час с того момента, как американские истребители вылетели на перехват цели. Летя почти с двойной звуковой скоростью, они пересекли Гудзонский залив от островов Белчер до точки, расположенной примерно в двухстах милях к северу от Черчилла. При этом они нагнали АВАКС и оставили его позади. АВАКС сообщил им, что цель лежит прямо по курсу и снизилась примерно до десяти тысяч футов. И вот наконец, как до них МИГи, они установили визуальный контакт с целью.

Все это было изложено устно, в соответствии со сценарием, разработанным совместно с ЦРУ, чтобы предварить демонстрацию самой ленты, снятой с борта АВАКСа. Запустили фильм после того, как дежурный офицер произнес слова: “Вторгшийся объект был перехвачен”. Выглядело все это весьма драматично и заслуживало того...

...“Вторгшийся объект был перехвачен...” Слова эти неотвязно вертелись у Симонова на языке, и ему хотелось выпалить их вслух. Ну да, конечно же! Именно так и называлась эта игра — разве нет? Спецслужбы, разведка, шпионаж занимаются перехватом объектов. Причем все участники играют на профессиональном уровне, хотя некоторые играют чуть лучше остальных. В данный момент именно он и являлся вторгшимся объектом: Майкл Дж. Симмонс, он же Михаил Симонов. Правда, его пока не перехватили.

Переключив внимание на то, что происходило внизу, Симонов вдруг почувствовал что-то неладное. Где-то сзади щелкнул упавший камешек, потом с шуршанием сползла со склона потревоженная кучка братьев меньших этого камешка.

Последний отрезок пути к наблюдательному пункту представлял собой крутой подъем, по которому приходилось не столько идти, сколько карабкаться, причем весь он был усеян гравием и щебнем. Взбираясь сюда, Симонов вполне мог оставить какие-то камешки в состоянии неустойчивого равновесия, и теперь порыв ветра сместил их. Ему хотелось верить в то, что дело обстоит именно так...

А что, если дело в чем-то ином? В последнее время у него уже возникало такое ощущение — гнетущие, неопределенные подозрения, — будто кто-то знает о его присутствии здесь. Кто-то, кому лучше не знать об этом. Симонов решил, что с такими ощущениями приходится сталкиваться всем шпионам. Возможно, попросту дело было в том, что все шло слишком уж гладко и он сам начал измышлять проблемы. Хотелось надеяться, что дело было только в этом. Но просто для страховки...

Не оглядываясь, не меняя позу, он расстегнул молнию на куртке, сунул руку за пазуху и достал увесистый, необычного вида короткоствольный автоматический пистолет с толстым цилиндром глушителя, проверил магазин и бесшумно загнал его обратно в рукоять. Все это он проделал одной рукой, оттренированными движениями, не прекращая вести съемку тягачей в ущелье. Возможно, пара последних кадров окажется не в фокусе. Ничего. Симонов был доволен проделанной работой.

Камера, прикрепленная к ноктовизору, щелкнула последний раз и тихонько сообщила зуммером о том, что очередная пленка отснята. Симонов отстегнул камеру и спрятал ее в карман. Затем он взял ноктовизор, аккуратно положил его возле валуна и легким движением снял пистолет с предохранителя. Очень осторожно он выглянул в щель, образованную почти смыкавшимися верхушками двух округлых валунов. Там не было ничего подозрительного, во всяком случае, — на первый взгляд. Острые утесы, усеивающие тысячефутовый склон, торчащие тут и там зазубренные верхушки скал и покрытые снегом, сверкающим в лунном свете, немногочисленные ровные участки, а в самом низу — неясно просматривающаяся в темноте полоска леса и невысокие пологие холмы. Все выглядело неподвижным и черно-белым в отсветах периодически проглядывающей луны — лишь изредка ветер срывал с верхушек скал языки снега. Здесь, конечно, было множество мест, где без труда мог бы спрятаться человек, и Симонову, специалисту по маскировке, это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Но, с другой стороны, если за ним действительно следили, зачем им понадобилось лезть сюда? Проще дождаться внизу его возвращения. Верно? И все-таки его не оставляло ощущение того, что он находится здесь не один — ощущение, постоянно усиливающееся в течение последних двух-трех посещений этого места.

Это место... этот инкубатор для взращивания крайне враждебных монстров...

Он вновь улегся, — надел ноктовизор и подстроил оптику. Там, внизу, где шоссе сворачивало к горизонтальному, покрытому свинцовым щитом участку между двумя возвышавшимися над ним плотинами, в огромной скале открылся ярко освещенный проход. Последний тягач свернул с шоссе влево, на площадку отстоя, и затем въехал в гигантские, в стальной рубашке ворота с механическим приводом. Группа одетых в оранжевые жилеты регулировщиков с флажками благополучно ввела тяжелую машину в ворота, где она на миг исчезла из виду, а затем вновь показалась в ярко освещенных глубинах пещеры. Другая группа людей поспешно собрала выставленные вдоль шоссе проблесковые маячки. Сами ворота к этому времени были уже закрыты, оставалась открытой только калитка, той же толщины и той же конструкции, что и ворота. На фоне скалы она прорисовывалась в виде ярко освещенного прямоугольника. Поглотив группу людей с маячками, закрылась и она. Выключились освещавшие трассу прожекторы, и все погрузилось во тьму. В лунном свете можно было разглядеть лишь бетонированный водосброс и огромный свинцовый щит.

Да... Этот свинцовый щит внизу. И эти отравленные склоны ущелья с радиоактивностью, мягко говоря, превышающей фоновую. И Нечто, с пленки АВАКСа, вступившее в бой с перехватчиками ВВС США. Симонов непроизвольно вздрогнул, хотя было не так уж и холодно. Он уложил ноктовизор в плоский кожаный футляр и спрятал под куртку, оставив ремешок прибора на шее. Потом в течение нескольких секунд он попросту лежал и всматривался в загадочный пейзаж внизу, припоминая в подробностях картину, которую он наблюдал на экране в Лондоне, — коротенький фильм, снятый с борта АВАКСа...

Но даже воспоминания будили чувство отвращения. Они были достаточно мерзки, чтобы по сию пору время от времени появляться в виде ночных кошмаров! Но неужели Нечто... это... чем бы оно ни было, действительно могло появиться отсюда? Какая-то чудовищная мутация? Некий клан гигантских жутких воинствующих существ, родившийся как результат безумного генетического эксперимента? Какое-то биологическое оружие, превосходящее все человеческие представления? Это он и должен был выяснить. А вернее, получить убедительные доказательства того, что Нечто возникло или было изготовлено именно здесь. Нечто — злобное, пульсирующее, дергающееся...

Вдруг тихо скрипнул снег под чьей-то ногой.

Симонов мгновенно вскочил на ноги, одновременно развернувшись. И увидел чью-то голову и глаза человека, глядевшего на него из-за небольшой груды камней. Он отпрыгнул далеко влево и, приземляясь, уже вытягивал руку с оружием в поисках цели. Человек в белой куртке, прятавшийся за грудой камней, к этому моменту только начал поднимать руку, чтобы прицелиться в Симонова. Симонов, за долю секунды до того как упасть в снег, успел дважды выстрелить. Первый выстрел поразил мужчину в плечо, заставив его вздернуться, второй попал прямо в грудь, отбросив назад и свалив в грязный снег.

Тупое двойное чихание пистолета с глушителем прозвучало совсем негромко, но не успел Симонов вздохнуть, как где-то совсем рядом раздался злобный рев и снег взметнулся фонтаном вверх. Слева от Симонова, менее чем в полуметре от него, происходило что-то непонятное. “Ублюдок!” — прокричал кто-то по-русски, и мощная рука схватила Симонова за волосы. В воздухе описал Дугу ледоруб, кончик которого пригвоздил к промерзшей земле запястье руки, державшей пистолет.

Этот русский давно сидел в засаде, устроившись в снежной норе. Теперь он бросился вперед, стараясь придавить Симонова всем своим огромным весом. Агент увидел смуглое лицо, белую полоску зубов, проглядывающую сквозь густую бороду. Он изо всех сил нанес удар локтем в это лицо. Хрустнули зубы и кости, русский зарычал от боли, однако не отпустил волосы Симонова. Потом, выплюнув кровавую слюну, огромный детина вновь занес для удара свой ледоруб.

Симонов попытался схватить оружие — бесполезно — рука его не слушалась, вяло болтаясь, как вареная рыбина. Русский навис над ним, капая на Симонова своей кровью, переменил захват, сжав Симонову глотку, и многозначительно помахал ледорубом.

— Карл, — раздался голос из-за соседнего валуна, — он нам нужен живым!

— Насколько живым? — выдавил из себя, отплевываясь кровью, Карл. В следующий момент он отбросил в сторону ледоруб и ударил Симонова по лбу твердым, как железо, кулаком. Тот в мгновение ока потерял сознание.

Из тьмы появилась фигура третьего русского, который подошел к Симонову и встал возле него на колени. Пощупав у него пульс, он спросил:

— С тобой все в порядке, Карл? Будь добр, посмотри, что там с Борисом. Мне кажется, этот парень всадил в него пару пуль.

— Кажется? Ну, я находился поближе и могу сказать, что так оно и есть! — прорычал Карл. Осторожно ощупывая кончиками пальцев разбитое лицо, он направился туда, где лежал, разбросав руки, Борис.

— Мертв ? — тихо спросил стоящий на коленях возле Симонова человек.

— Мертв, как будет сейчас мертв этот ублюдок, — и он указал пальцем на Симонова. — Он убил Бориса, изуродовал мне лицо, так что вы должны позволить мне отвинтить ему поганую башку.

— Это не оригинально, Карл, — пробормотал мужчина и встал.

Человек, являвшийся командиром группы, был высоким и худым, как палка, — даже в своей громоздкой куртке. Лицо у него было бледное, тонкие губы придавали ему злобное выражение, однако глубоко посаженные черные глаза удовлетворенно сверкали. Звали его Чингиз Хув, он имел чин майора, однако в его специальном отделе КГБ избегали носить форму и обращаться друг к другу по званию. Такая анонимность делала работу и более эффективной, и более безопасной. Чингиз не помнил, кто был автором этого постулата, но был полностью согласен с ним: анонимность действительно была выгодна со всех точек зрения. В то же время, следовало следить за тем, чтобы не допустить возникновения панибратства.

— Он ведь враг, верно? — пробурчал Карл.

— Ну да, конечно, враг, но всего лишь один из многих. Я понимаю, что тебе было бы очень приятно хорошенько сдавить ему глотку. И, возможно, я дам тебе такую возможность, но не раньше, чем опустошу его мозг.

— Мне нужен врач, — сказал Карл, прикладывая к лицу снег.

— Так же, как ему, — Чингиз кивнул на Симонова. — И Борису здесь незачем лежать.

Он вернулся к своему укрытию в валунах и достал миниатюрную радиостанцию. Выдвинув телескопическую антенну, он произнес:

— Нулевой, здесь Хув. Немедленно нужен спасательный вертолет. Мы находимся в километре выше по течению от Проекта, на гребне восточного склона. Я посигналю пилоту фонариком. Прием.

— Нулевой — Первому. Понял. Посылаем. Конец связи, — последовал на фоне помех ответ.

Чингиз достал мощный фонарь, проверил его, а затем, утоптав снег вокруг Симонова, вновь опустился на колени рядом с ним. Расстегнув куртку агента, он исследовал содержимое его карманов. Оно оказалось небогатым: ноктовизор, запасные кассеты для камеры, пачка сигарет советского производства, слегка помятая фотография юной крестьянки, сидящей среди маргариток, карандаш, блокнотик, с полдюжины спичек россыпью, советский паспорт и изогнутая полоска резины в полдюйма толщиной и длиной в пару дюймов. Некоторое время Чингиз рассматривал черную резину. Отметины на ее поверхности напоминали...

— Да, зубы... — кивнул Чингиз.

— Что? — пробормотал Карл.

Он приблизился, чтобы посмотреть, чем занимается шеф. Голос его звучал невнятно, потому что он продолжал прижимать к лицу горсть снега, пытаясь остановить кровь, текущую из разбитого носа и губ.

— Как вы сказали? Зубы?

Хув продемонстрировал подчиненному резиновую полоску.

— Это капа, или, если хотите, назубник. Думаю, он вкладывал его в рот на ночь — чтобы не скрипеть зубами!

Теперь оба они склонились над лежащим Симоновым, и Карл начал разжимать челюсти агента. Тот, не приходя в сознание, застонал, слегка зашевелился, но уступил давлению огромных ладоней русского. Раскрыв ему рот пошире, Карл сказал:

— У меня в нагрудном кармане есть точечный фонарик. Достав фонарик, он посветил агенту в рот. Ну да, слева, в нижней челюсти, второй коренной — вот оно. На первый взгляд просто большая пломба, но при ближайшем рассмотрении — миниатюрный цилиндр. Часть защитного покрытия успела износиться, и под ней поблескивал металл.

— Цианистый калий? — поинтересовался Карл.

— Нет, в наши дни у них есть вещицы получше, — ответил Чингиз, — действуют мгновенно и безболезненно. Лучше вынуть эту штуку, пока он не пришел в сознание. Никогда не известно заранее — вдруг парень захочет стать героем!

— Нужно положить его на левый бок, — проворчал Карл. Он уже до этого сунул в карман пистолеты Симонова и Бориса. Теперь он достал пистолет Симонова и вложил ствол между его челюстей.

— Сейчас его рожа станет не лучше моей, — ухмыльнулся Карл. — Думаю, Борису понравилось бы, как я использую эту пушку.

— Ты что! — вскричал Чингиз. — Ты собираешься отстрелить эту штуку сквозь щеку? Ты изуродуешь ему все лицо, а от шока он может умереть!

— Я бы с удовольствием сделал это, но, к сожалению, придется сделать по-другому, — и он примерился ладонью к казенной части пистолета.

Чингиз Хув отвернулся. Такие вещи — дело Карла. Чингизу приятно было сознавать, что он стоит выше этой животной жестокости. И когда услышал тупой удар огромной лапы Карла и последовавший за этим хрустящий звук — ощутил даже нечто вроде сострадания.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Карл. — Готово! — На самом деле он выбил два зуба — с цилиндриком и соседний, здоровый. Теперь он своим грязным пальцем добывал их из окровавленного рта Симонова. — Порядок, Карл, и цилиндрик остался цел. И крышечка на месте. Он почти очухался, по-моему, но сейчас от боли опять поплыл.

— Очень хорошо, — ответил Чингиз, слегка передернувшись от отвращения. — Набей ему в рот снегу, но не слишком много!

Склонив голову и прислушавшись, он добавил:

— Они уже подлетают.

Туманное зарево появилось из-за хребта, как какой-то фальшивый рассвет. Оно становилось все ярче. И уже отчетливо слышался неровный рев двигателей вертолета.

Джаз Симмонс падал... падал... падал... Он стоял на вершине горы и почему-то упал с нее. Это была очень высокая гора, и падать с нее до низу приходилось долго. В общем-то он так долго падал, что падение теперь выглядело, скорее, парением. Паря в воздухе, он принял, как парашютист, делающий затяжной прыжок, “позу лягушки” и ожидал раскрытия парашюта. Парашюта, правда, у Джаза не было. Кроме того, прыгая, он, должно быть, обо что-то ударился, поскольку рот его был полон крови.

Тошнота и головокружение вырвали его из кошмара бреда, вернув к кошмару реальности. Он действительно падал! В следующий момент он припомнил все, что происходило с ним, и в мозгу его мелькнула мысль: “О Господи! Они сбросили меня в ущелье!”.

Но он не падал, а все-таки парил. По крайней мере в этом кошмар совпадал с реальностью. А моментом позже, окончательно придя в сознание и немного оправившись от шока, он ощутил и путы на руках и ногах, и рев лопастей вертолета над головой. Повернув голову и изогнув туловище, он ухитрился осмотреться. Вертолет завис, освещая своим прожектором окрестности, а прямо над ним...

Прямо над ним висел на тросе, слегка вращаясь, со свисающими конечностями, подвешенный за пояс труп мужчины. Глаза его были широко раскрыты, и при каждом повороте они смотрели на Джаза. Судя по кровавым пятнам на куртке, этого человека застрелили.

Потом...

Жажда мести, ощущение невесомости, головокружение, порывы ветра, холод и рев мотора — все это вместе взятое подействовало как шок, и он вторично потерял сознание. Последнее, что он помнил — это то, что падая в черную, как ночь, безжалостную пропасть, он удивлялся, почему рот его полон крови, и тому, куда могли подеваться два зуба.

Вскоре после того, как он потерял сознание, вертолет опустился на плоскую дорожку, проходившую по верхней кромке дамбы, и люди в оранжевых жилетах сняли с крюка его и его вещи. Сняли они также и Бориса Дудко — героического сына матушки-России.

Потом обращение их с Джазом Симмонсом было не слишком нежным, но его это совершенно не трогало.

Не знал он и того, что вскоре ему предстоит пережить то, о чем мечтали все шефы западных разведок: сейчас его должны были доставить в сердце Печорского Проекта.

Вот каким образом он мог бы оттуда выбраться — совсем другое дело...