"Кровные узы" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

2

Леа со всех ног бросилась вниз по лестнице и налетела на служанку. Она коротко приказала той принести ванну в комнату восточной башни и взять у матери ключи от чулана.

— Я схожу на крепостную стену. Дай-ка мне свой плащ, — закончила девушка, едва переводя дыхание.

В отсутствие Реднора тревога вновь охватила ее. Леа захотелось выйти во двор, подышать свежим воздухом и подумать о своем будущем. Шумный зал, где всегда можно найти отца с матерью, где ей говорили, как себя вести, — не самое лучшее место для размышлений. Вообще-то, она знала о своем будущем муже намного больше, чем могла предположить леди Пемброк. Хотя девушки из родовитых семей всегда находились под надежным присмотром, поскольку являлись для родителей весьма ценным капиталом, прислуга Пемброков за пределами женской половины была зачастую предоставлена самой себе, а Леа не видела ничего зазорного в том, чтобы прислушиваться к болтовне служанок. Многие служанки имели любовников среди солдат и наемников. Пемброк, когда Эдвина пыталась навести в доме порядок, только посмеивался. А слуги без умолку рассказывали о солдатах, возвращавшихся домой с гражданской войны, и о тех людях, что находились в самой гуще событий. Имена графа Гонта и его сына постоянно назывались среди наиболее прославленных воинов.

Рассказов об их силе и могуществе ходило много, и самых разных, но в одну вещь Леа верила безоговорочно. Отец и сын представляли собой очень странную пару, которую связывали непонятные, если не сказать нечистые, узы. При том, что отец терпеть не мог сына, Реднор слушался отца, как ярмарочный медведь-плясун — хозяина: иногда беспрекословно, иногда огрызаясь. Тем не менее, Гонт, по слухам, безгранично доверял сыну, и не было случая, чтобы тот не оправдал его доверия. Поговаривали, что лорд Реднор, неуязвимый в сражениях, вовсе не сын графа Гонта, а сын самого дьявола, — иначе как мог заполучить наследника граф Гонт? По крайней мере, за двадцать лет супружеской жизни со второй женой Гонту так и не удалось завести второго ребенка. Леа содрогнулась от своих мыслей. Кейн говорит, что у него изуродована нога. Но так ли это на самом деле? А может, там вместо ноги — копыто, которым Сатана отметил свое человеческое воплощение? Леа закуталась в плащ. Ее просто трясло, но не от апрельского ветра, а от страха.

Нет, с такими страхами жить просто невозможно! Что бы ни болтали вокруг, но этому человеку суждено стать ее мужем. Коль отец приказал, так тому и быть. Только вот что делать, если… Нет, нет, вопросов слишком много, но одно сомнению не подлежит: лорд Реднор — великий рыцарь, и она станет женой великого воина. И вряд ли он решил жениться на ней, чтобы потом обижать. «Если я буду послушна, — подумала Леа, — то вполне смогу угодить ему». Может, он научится жалеть ее? Он же говорил, что постарается обращаться с ней поласковей. Нужно только приноровиться к его вспыльчивому характеру и, по возможности, точнее угадывать его желания.

А лорд Реднор, как только Леа ушла, буркнул, глядя на языки пламени, плясавшие в камине:

— Безумие. — Он судорожно вздохнул. — Это все от чтения проклятых романов.

Он нахмурился; звук собственного голоса почему-то смутил его. За последние двенадцать лет лорд Реднор разве несколько дней обходился без меча и лишь несколько ночей провел в постели. Он подавлял мятежи, укрощал валлийцев, которые всегда пытались скинуть ярмо неволи и выгнать норманнских завоевателей. Раньше он проводил немало времени за книжками под присмотром священников, которых для него подбирал отец. Граф Гонт очень ценил образованность. Он был убежден, что человек, умеющий читать и писать, никогда не окажется в зависимости от церковных грамотеев; что, зная языки, в том числе латынь и валлийский, можно вовремя догадаться о грозящей опасности и всегда обходиться без переводчика.

Из тех учителей, что немало повидал Реднор, сразу раскусил его отец Томас. Возможно, отец Томас и не принадлежал к очень прилежным священникам, но зато обладал редкой проницательностью. Он старался поощрять в Кейне доброту и мягкость, много разговаривал с юношей о Боге. К сожалению, Кейн сжился с мыслью, что рожден от дьявола. Отец Томас быстро отказался от мысли спасти душу своего ученика и вместо этого занялся его сознанием. Он привил юноше любовь к классической латинской поэзии, в особенности к «Энеиде» Вергилия и к романам. В этих историях истинные рыцари жили согласно кодексу чести, со всеми женщинами обращались неизменно галантно, но любили всю жизнь лишь одну из них.

Лорд Реднор понимал, что все это имеет к реальной жизни весьма отдаленное отношение, но именно к этой мечте он прикипел всей своей израненной душой. Пройдя через войну, жестокость, кровь, смерть, он все же не отрекся от своей заветной мечты, страстно желая встретить что-нибудь выходящее за рамки тошнотворной реальности; храня верность этому идеалу, он старался в своих поступках подражать благородным героям этих историй, чтобы оказаться достойным своей мечты.

Граф Гонт, по натуре человек грубый и жестокий, в отличие от большинства своих современников, был весьма дальновиден — он воспитал в сыне рассудительность и трезвый взгляд на жизнь. Гонт давно заметил, что слуги, которые едят вдоволь и не запуганы своими хозяевами, работают лучше. Гонт понял, что есть смысл оставлять им даже часть урожая, причем немалую. А то, что он защищает своих подданных от набегов и грабежей, как и положено добропорядочному сюзерену, тоже приносит немалую пользу — крестьянам тогда работается намного спокойнее. Все, вместе взятое, привело графа к мысли, что он богатеет, когда прибавляется богатства и у его подопечных. Эти идеи он вложил и в сознание сына: сохранить мир на своей земле и защитить подданных — вот истинный путь к богатству.

Нельзя сказать, чтобы лорд Реднор ненавидел войну. В душе его уживались безграничная жестокость и светлые, едва ли не юношеские мечты и грезы. Могущество его меча и копья приводило Реднора в неописуемый восторг, именитые придворные бароны прислушивались к его словам. А его власть на собственных землях! Казалось бы, что еще человеку нужно? Но Кейн жаждал… Что тревожило его? Какая-то странная тоска по теплу, любви, преданности, по ласковой женской руке… Он и сам не мог ответить, чем терзалась его душа. Странные желания для человека его возраста и положения…

Он потянулся в кресле и невольно провел ладонью по лицу. Пальцы ощутили натянутую шрамами кожу.

Он пытался утолить жажду чтением. Он читал и читал, скупая книги, где только можно. Но чем больше он читал, тем голоднее становился. Вместо галантности и вежливости в жизни он видел лишь жестокость, вместо сияющих лат его тело сдавливала пропылившаяся кольчуга. Ее не однажды рубили на куски, а затем собирали опять, с тем, чтобы еще раз превратить в такое же месиво. Им никогда не увлекались ласковые и красивые женщины. Чаще всего он пользовался услугами чумазых, грубых деревенских девок или делил ложе с хоть и мытыми, но холодными и расчетливыми придворными шлюхами.

Лорд Реднор смущенно потер лоб. Как ни старался он отвязаться от этого слова, все было бесполезно: любовь — вот начало и конец, альфа и омега всех прочитанных им романтических историй. Все сражения, испытания и несчастья героям романов выпадали лишь из-за любви к прекрасной даме.

Вошли слуги и принесли горячую воду. Кейн смущенно хмыкнул и вновь потянулся в кресле, придвигаясь поближе к огню. Он взглянул на служанок. Неуклюжие, с толстыми красными руками… Он неудачно шевельнулся и содрал рубашкой присохшую кожицу с полузажившей раны на плече. Кейн не смог сдержать стон.

А у этой девчушки — Леа, да, ее зовут Леа — тонкие, нежные, белые руки. Любовь! Внезапно он отчетливо увидел себя со стороны — искромсанное лицо, темная грубая кожа. Кейн вспомнил о светловолосых красавцах из книжек, на фоне которых брюнет со смуглым грубоватым лицом, даже оттененным красивыми добрыми глазами и нежным ртом, выглядел, разумеется, совершенно непривлекательно. В довершение ко всему он с ужасом подумал о своей ноге или, точнее, о том, с чем он родился вместо нее… В общем, ясно было одно: никакой он не златовласый чудесный рыцарь из романа, и ни одна женщина никогда не любила его по-настоящему.

Конечно, в его жизни были женщины — деревенские девки, с которыми он обращался как со скотиной, жадно утоляя похоть; а также знатные дамы, украшавшие двор короля Стефана, куда ему приходилось наезжать довольно часто. Они клялись ему в любви, а он, тогда еще совершенно одурманенный историями из книжек, как-то оставлял без внимания то обстоятельство, что ради любви к нему они предавали своих мужей. Разве запретная любовь Тристана не была искренней? А любовь Ланселота? Но жизнь научила Кейна: женщина, изменяющая мужу, изменяет и возлюбленному, если находит более подходящий вариант или цену повыше. Кейн горько усмехнулся — воспоминания захватили его. Женщины, которые бросали его и смеялись над ним, женщины, которые ложились к нему в постель, движимые мелкими выгодами и крупными политическими интересами. Его сердце покрывали рубцы — живая память о нанесенных ранах.

Он смотрел на брак как на необходимый шаг ради продолжения рода, но яростно отпирался от союза с дочкой Пемброка. Старик Пемброк ненавидел и боялся Гонтов. Но отец Кейна остался непреклонен. Он все приговаривал, что земли Пемброков, входящие в приданое, выбраны с очевидным желанием угодить Гонтам и расположены исключительно выгодно относительно их собственных владений. Главное, что кровные узы между Гонтами и Пемброками — лучший залог мира между норманнскими баронами Уэльса. В конце концов, Реднор согласился жениться даже на дочери Пемброка, уступая своему жгучему желанию заполучить продолжателя рода и наследника.

И тут произошла неожиданность — Леа поразила лорда Реднора. Он не готов был встретить здесь такую миловидную, ласковую и хрупкую девушку и совершенно не представлял себе, как обращаться с женщинами подобного склада. Он чувствовал, что Леа совершенно ни на кого не похожа из встреченных им ранее, она другая! Он боялся, что эта нежная птичка зачахнет от его грубого обращения, совсем как жаворонок, которого он однажды поймал в детстве. Та птичка, когда он попытался приласкать ее, умерла от страха прямо у него в ладонях.

Едва Леа вошла в комнату, он вздрогнул, отвлекаясь от своих размышлений. Его состояние не осталось незамеченным девушкой.

— Милорд, да вас знобит! Это я во всем виновата. Какая же я нерасторопная по сравнению с мамой! — Ей нужно было как-то оправдаться за то, что она столько времени простояла в раздумьях на крепостной стене. — А ваш отец уже искупался и переоделся. Прошу вас, простите меня! Впредь я буду поворотливее!

Она дала прислуге кое-какие указания, и вскоре запах трав, брошенных в горячую воду, донесся до Кейна.

— Вы хотите, чтобы я вас искупала? — спросила она и вдруг залилась краской в смущении. Еще никогда в своей жизни она не купала взрослого мужчину, хотя ее мать и рассказывала ей, как и что делают в таких случаях. Когда приезжали гости, Эдвина всегда брала эту обязанность на себя. Но ведь лорд Реднор помолвлен с Леа… Девушка свято верила, что если Кейн обручен с ней, значит, она должна заботиться о нем.

Она опустила ему руки на плечи, чтобы снять плед. Кейн как-то сдавленно хмыкнул, и она отступила в недоумении.

— Ну, хорошо… Позвольте мне хотя бы помочь вам раздеться.

Он закашлялся, а потом отвернул лицо от огня и уставился на девушку. Ее руки, ее белоснежные руки… Она держала их, не опуская, словно все еще собиралась помочь ему. Он смотрел на них, не отрываясь, и Леа снова смутилась. Воспитанная взаперти, она не могла привыкнуть к столь откровенному мужскому разглядыванию, непохожему на равнодушно-повелительный взгляд отца и подобострастные взоры слуг.

— Нет, спасибо, — нашелся, наконец, Реднор. — Я сам искупаюсь. Мне это более привычно.

Он говорил тихо, и Леа снова приблизилась к нему.

— Милорд, с вами все в порядке? — спросила она, всем своим видом выражая участие.

— Да. Со мной все просто замечательно, — раздраженно, будто отмахиваясь, процедил Реднор.

— Ну, хорошо, тогда я ухожу, а то вода остынет. Прошу вас, перед тем как одеваться, позовите меня. У вас на рубашке кровь, надо обработать раны. Вам сразу станет легче.

— Договорились.

Она тихонько удалилась, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь.

Все еще погруженный в раздумья, он неторопливо стянул с себя одежду, а потом осторожно ступил в ванну. Кейн поморщился, когда горячая вода лизнула бесчисленные шрамы на ногах, но он уже привык к боли. Он окатывал себя с ног до головы, черпал воду пригоршнями и плескал ее на грудь и плечи, пока не заметил на бортике ванны какой-то маленький желтый кусочек. Некоторое время он бессмысленно таращился на него, соображая, что это за диковина, пока вдруг не понял — мыло. Вряд ли за всю свою жизнь Реднор мылся мылом больше четырех-пяти раз. Он взял его и неумело стал намыливать могучее тело, голову, взбив вокруг себя пенное облако. Потом он ополоснулся, выбрался из ванны и, стоя на здоровой ноге, с удовольствием растерся грубым полотенцем. Кейн вспомнил, что Леа собиралась прислать кого-то поухаживать за его ранами, но сначала он надел чулки и обулся, надежно укрыв от посторонних глаз искалеченную ногу, а затем уже дал знать, что покончил с мытьем.

Леа появилась тут же, без промедления, словно стояла за дверью и дожидалась, когда он позовет ее. Она спросила позволения обработать его раны, и Реднор посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. Он думал, что Леа позовет кого-то из прислуги, но не допускал и мысли, что она возьмется за это дело сама. Неожиданно для самого себя Кейн согласился. Он вновь уселся в кресло и уставился на огонь, стараясь выглядеть невозмутимым.

— Ой! — воскликнула Леа, обработав целебной мазью из горшочка мелкие порезы. — Здесь у вас воспаление!

— Да, одна старая рана, которая никак не хочет заживать. Хотя, впрочем, это неважно, — поморщился Кейн.

— Нет-нет! Ею обязательно нужно заняться. Мне понадобится нож, чтобы все тут вычистить. Если хорошенько постараться, ручаюсь, все мигом заживет.

— Через два дня я уезжаю. — Кейн раздраженно махнул рукой. — Кто будет смотреть за ней? Пусть так и останется. Я хожу с этой раной, уже Бог знает сколько; чуть больше, чуть меньше — не все ли равно?

Леа никогда в голову не приходило переспрашивать мужчину или перечить ему, но сейчас она решила ослушаться Кейна. Движимая лишь заботой о нем, Леа опустилась на колени — надо было смазать жуткого вида багровые шрамы у самого паха. Она почувствовала, что тело его внезапно напряглось.

— Я не причиню вам боли, милорд, — успокоила она, зачерпывая рукой очередную порцию снадобья.

— Причинишь мне боль? — Реднор поразился наивности и простоте девушки; в ее помыслах не было и тени плотских желаний.

— Я понимаю, конечно, что я еще так молода, но меня хорошо учили, — продолжала настаивать Леа. — Если вы не доверяете мне, то разрешите, я позову маму.

— Как ты можешь сделать мне больно? — боролся с собой Кейн. По своей наивности эта девочка и подумать не могла, что сейчас творилось с ним: его охватило желание. Последние несколько недель у него не было ни одной женщины, и теперь на него совершенно по-особому действовали сумрак комнаты, близость Леа, которая уже была его невестой, тишина вокруг. Он вдруг так страшно захотел ее, что едва не потерял сознание. Прикосновения Леа возбуждали его, ощущение ее рук у бедер мутило рассудок.

— Нет, — в конце концов, выдавил он из себя, — не надо никого звать. Бери нож и делай то, что собиралась. Я просто хотел тебя избавить от лишних хлопот.

Если бы она хоть не прикасалась к нему, он смог бы усмирить свое тело, хотя это было бы не так и просто. «Она ведь не деревенская девка, — внушал он себе. — Я овладею Леа, но сделаю это так, чтобы не обидеть ее, с уважением. С уважением», — повторил он про себя, когда девушка вновь приблизилась к нему.

От ее прикосновения Реднор вздрогнул, и Леа, чтобы успокоить его, приложила прохладную ладошку к его шее. К сожалению, это не принесло ему облегчения: Кейн чувствовал, что тело его содрогается словно в лихорадке, а кровь гулко пульсирует, отдаваясь дробными ударами в висках.

— Милорд, сейчас немножко пощиплет. — Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по-своему. — Простите меня, — пробормотала она, — уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.

Реднор понял, что терпение его на исходе.

— Дай-ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! — резко одернул он Леа.

Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.

— Глупышка, это вовсе не из-за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… — Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. — О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!

— Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! — Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.

Он расхохотался.

— О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.

Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.

— Я болел оспой! — закричал он и грубо оттолкнул девушку. — Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть-чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!

Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…

— Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, — боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.

— Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?

Слезы ручьем полились по щекам девушки. Как же быстро возмездие настигает злодеев! От стыда за свое непристойное поведение она готова была провалиться сквозь земля.

— Конечно! — в отчаянии закричала Леа. — Спросите маму — никто, кроме нее, никогда не целовал меня! Да и она это делала так редко! Милорд, если я и совершила что-либо дурное, то только слушая разговоры прислуги и пение бродячих артистов… — Она разрыдалась, по-детски размазывая слезы по щекам.

Реднор отлично понимал, что она не врет. Присматривали за Леа отменно, ни на минуту не спуская глаз. Ревность, так внезапно взыгравшая в нем, относилась не к какому-то конкретному человеку. Просто Леа поцеловала его, уродливого и искореженного шрамами, так тепло и ласково. А что будет, когда она попадет ко двору и за нею станет виться шлейф молодых угодников?

— Ну, будет плакать! Ты хочешь, чтобы сюда сбежался весь замок? Вытри слезы. — Он наклонился, подобрал оброненный ремень, подпоясался и подошел к Леа. — Это моя вина, — теперь он говорил как можно мягче. — Ничего плохого в том, что ты поцеловала меня, нет, мы ведь помолвлены. Наоборот, я благодарен тебе, что ты не оттолкнула меня; я так ужасен, что почти ожидал резкого отказа. Увы, вместо того, чтобы радовать тебя, я весь день только и делаю, что обижаю.

Леа покачала головой. Кейн внимательно наблюдал за девушкой. Если она притворялась, то он это почувствует, но если она вела себя так помимо своей воли…

— Подойди ко мне, — строго сказал он, — и поцелуй меня еще раз как положено.

Леа покорно приблизилась к Реднору и подняла лицо, все еще мокрое от слез. На этот раз она и не пыталась обнять его, но, когда он поцеловал ее, она задрожала и доверчиво прильнула к его телу. Лорд Реднор с усилием совладал с собой и осторожно отстранил от себя девушку.

— Теперь иди. Ступай, иначе я снова невзначай обижу тебя, и мне в который раз станет стыдно.

Стол накрыли под самый вечер. Весь ужин Леа просидела не шелохнувшись. Вконец измученная дневными событиями, она не проронила ни слова, хотя прекрасно понимала, что надо просто из вежливости поговорить с графом Гонтом, который к тому же и сидел рядом с ней. Но сил у нее на разговор уже не осталось. Старый Гонт с расспросами не приставал, а лишь временами бросал пронзительный взгляд то на унылую девушку, то на побледневшего сына, рассеянно ковырявшего вилкой по тарелке. «Похоже, этот медведь напугал до смерти малышку Пемброков, — подумал старик Гонт. — Надо будет понаблюдать за ней».

При первой же возможности Леа спешно покинула пышное застолье. Ей хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы хоть немного успокоиться. Она старательно прикрыла за собой дверь спальни, зажгла от кремня свечной огарок и принялась за шитье. Это привычное занятие немного отвлекло ее, но что-то все равно не давало покоя… Одежда лорда Реднора!

Леа собрала вещи Кейна и принялась за дело. Вначале все нужно очистить от пыли и крови. Пока отмокала рубашка, Леа сбрызнула водой бархатный камзол и старательно оттерла темно-бурые пятна. Все отчистилось довольно неплохо, только вот камзол оказался сильно поношенным. Она пригляделась к работе. Изумительная дорогая ткань, но пошито грубо. А не сшить ли ей самой к свадьбе рубашку для Кейна? Хотя, возможно, предусмотрительный отец уже все приготовил. Ну, а если все-таки попробовать?

Она тщательно сняла размеры с камзола и принялась за рубашку, откисавшую в лохани. Пятна почти сошли, но оказалось, что, несмотря на великолепие материи, пошита она была, как и камзол, из рук вон плохо. Леа повесила рубашку сохнуть у огня в комнате мамы — в ее собственной камин отсутствовал — и принялась латать темно-голубые штаны. Зажечь свечи она не решилась, и потому пристроилась поближе к огню: свечи стоили дорого, и мать пользовалась ими чрезвычайно редко. За этим занятием и застала Эдвина свою дочь.

— Леа! Что это ты делаешь? — удивленно спросила она.

Погруженная в собственные мысли, Леа некоторое время смотрела на маму с явным недоумением.

— Чиню его одежду, — сказала она, наконец, так, словно в мире не осталось других мужчин, кроме одного-единственного — Кейна Реднора. — Она в таком плачевном состоянии. Мама, у меня лежит отрез ткани, приготовленный для нового белья. Могу я пустить его на новую рубашку для Кейна? По-моему, материала хватит, и если я начну шить сегодня вечером, то успею в срок.

Эдвина бросила на дочь долгий изучающий взгляд.

— Да, конечно, у тебя все получится. Если уж тебе так хочется поступиться своей обновкой… — Эдвина подумала, что могла бы пожертвовать всем ради дочери или своих родителей, когда они еще были живы. Но пойти на это ради совершенно незнакомого мужчины, который и так получит возможность вертеть ею как ему только заблагорассудится… Это выходило за пределы ее понимания.

— Ничего страшного, у меня есть две рубашки, которые еще вполне можно носить. — Камин полыхал огнем, и лицо Леа порозовело. Эдвина не могла бы сказать наверняка: покраснела дочь от смущения или от жара, исходившего от пылающего очага.

— Зажги свечи, а то подожжешь волосы.

Леа немедленно повиновалась. Она встала, сходила за свечами и установила их на столе неподалеку от очага. Эдвина поймала дочь за руку, когда та подошла к рубашке лорда Реднора — проверить, не высохла ли она.

— Леа, а ты довольна? — Теперь стало ясно, что девушка действительно покраснела и явно не от близости к камину. Это насторожило Эдвину.

— Да, мама, — кротко ответила Леа.

— Ну, разумеется, по-другому и быть не может, если так решил твой отец. Но… ты долго разговаривала с лордом Реднором. Как, по-твоему, ты ему понравилась?

Леа смиренно стояла перед матерью, не поднимая глаз.

— Не знаю. Он был очень… любезен, — через силу ответила Леа.

Эдвина поняла это по-своему.

— Леа, ты должна радоваться тому, что посылает тебе Господь. Бесспорно, лорд Реднор не так уж молод, да и не красавец, как тебе хотелось бы того. Он совсем не похож на рыцарей, о которых пишут в твоих книгах. Но дать тебе он может многое: лорд Реднор богат, он известный человек, к мнению которого прислушиваются самые влиятельные лица в нашей стране. После смерти графа Гонта он станет одним из самых могущественных людей в королевстве. Радуйся, что его выбор пал на тебя.

— А я и радуюсь, мамочка. Я всем довольна. — Девушка снова потянулась за иголкой.

Ответ Леа привел Эдвину в полнейшее недоумение. Ее дорогое дитя находилось полностью во власти собственных мыслей, прочесть которые ей было пока не под силу.

— Все, рубашка уже высохла. — Эдвина ласково прикоснулась к руке Леа. — Заштопай ее, а я помогу тебе раскроить новую.