"Родственные души" - читать интересную книгу автора (Лайонз Вайолетт)

Глава 3

Страсть, вот на чем основан наш брак, думала Эльвира тем же вечером, наблюдая за танцующим с одной из ее подруг Дереком.

Роскошный танцевальный зал был залит светом хрустальных люстр. Огромная рождественская елка доставала почти до расписного потолка, по стенам были развешаны разноцветные гирлянды. В общем, все выглядело весьма впечатляюще, однако внимание Эльвиры было сосредоточено лишь на высокой статной фигуре мужа.

При воспоминании о том, что еще совсем недавно он сжимал ее в объятиях, Эльвира задумчиво улыбнулась, а глаза ее мечтательно затуманились.

Именно страсть толкнула их на этот брак по расчету, условия которого удовлетворяли как их самих, так и обе семьи, та самая страсть, которая охватила обоих еще раньше, дикая, все превозмогающая. Даже сейчас, при одной мысли об этом, Эльвира ощущала разливающийся по всему телу жар. Противиться подобного сорта страсти было невозможно, именно она связывала их весь этот прошедший год. Создавалось впечатление, что в отсутствии какого-либо иного, более сильного, чувства эта страсть могла бы объединять их так долго, как им самим того хотелось.

Страсть и желание иметь детей.

Улыбка сползла с ее лица, сразу ставшего грустным и бледным. Всю жизнь Эльвира хотела стать матерью. Она любила свою работу и знала, что отлично справляется с ней. Однако ребенок — собственный ребенок — всегда был в центре ее мечтаний. Поэтому, в один прекрасный день осознав, что в свои двадцать шесть лет она не только не стала матерью, но до сих пор пребывает в одиночестве, безо всякой видимой перспективы обрести жениха или хотя бы любовника, Эльвира пришла в уныние. А то, что ее брат, будучи на три года моложе, не только был отцом двухлетнего мальчика, но и снова ожидал прибавления в семействе, только усугубило ощущение одиночества и желание обзавестись семьей.

Именно семьей. Эльвире не хотелось становиться матерью-одиночкой. У ребенка для счастья должны быть оба любящих и заботливых родителя, а она твердо решила, что ее ребенок получит только самое лучшее. Поэтому, когда оказалось, что Дерек мечтает о том же, это выглядело как идеальный ответ на все вопросы.

Надо же ей было влюбиться и испортить все!

Такой поворот событий не входил в их планы, не являлся частью заключенной ими сделки.

— Но что произойдет, если кому-нибудь из нас этого окажется недостаточно? — спросила она, когда Дерек впервые предложил ей заключить брак не по любви, а по расчету и обоюдному чувственному влечению. — Что, если один из нас встретит кого-нибудь еще? Того, кого полюбит?

— Полюбит? — переспросил он, видя, что Эльвира замолчала. — Но ты же говорила, что не веришь в любовь.

— Я говорила лишь, что мне это чувство незнакомо. И говорила правду. Я никогда не испытывала его ни к кому, не чувствовала, что могу умереть без конкретного человека, что без него мое существование не будет стоить и гроша. И мне вряд ли дано пережить это чувство…

Однако все вышло совсем иначе, думала Эльвира, рассеянно наблюдая за скользящим по паркету Дереком, одетым в превосходно сшитый смокинг и ослепительной белизны рубашку.

Теперь это чувство было ей слишком хорошо знакомо, неизвестно только, что с ним делать.

Тогда она решила задать этот вопрос только для того, чтобы исключить всякую возможность возникновения его позднее. Кроме того, если уж кто из них и мог влюбиться, то это Дерек.

Из них двоих опыт в переживании этого чувства, сколь бы недолог и неудачен он ни был, наличествовал лишь у него. Давным-давно, когда ему было всего лишь двадцать с небольшим, женщина, которую он обожал, предпочла ему другого. С тех пор Дерек не повстречал ни одной, к которой испытывал бы нечто большее, чем кратковременное влечение, не имеющее ничего общего с любовью.

Однако предположить, что под воздействием этого деструктивного чувства окажется именно она, было просто невозможно. Не говоря уже о том, что субъектом этого чувства станет ее муж…

— Мы сможем обсудить эту проблему, если дело до того дойдет, — сказал тогда Дерек. — Но не думаю, что это случится. В конце концов мы с тобой не наивные подростки, не имеющие никакого жизненного опыта.

Именно таковой я себя сейчас и ощущаю, криво усмехнулась Эльвира. Сексуально разбуженной юной девушкой, очертя голову бросающейся в омут первого в своей жизни любовного романа. Мысли о Дереке не выходили у нее из головы днем, сны о нем заполняли все ее ночи. Горячие, эротические сны, от которых она просыпалась с тяжело бьющимся сердцем, вся в поту. Не спи Дерек мирно рядом, он, несомненно, догадался бы о ее состоянии.

Вначале, в те дни, когда их объединяла лишь чувственная страсть, у нее не возникало особых проблем с тем, чтобы рассказать ему о любых своих переживаниях. Эльвира делала это бесчисленное количество раз, обнимая Дерека и прижимая к себе как можно крепче, жарко целуя, запуская пальцы в его волосы, лаская мускулистое тело.

— Я люблю тебя, — шептала она. — И не могу высказать, до какой степени хочу тебя! Мне не терпится заняться с тобой любовью, почувствовать тебя внутри…

В те времена страсть придавала ей храбрости, она была откровенна насчет своих чувств, именно потому, что они были столь примитивные, столь несложные. Но едва эти чувства изменились, вместе с ними изменилось и ее поведение.

«Я люблю тебя» — всего лишь три слова, мало чем отличающиеся от слов «я хочу тебя», но насколько же сложнее их произнести! Невозможно определить, когда именно Эльвира поняла, что именно этих слов Дерек слышать не желает, тем более от нее, не говоря уже о том, чтобы ответить тем же.

Поэтому она предпочитала молчать, и с течением времени это молчание становилось все тягостней. Если поначалу признание в любви далось бы Эльвире нелегко, то открыться теперь стало совсем уж невозможно, и она научилась скрывать свои чувства. Однако это означало держаться от мужа на расстоянии, на что Дерек давно уже обратил внимание. Как много времени понадобится ему на то, чтобы он начал допытываться о причинах происходящего?

— О чем ты задумалась?

Раздавшийся за спиной тихий голос заставил ее вздрогнуть — только сейчас Эльвира заметила, что музыка стихла. Танец окончился, и Дерек с ее подругой вернулись к тому месту, где стояла она. Положив руку на талию жены, он собственническим жестом привлек ее к себе.

— Так… ни о чем, — пробормотала Эльвира, растерявшись и не зная, что сказать.

— Я тебе не верю, — сказала ее подруга Элизабет, в голосе которой слышался смех. — Я видела, как ты на нас смотрела, следила за каждым нашим шагом. Меня не обманешь: ты восхищалась моим искусством танцевать. А может быть, завидовала моему платью, хотя и твое просто замечательно!

— Спасибо за комплимент.

Эльвира знала, что облегающее темно-синее бархатное платье прекрасно подчеркивает ее стройную фигуру, а отделанный кружевом лиф позволяет любоваться обнаженными плечами и верхом полной груди.

— Хотя подозреваю, что все твои мысли были о человеке, подарившем тебе это великолепное ожерелье, — продолжала тем временем Элизабет. — Полагаю, это подарок на годовщину свадьбы от Дерека.

Эльвира инстинктивно коснулась пальцами бриллиантового ожерелья, которое муж застегнул на ее шее перед тем, как они отправились на этот прием. Откинув за спину волосы, она обнажила шею, позволяя подруге полнее оценить красоту ожерелья и таких же бриллиантовых серег.

— Да, это подарил мне Дерек.

— Должна признать, что у твоего мужа прекрасный вкус.

— Разумеется. — Дерек крепче прижал жену к себе. — Я ведь недаром именно Эльвиру выбрал себе в жены. Мы составляем прекрасную комбинацию породы и денег.

В голосе его прозвучала насмешка, и Элизабет наверняка приняла это за шутку, однако Эльвира знала, что муж говорит чистую правду. Годдарды, чьей единственной наследницей была мать Дерека, считались крупными в здешних местах землевладельцами, однако по стандартам ее собственной семьи были «скоробогачами». Форнандеры же могли проследить своих предков вплоть до нормандского завоевания, но в результате крайне неудачных биржевых спекуляций лишились всех своих денег.

Именно поэтому ее родители и дед Дерека, дружившие долгие годы, пришли к мысли о браке, призванном объединить обе семьи. Таким образом, посчитали они, их дети возьмут от обеих фамилий все самое лучшее.

— Породы? — К ним присоединился Мэтью, муж Элизабет, услышавший окончание фразы Дерека. — Кто здесь говорит о происхождении?

Дерек, Эльвира, неужели до вас уже дошла новость? Или моя жена выдала вам наш маленький секрет?

Эльвира сразу же поняла, что именно имеется в виду — это было ясно по сияющему взгляду и счастливой улыбке Элизабет. У нее даже перехватило дыхание. Подруга была замужем не более полугода, кажется, еще совсем недавно они с Дереком присутствовали на их свадьбе, и вот теперь оказывается, что Элизабет беременна.

— Неужели? О, поздравляю, Бесс! — Она с трудом заставила себя сказать эти слова. Оставалось только надеяться, что ее торопливое объятие, растерянное выражение лица и неровный голос не выдадут истинных чувств.

При воспоминании о хитрости, на которую ей пришлось пуститься по отношению к мужу, сердце ее сжалось. Даже если у нее были на это вполне веские причины, Дерек никогда не поймет ее мотивов, не сможет увидеть ситуацию ее глазами.

Да, она вышла за него замуж, чтобы заиметь детей, но вместе с изменившимися чувствами к мужу изменилось и ее отношение к этому намерению. Именно сейчас, глядя на счастливую подругу, Эльвира особенно ясно поняла, что заставило ее принять тяжелое решение. Элизабет и Мэтью по-настоящему любили друг друга и были теми родителями, которые должны быть у любого ребенка.

Эльвира даже не потрудилась, чтобы ее поздравление прозвучало искренне, с горечью подумал Дерек. Разумеется, тот, кто знает ее не так хорошо, как он, может и ошибиться, принять ее слова за чистую монету, не уловить в них отсутствия искренних тепла и радости.

Однако для него, знающего об этой женщине практически все, была совершенно очевидна ее напускная сердечность.

Она даже не хотела смотреть ему в лицо, боялась встретиться взглядами с того момента, как он сделал это идиотское замечание насчет породы. Надо было держать язык за зубами. Какими бы глупыми ни были его слова, они слишком походили на правду. Подобие династического брака, которое устроили их близкие, оказалось неприемлемым для них обоих. Он же повел себя как слон в посудной лавке, напомнив ей об одной из причин — исключая, разумеется, безудержное стремление обладать друг другом, — образования их союза. А затем и Элизабет в свою очередь напомнила Эльвире о том, что он, Дерек, так и не смог выполнить свое обещание.

По счастью, именно в этот момент объявили, что ужин подан. И в первый раз за вечер Дерек обрадовался строгой официальности вечера, на которой настоял дед, поскольку она предполагала, что они с Эльвирой в качестве виновников торжества должны были проводить собравшихся в столовую.

— Ты проголодалась? — спросил жену Дерек.

— Нет.

Она все еще выглядела расстроенной и по-прежнему не смотрела ему в глаза.

— Хорошо. Иди садись, а я что-нибудь придумаю.

Неужели обязательно было выбирать стол в самом дальнем углу огромной столовой, недовольно подумал Дерек. Гости могли решить, что они поссорились — не слишком подходящее занятие в годовщину свадьбы, особенно если учесть их желание уверить всех в своем счастливом и безоблачном браке.

— Что случилось с твоей очаровательной женой, мой мальчик? — Прозвучавший за спиной ворчливый голос Айзека Годдарда заставил Дерека внутренне содрогнуться. Он понимал, что по сравнению с восьмьюдесятью двумя годами деда его тридцать кажутся молодостью, однако так и не мог смириться с привычкой старика называть его «мой мальчик».

— Ничего особенного. Просто она немного устала.

— Устала? — недоверчиво фыркнул Айзек. — Устала! — Взгляд бледно-голубых глаз старика, направленный в сторону Эльвиры, был явно неодобрительный. — В ее-то годы! Да, в современных молодых людях не осталось никакой стойкости. Когда мне было…

Внезапно он замолчал. И при виде изменившегося выражения лица старика, которое теперь осветилось надеждой, Дерек чуть не застонал.

— Если только, разумеется… Ты не хочешь мне ничего сказать?

Только с большим трудом ему удалось удержаться от резкого ответа. Заявить деду о том, что это его вовсе не касается, было бы ошибочным решением, как бы Дереку этого ни хотелось. Представления Айзека о значительности рода Годдардов и об особенностях владения огромным домом и обширными землями, принадлежащими ему, были совершенно феодальными. Дерек уважал его взгляды, даже частично разделял, но в данный момент старик коснулся крайне чувствительной темы, которую ему обсуждать не хотелось, особенно в столь многолюдном месте.

— Если нам будет что тебе сказать, — произнес он натянутым тоном, — мы сделаем это тогда, когда нам будет удобно, и не раньше.

Дед был явно недоволен, это было заметно по вздувшимся желвакам на скулах. Густые седые брови старика сердито нахмурились.

— Давай не будем ссориться, мой мальчик! заявил он. — Я не молодею и не могу себе позволить долго ждать, когда вы подарите мне наследника.

— Ты имеешь в виду законного наследника? — огрызнулся Дерек, чувствуя, что выходит из себя.

Чего он терпеть не мог, так это нежелания деда принимать его до конца. И упоминание о наследнике его владений в очередной раз подчеркивало тот факт, что Айзек всегда был готов отказаться от своей дочери, матери Дерека.

Некогда Лаура Годдард, пренебрегая старомодными взглядами отца, родила ребенка, отказавшись потом жить с его отцом, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж.

— По крайней мере, этот ребенок будет рожден в законном браке, — холодно возразил Айзек. — Хотя, разумеется, все это не имело бы никакого значения, если бы твоя мать удосужилась завести ребенка от человека, у которого хватило бы порядочности надеть ей на палец обручальное кольцо.

— Однако она этого не сделала! — рявкнул Дерек. — Так что тебе придется довольствоваться мной!

Как и отчиму, с горечью подумал он, вспомнив, как откровенно муж матери давал Понять, что не собирается поддерживать незаконнорожденного сына Лауры, поскольку она не принесла ему своего. С первого дня совместной жизни с матерью Дерека Магнус Мэллоун сделал жизнь пасынка невыносимой, открыто предпочитая ему сына и дочь от первого брака, и не стеснялся показывать, что считает сына Лауры гораздо ниже их по положению.

— Поверь, мое желание иметь ребенка от этого брака ничуть не меньше твоего.

Может быть, даже больше. Ощущая себя в детском и отроческом возрасте никому не нужным, Дерек мечтал о собственных доме и семье, о ребенке, который был бы действительно его. Еще тогда он поклялся стать лучшим отцом, который только может быть, чтобы теплотой отношений с ребенком стереть память о своем одиноком прошлом.

— Я хочу подержать на руках моего правнука, прежде чем умру, — бесстрастно заявил старик. — Что в этом плохого?

— Потерпи, — сердито вскричал Дерек, — и ты получишь правнука к следующей годовщине моей свадьбы!

Я чуть было не выдал себя, подумал Дерек, кляня себя за потерю самообладания. Еще немного, и дед начнет подозревать неладное.

Идя к столу, за которым сидела Эльвира, он спиной чувствовал горящий взгляд Айзека Годдарда.

Она действительно выглядела усталой и очень бледной. А при близком рассмотрении под прекрасными глазами можно было заметить легкие тени, которые не скрывало даже искусное применение косметики.

Внезапное подозрение заставило сердце Дерека екнуть. А вдруг…

— Чего хотел от тебя твой дед? — спросила она первым делом, чего и следовало ожидать.

На сей раз Дерек был готов к ответу. Скорее всего его предыдущие подозрения оказались необоснованными. Все должно быть в полном порядке, иначе он почувствовал бы беду. Но если ему не мерещится, у Эльвиры могут быть для него новости, способные раз и навсегда избавить его от многих забот.

— Хотел просто поздравить нас.

Дерек уже взял себя в руки — речь его стала ровной, улыбка приветливой и беззаботной. Он раскрыл ее секрет, оставалось только дать ей возможность сказать обо всем ему.

Потянувшись было за бокалом вина, Эльвира замерла. Поздравить? Одна мысль об этом бросила ее в дрожь. Неужели Дерек сказал деду нечто, заставившее старика подумать, что самое заветное его желание готово сбыться?

— Поздравить, но с чем?

— С годовщиной свадьбы, естественно.

Он сказал это достаточно беззаботным тоном. Однако в его голосе появилась нотка, которой раньше не было и которую Эльвира никак не могла идентифицировать.

— Но по его виду я бы этого не сказала. Он скорее выглядел раздраженным… — Увидев, что муж, проигнорировав ее замечание, потянулся за бисквитом, она попыталась еще раз добиться от него ответа и спросила:

— Дерек, он сердится на что-то?

Сама не осознавая ее существования, Эльвира переступила некую невидимую черту. Дерек не произнес ни слова, но напрягшееся лицо и изменившееся выражение глаз показывали, что отвечать на этот вопрос ему не хочется, что, естественно, обеспокоило ее еще больше.

— Что он тебе сказал?

На мгновение Эльвире показалось, что ответа она так и не дождется. Но Дерек пожал плечами и посмотрел ей в глаза.

— Нет, старик не сердится, — сказал он с беззаботным видом. — Просто расстроен, что Бесс и Мэтью обошли нас на повороте в отношении ребенка.

Уже поднеся к губам бокал, Эльвира торопливо поставила его обратно на стол. У нее перехватило горло, так что вряд ли ей удалось бы сделать хоть один глоток.

— Неужели это так много для него значит?

— Я же говорил тебе, что он хочет иметь наследника своих владений. Ты знала об этом еще тогда, когда согласилась выйти за меня замуж…

Да, но тогда все казалось ей более простым, не таким запутанным. К тому же в то время Эльвира была не в состоянии мыслить здраво.

Точнее, она не думала вообще.

С самого начала они с Дереком знали, что ее родители и его дед сосватали своих отпрысков еще перед тем, как организовали их встречу.

До этого Эльвира пять лет провела в Штатах, где работала после окончания университета.

Она приезжала домой только в отпуск, вследствие чего встречалась с Дереком всего несколько раз, да и то мельком. Малознакомый юноша вырос в темноволосого и очень привлекательного мужчину, который сразу привлек ее внимание и с которым, если бы не вмешательство родителей, она с удовольствием познакомилась бы ближе.

— Именно потому он и твои родители свели нас тогда вместе.

Судя по тону и выражению лица, Дерек тоже мысленно вернулся к обстоятельствам их встречи и роли своего деда в этом знакомстве.

— Они не слишком-то скрывали это, не так ли?

Эльвиру до сих пор поражало то, что, решив поначалу саботировать этот матримониальный заговор и действовать как свободные люди, они в итоге поступили так, как это задумали Форнандеры и старый мистер Годдард, хотя и преследуя свои цели.

— Даже если бы они объявили о своих планах по радио или телевидению, то не могли бы выразиться яснее.

Голос Дерека был так же сух, как и улыбка.

Однако, взяв другой бисквит, он начал разламывать его на куски с такой неприкрытой агрессией в движениях, что Эльвира невольно содрогнулась. Как заставить его успокоиться?

— А ты никогда не задумывался о том, что бы случилось, если бы мы не пришли тогда к согласию?

Вопрос заставил Дерека замереть. Казалось бы, она добилась того, чего желала. Так почему же от его неподвижности, молчания, пристального взгляда зеленых глаз холодок побежал у нее по спине и кожа покрылась мурашками?

— Все время, — наконец ответил Дерек. — Если бы мы тогда не согласились встретиться… если бы я тебя не поцеловал… то нам не пришлось бы сейчас обсуждать эти вопросы.

Пойти на ту встречу пришлось хотя бы потому, что это казалось легче, чем продолжать возражать и спорить. Подвергшись длившейся несколько недель обработке, начавшейся с тонких намеков и окончившейся недвусмысленными предложениями, они решили, что с них хватит. Обработка велась постоянно, при каждом удобном случае, даже за обеденным столом. Они, мол, замечательно смотрятся вместе и прекрасно дополняют друг друга, их союз просто обречен на успех, к тому же объединение двух семей осчастливит всех их родных. В конце концов Эльвире уже хотелось кричать.

Именно тогда Дерек пришел к ней с предложением, которое, как он надеялся, поможет им вновь обрести хоть немного спокойствия.

— Почему бы нам не уступить? — спросил он. Кривая усмешка и усталый голос показывали, что Дерек изнемогает от всего этого ничуть не меньше, чем Эльвира. — Я не стремлюсь к браку, да и ты тоже. Но если мы согласимся встретиться где-нибудь хотя бы раз… просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет… может быть, они оставят нас в покое.

— Это может сработать, но ненадолго. Если мы встретимся, это удовлетворит их лишь на время. Неужели ты думаешь, что они будут долго раздумывать, прежде чем снова вцепиться нам в глотки? Начнутся расспросы: попросил ли ты уже моей руки, когда наша помолвка, назначили ли мы уже день свадьбы?

— Вот тут-то мы их и обманем, — возразил Дерек. — Больше одного свидания нам не понадобится. После него мы объявим, что из этой затеи ничего не выйдет, что мы терпеть друг друга не можем.

Таков был план. Только сработал он совсем не так, как было задумано. Вместо этого жизнь распорядилась совершенно иным образом, сдав им такие карты, которыми играть с судьбой оказалось невозможно.

По окончании их первого свидания Дерек пригласил ее в свой дом, расположенный всего в пяти километрах от дома ее родителей, выпить по чашечке кофе.

— Почему бы нам этого не сделать, — смеясь, сказал он. — В конце концов это наше первое и единственное свидание.

К сожалению, подумала тогда Эльвира. Вечер ей понравился, и, если бы Дерек попросил ее о еще одном свидании, она, пожалуй, согласилась бы. Что ж, кофе все-таки было лучше, чем ничего.

Когда они уже выпили кофе и Эльвира собралась домой, Дерек вызвался ее проводить.

— Значит, как договорились. Мы встретились… и оказалось, что мы терпеть друг друга не можем и видеться больше не желаем.

А потом, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Дерек попросил разрешения поцеловать ее на прощание… в щеку. Но в последний момент Эльвира повернула голову, и он угодил прямо в губы. Стоило их губам встретиться, как мгновенно вспыхнувшее желание заставило обоих перестать думать и начать действовать.

Казалось, будто они попали в самое сердце чувственного смерча, оторвавшего их от реальности и возвратившего обратно лишь в состоянии полного изнеможения. Эльвира не помнила, сколько раз той ночью они занимались любовью. А когда наконец, медленно и неохотно, к ним вернулась способность соображать, наступило уже утро следующего дня и уверять кого-то в том, что они не переносят друг друга, было просто нелепо.