"Патент АВ" - читать интересную книгу автора (Лагин Лазарь)

ГЛАВА ШЕСТАЯ, содержащая описание того, что произошло на следующий день до двух часов пополудни

После седьмого января 1764 года, когда в Бакбуке был торжественно сожжен на костре за общение с сатаной кривой бочар Бонифаций Биниом, нельзя припомнить ни одного случая, когда имя князя тьмы было бы на устах буквально всех жителей города.

День шел за днем, год за годом, и граждане Бакбука, как и прочих небольших аржантейских городов, постепенно привыкли к мысли, что сатана настолько загружен делами в Городе Больших Жаб и других крупных центрах, что у него попросту не хватает ни времени, ни интереса опутывать своими кознями менее значительные населенные пункты.

Во всяком случае еще в субботу второго сентября никто в Бакбуке (кроме нескольких пьяниц-грузчиков, которые, конечно, не в счет) не вспомнил имя дьявола. Тем более разительно то, что произошло в памятное воскресенье третьего сентября.

Подписчики местной газеты, развернув ее за завтраком, первым делом наткнулись на интригующий заголовок:

В ПЯТИ ЛОКТЯХ ОТ ГЕЕННЫ

Это была старинная история о том, как в давным-давно прошедшие времена некий Амврозий Заргарум был основательно наказан небом за неверие. Небо отняло у него жену, трех молодых и прекрасных сыновей, лишило богатства, отвратило от него родных, друзей и знакомых, одело в рубище, выбросило вместе с последним оставшимся в живых сыном под забор. Любого другого грешника эти несчастья заставили бы призадуматься, побороть в себе гордость и поскорее просить прощения у милосердного неба. Но не таков был Амврозий Заргарум, муж упрямый и нечестивый. Без тени покорности, дерзкими упреками и высокомерным презрением встречал он благочестивые плевки родственников и бывших друзей. Это переполнило меру небесного терпения. Последний сын нечестивого Заргарума, кроткий, одаренный всеми мыслимыми достоинствами, юный красавец Кадмий, простудившись под забором, стал чахнуть, и ни один из городских врачей, видя в этом промысел божий, не захотел бесплатно его лечить. Напрасно Амврозий Заргарум молил своих сограждан о помощи — не себе, а сыну. Небо лишило его богатства, у него нечем было уплатить за молоко, за мясо и хлеб, и сограждане Заргарума, понимая, что это неспроста, гнали его от своих дверей. И все же Амврозий упорствовал в своем неверии, и сын его чахнул день ото дня и вскоре до того отощал, что, когда наступила зима, отец без всякого труда перенес его под городской мост, где все-таки не так дуло.

И вот однажды случилось так, что один приезжий, носивший имя Антонио, проходя по мосту ночной порой, услышал стоны, спустился вниз и обнаружил дрожавших в своем рубище Амврозия и Кадмия. Со странной поспешностью, не выпытав даже толком, что привело их к столь прискорбному состоянию, он повел их к себе, накормил, напоил, переодел в сухие теплые одежды и уложил в постель. Никто не знал, откуда он прибыл, этот загадочный приезжий, с какими целями он здесь поселился. Было только доподлинно известно, что остальных горожан он чуждался, в церкви не бывал, к причастию ни разу не являлся.

Проходя следующим утром по городскому мосту, горожане не услышали из-под него привычных стонов, справедливо заподозрили неладное, спустились вниз и убедились, что оба Заргарума исчезли бесследно. Только через несколько дней из случайной беседы со слугой приезжего выяснилось, что Амврозия и Кадмия взял к себе Антонио и что Кадмий, несмотря на проклятие небес и отсутствие врачебной помощи, поправляется с необъяснимой быстротой. Но еще удивительнее было, что, судя по рассказу того же слуги, высокомерный Амврозий громко скорбел, что ему нечем отплатить за гостеприимство таинственного приезжего, на что тот, смеясь, ответил, что для него нет большей награды, нежели рубища, собственноручно снятые им с несчастных. И, наконец, самое поразительное во всей этой темной истории было то, что Антонио, собрав рубища обоих Заргарумов, вынес их в соседнюю комнату и бросил в горящий очаг, и что тогда вся комната наполнилась страшным смрадом.

Самым добродетельным из горожан сразу стало ясно, что это был за смрад и кто такой этот самый Антонио. Они поспешили в святую инквизицию, и инквизитор послал своих людей, и те взяли Антонио под стражу, потому что теперь уже не было сомнения, что под видом приезжего Антонио в их городе поселился сатана, ведущий с небом спор за души Амврозия и Кадмия. Обоих Заргарумов выгнали из дома Антонио, а дом, отслужив возле него молебен, сожгли.

И что же? Не прошло и недели, как юный Кадмий, освобожденный от сатанинских пут Антонио, снова стал чахнуть и через несколько дней тихо умер на руках своего отца. Тем самым было окончательно разбито упорное неверие Амврозия Заргарума, перед ним в ослепительном сиянии открылась истина, и он тут же, под мостом, принял смерть, закрыв глаза, крепко стиснув зубы и не промолвив ни слова, окруженный толпой монахов, растроганно певших славу всевышнему, кроткому и милосердному, вездесущему и всемогущему.

Так души Амврозия и Кадмия Заргарумов уже находившиеся, как потом подсчитал отец инквизитор всего в пяти локтях от геенны огненной, были все же спасены святой инквизицией от вечных мук и сейчас в вечном блаженстве пребывают под сенью райских кущ.

На этом кончался напечатанный на второй странице газеты рассказ.

На соседней странице была помещена беседа с «одним из старейших врачей города» доктором Лойзом. Он, по просьбе редакции, высказывал свои соображения об «эликсире Береники» и предстоящих инъекциях. Доктор Лойз не мог утвердительно заявить, опасны или не опасны для животных эти инъекции, обязательно ли животные вырастут, а если вырастут, то останутся ли они после этого в живых достаточно долгое время. Конечно, если бы за каждым из этих животных мог ухаживать сам доктор Попф, то доктор Лойз не сомневался бы в самых благоприятных результатах, но ведь на это рассчитывать не приходится. Точно так же старейший врач Бакбука не мог с определенностью гарантировать, что мясо животных-скороспелок будет съедобным и безвредным.

На первый взгляд в этой небольшой беседе не было ничего преднамеренно порочащего изобретение доктора Попфа. Откуда, в самом деле, знать этому дряхлому врачу, давно уже не интересующемуся наукой, опасны или не опасны будут прививки эликсира! Тем более что каждый человек имеет законное право сомневаться во всяком новом изобретении, которое еще не проверено на практике. Но самый тон беседы не вызывал сомнения: она должна была подорвать доверие к «эликсиру Береники».

Между прочим, те, кто внимательно прочел и рассказ о Заргаруме, и беседу с доктором Лойзом, невольно обратили внимание на любопытную подробность: в обоих случаях опасность для города несли люди приезжие. В первом случае некто Антонио, во втором — доктор Стифен Попф.

Но мало ли какие встречаются в газетах совпадения! Тем более, что следовало ожидать в следующем номере подробного разъяснения со стороны доктора Попфа. Некоторые читатели, самые бывалые, удивлялись, почему редактор не догадался сразу попросить у Попфа статейки и поместить ее тут же, рядом с беседой, а не держать своих читателей в состоянии недоумения до вторника.

Но никто из бакбукцев не подозревал, накануне каких событий находится его город. Во всяком случае, люди спокойно позавтракали, отдохнули, принарядились и не спеша отправились в собор на воскресную мессу. А так как кто-то пустил по городу слух, что отец Франциск собирается на этот раз произнести проповедь исключительной важности, то прихожан набилось в собор словно в день святого Фортуната: настоятель собора считался лучшим из ораторов епархии.

И вот месса пришла к концу. В последний раз прогремели могучие аккорды органа, и на кафедре возникла округлая фигура отца Франциска. Он поправил сбившиеся манжеты, осенил широким крестным знамением прихожан, в том числе и господина Синдирака Цфардейа. Острые, растопыренные уши представителя акционерного общества «Тормоз» горели на ярком полуденном солнце, как алые крылья зловещей бабочки. Отец Франциск оперся руками о парапет кафедры и промолвил:

— Дорогие братья мои!

Голос его был так тих и печален, что слушатели содрогнулись в предчувствии чего-то необычного и страшного.

— Дорогие братья мои и сестры во Христе, — с силой повторил свое обращение отец Франциск, и в голосе его прозвучали одновременно скорбь и тревога. — Мы живем в трудные времена! Дух человеческий немощен, соблазны, окружающие нас, велики, страдания и труды давят нас, пригибают к земле. Мы ждем подчас помощи, не обращая внимания на то, откуда она приходит. Мы радуемся, как дети, удачам, но не всегда отдаем себе отчет, какой страшной, непоправимой ценой мы их порой достигаем. В суете мелочных мирских забот мы забываем о наших бессмертных душах. И тогда на нашем пути, невидим, коварен и беспощаден, встает князь тьмы, враг человечества — сатана, и горе нам, если мы вовремя не спохватимся, ибо страшен тогда справедливый гнев Господень!..

Тихий шелест стремительно пронесся по рядам прихожан. Это взволнованная паства отца Франциска прошептала слова короткой молитвы и снова застыла в благочестивом молчании. Господин Синдирак Цфардейа осенил себя крестным знамением. Он тоже был взволнован.

— Вспомните, дети мои, неисчислимые бедствия, которые пришлось на протяжении веков пережить нашему многострадальному городу. Чуму тысяча шестьсот шестого года, оспу тысяча семьсот восьмого года, холеру тысяча восемьсот шестьдесят четвертого и девяносто второго годов. Страшные пожары семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Налеты пиратов и флибустьеров, уничтожавших тысячи и уводивших в рабство десятки тысяч граждан нашего древнего города. Землетрясения, дважды превращавшие его в груду развалин. Изнурительные войны и кровопролитнейшие междоусобия. Всеми этими ужасающими бедствиями наши предки расплачивались за то, что дьявольские козни не встречали на своем пути гранитных бастионов благочестия и смиренномудрия. Сатана хитер и коварен, сын гордыни и тьмы, он избирает в качестве исполнителей своей воли тех, кто снедаем ядом честолюбия, высокомерия и самолюбия, кто ставит себя выше остальных людей и — страшно сказать! — выше господа нашего…

— Дети мои! — воскликнул отец Франциск, выдержав приличную паузу. — Подумайте, проверьте себя, свою жизнь, свои помыслы и побуждения, подумайте и скажите, не обосновался ли сатана в нашем городе? Поищем, дорогие мои братья и сестры, поищем, нет ли среди нас человека, которого сатана ведет за руку по смертельным кручам высокомерия и тщеславия! Нет ли среди нас человека, который в великой гордыне своей пытается стать выше господа нашего, исправлять сотворенное им, изменять его законы и предначертания во славу владыки своего — сатаны?

Весь собор молчал.

— Есть среди нас такой! — очень тихо промолвил отец Франциск, и все его слушатели, даже господин Синдирак Цфардейа, вздрогнули, поддавшись неотвратимому гипнозу его слов. — Есть среди нас человек, который захотел стать выше господа нашего!.. Шесть дней творил господь мир! — воскликнул, переводя дыхание, отец Франциск. Сейчас его голос гремел. — В шесть дней сотворил он все то, что мы видим вокруг себя, под собой и над нами: землю и небо, звезды и солнце, воды и рыб, птиц, зверей, насекомых — и во главе всего сотворенного поставил венец творения — человека, чтобы тот денно и нощно славил имя своего творца.

И вот, наущенный сатаной, поселился среди нас человек, который дерзновенно сказал себе: «Я могущественней бога. Я буду выращивать животных в семьдесят два раза быстрее сроков, указанных творцом всего живого». Этот безумец решил: «Нет человека, которого не прельстила бы выгода моего богопротивного изобретения. О, я проявлю удивительное бескорыстие, я буду отдавать свой эликсир за гроши, я буду давать его в рассрочку, а совсем неимущим — даже бесплатно. Ничего, разницу мне выплатит сатана…»

Вы знаете, дети мои, о ком я говорю. Я говорю о приезжем докторе Стифене Попфе. Он прельщает жителей нашего города кощунственным эликсиром, названным «эликсиром Береники» по имени его жены, но который справедливо бы назвать по имени его хозяина — эликсиром сатаны!

Не попадайтесь же, дети мои, на дьявольскую приманку! Господь бог знал, что делает, когда устанавливал для всего живого свои сроки произрастания! Покаемся, дети мои, покаемся во имя господа! Аминь!"

Люди сидели потрясенные. Затем началось нечто невообразимое. Женщины, даже многие мужчины плакали, как в день поминовения мертвых. Кто-то душераздирающим голосом крикнул: «На колени!», и все опустились на колени, и вознесли к небу свои горячие молитвы, и каялись в своих прегрешениях. И госпожа Гарго тоже пала на колени и просила бога простить ее, темную вдову, ибо она не знала, кому она служит, и чтобы он научил ее, как же ей поступать дальше, потому что она уверена, что бедный доктор Попф тоже не ведает, что творит и чью волю выполняет. И что он очень хороший человек, спас ее сына и относился к ней всегда внимательно и милосердно. И что он очень несчастен, потому что его покинула жена и он совсем одинок. И что его никак нельзя оставить одного, и что некому готовить ему обед и присматривать за ним, потому что он, господи, совсем как большой ребенок!

Преклонила колени и супруга аптекаря Бамболи и смиренно просила у бога особого знамения, действительно ли это эликсир сатаны и как им поступить. Потому что у них, у семейства Бамболи, этот эликсир — последний шанс в жизни выбиться в люди, разбогатеть, обеспечить себе спокойную старость и дать своим четырем сорванцам приличное образование.

Опустились на колени и мясоторговцы, и владельцы молочных магазинов и благодарили бога за то, что у него в аржантейском городе Бакбук такой бдительный, хороший и красноречивый слуга, как отец Франциск.

И господин Синдирак Цфардейа, аккуратно подтянув брюки, также последовал общему примеру и, беззвучно шевеля губами, думал, что все пока идет как по нотам и что если так пойдет дальше, то он может быть спокоен.

Потом все встали, направились к выходу. Поднялся с колен и господин Синдирак Цфардейа, смахнув носовым платком пылинку, приставшую к брюкам. На паперти ему встретился отец Франциск. Господин Синдирак Цфардейа с чувством пожал вспотевшему патеру руку и, нисколько не лукавя, заявил, что он никогда еще не получал такого глубокого удовлетворения от проповеди. Отец Франциск был польщен, но ответил, что он только выполнял свой пастырский долг.

Они расстались, наговорив друг другу кучу любезностей. Отец Франциск спешил поскорее отобедать, потому что в половине пятого он должен был повторить свою проповедь по радио.

Что же касается господина Синдирака Цфардейа, то он отправился к мясоторговцу Фригию Бероиме, где в безвкусно обставленной квартире разбогатевшего мещанина его ожидал отличный обед и довольно многочисленное общество. После обеда женщины остались в столовой пить кофе, а мужчины перешли в кабинет хозяина покурить и кое о чем потолковать.