"Их было четверо" - читать интересную книгу автора (Пётр Феофилактович Гордашевский)

Зелёный лист

– Приехали! – объявил Тима. – Вылезайте!

Путешественники один за другим покинули свой «лифт» и, собравшись кучкой, остановились в одной из клеток листовой мякоти.

Стенки клеток были ещё прозрачнее, чем в корне и в ветке. Путешественники видели, что делается у них под ногами и над головой.

Вот причудливо ветвятся тоненькие жилки. Вот наверху стоят ряды клеток, как частокол. Вдоль стен-столбов этого «частокола», на «полу», по «потолку» располагались зелёные шары хлоропластов; они медленно плыли, увлекаемые током протоплазмы вдоль стен клеток. Над «частоколом», как кровля, расположились продолговатые, плоские клетки кожицы листа. А над ними – наружная тонкая и плотная неклеточная плёнка.

– Кутикула! – сказал Ван. – Нам её почти не видно. Потом разглядим.

Путешественников окружали клетки неправильной формы, наполненные протоплазмой и хлоропластами. Своими концами они примыкали друг к другу то так, то этак. Плотной ткани не было – во многих местах оставались свободные пространства, заполненные воздухом. Это была губчатая ткань листа.

Туда и направились наши путешественники.

Там они сняли шлемы. Наконец-то можно дышать¹ свободно, как обычно, без специальных приспособлений, трубок, баллонов. Это было удивительно хорошо. Как это раньше они не ценили! Путешественники сидели, поджав ноги; они наслаждались свежим воздухом, светом, радовались, что не было вокруг надоевшей жидкости, что можно было не плыть, а сидеть и разговаривать друг с другом не по радио, а просто так, как на Большой земле. Так называли они теперь Джохор.

Под прозрачным «полом» они видели плоские клетки нижней кожицы листа, заметно отличавшейся от верхней.

Некоторые клетки были попарно изогнуты дугой; они соединялись между собой концами дуг, а внутри между ними оставалась продолговатая щель.

– Вот они, устьица, – сказал Ван. – Их здесь видимо-невидимо.

– А поточнее? – спросил Виктор..

– В листе нашего клёна – не знаю, – развёл руками Ван. – А ты, Тима, знаешь?

– Н-нет… У липы, например, в одном листе их больше миллиона.

– Вот что, друзья: не знаю, как вы, а я не прочь немножко закусить. Никогда в жизни не была так голодна, как сейчас!

– Вчера ты то же самое твердила, – напомнил Ван.

– Ну да, конечно. Здесь появляется отличный аппетит! – засмеялась Катя.

В самом деле, следовало подумать об обеде. Путешественники ничего не ели с утра. Виктор было взялся за одну из питательных трубок, но Тима его остановил:

– Подожди. Сейчас устроим чай с булочками.

Виктор недоверчиво взглянул на Тиму?

– Какой ещё чай? Разыгрываешь. Предупреждаю, я голоден, как шакал.

– Потерпи. Все голодны.

Тима открыл футляр, где лежал запасной радиомаяк, фонарь и ещё какие-то инструменты. Он извлёк оттуда нечто сплющенное, как бумажный фонарик, который вешают на ёлку, потянул за ободок – и получилось ведро. Тима вынул и крышку к нему.

– Нужно сходить к ситовидному сосуду, добыть сладкого сока. Кто пойдёт? – спросил Тима.

Ван вызвался с охотой.

– Отлично. А я отправлюсь в другое место.

Мальчики натянули костюмы, шлемы и пошли «на охоту», как объявил Тима.

Катя и Виктор остались одни.

Виктор возился с кинокамерой. Катя ходила из угла в угол. После утомительного плавания хотелось размять немного ноги. «Пол» клетки был мягкий, пружинистый, скользкий. Катя раза два чуть не упала.

– Уж лучше сяду, – сказала она.

Виктор ничего не ответил, Он дулся на Катю, сам не понимая толком почему. Его раздражало то, что Катя весело болтает с Тимой, Ваном и совсем не обращает на него внимания.

Раньше было по-другому. Авторитет Виктора стоял высоко, а теперь…

Действительно, Катя, приглядываясь ко всему, что их окружало, часто задавала вопросы то Тиме, то Вану. Виктора бесполезно было спрашивать. Ведь он сам ничего не знал. Это было справедливо и потому больше всего злило. Говоря правду, он чувствовал себя совершенно беспомощным в этом странном, удивительном мире и брёл словно с завязанными глазами, крепко держась за руки товарищей. В этом было что-то унизительное для его самолюбия.

– Виктор, почему у тебя такое недовольное лицо? – сказала Катя.

– Так… устал… – неохотно, сквозь зубы, бросил Виктор.

– Ты не раскаиваешься, что пошёл с нами?

– Что это тебе взбрело в голову? Сделаю фильм…

– Да, ты ведь мечтал об этом.

Катя сидела на «полу», обхватив руками колени. Виктор молча перезаряжал кинокамеру, укладывая в особое отделение отснятую плёнку. К ней он присоединил записную книжку Вана, заполненную до последнего листочка.

– Может, ты на меня сердишься, Виктор?

– Глупости!

– Мне показалось. Тогда улыбнись.

– Не умею по заказу.

– Нет, сердишься. Только не понимаю – почему?

Виктор ничего не ответил. Замолчала и Катя. Она обиделась.

Так сидели они в разных углах: Виктор – злой, Катя – надутая, когда вернулся оживлённый Тима. У него в руках была груда хлоропластов. Он бросил их на пол и стал стаскивать шлем.

Он почувствовал в молчании, встретившем его, что-то неладное и пристально посмотрел на Катю. Перевёл взгляд на Виктора.

– Что, поцапались?

– Нет, нет, что ты! – Катя поспешно кинулась собирать в кучу раскатившиеся зелёные комки. – Зачем ты их принёс?

– Сейчас увидишь. Будем печь булки!

– Всё фокусы! – недовольно сказал Виктор, разглядывая хлоропласт. – Есть хочется, а ты дразнишь, не велишь почему-то глотнуть концентрат.

– А ты послушался? – засмеялся Тима. – Не ожидал, не ожидал. Думал, назло мне всё проглотишь.

– Глупо… – пробормотал Виктор и снова занялся своей камерой.

Тима уселся возле собранных в кучку зелёных комьев и стал разрезать их, вынимая оттуда какие-то бесцветные лепёшки и палочки.

Катя помогала ему.

– Ты хоть объясни, что это?

– Крахмал.

– А что мы будем с ним делать?

– Есть…

Катя в недоумении вытаращила глаза и открыла было рот, чтобы задать вопрос, но Тима отмахнулся, заявив, что ему сейчас некогда.

Он разложил лепёшки и палочки рядом, достал лучемёт и стал облучать их синими лучами. Крахмал сморщился. Тогда Тима нажал другую кнопку, красную, и опять стал водить дулом лучемёта по рядам крахмала.

Он работал сосредоточенно. Катя и Виктор молча следили за всеми его движениями, ничего не понимая.

В это время вернулся Ван с полным ведром сладкого сока. Он осторожно поставил ведро, подошёл к Тиме и заглянул через его плечо:

– Что ты делаешь, Тима?

– Пеку булочки!

Между тем зёрна крахмала под действием красных лучей стали шевелиться, вспухать, покрылись темной корочкой, как настоящая булка.

– Вот это здорово!

Ван с удовольствием потирал руки, предвкушая блаженный час, когда можно будет утолить зверский голод.

– Можете пробовать, только не обожгитесь! – заявил Тима. – Это меня отец научил. Он сказал, что с помощью лучемёта можно сделать из крахмальных зёрен нечто вроде булки. Мы с ним ели, мне понравилось. Не знаю, как вам.

Катя разломила горячую булочку – от неё так и валил пар – и стала дуть на неё, чтобы поскорее остудить. Потом недоверчиво сунула в рот кусочек. Пожевала. Подумала. Сунула ещё кусок и в конце концов съела всю булку, аппетитно похрустывая корочкой.

– Вкусно! – прищёлкнула она языком.

А Тима в это время хлопотал над соком. Он достал из кармашка пояса какую-то баночку, высыпал часть её содержимого в ведро, и жидкость тотчас же вспенилась. Тогда он облучил её. Пена осела. Сок стал прозрачным. Из ведра повалил пар.

– Чай готов! – торжественно объявил Тима. – Особый сорт, кленовый. Давайте кружки.

Ведро поставили посередине, разложили булочки, и началось пиршество. Скоро подобрали всё до крошки.

– Сыты? – заботливо осведомился Тима.

– Ух, – ответил Ван, – даже отяжелел! Спасибо зелёному листу! Накормил и напоил.

– Он всегда нас кормит, – сказал Тима. – Всех на земле кормит. Без зелёного листа и нас с вами не было бы! Вот какие дела!

Зелёный лист!

«Ни один растительный орган не испытал на себе человеческой несправедливости в такой степени, как лист… – говорил знаменитый русский учёный Климент Аркадьевич Тимирязев, всю жизнь посвятивший исследованию зелёного листа. – В течение веков, до конца прошлого столетия, человек упорно отказывался видеть в нём прямую пользу. Тогда как польза корня, как органа питания, цветка и семени, как органов размножения, была неоспоримо признана за ними с незапамятных времён, лист продолжал пользоваться легкомысленной славой пышного, но бесполезного наряда… А между тем… можно сказать, что в жизни листа выражается самая сущность растительной жизни, что растение – это лист».

Зелёный лист! Он делает бессмертной жизнь на Земле!

В мире много секретов и загадок. Человек постепенно разгадывает их одну за другой, вырывая у природы её сокровенные тайны. Он постигает сложнейшие явления и отвечает на бесконечные: «как, что и почему?»

Тысячелетиями люди видели солнечный свет и были уверены, что он белый. Но вот знаменитый английский учёный Ньютон поймал солнечный зайчик, пропустил его сквозь трёхгранное стекло – призму – и нашёл, что солнечный луч – это смесь семи основных цветов: красного, оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, синего и фиолетового.

Теперь это знает каждый школьник. Знает он и то, почему мы видим разные предметы окрашенными в разные цвета. Знает, что лист растения потому нам кажется зелёным, что хлорофилл отражает зелёные лучи солнечного спектра и именно они-то и попадают в наш глаз.

Спектральный анализ хлорофилла открыл нам очень важную тайну работы зелёного листа. Какую? Об этом будет сказано немного позднее.

А сейчас поговорим о том, какую роль играет зелёный лист в нашей жизни.

Почему мы стараемся озеленить города и посёлки? Это известно каждому: растения очищают воздух – они поглощают углекислоту и выделяют живительный кислород.

Но об этой очень важной функции зелёного листа узнали не так уж давно. Было время, когда для учёных совсем не ясен был вопрос: откуда в воздухе берутся неиссякаемые запасы кислорода?

Мы дышим: вдыхая кислород, мы выдыхаем углекислый газ. Горят дрова, уголь, при горении также поглощается кислород и выделяется углекислый газ.

Куда же девается «испорченный» воздух? Откуда вновь и вновь появляется кислород? Ведь никаких запасов, как бы ни были они велики, не хватило бы при таком расходе. А между тем незаметно, чтобы состав воздуха менялся, перенасыщался углекислым газом. Его всегда немного в воздухе – сотые доли, и в кислороде нет недостатка. Кислорода вполне хватает миллиардам живых существ, населяющих нашу планету.

Над этим вопросом задумывались учёные. Для того чтобы разгадать тайну, они ставили опыты.

В стеклянную банку, где на донышке была налита вода, они ставили огарок свечи и прикрывали её стеклянным колпаком. Воздух извне туда не мог проникнуть, края колпака были погружены в воду.

Свеча горела не долго. Она потухла, потому что под колпаком исчерпался кислород, а новые порции его не поступали. Воздух под колпаком насытился углекислотой.

А если вместо свечи под колпак поместить растение, что с ним будет? Учёные подозревали, что в процессе очищения воздуха участвуют растения. Но это ещё нужно доказать.

Несколько дней стояло в воде под колпаком растение и не только не увяло, но напротив – продолжало развиваться. Что же произойдёт, если теперь зажечь под колпаком свечу? Долго ли она будет гореть?

Огонёк светил долго, пока не сгорела вся свеча.

Что же произошло? По-видимому, воздух под колпаком в присутствии растения изменился. Свеча при горении насыщала его углекислым газом, который, надо думать, поглощало растение, выделяя необходимый для горения кислород.

Ну, а что, если под колпак с растением поместить не свечу, а живое существо – скажем, мышь? Как она себя будет чувствовать?

Учёный посадил мышь, прикрыл её колпаком и стал наблюдать. Мышь, по-видимому, не испытывала недостатка в кислороде. Она дышала, двигалась, жила, не проявляя ни малейшего неудовольствия.

Отлично! Значит, действительно зелёные растения поглощают углекислый газ и выделяют в воздух кислород.

Это было замечательное открытие. Оно показало, какую огромную роль играют в нашей жизни зелёные растения. Оно показало, что зелёный лист вовсе не бесполезный наряд, как думали раньше.

Учёные тщательно исследовали зелёный лист.

Зачем растению нужен углекислый газ, было известно давно. Углекислота содержит углерод, а углерод – важнейшая часть растения, его основа. Из углекислого газа в соединении с водой получаются углеводы: сахар, крахмал, клетчатка.

Предполагали, что углекислый газ впитывают из почвы корни.

Но это предположение оказалось неверным. Опыты показали, что этот газ добывают листья из воздуха. Он проходит через устьица, и через них же лист выделяет в воздух кислород.

Замечено было, что работает зелёный лист только на свету. Если света недостаточно или нет совсем, то растение не выделяет кислорода.

Но что при этом происходит в самом листе?

Учёные брали зелёный лист, накрывали его чёрной плотной бумагой. Чёрный цвет, как известно, поглощает все лучи солнечного спектра. А в одном или в нескольких местах бумаги делали отверстия, чтобы там солнечные лучи падали прямо на лист.

Через некоторое время учёные снимали чёрную бумагу и рассматривали лист под микроскопом. В тех местах, где его закрывала бумага, в хлорофилле не было никаких изменений. Но там, где через отверстия на лист падал луч солнца, появились бесцветные палочки и крупинки.

Тогда лист клали в спирт. Спирт становился ярко-изумрудным, а лист бесцветным. Его поливали раствором йода, и в тех местах, где были замечены крупинки, он становился тёмно-фиолетовым. Значит, крупинки эти не что иное, как крахмал. Только крахмал под воздействием раствора йода окрашивается в фиолетовый цвет.

Вспомните: крахмал появлялся лишь в местах, открытых для солнечных лучей. Там же, где чёрная бумага закрывала лист, крупинок крахмала не было. Значит, опыт доказывал, что крахмал в зелёном листе образуется только на свету.

Каким образом это происходит? Какие процессы совершаются в зелёном листе?

Раньше учёные предполагали, что в зелёном листе углекислый газ разлагается на кислород и углерод. Кислород уходит через устьица, а углерод, соединяясь с водой, которая всегда есть в клетках, образует нерастворимый крахмал, который затем легко превращается в растворимый сахар.

Однако новейшие исследования показали, что этот процесс происходит иначе. Хлорофилл направляет энергию солнечного луча не на углекислый газ, а на воду, находящуюся в клетках растения. Водород входит в соединение с углекислым газом, образуя углеводы. А кислород воды выделяется в воздух.

В первую очередь в листе образуется сахар. Он превращается в нерастворимый в воде крахмал, который и накапливается в хлоропластах. А затем уже крахмал превращается в растворимый сахар.

Как видите, результаты процесса те же, но протекает он иначе.

Сахар, «странствуя» из клетки в клетку, попадает в корень, стебель, цветки. Из него образуется клетчатка, остов растения, из него же создаются и более сложные вещества – белки и другие.

Зелёный лист – словно чудесная фабрика природы, единственная, где впервые из мёртвых, неорганических веществ вырабатываются органические, из которых и состоят все организмы.

Но почему эта фабрика зелёного листа работает только на свету? Потому что ей нужен двигатель – сила, которая приводила бы её в движение.

Двигатель – это свет. Источник силы – солнечный луч.

Чем больше света, тем энергичнее работа. Лист потому и построен широким, плоским, чтобы поверхностью своей улавливать как можно больше света.

Эту способность зелёного листа использовать лучи солнца Тимирязев назвал фотосинтезом, то есть созиданием при помощи света.

Вот теперь пришла очередь рассказать о том, какую важную тайну работы зелёного листа открыл спектральный анализ хлорофилла.

Зелёный лист поглощает солнечный свет, а луч солнца – это поток «сгустков» энергии.

Не все лучи лист поглощает одинаково.

Известно было, что он задерживает часть красных, больше всего – синих и фиолетовых. Но учёные считали, что главную работу производят не эти сильно поглощаемые листом лучи, а оранжевые.

Дело в том, что жёлтые и оранжевые лучи самые яркие в спектре: они больше других раздражают наш глаз, они ослепляют нас в ясный солнечный день.

И вот по аналогии с действием света на наш глаз учёные решили, что именно жёлтые и оранжевые лучи производят главную работу в зелёном листе, именно они осуществляют фотосинтез.

Но как же так – оранжевые лучи поглощаются зелёным листом меньше, а производят главную работу? Здесь была явная «неувязка». Поглощаются одни лучи, а действуют другие.

И вот Климент Аркадьевич Тимирязев своей блестящей работой доказал, что фотосинтез осуществляется именно в тех лучах, которые сильнее всего поглощает зелёный лист: красных и фиолетовых.

Ничто на свете не исчезает и не появляется вновь – так говорит закон сохранения энергии в природе. Луч света, пойманный зелёным листом, затратился на работу, он перестал быть светом, но энергия его не исчезла – она только видоизменилась. Поток сгустков энергии превратился в органическое вещество, в потенциальную энергию. Сила солнечного луча, видоизменившись, превратилась в запас, который потом будет использован.

В своей замечательной книге «Жизнь растений» Тимирязев приводит наглядный пример того, что такое потенциальная энергия.

«Подобный запас энергии, – пишет он, – мы делаем каждый день, заводя свои часы; явная энергия заводящей руки превращается в потенциальную энергию часовой пружины, которая затем исподволь в течение суток принимает форму явной, в движении стрелки».

Запасом солнечной силы, которая отложилась в зелёном листе, пользуется не только растение, но и человек и животное. Органическое вещество, создающееся впервые в зелёном листе – и только в нём, – попадает так или иначе в нашу пищу: с хлебом, молоком, мясом, с овощами и фруктами.

Пища подкрепляет, придает нам силы. Почему? Потому что вместе с органическим веществом, которое находится в пище, мы поглощаем и сохранённый в нём солнечный луч. Источник этой силы – в потенциальной энергии луча солнца, отложенной про запас в зелёном листе.

Зелёный лист…

Не было бы в мире зелёного листа, и вся наша планета превратилась бы в мрачную, бесплодную пустыню, окружённую отравленной атмосферой.

Растения создали кислород воздуха; он появился на Земле вместе с первым зелёным ростком.

Без зелёных растений не было бы и тех органических веществ, из которых построено наше тело, мускулы, нервы.

Не стало бы и той пищи, где таится луч солнца, запасённый зелёным листом.

«Этот луч солнца согревает нас. Он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу».

Так говорил Тимирязев.

– Катя, а ты знаешь, почему лист зелёный? – лениво спросил Тима.

Он лежал в своей любимой позе, растянувшись на спине и подложив руки под голову, созерцая через прозрачные стенки клетки движение протоплазмы и зелёных хлоропластов в других клетках, наверху, в «частоколе».

– Знаю, конечно, – улыбнулась девочка. – Ты думаешь, я уж вовсе ничего не знаю!

– Да, у Тимы есть такая черта: он воображает, что очень учёный, – медленно сказал Виктор.

– Ничего-то я не воображаю, – спокойно отозвался Тима. – Просто есть вещи, мне более знакомые, близкие, чем, скажем, тебе. А ты силён в других областях, например в киносъёмке. Вот и всё!

– Спасибо и на этом.

– Ты, кажется, опять взялся за старое?

Назревала ссора. Но Катя поспешила вмешаться.

– Слушай, Ван, – спросила она с крайне важным видом, – а есть такие растения, у которых отсутствует хлорофилл?

– Есть, Это растения чужеядные – паразиты. Они живут на чужой счёт. Вот заразиха, повилика… Заразиха пристраивается к корням, а повилика обвивается вокруг стеблей каких-либо растений и высасывает из них соки. У неё вместо листьев какие-то чешуйки.

Ван что-то долго ещё объяснял, но Катя его не слушала. Она была довольна, что предотвратила ссору, а сейчас думала о чём-то другом. Она вынула из кармана цветастой юбки гребешок и стала расчёсывать свои длинные светлые волосы.

– Ты сейчас похожа на русалку, Катя, – сказал Тима. – Как в сказке Андерсена, помнишь? От зелёного света ты сама стала какая-то бледная, а волосы – зеленоватыми.

Катя разделила волосы на две пряди и начала заплетать косы.

– Куда девалась моя лента? Тима, ты не лежишь на ней?

Тима приподнялся, посмотрел:

– Какая она?

– Зелёная.

– Нету. Поищи где-нибудь возле себя. Куда ей деваться! – Тима снова улёгся.

Но лента словно в воду канула. Катя искала её, искала, наконец махнула рукой.

– Ну её, обойдусь и так. – Она соединила концы двух кос, вплела в них оставшуюся ленту, заложила косы вокруг головы и надела сетку.

Товарищи торопили её. Решено было пойти дальше, осмотреть лист.

– Ван, тащи запасный маяк, – сказал Тима. – Он мне все плечи оттянул.

Смеясь и толкаясь, путешественники покинули гостеприимную зелёную «комнату».

Сначала всем захотелось спуститься в самый низ. Путь лежал через удивительные пещеры. Своды и колонны их были наполнены хлоропластами, и они светились ярким изумрудом.

Внизу, в клетках нижней кожицы листа, хлоропластов почти не было. Они виднелись лишь в тех, что, изогнувшись дугой, оставляли между собой щели устьиц. Катя подошла близко к одной из них.

– Осторожнее! – закричал Тима. – Там пропасть!

Катя заглянула вниз и отшатнулась. Подскочивший к ней Тима схватил её за руку.

– Я же говорил! Не хватало ещё, чтобы ты свалилась!

– А что, разобьюсь?

– Нет, для этого ты слишком лёгкая. Просто улетишь! Ищи тогда ветра в поле! Так и будешь летать пылинкой по белу свету.

Девочка содрогнулась.

– Пойдём отсюда! – попросила она.

С самого низа путешественники должны были пройти сквозь толщу листа, чтобы выбраться на его поверхность.

Представьте себе, что вы попали в странный дом, где нет ни дверей, ни окон, ни лестниц. Для того чтобы из подвала пробраться на крышу, нужно карабкаться по стенам к потолку, прорезать там люки, чтобы перейти в следующий этаж, и так далее.

Примерно таким образом путешественники поднимались в листе. Прорезать отверстия в стенках и в «потолке», передвигаться в протоплазме стало для них делом привычным, и они ловкое ним справлялись.

Попав в клетки «частокола», они поднялись к «потолку», пробираясь между зелёными комками. Комки эти ползли вдоль стенок клетки, увлекаемые током протоплазмы, и нужно было смотреть во все глаза, чтобы не получить хорошего толчка.

Миновав «частокол», путники оказались в одном из небольших воздушных промежутков, которые кое-где встречались здесь между клетками «частокола». Над ними был ещё тонкий и плотный слой – полупрозрачная кутикула.

– Потом вернёмся в одну из воздушных комнат, – решил Тима.

Поверхность листа была бугристая, неровная, но кое-где виднелись гладкие, блестящие «полянки», словно свежий лёд катка с зеленью в глубине.

– Солнце! – вскричала Катя. – Настоящее солнце!

Сбросив шлемы и костюмы, путешественники разбрелись в разные стороны.

Погода стояла тихая, тёплая – можно было гулять без опасений, что снесёт ветром.

– О, чуть было не забыл! – спохватился Тима и стал искать что-то в своём поясе. – Ребята, идите сюда, что я вам покажу!

Все тотчас прибежали. Тима велел им достать из пояса такую же трубку, какая была у него в руках. Оказалось, что это подзорная труба, только линзы были подобраны так, что уменьшали все окружающие предметы до таких размеров, какие они имеют в глазах обычного человека.

Путешественники прильнули к уменьшителю.

– Если плохо видно, подкрутите ободок, как в бинокле… – посоветовал Тима. – Ну, кто что видит?

– Я вижу канал, – сказал Виктор.

– А я – телевизионную башню, – сказал Ван.

– А я – поле с цветами, – сказала Катя. – Наверное, то самое, которое отделяет «домик» от парка.

Среди пышно разросшейся травы мелькали две детские фигурки в ярких платьицах. Это были девочки лет пяти. Одна – белобрысая, с короткими, туго заплетёнными косичками, смешно торчащими в разные стороны. Другая – тёмненькая, с гладкими, коротко остриженными в кружок волосами, с чёлкой.

Девочки то бежали вприпрыжку, то останавливались, чтобы сорвать цветок. В кулачке у каждой был зажат букетик.

Вот они одновременно схватились за один и тот же цветок. Он им, видно, так понравился, что каждая хотела украсить им свой букет. В Катином окуляре мелькали их сердитые личики, они что-то кричали друг другу. «Совсем как Тима и Виктор», – подумала Катя. Но вот белобрысые косички пересилили, отняли цветок.

Катя опустила уменьшитель. Её внезапно охватило острое желание оказаться там, с девочками; на неё напал страх, как тогда, в лаборатории перед чёрной блестящей плитой…

– А-а, Машенька и Дашенька… – услышала она голос Тимы. – Ты их помнишь, Ван?

– Ещё бы! Можно подумать, что мы год, как ушли из Джохора.

– Тима, я хочу домой! – вдруг тихо сказала Катя. В её голосе слышались слёзы.

Все опустили уменьшители и повернулись к Кате.

– Что ты, Катя? – спросил Тима.

– Не знаю. Мне стало страшно. Я подумала, что мы на всю жизнь останемся такими…

– Перестань, что за ерунда! – сердито сказал Тима. – Можно подумать, что ты какая-нибудь доисторическая слабонервная барышня!

Виктор поднял брови.

– Доисторические «барышни» не были слабонервны, – заметил он небрежно.

– Ну, дореволюционная, подумаешь! Какая разница!

– Значительная.

– Обрадовался! Зацепил!

Слушая эти пререкания между Тимой и Виктором, такие знакомые, привычные, Катя успокаивалась. Готовые было брызнуть из глаз слёзы высохли.

Катя засмеялась:

– Эх вы, драчуны неисправимые!

– Ну, вот и отлично! – обрадовался Тима. Он терпеть не мог слёз. – Прошло?

– Прошло! Давайте в догонялки играть.

Она коснулась рукава Виктора и побежала. Виктор за ней. Тима и Ван тоже пытались её поймать, но она ловко изворачивалась.

– Витя, сними нас! – крикнула она на бегу. Два раза просить об этом не пришлось.

– Об одном жалею, – говорил Виктор: – нет у нас цветной плёнки. Какие бы получились кадры!

– Чудо! Прелесть! – щебетала Катя. Она совсем позабыла о своих недавних страхах.

Уже стемнело, когда ребята, вдоволь надышавшись свежим воздухом, опустились внутрь листа.

Там путешественники устроились в одной из воздушных «комнат» и начали готовить ужин.

Ужин ничем не отличался от обеда, но, в общем, не походил ни на то, ни на другое.

– Просто чай с булочками! – решила Катя.

Но сок всё же мало напоминал чай, а крахмал ещё меньше походил на булочки. Да разве важно это? Еда необыкновенная, а это уже само по себе чего-то стоит! Так дружно решили все четверо.

– Тима, завтра мы не пройдём к коре ветки? – спросил Виктор.

– Нет, куда там! Надо торопиться. Чем меньше мы здесь пробудем, тем лучше. Я побаиваюсь, как бы Анатолий Степанович не нагрянул в лабораторию.

Эта мысль упорно преследовала Тиму.

– Спать, спать! – торопил он. – Завтра подниму вас чуть свет.

Дежурных решили не назначать. Тима умел просыпаться в точно назначенный для себя час и обещал всех разбудить.

Подостлав костюмы, ребята улеглись на них, радуясь, что можно спать без шлемов – в них так неудобно!

– Хорошо бы костёр развести, – мечтательно сказала Катя. – С костром уютно. Помню, мы ходили с ребятами в лес – хорошо было. Кругом деревья, птицы поют, костёр горит…

– Я тоже люблю жечь костёр, – присоединился к ней Виктор.

– И мне нравится на огонь смотреть, – сказал Ван.

– Ничего, ребята, потерпите до завтра. Разведём дома костёр, прямо у нас в саду! – пообещал Тима.

– Так тебе и позволили!

– Ну, не позволят в саду, уйдём в горы. На этот раз по-настоящему.

– А ты всё же молодец, Тима, – сказала Катя. – Прямо как настоящий начальник экспедиции. Провёл нас и вывел – и не заблудился. А здесь трудно найти дорогу – всё так непонятно вокруг, а главное, кажется совершенно одинаковым. Одну клетку от другой прямо-таки не отличишь. Никаких примет. Я бы нипочём не смогла, обязательно заплуталась бы.

– Ну что ты, Катя… Ты забываешь – я ведь здесь не первый раз. Иначе, пожалуй, и мне было бы трудно. А так…

– Ещё много значит, когда представляешь себе общее устройство дерева, – вмешался Ван. – Тогда и не кажется всё одинаковым.

Наступило долгое молчание.

– Хорошо всё-таки, ребята, что завтра мы возвращаемся, – сонно пробормотала Катя. – Я соскучилась по Джохору, и, вообще, мне…

Катя не договорила. Она крепко уснула, подложив под щёку ладонь. Она всегда засыпала первая. Ван и Виктор тоже, как видно, задремали. Только Тиме не спалось. Он лежал с открытыми глазами, переворачиваясь с боку на бок, – то ли он боялся проспать, то ли мысли о завтрашнем дне не давали ему покоя?

«Может ли мама узнать? – спрашивал он сам себя. – Но как? Откуда? Впрочем, всякое бывает».

Лучше не думать. Он ещё раз перевернулся и закрыл глаза, чтобы скорее уснуть.

Его уже начала одолевать дремота, как вдруг чуткое ухо уловило какой-то шорох. Но повернуться, посмотреть, в чём дело, было лень. А шорох не прекращался. Он то замирал, то усиливался.

Решив, что это ему кажется, Тима только крепче зажмурился. Но что-то упорно продолжало шелестеть. Тогда Тима открыл глаза, повернулся и… от удивления сел. Перед ним, одетый в полное обмундирование, с кинокамерой через плечо и с шлемом в руках, стоял Виктор.

– Ты куда?

– Хочу побродить немного, кое-что доснять. На обратном пути будет некогда, – деловито сказал Виктор.

– Как это – побродить? Да ведь ты заблудишься.

– Почему я обязательно должен заблудиться? Ты же не заблудился.

– Что из этого? Я знаю устройство дерева, а ты нет. Потом, я здесь не первый раз, ты же знаешь. Кроме того…

– Кроме того, я не маленький и сам за себя отвечаю, – раздражённо перебил его Виктор. – Давно обхожусь без нянек.

– Обходись, как хочешь, там, на земле, мне на это решительно наплевать, а здесь я несу за тебя ответственность. Я не могу тебя отпустить.

У Виктора поднялись брови.

– Мне кажется, ты берёшь на себя слишком много, – медленно произнёс он. – Уж не думаешь ли ты на самом деле, что можешь меня отпускать или не отпускать?

– Вот чудак, – усмехнулся Тима. – Разве в этом дело? Мы пошли вчетвером. Держимся друг друга. Только тогда и не страшно, когда все вместе.

– Что может случиться со мной в этой пустыне с протоплазмой? Смешно!

– Не знаю. Ты можешь заблудиться, попадёшь в такое место, откуда не выберешься. Может испортиться радио, наконец…

– Ерунда. Повторяю – я не маленький.

– Виктор, ты не должен уходить. Слышишь? В голосе Тимы звучали повелительные нотки.

– А я уйду!

– Не смей!

– Ого! Кажется, ты приказываешь?

– Пойми…

– Ничего не желаю понимать. Оставь меня в покое! Ты и в самом деле вообразил себя начальником настоящей экспедиции, задрал нос. Смотреть противно!

– Ты сошёл с ума! – крикнул Тима. – Нельзя разлучаться! Нельзя!

– Тише, не кричи. Всех поднимешь. Ван уже проснулся.

– А я не спал, – сказал Ван. – Я всё слышал. Виктор, не стоит уходить одному.

– Да он и двух шагов не сделает, как заплутается, а потом иди разыскивай его! – вскричал Тима, с силой хлопнув себя по коленке.

– Если я и двух шагов не сделаю, то искать меня будет нетрудно, – резонно заметил Виктор.

– Подцепил, поймал на слове! Вечная манера! А что из-за тебя кутерьма будет – не сомневаюсь.

– Поразительная самоуверенность! – надменно сказал Виктор. – Но довольно. Пустой спор. Я ухожу.

Тима подскочил к нему, схватил за руку, пытаясь удержать насильно. Между мальчиками завязалась борьба.

Но тут вмешался Ван.

– Остановитесь, ребята! – сказал он спокойно. – Пусть Виктор идёт, если он хочет. Тима, брось, не держи его! В самом деле, он не маленький.

– Э, пусть идёт к чёрту! – сказал Тима и отпустил Виктора.

Виктор, чуть отдышавшись после борьбы, надел шлем, оттянул надрез в стенке клетки и скрылся в темноте. Только видно было, как прыгал огонёк его фонаря.

Ван и Тима некоторое время сидели молча.

– Я пойду за ним, – неожиданно заявил Ван.

– Чепуха какая! – пробормотал Тима. – Не дал людям отдохнуть.

– Ничего, дружище, – Ван ласково положил руку на плечо Тимы, – не расстраивайся.

– Ты знаешь, Ван, я хочу сейчас только одного: скорее вернуться, чтобы всё осталось позади. Вот и Катя нервничает. Я был спокоен. Всё шло нормально. А теперь из-за этого дурня, того и гляди, наживёшь беду.

– Постараюсь, чтобы ничего не случилось.

– Я бы и сам пошёл, но…

– Будет только хуже. Уж лучше я. Как-нибудь слажу с ним. Не волнуйся, спи.

Тима некоторое время следил за двумя огоньками, видневшимися один ближе, другой дальше. Через некоторое время огоньки сошлись. Постояли на месте. Потом исчезли. Тима, скрипнув в ярости зубами, лёг, закрыл глаза, всеми силами стараясь успокоиться и заснуть… Снова вскочил. Подошёл к чемодану, вынул из него радиомаяк. Установил. Тотчас же послышались мелодичные перезвоны. Тима вынул запасный маленький фонарик. Подключил его к радиомаяку – вспыхнул тонкий яркий луч.

– Ну, теперь им нетрудно будет найти нас… – пробормотал Тима и снова лёг.

Усталость взяла своё – в конце концов он задремал.

Ван догнал Виктора, когда тот стоял в раздумье возле какой-то непонятной для него трубки – сосуда, не зная, что делать дальше: войти в него или сначала как-то узнать, в каком направлении движется сок. Виктор собирался пройти в ветку, значит, нужно двигаться… В какую сторону? Нет, он решительно не мог сообразить куда. Кругом всё было удручающе одинаково. Катя права – не поймёшь, где правая, а где левая сторона. Он так задумался, что не сразу заметил приближающийся к нему огонёк.

«Неужели Тима? – подумал он. – Пускай он только сунется, я ему дам!»

Но, узнав Вана, Виктор вздохнул с облегчением. Сказать правду, одному в этой чёртовой протоплазме стало совсем не весело. Он уже не рад был, что затеял всю историю. Ему во что бы то ни стало хотелось доказать, что он ни в ком не нуждается и отлично может путешествовать без провожатых.

«Чтобы сбить спесь с Тимы», – думал он про себя. В том, что ему хотелось пофорсить перед Катей, он даже себе самому не признавался.

Однако с первых же шагов он убедился, что «сбить спесь с Тимы» ему будет нелегко, и потому обрадовался появлению Вана. Хороший выход из положения Ведь он, Виктор, не просил, чтобы его провожали. Провожатый сам навязался. Стало быть, Виктор тут ни при чём. Перед Ваном он всё же не хотел показывать своей радости – сделал вид, что недоволен, нахмурился и угрюмо спросил:

– Что, за мной явился? Напрасно. Я не вернусь.

– Да нет. Просто мне не спалось, и я решил тоже прогуляться… Куда пойдём?

– В ветку.

– Ну, тогда залезай сюда. Это ситовидный сосуд.

«Вон оно что! Ситовидный! – подумал Виктор. – А я и не догадался… Всё-таки хорошо, что подоспел Ван».

Мальчики залезли внутрь сосуда.

Ситовидная трубка не очень-то была приспособлена для путешествия. Перегородки встречались чаще, чем в пористом сосуде, дырочки в них были мельче – их приходилось беспрерывно расширять.

– Этак мы далеко не уйдём, – заметил Ван, – Не лучше ли…

– Не лучше! – перебил Виктор. – Я не вернусь. Как хочешь!

Часы показывали уже второй час ночи, когда путешественники добрались наконец до ветки. Судя по всему, они находились в коровой её части. Во-первых, здесь проходил ситовидный сосуд, а бывает он только в этом месте. Во-вторых, Ван разглядел лубяные волокна.

– Если теперь идти к центру, то скоро встретятся клетки камбия – образовательной ткани, – угадав мысли товарища, произнёс Ван.

– Это мне как раз и нужно, – небрежно заметил Виктор. – Один-два кадра клеток камбия, которые растут в сторону коры. Я не успел их снять.

– А ещё что?

– Больше ничего.

– Из-за этого ты поднял такой шум?

– Сразу видно, что ты ничего не соображаешь в съёмках, – снисходительно улыбнулся Виктор. – Иной раз из-за нескольких кадров снаряжаются целые экспедиции.

– Наверное, тогда, когда это действительно нужно. А в данном случае просто каприз.

Ван, конечно, был прав. Он понял причину, заставившую Виктора пойти на эти съёмки. Съёмки – предлог. Просто он хотел «развенчать» Тиму как «начальника экспедиции», потому что невольно завидовал ему. Это же ясно. Слепой и тот увидит.

Заметил он и растерянность Виктора, когда тот стоял возле ситовидного сосуда. «Не знает, что делать дальше, а скрывает», – улыбнулся тогда про себя Ван.

«До чего же всё это глупо, – с досадой думал он. – Не появись я, Виктор так и не знал бы, куда ему идти. Он плохо отличает одно волокно от другого, не понимает, какое лубяное, какое древесинное. И, наверное, сам не нашёл бы камбий, а если бы и увидел, то не понял бы, что перед ним».

Ван отчаянно устал, хотел спать. Хорошо бы вернуться, да и Тима, наверное, беспокоится. Об этом он сказал Виктору.

– Не надо было ходить! – пожал плечами Виктор. – Я ведь тебя не просил, нет? А что касается Тимы, то он, наверное, видит десятый сон!

Виктор двинулся куда-то в сторону. Ван поплёлся за ним. Они долго продирались из клетки в клетку, пока не подошли к древесине.

– Мы прошли камбий и не заметили, – сказал Ван. – Точнее, мы прошли как раз те его клетки, которые растут в сторону коры.

– Эх, досада! Ну, пошли обратно. Поищем их.

– Ничего не стану искать! – решительно заявил Ван. – Довольно валять дурака! Снимай сейчас. Я ещё не знаю, каким путём мы вернёмся.

– Ну хорошо, – покорно согласился Виктор; он и сам устал и хотел поскорей вернуться. – Сниму то, что есть.

– Так будет лучше! – сухо отозвался Ван.

Его не на шутку раздражало упрямство этого «кинооператора», который неизвестно ради чего испортил всем настроение и отдых.

Виктор наскоро что-то снял.

– Уже? – удивился Ван.

– Уже. Можем возвращаться.

Когда они шли здесь днём, было светло и потому легче ориентироваться. Теперь же, в темноте, всё приняло какой-то странный вид. Фонари освещали узкое пространство, не видно было, что с боков. Устали оба настолько, что еле двигались. Вдруг Ван остановился. Он заметил в стенке клетки свежий надрез. Что это? Шли-шли – и_; вернулись на старое место!

– Виктор, мы заблудились. Видишь, это наш собственный надрез. Мы кружим.

– Хм… Как же быть?

– Не знаю. Дай сообразить. По-моему, мы в клетках сердцевинного луча, довольно крупных. Значит, на полдороге и от камбия и от сердцевины.

Ван поворачивал фонарь, чтобы осветить впереди себя ряд клеток.

– Пойдём направо. Там, по-моему, есть какой-то сосуд… Между прочим, тебе не кажется, что качает?

– Кажется, – сказал Виктор. – А я подумал, что у меня просто кружится голова.

– Может быть, она и у меня кружится?

В этот момент их так качнуло, что сомнений не оставалось: это не головокружение, ветку сильно трясло.

– Ветер? – предположил Ван.

– Это опасно? – спросил Виктор.

– Откуда я знаю! Во всяком случае, идти трудно, когда тебя бросает из стороны в сторону. А в листе и того хуже… Качка сильнее.

В это время далеко-далеко мелькнул огонёк. Он колебался то вверх, то вниз.

– Тима! – радостно закричал Ван.

– Ван! – послышался в наушниках голос Тимы. – А я пошёл вас искать. Сильный ветер, Ван. Я возвращаюсь за Катей. Ждите нас в ветке!

Огонёк затрепетал и скоро скрылся.

Ван и Виктор тревожно посмотрели друг на друга.

– Пойдём к черешку листа, – сказал Ван. – Скорей. Мало ли что? Может быть, им понадобится наша помощь…

– Да, да, – быстро согласился Виктор. На сердце у него стало неспокойно. Он дорого бы дал, чтобы в эту минуту быть со всеми вместе.

– А ты говоришь, Тима десятый сон видит, – сказал Ван укоризненно. – Нет, я его знаю. Он очень беспокоился, потому и вышел навстречу…

Действительно, Тима спал недолго, беспокойно, чутко.

Окончательно проснулся он во втором часу ночи. Нежно позванивали колокольчики радиомаяка. Светил запасши фонарь. Катя сладко спала. Ни Виктора, ни Вана не было.

Охваченный тревогой, Тима решил идти на поиски. Мало ли что могло с ними случиться? Услужливое воображение рисовало ему одну картину мрачнее другой: то он представлял себе, что погасли фонари и двое блуждают в темноте, а то ещё хуже – что-нибудь заело в кислородном баллоне, и они задыхаются.

Тима наскоро набросал записку Кате, чтобы она не беспокоилась, если проснётся. А сам, быстро натянув костюм, зажёг фонарь и вышел из воздушной клетки.

Он уже был в черешке листа, когда почувствовал, что его качает. «Что такое? Кажется… У страха глаза велики», – решил он и пошёл дальше. Но качка усиливалась. К тому времени, когда он добрался до ветки, его уже просто бросало из стороны в сторону. «Надо скорее возвращаться за Катей, – думал он. – Но как быть с теми двумя? Хоть пополам разорвись!»

В этот момент, к радости своей, он заметил вдали огоньки. «Ух, точно гора с плеч! – обрадовался он. – Теперь уже немедля – назад!»

Катю он застал испуганной, бледной. Она уже была в костюме, держала шлем в руке и с нетерпением поджидала товарищей. Записка Тимы озадачила её. Куда и зачем отправились Ван и Виктор? Почему Тима должен был идти за ними?

А лист между тем так и ходил ходуном. Когда Катя увидела вдали огонёк, она схватила маленький фонарик, оставленный Тимой, и замахала им: мол, вижу вас, идите скорей! Появился один Тима.

– Где же остальные? – тревожно спросила Катя.

– Там, в ветке. Помоги убрать радиомаяк. Скорей!

– Почему качает?

– Ветер. Надо поскорей убираться отсюда.

Им пришлось не столько идти, сколько плыть через, клетки, не пользуясь сосудами.

Катя старалась держаться рядом с Тимой, но это было трудно. Их так и бросало из стороны в сторону.

Тима попробовал было держать Катю за руку, но тогда неудобно стало плыть.

У Кати закружилась голова, её подташнивало, как во время качки на корабле. Но девочка стискивала зубы и плыла следом за Тимой как могла быстро.

– Держишься? – изредка оборачивался к ней Тима.

– Держусь!

– Ещё немного, Катюша, потерпи!

Но вот навстречу им блеснули два луча.

– Наши! Ну, теперь уже совсем близко, – сказал Тима.

Он схватил Катю за руку, напряг все силы и потащил её за собой.

Прошло минут двадцать. А может, и больше. Им осталось преодолеть клетки две-три, и тогда они окажутся в более надёжном месте – в ветке.

Вдруг раздался оглушительный треск, как гром. В какую-то долю секунды Тима почувствовал, что Катя с силой вырвала свою руку. Потом его закружило, завертело и понесло.

Больше ни он, ни Катя уже ничего не видели, не чувствовали. Оглушённые, они оба потеряли сознание.

В это время Ван и Виктор находились совсем близко. Их тоже оглушил треск и так качнуло, что они отлетели друг от друга. До слуха донёсся вой ветра, скрип дерева. Странно, раньше они ничего не слышали…

Они поспешно стали пробираться вперёд. Но почему больше не светят фонари их товарищей? Только что свет горел, Может, сами они идут не вперёд, как им казалось, а в противоположную сторону и свет у них за спиной? Здесь ведь ничего не разберёшь. Стали оглядываться. Нет, кругом темнота. За тонкими стенками клеток бушует буря.

Виктор остановился в недоумении.

– Почему у них погасли фонари?

– Не знаю, – сказал Ван.

Он поспешно перешёл в соседнюю клетку. Виктор – за ним. Ван хотел было идти дальше, но резко остановился.

– Ну, что же ты? – торопил его Виктор. – Идём скорей.

Ван не сдвинулся с места.

– Смотри! – сказал он.

Виктор заглянул через его плечо. Он увидел обрывки клетки, густой ком протоплазмы, сползающей к краю… Вот он исчез, провалился в бездну.

– Что? Что произошло?!

Виктор судорожно вцепился в плечо Вана.

– Лист оторвался, – устало произнёс Ван. – Разве ты не видишь?

Виктор похолодел. Сердце бешено застучало. Ноги подкосились.

– Быть этого не может! – вскричал он. – Значит, и Катя с Тимой… Нет, нет, они где-нибудь здесь! Мы их только не видим. У них фонари потухли… Катя! Тима! – звал он.

– Где же здесь? – всё так же устало сказал Ван. – Кругом одни обрывки клеток. Говорю тебе – их унесло!

– Что же теперь делать?!

– Не знаю… Пожалуй, надо возвращаться… Поднимем всех на ноги. А здесь? Чем мы им поможем?

Обратный путь Вану и Виктору показался мучительно долгим. Насколько весело всем им было вчера, настолько тоскливо сегодня. Мальчики почти не разговаривали друг с другом, но оба думали об одном: где теперь их товарищи, что с ними, увидят ли они их когда-нибудь?

Долго добирались они до корневого волоска. Оттуда спрыгнули в пещеру. При этом Виктор упал. Ремень соскользнул у него с плеча, и кинокамера с шумом плюхнулась в озеро, где по-прежнему резвились бактерии.

– Виктор, пропали все твои труды! – горестно воскликнул Ван.

Но Виктор, как ни странно, оставался совершенно равнодушным к своей потере.

– Э-э, чепуха! Жаль, что пропали твои записки, я их в футляр засунул. А плёнка? Чёрт с ней!

Ван пристально посмотрел на Виктора. Сквозь прозрачный шлем видны были его глаза, полные отчаяния. Вану стало жаль товарища. Ведь он мучается оттого, что кругом во всём виноват. Не уйди он ночью, все четверо вовремя убрались бы из своего ненадёжного убежища и теперь шагали бы вместе.

– Ван, неужели мы не найдём их? Неужели это навсегда?! – вдруг вырвалось у него.

Ван молчал. Что он мог ответить? Если бы он это знал!

… Радиомаяк указывал им дорогу. На его перезвоны они держали направление. Шли быстро, почти не глядя под ноги. Удивительно, как они не угодили в одно из озёр, кишащих бактериями!

Ван шёл впереди. Когда они были уже возле серебряной ленты, Ван так неожиданно остановился, что Виктор едва на него не наскочил.

– Виктор, – тихо произнёс он, – ещё беда… Мы не сможем пустить в ход серебряную дорогу – у нас нет лучемёта!