"Лев Гумилев: Судьба и идеи" - читать интересную книгу автора (Сергей Борисович Лавров)

6.5. Кризис евразийства и судьба П. Савицкого

Тяжелой оказалась и судьба П. Савицкого. Судьба лидера всегда связана с судьбой движения, а оно угасало. И все-таки главная опасность была не в этом. Последний из евразийских сборников вышел в 1931 г. «Евразийская хроника» продержалась дольше — до 1937 г., но с 1931 г. ее вышло всего два номера. Это была уже «жизнь после смерти». Из движения ушел Г. В. Флоровский — один из его создателей, философ, историк церкви, богослов. Афера «Трест» скомпрометировала движение, но корни кризиса были куда глубже. Причины неудач были идейного порядка, а внедрение большевистских агентов лишь ускорило этот процесс372.

В 1928 г. в Париже начала выходить еженедельная газета «Евразия», но это было лишь внешним успехом движения, на самом же деле — детонатором распада. Газета печаталась в Кламаре (Франция), где находилась типография и книжный склад евразийцев. Там сформировалось леворадикальное крыло евразийцев, — «кламарский уклон» — которое возглавили Д. Святополк-Мирский и П. Сувчинский. Практическая сторона этого «уклона» сводилась к сближению с представителями Советской России — дипломатами, учеными, писателями373.

П. Савицкий отказался признать эту группу даже в виде «уклона» или «раскола»; он называл ее «салонный коммунизм». В своем пражском издании Савицкий писал, что газета «Евразия» не есть евразийский орган, что апология марксизма, проводимая газетой, делает религиозное начало «реликтом» или остатком, что газете чуждо представление об евразийстве, как о цельной и в основных чертах последовательной системе. Во многих случаях газета «Евразия», по словам Савицкого, могла бы по праву называться «Анти-Евразией»374.

Это стало расколом движения, но раскол предстоял и самой «кламарской группе»: П. Сувчинский стал троцкистом, Д. Святополк-Мирский вступил в компартию Англии и затем уехал в Советскую Россию375, а С. Эфрон поступил на службу в советскую разведку376. Л. Карсавин отошел от дел. Тем не менее «большевизанство» некоторых евразийцев, как считал Л. Гумилев, нельзя объяснить какими-либо личными выгодами или подкупом ГПУ377.

В 1930 г. в Кламаре был подписан протокол о ликвидации организации. Однако это не стало окончательным поражением евразийства, тем более его идейным крахом, а лишь началом анабиоза, о котором говорил В. Ильин.

События в Советским Союзе, казалось бы, лишали евразийство всяких шансов на будущее; строй укреплялся, а не разваливался, экономические успехи страны были очевидны, а репрессии 30-х гг. неоднозначно приняты даже элитой западной интеллигенции. Все это подтверждало некоторые ключевые и конструктивные положения евразийства: сильная государственность, однопартийность (правда, отнюдь не та «идеократия», о которой они мечтали, но диктатура партии), полная доминация государственной собственности и планового начала и, наконец, самое важное — медленный, но неуклонный возврат к традиционным ценностям русской державности, возвращение России на естественный путь развития, ее геополитическая линия. Н. Трубецкой еще в 1925 г. писал: «Несмотря на всю искусственность доктрин коммунизма, большевистскому правительству тем не менее силою вещей приходится осуществлять в целом ряде вопросов ту политику, которая является для России естественной»378.

Реноме лидера евразийства — Петра Савицкого давно переросло рамки «внутриэмигрантского», оно становилось европейским. В 1938–39 гг. по заказу парижского издателя И. И. Фондаминского он начал работать над книгой «Основы геополитики России». Увы, закончить ее не удалось, началась война, затронувшая Чехословакию раньше, чем другие страны.

О жизни в немецкой оккупации от самого Савицкого известно крайне немного. «Немцы меня репрессировали, — вспоминал ученый, — но я остался тогда жив. Меня спасло то, что я «фон Завицки» с двумя печатными генеалогиями на триста лет в пражских библиотеках и еще то, что повсюду мои ученики по Немецкому университету в Праге. А даже немцы не любят расстреливать или вешать своих учителей»379. Необходимо заметить, что в Немецком университете до оккупации он так подавал материал, так заинтересовывал Россией, что она начинала казаться совершенно другой страной, вопреки всему, что о ней обычно говорили380.

Пришли немцы, и наступил период неопределенности. У Савицкого в университете были по-прежнему все советские издания, включая газеты: «работал» пакт Молотова-Риббентропа. Но когда началась война с Советским Союзом, декан Геземанн вызвал Савицкого и сказал: «Пожалуйста, подайте рапорт, что Вы просите отчислить Вас от преподавания по личным мотивам». Чешские «протекторатские» власти пытались его выручить, назначив директором Русской гимназии. И это спасало; на его иждивении были жена, два сына, мать и отец. Спасало, но временно. Не мог Савицкий отказаться от своих убеждений, что стоило ему директорского поста.

Сотрудничавший с немцами барон А. В. Меллер-Закомельский — новый «идеолог», присланный из Берлина, предложил ему написать резкую статью против советских экономистов и руководителей народного хозяйства, к тому же с антисемитским уклоном. Савицкий ответил достойно: «Вы забываете, что я лидер евразийцев и не изменил точку зрения на евразийство. Ваша программа неприемлема для меня; она направлена не на пользу России как евразийского целого, но против нее, да еще с позиций державы, которая ведет войну с Советским Союзом, а тем самым и с Евразией». На что «идеолог» сказал: «Ваше счастье, что я Ваш поклонник, иначе моей обязанностью было бы довести до сведения моих немецких друзей Ваши взгляды, совершенно нетерпимые во время борьбы коммунизма и национал-социализма»381.

Через два с половиной месяца Савицкий был уволен с поста директора гимназии; до конца оккупации оставалось еще полтора года. И все-таки самым мрачным временем были для него тяжелые дни июня — ноября 1941 г., когда решался вопрос о самом существовании России. Об этих днях он вспоминал не раз и даже написал стихотворение «Весть о Москве (1941 год)»:

Июнь — ноябрь. В безмолвье стынет Прага. Влачу в страданьях бремя дел и дней. А вести с Родины, средь ликований вражьих, Одна другой тревожней и страшней.

Казалось мне, не выдержу я горя. Бледнел, худел, не спал, ослабевал. Пришел декабрь. И вдруг в родном просторе Призыв к борьбе и жизни зазвучал.

Победа русская и бегство стаи хищной. Ответ врагу Москва моя дала. Весть о Москве, средь Праги неподвижной, Меня в декабрьский день воздвигла и спасла.

По словам Савицкого из письма его к Л.Н., с июня по начало декабря 1941 г. он «сбавил в весе 20 кг, с 80 до 60 кг при росте в 180 см»382.

В мрачном 1941-м П. Савицкий был возвращен к жизни той самой армией, приход которой в 1945-м означал для него лагерь. Но стихи он написал уже в лагере, а значит Победа, пусть и «со слезами на глазах» была для него все-таки чем-то большим. Это наша вина, не такая как перед некими «диссидентами» в СССР, а куда большая. Годы, проведенные в лагере, были очень тяжелыми, но для рассказа о них и о последующей жизни П. Савицкого необходимо написать особую книгу.

Здесь я позволю себе сказать несколько слов о самом загадочном эпизоде — тайной поездке П. Савицкого в СССР в 1926 или 1927 г. Мне казалось, что все это — не более чем предположения мемуаристов, красивые и завлекательные. Ответ на этот вопрос можно получить лишь в архивах ФСБ, куда я и обратился. Ответ из Центрального архива ФСБ пришел в сентябре 1997 г., всего через пару месяцев после моего запроса, ответ любезный и подробнейший. Кое-чего в биографии П. Савицкого не знали ни я, ни его биограф А. Дугин; это касалось в основном мелочей. Но самое главное: упомянутая легендарная поездка на самом деле была! Цитирую присланный мне ответ : «Арестован 21 мая 1945 года Управлением военной контрразведки «СМЕРШ» 1 Украинского фронта. В ходе следствия Савицкий П. Н. заявил, что в конце января 1927 года нелегально ездил в Москву, «где связался с антисоветской организацией «Трест»... Задача моя в этой поездке заключалась в том, чтобы связаться с группой «евразийцев» в Москве и выработке совместного плана борьбы с Советской властью» (Допрос от 15 июня 1945 года). А далее — Темлаг, ст. Потьма. «В 1955 году был освобожден. Реабилитирован в 1989 году».